Глава 18 Под охраной истинного

Я вижу всё словно в замедленной съёмке. Для моих измученных глаз, полных слёз, Ричарда окружает золотистое, мягкой свечение истинности.

Я не могу не подумать, как он прекрасен.

Должно быть, он весьма и весьма устал после того, чем там занимался. Должно быть, его лицо перекашивает гримаса ярости. Должно быть, с его каштановых волос стекает вода, ведь за окном льёт дождь.

Но для меня в этот миг всё равно нет никого прекраснее на свете.

Это, кажется, знак, что мой мозг совершенно расплавился из-за воздействия злобной драконицы-королевы и истинности.

И лицо моё теперь не лицо, а жидкое месиво, в котором утопает расхлябанная тупая улыбка. Инстинкт. Инстинкт, потому что это мой истинный зашёл в комнату. Потому что каждая клетка моего тела должна радоваться его присутствию и ловить от него с упоением грёбаные драконьи флюиды…

Королева убирает ладонь с моей макушки, холодок сразу же отступает. И я чувствую себя старым платьем, которое сбросили с вешалки. Оно тут же падает, комкается и становится лужицей ткани на полу. Вот так и я. Падаю на кровать и не могу пошевелиться. Слишком большие усилия прилагала, чтобы выносить действия той, кого должна называть госпожей.

С которой планировала всё-таки хоть как-то наладить контакт.

Но этого, видно, никогда не будет…

Не вижу всей картины, хотя и упорно не закрываю глаза, сосредоточенно моргаю. Хоть мне и плохо, хоть я и словно в тумане, но пропустить такое зрелище всё-таки совсем не хочется.

— Ты не вовремя, — у королевы ледяной стан и ледяной голос. — Не нужно меня прерывать. Никогда.

Её выправка пугает, но Ричард, оказывается, у меня не из робкого десятка.

Он кричит на королеву:

— Больше никогда, слышишь, никогда не смей её трогать! Что ты сделала?

— Ничего, по твоей милости… — представляю, как она слегка кривит тонкие губы. — Ричард, это касается благополучия государства. Я и без того потратила много сил… Неужели ты правда хочешь встать на моём пути?

Хочет? Нет, конечно, разве он станет? Разве посмеет перечить матери?

Вялые мысли текут куда-то, я могу лишь наблюдать за ними и за происходящим.

Что ж…

Ричард кидается ко мне, касается моих волос, касается щеки.

— Ты с ума сошла? — рычит он так, что я вздрагиваю. Никогда не видела его таким. Никогда не ощущала от него такого… огня. Невидимый, но хищный, он заполняет всю комнату. И в конце концов сожжёт дотла если не всё вокруг, то королеву точно.

Сердце быстро и отчаянно колотится.

Я опасаюсь, что Аквинтия сможет навредить ему.

Если вспоминать воспоминания Виктории, драконицы гораздо сильнее драконов.

И всё же даже таким, как она, подчинение другого существа даётся с огромным трудом.

А в этом конкретном случае и не даётся вовсе.

— Встать на твоём пути? Я уже на нём стою! Ты хотела подчинить её себе? Сделать своей рабыней? Тогда тебе пришлось бы сделать то же самое и со мной. Получилось бы подчинить разом нас двоих?

— Что ты несёшь? — она делает несколько шагов по комнате и в итоге встаёт так, что я могу видеть её лицо. Её прекрасный холодный оскал. — Она всего лишь инструмент. Ты любишь её, потому что должен. Возьми себя в руки.

— Я всё сказал. Выбирать тебе — идти против собственного сына или нет.

Она качает головой.

Уверена, что сделала бы это, если бы могла.

Но это даже ей не по силам.

Иначе управлять королевством было бы слишком просто.

— Она — стрела среди тех, кто важен этому королевству больше всего. В любой момент она может коснуться чьего-то виска. Я ей не доверяю. Тебя это не нервирует? Ей странности, её выходки? Ты предпочтешь всеми рисковать?

Он не отвечает. Слишком занят тем, что убирает последствия её воздействия.

Постепенно, но мне всё-таки становится легче.

Теперь уже он делится со мной энергией.

— Если тебе не нравятся мои методы, — наконец, припечатывает королева. — Хорошо. Убеди её по своему.

Она выходит.

Она оставляет нас вдвоём.

Не знаю, сколько проходит времени. Может быть, несколько десятков минут… Может быть, несколько часов.

