Повесть Вендийских Гор

33

Дворец правителя города находился в двухстах шагах от Площади Лепестков. Высокие башни с оставшейся кое-где чешуей мозаики блестели на тусклом солнце. Стены стояли незыблемо. В отличие от других домов города дворец строили добротно и на века, пригласив опытных кхитайских зодчих. Внутри дворца зеленело единственное, сохранившееся в живых, дерево города. В зеленой мгле под деревом лежали семь продолговатых каменных гробов черного цвета и один разбитый на сверкающие куски хрустальный гроб.

Вокруг бродили тени, множество теней. Они пришли к своим пастырям за помощью. Они были голодны, очень голодны — и когда появившаяся еда, великолепное мясо, оказала успешное сопротивление, они стали еще и злы. Они кружили у семи гробов повелителей и пытались безмолвно докричаться до их душ.

Сто весен назад, когда город был жив и в нем всюду слышался смех, разговоры, радостный визг детей и шепот влюбленных, здесь в этом саду, тогда закрытом хрустальной крышей, царь Хуагрун оплакивал свою возлюбленную. Хуагрун был магом и достиг больших успехов на этом поприще, но не смог уберечь от смерти единственное дорогое ему существо. Женщину дивной, неземной красоты, душа которой освещала всю его жизнь. Любое, свободное от государственных и магических занятий, время он проводил только с ней, и когда она внезапно умерла перестал находить себе место. Он уже даже не мог ничего делать. Все проходило у него сквозь пальцы. Он бросил государство на произвол судьбы и погрузился в глубокую печаль. Он изготовил хрустальный саркофаг, положил в него тело возлюбленной и поставил его посреди закрытого сада. Свои покои он перенес в сад, чтобы не расставаться с возлюбленной ни днем, ни ночью. Лето было жарким — и тело ее стало разлагаться. На прекрасном лбу умершей появились отвратительные пятна. Лицо постепенно менялось в цвете и распухало. Но влюбленный Хуагрун не замечал этого. Сладковатый запах разложения витал под зеленой сенью, и Хуагруну он казался приятнее всех благовоний подлунного мира.

Царь перенес в сад не только покои, но и свою магическую лабораторию. Вдыхая аромат возлюбленной, он пытался открыть путь в страну мертвых, чтобы вернуть ее. Принеся в жертву семь трехдневных младенцев-первенцев, Хуагрун открыл путь в страну, куда желал войти. В сопровождении семи неоформившихся душ, еще кричащих от воспоминаний об ужасах прошлых воплощений, он шел по серой дороге посреди кипящего жидкого огня. Ему открылся мост и остров, и показалось, что среди обнаженных тел, которыми питались пожиратели мертвых, подобные теням, он заметил свою возлюбленную. Хуагрун окликнул ее по имени, забыв, что этого нельзя делать в мире мертвых. Семь сопровождающих его душ очнулись от привязанности к нему и кинулись в разные стороны.

Хуагрун испугался и попытался вернуться в мир живых. Тени пожирателей мертвых окружили его и потянулись за ним в мир живых. Они были глупы как коровы и совершенно не понимали какие муки могут ждать их за пределами острова. Семь проводников Хуагруна сжалились над ними, ибо знали и тот, и другой мир, и были отчасти своими среди мертвых и живых. Они пытались вернуть пожирателей обратно, но царь, выйдя из преисподней, сразу закрыл дорогу, и вернуть пожирателей мертвых не удалось. Скуля от боли, они сразу съели труп возлюбленной Хуагруна, затем его самого. Голод гнал их дальше и дальше. Они уничтожили все живое во дворце и выбрались в город.

Купец Альдан, приехавший издалека, купил прекрасный большой дом на площади Лепестков. Он с несколькими своими людьми опередил основной караван и успел только привезти и поставить в нижнем этаже пустые сундуки. Довольно потирая руки, он вышел на площадь, чтобы сообщить горожанам о предстоящем празднике в честь своего прибытия, и увидел, как люди мечутся в панике. Альдан так ничего и не узнал. Он заметил мелькнувшую тень и это было последнее в его жизни, что он сумел увидеть.

Далеко от закрытой двери в преисподнюю пожиратели мертвых не могли отдалиться. Удаляясь, они чувствовали как становятся слабее и слабее, тела их делаются мягкими и уязвимыми. Удаление во времени, как и в пространстве, тоже не проходило бесследно. Сто весен, сто голодных годов заключения в мире живых, сделали пожирателей слабыми, уязвимыми существами, и только благодаря ярости они еще держались во плоти, и не уничтожали самих себя. Ярость до сих пор не была исчерпана, а когда одного из них убило теплокровное существо, ярость увеличилась во сто крат.

Один из семи проводников услышал мольбы пожирателей мертвых. Сквозь границу двух миров он сумел пронести свою душу и войти в новое тело. Тело, которое, пройдя тысячу превращений, образовалось в каменном гробу. Магия, вызванная царем Хуагруном все еще действовала, хотя и с отклонениями от истинного пути. Крышка каменного саркофага со скрипом сдвинулась и изнутри появилась рука. Пальцев не было, вместо них из сухой ладони торчали пять кривых острых ножей. Ножи щелкнули друг о друга и громко со скрежетом провели по камню. Крышка задрожала и свалилась на остатки хрустального гроба, с хрустом раздавив их в стеклянную пыль.