Попаданка под прицелом (СИ)

Глава 98. Состояние

Три месяца спустя

Раненые поступали в лазарет пачками. Мы едва успевали ежедневно помогать всем. Никто не стоял в стороне, работали в две смены. Проводили первую медицинскую помощь, внеплановые экстренные операции, заботились по мере наших возможностей.

Однако, несмотря на загруженность, мои мысли не покидал Николас. Его героический лик до сих пор стоял перед глазами: сцепленная челюсть, сжатые губы, чуть вздёрнутый нос с маленькой горбинкой, напряжённый сосредоточенный взор.

Только после отбытия Николаса я поняла, насколько он похудел. Его лицо осунулось, конечно, не имело болезненный вид, но всё же. А спустя три месяца нахождения на линии фронта, он наверняка похудеет ещё больше. Да и чёрт с ним, если просто похудеет. Главное, чтобы вернулся целым и невредимым.

Словно гром среди ясного неба, на пороге лазарета появился солдат и завопил во всё горло:

– Это старший унтер-офицер! Помогите ему! Он тяжело ранен!

Всего на секунду я застыла и затаила дыхание, но в другую – сорвалась с места.

Я понимала, что старших унтер-офицеров в дивизионе не один и не два, но что-то защемило внутри. Что-то внутри подсказывало, что это Ник. Он в беде.

Я выбежала из-за угла и столкнулась с Лили.

– Кто это?! – выкрикнула она.

– Николас Эльсен!

Ватные ноги принесли меня к нему. Каким-то чудом я устояла и не упала в обморок на месте.

Вид возлюбленного заставил меня одеревенеть:

– О, Боже…

Он стал неузнаваем: лицо укрывал слой засохшей грязи и крови, бедренная кость сломана и торчит…

От открывшейся картины сердце защемило.

– Доктор Баерт, кажется, он не слышит! – тревожно проорал взвинченный солдат.

Я бросила взгляд на жидкость, просачивающуюся с внутреннего уха. Ликвора. Чёрт.

– У него травма головы, – больше сама с собой рассуждала, нежели с кем-то другим.

– Доктор, вы же сможете ему помочь?!

– М-мне придётся очень-преочень нелегко… – выдохнула я.

Парень испугался и на какой-то момент потерял дыхание. Лили в это время заплаканная кричала на улице, выясняя, где Артур.

– Он открыл глаза! – очумело проорал один из солдат. – Он очнулся!

– Не кричите! – шикнула на него, обливаясь потом.

У Ника черепно-мозговая травма, наверняка, каждый звук, словно лезвия, вонзаются в голову. А этот вопит как дрянная куропатка.

Его тревога однозначно передавалась и мне. Я привыкла, что холодный врачебный рассудок помогает в экстренных случаях. Помогает закрыть глаза на чувства. Это в моей крови по отцовской линии. Однако рядом с Николасом моё спокойствие трескается, как тонкий слой льда под натиском.

– Ник, милый… – мне стало плевать, что рядом с нами чужие люди, или мои и его товарищи.

Раньше я избегала нашей близости у кого-либо на глазах, но сегодня всё не важно. Мне хотелось дотронуться его, быть рядом, утешить, но одновременно с этим боялась причинить боль. Кажется, даже лёгкое прикосновение нанесёт ему вред…

Его нога искромсана, судя по всему, шрапнелью, из макушки хлещет кровь. Я аккуратно отняла от раны окровавленные бинты, чтобы понять, с чем придётся иметь дело.

На миг глаза Ника нашли мои. Его взгляд абсолютно потерянный и неосознанный, с оттенком паники. Очень многие после травмы не понимают, что с ними произошло, где они. Но видеть все эти эмоции на лице любимого – невыносимо. Он был таким сильным и крепко сложенным, а теперь его тело рассыпается. В такие моменты понимаешь, что не существует неуязвимых.

Ник промямлил что-то, как ребёнок, заплетающимся языком, и его зрачки спрятались за веками.

ОН ПОТЕРЯЛ СОЗНАНИЕ.