Всё это время Ричард водит ладонью по моей голове, по шее, по позвоночнику, по лопаткам. Я чувствую, как его сила впитывается в мою плоть, наполняет кровь, наполняет кости, наполняет душу.

И это… прекрасно.

Пусть ум мой всё ещё беспокойный, пусть я всё ещё и более чем против того, что мы должны быть вместе, ведь совершенно его не знаю. А то, о чём знаю, всё это мне не нравится… Пусть, но ощущения, что дарят мне его прикосновения, их существование я отрицать не могу.

В конце концов мне удаётся приподняться на локте и тряхнуть головой.

Замечаю новые метки на ладонях и запястьях, одна поблёсивает даже возле ногтя. Это уже неважно. Их больше семи, а, значит, разорвать такую связь будет сложнее. Сложнее будет и если меток будет десять, и если их будет тысяча.

Тысяча — это про нас, да…

Поднимаю на него глаза. Побледневшая кожа, тени под глазами, всё ещё влажные волосы, уставший взгляд, красные губы. Возможно, он кусал их, пока пытался мне помочь. Я бы хотела на это посмотреть.

Ричард ловит мой взгляд.

— Как ты? — наконец, мнимую тишину разрывает этот простой и тихой вопрос.

У мужа бархатный, слегка хриплый голос. Сейчас он даже ниже, чем обычно.

Дракон хуже себя контролирует. Он слишком много переживает. Он слишком сильно устаёт.

Я — его истинная. Ему меня не обмануть.

Мне больно за него.

Пусть я это и ненавижу. Пусть ненавижу уже практически и его самого и всё, что с ним связано. Но мне больно. Но мне жалко.

Не хочу, чтобы он страдал.

— Не обязательно было… Ты наверняка и без меня потерял много сил… И совсем недавно тебе было плохо…

Он усмехается в ответ одним уголком губ.

Так красиво.

— Знаешь… Я ведь пообещал себе, что больше никогда не буду находиться в твоей спальне. Вместе с тобой. Я рассчитывал сдержать это обещание. Я подумал, что если ты так хорошо можешь сопротивляться, то, конечно, и я тоже смогу. Но… — он касается моей ладони, любовно водит по прожилкам пальцем. — Даже за сотни миль от тебя, даже в гуще катастрофы… меня тянуло к тебе так, будто бы ты стоишь за моей спиной. Такая прекрасная и беззащитная.

Я выгибаю бровь:

— Почему сразу беззащитная?

Он ведёт плечом. От него пахнет кровью.

— Мне так казалось. Я узнал о визите матери, когда был уже далеко. Потом… я почувствовал, что тебя мучают. Прости, что не успел вовремя. Она… что она сделала с твоими волосами? Это ведь не иллюзия?

— Нет, они отрасли. Заново.

У него дёргается бровь. Взгляд темнеет.

— Это должно быть неприятно и долго. Моя хорошая…

Он запускает пальцы в мои локоны с такой жалостью, будто бы я умирающий котёнок.

— Всё нормально, — на несколько мгновений прикрываю веки, просто потому что очень сложно спокойно наблюдать за ним трепетным и злым одновременно. — Хочешь, я помогу тебе их отрезать?

— Что?

Я даже с трудом, но поднимаюсь и сажусь на кровать. Наши глаза оказываются на одном уровне. Мне начинает казаться, что мы находимся слишком близко друг к другу.

— Это уже слишком, Ви… — уверенно отвечает Ричард. — Она перешла границу. Теперь я понимаю, почему ты так отчаянно хочешь, чтобы я оставил тебя. Я и сам больше не хочу, чтобы ты была частью королевской семьи. Даже если это и будет означать, что я больше тебя не увижу.

Я смотрю на него немного ошарашенно.

Знаю, он уже соглашался, уже шёл на уступки, но всё-таки.

Теперь это как будто бы серьёзнее.

Теперь это осознанное решение.

— Разорвём истинность? — уточняю.

— Да.

Даже просто произносить это для него всё равно, что резать себя тупым лезвием. Но истинность для дракона — это любовь. И если любовь требует убить саму себя… ну, как спорить с ней?

Я заправляю за ухо прядь волос. Ричард провожает это движение больным взглядом.

— Я хочу этого больше всего на свете, понимаешь? Хочу просто жить… без прошлого, без того, чтобы выполнять пожелания королевы. Думаешь, это слишком много?

Ричард горько усмехается.

— Ты это заслужила, Ви.

Она, может быть, да… А я? Что делать мне?

— Я никогда не думал, что так будет, — делится он. — Что мы станем истинными. Что ты будешь против этого. Что мне будет… так. Если истинность — дар богов, то… Что если и твоя сила сопротивляться — их же дар? Что если богиня так и хотела? Чтобы… чтобы наказать меня.

Я не выдерживаю и касаюсь его скулы ладонью. Хочется хоть как-то соединиться с ним, хоть неуловимо плечами, хоть пальцем, хоть взглядом. Зацепиться и не отпускать… это преследует нас.

А если бы мы всё-так поддались истинности… ослабла ли бы её хватка?

Ведь если нет, это же просто невозможно… Как можно двадцать четыре на семь думать об одном человеке и хотеть его так, что даже больно становится, а? Разве это возможно?

— Дело ведь уже не в нас. Ты сам понимаешь, что истинность — это не настоящие чувства.

— Но я дракон. У меня не может быть ничего другого.

Грустно, терпко, пусто, но я всё-таки вынуждена ответить:

— А я человек.

— Да… — он соглашается тут. — Да… у тебя может быть то, что вы, люди, называете настоящей любовью.

— Знаю, тебе этого не понять. Но с другой стороны… Помнишь, там, в подвале… ты ведь на какое-то время перестал чувствовать истинность. И тут же перестал меня любить. Что если она пропадёт снова. Что если уже навсегда? Этот ад, наш брак… это замкнутый круг. Он никогда не закончится, если его не разорвать.

— Я хочу лучшего для тебя.

Он даже не двигается, даже не дышит из-за моего прикосновения.

Такое чувство, что он распадётся на мирриады осколков, если я отпущу руку. И я не отпускаю. И когда он всё-таки дышит… Тогда наше дыхание сливается.

Его глаза красиво мерцают.

В них плещутся остатки силы. Силы, которая наполняет меня до сих пор.

— Но я боюсь, Ричард. Твои родители… Да что там… Твоя мать. Она просто убьёт меня. Она хочет, чтобы я продолжала быть твоей истинностью. И чтобы родила тебе наследника. Если она ведёт себя так со мной, учитывая даже всю ту роль, что я должна была бы сыграть в истории короны, то как она будет вести себя со мной после того, как мы разоврем истинность? После того, как разведёмся?

— Я не дам ей тебя обидеть, — шепчет Ричард. — Ты не должна бояться её. Она не мстительная. После того, как ты больше не будешь частью нашей семьи, это все уже не будет иметь значения. Она убьёт тебя только, если ты будешь знать какие-то планы или тайны семьи. Но ты не касаешься политики. Она позволит тебе просто жить дальше. Я даю тебе слово.

— Даёшь слово…

Я всё-таки отнимаю руку.

С его губ срывается стон.

Я замираю.

Слишком сильно это будоражит.

Слишком сильно не даёт покоя.

Даже не знаю, как у меня получается переместиться на другую сторону кровати.

Между нами теперь есть хоть какое-то расстояние.

И Ричард неосознанно хмурится.

— Что твоё слово будет значить после того, как я уже не буду той, кого ты можешь любить? Может быть, не твоей матери, а тебе самому захочется, не знаю… переломать мне хребет. Как ты будешь справляться с таким желанием?

Он улыбается.

— То, что у драконов нет чувств вовсе не значит, что у них так же нет памяти и силы воли. Если я даю слово, я его не нарушу. Пока я жив, я буду защищать тебя.

Я вздыхаю. Хотелось бы верить ему.

— Мне всё же кажется, что меня убьют… — шёпот срывается с губ.

Я боюсь генерала, он ведь может узнать, что я не Виктория. Боюсь Конца Света. Боюсь аспида… Но обо всём этом Ричарду сказать не могу.

Остаётся лишь понуро опускать глаза и вздыхать.

Даже если бы он всё знал…

Один дракон слишком слаб, чтобы спасти меня.

Могу ли я в таком случае справится одна?

Маловероятно.

Ричард не знает, о чём я думаю, но наверняка чувствует мои эмоции.

Он сокращает расстояние между нами и вдруг обнимает меня.

В какой-то момент я не чувствую ничего, кроме тепла его тела. Всё становится этим теплом. И мне как будто бы хорошо. Хорошо и спокойно.

Жалко, что это не будет длится долго.

Ричард гладит меня по голове, целует в макушку и шепчет:

— Ты никуда не поедешь. Я тоже. Я буду защищать тебя. После того, что она сделала и что попыталась сделать…

— Хочешь, чтобы я пропустила парад?

— А ты хочешь пойти? — он удивляется.

Нет, конечно же не хочу. Но мне слишком страшно. Взгляд королевы, холодный и расчётливый, маячит перед глазами.

Если Ричард будет так откровенно против её плана ведения дел, решится ли она навредить ему?

Тем более речь о традиционном празднике, который так много значит для всех, даже для драконов.

Ричард зол, он готов сделать выпад и отомстить. Но это всё — ребячество.

Он воображает, что может меня защитить. Но есть враги, которые даже драконам не по зубам.

И я не хочу погубить нас обоих.

— Ричард… мы не можем просто сказать, что я ухожу. Что не буду на параде, не буду частью королевской семьи, не буду тебе женой, никогда не стану матерью твоего наследника… Королева сделает всё, чтобы получить желаниемое. А ты для неё — лишь инструмент.

— Инструмент, — повторяет Ричард будто бы завороженно. — Я знаю. Не так давно я думал, что это нормально. А потом появилась истинность и… Знаешь, мне кажется, что любовь к тебе заставляет меня смотреть иначе не только на тебя, но и на мир…

— Конечно, — я улыбаюсь, уткнувшись ему в грудь, — если бы не мог иначе смотреть на мир, как бы ты мог понимать меня?

Он вдруг выдыхает:

— Без тебя — я ничто.

И это ощущается словно гладкий, но тяжёлый камень, что проскальзывает в горло и падает куда-то вниз.

Его слова — бесконечное падение в саму себя.

Ещё несколько минут он держит меня в горячих объятьях, словно в коконе. И я пугаюсь, когда понимаю, что не хочу из него выбираться. Жаль только, что даже если я поддамся, это уже ничего не исправит… Жаль, что Ричард больше не моя единственная назойливая проблема. Теперь он — меньшая из зол.

— Мы должны действовать осторожнее, — прерываю я тишину. Всё правильно, кто ещё сделает это, если не так, кто заставила его страдать? — Нельзя просто взять и поставить королеву перед фактом. Мы отстоим праздники. Покажем людям, что всё в порядке. Как я поняла, всякое может произойти, если что-то пойдёт не так. А наше отсутсвие — это ещё ого-го-го какое-то не так. Лучше не доводить до белого каления ни страну, ни твою мать. После… после сделаем всё в тайне. Ты согласен? Если унять шумиху, то… твоя мать легче смириться. И не тронет тебя.

Я отсраняюсь, заглядываю в его глаза.

А он улыбается.

Так улыбается, что заходится сердце.

— Ты что… переживаешь за меня?

Я мотаю головой.

— Нашёл, чему радоваться… Мы говорим о расставании!

— Да, — Ричард не сводит с меня поблёскивающего взгляда, — но… ты переживаешь за меня?

— Хватит, — отчего-то я смущаюсь.

И сама не замечаю, как дракон вновь касается меня. Как я сама тянусь к нему, хочу, чтобы между нами не было никакого расстояния, не могу думать ни о чём другом, и касаюсь его горячих губ своими. Боже… если бы вся истинность была этим великолепным чувством поцелуя… я бы не имела ничего против. Меня бы уже не волновало ничего, кроме.

Пропускаю нежный, бархатный стон.

Рука Ричарда опускается с моей талии чуть ниже.

Нет, боже, нет… Нет… Да… Д-да… Но нет!

Мне удаётся извернутся и повалить дракона на спину. Сама нависаю над ним с довольной улыбкой, словно маленькая беззаботная девочка.

Эх, если бы оно так и было!

— Ты такая красивая, — Ричард вновь улыбается.

Я чмокаю его в нос. Затем не выдерживаю и ещё раз касаюсь губ.

— Ммм…

У Ричарда загораются глаза. Так внезапно. Словно окна в давно опустевшем доме.

Он заставляет меня лечь.

По телу пробегает дрожь.

Дракон обнимает меня, я утыкаюсь носом в его грудь.

— Спи, — говорит. — Спи, моя маленькая.

Ему мать приказала заделать ребёнка, а он пытается сдержаться.

Ну разве не герой?

Я прижимаюсь к нему и правда закрываю глаза.

Это мой истинный.

Я… попытаюсь ему довериться.

Загрузка...