Воздух выбило из лёгких с шумом. Всё внимание лазарета почему-то направлено на меня и на Ника, а он так уязвим. Окружающие нас люди даже ничего полезного не делают. Меня это разозлило. Это мой близкий, а они как раз таки привыкли действовать, а не застывать на месте от изумления, удивления или любопытства. В дивизионе находится множество раненых, на которых у нас и так едва хватает времени. Сейчас не время поддаваться шоку.

Я прикатила каталку с Николасом в хирургическую комнату и резко остановилась.

– Уходите.

– Что?! – переспросил другой мой коллега. Его глаза превратились в монеты. Все люди, окружившие Николаса, застыли, глядя на меня.

– Я сказала: уходите! Если вы мне понадобитесь, я вас позову.

Никто даже не подумал уйти. Они переглянулись между собой, обдумывая, не тронулась ли я умом от потрясения, глядя, в каком состоянии мой любимый.

– Пошли вон: я сказала! – толкнула я одного, а потом второго военного. – Выведите остальных из стерильного помещения!

Конечно же, благодаря всем им оно перестало быть таковым, тем не менее мне необходимо оправдание. Мне требовалась минута тишины, чтобы понять, что я должна сделать для Ника, чтобы его спасти. Мне не нужны лишние свидетели этого процесса.

Так… Думай… Думай, Элина. Это не Ник, это старший унтер-офицер.

Главные очевидные травмы: черепно-мозговая и закрытый перелом бедра. Мне бы поскорее заняться ногой, но мозг намного важнее, потому заняла место прямо над головой, в конце каталки.

Под слоем грязи и крови кожа Николаса побледнела и приобрела болезненный серый оттенок.

Моё лицо сморщилось, когда пришлось прикоснуться кончиками пальцев к вискам Ника. Я беспрерывно утешала себя, что так нужно. Это ради его блага. Пыталась успокоиться. Я слишком часто видела запущенные случаи, чтобы испытывать надежду.

Как только взглянула внутрь его организма, чуть не упала из-за ослабевших ног. Одна сила воли удержала меня на месте.

Я никогда в жизни не прощу себя, если брошу всё как есть и отчаюсь. Не прощу, если брошу его в такой час, когда он больше всего нуждается во мне. В целителе.

Сейчас не время жалеть себя, сетовать на судьбу или плакать. Я должна оставаться доктором, хирургом, лекарем. Ради него.

Работы по восстановлению сосудов и черепных нервов не описать как много. Одна барабанная перепонка лопнула, из-за чего оттуда потекла кровь. Я попыталась наладить работу главных сосудов, которые могут привести к его смерти.

Меня охватил страх, что он не выживет, а ещё больше того, что он станет овощем, неспособным говорить и действовать. Для такого сильного мужчины это ещё хуже, чем смерть. Да и не только для мужчин, но и для любого человека.

Магия рвалась потоком из меня в него, восстанавливала сосуд за сосудом, но сколько бы я ни отдавала, этого было мало. Мало исцеления, мало сил, мало меня. Чтобы обмануть смерть, мало одного лекаря, но я сделаю всё, чтобы этого стало достаточно. Маленькими шажочками, удерживая его за руку.

Не знаю, сколько времени я занималась исцелением, но вскоре старания отдались ослепительным головокружением и ломотой в мышцах.

Я неровной походкой прошлась до двери, за которой всё же ожидали несколько военных, врач и сестра милосердия.

– Позаботьтесь о его ноге…

– А вы?! – поражённо воззрился мой коллега постарше.

– А я заинтересованное лицо, которое не допускают к операциям близких. Так что не советую более задерживаться здесь и заняться старшим унтер-офицером.

Доктор подозвал жестом сестру милосердия в теле, и они поспешили выполнить просьбу.

– Позовите ещё Наталью! – бросил хирург перед тем, как исчезнуть за дверью.

Ближайший ко мне военный рванул на поиски, а я прислонилась к стене и из-за слабости сползла по ней на пол.

– Доктор Баерт! С вами всё в порядке?! Может, нашатырчику?! – завизжала одна из сестёр милосердия, светло-русые волосы которой, как всегда, повылезали из чепчика и, словно шёлковые ленты, плавно взметнулись волной и опустились, когда она преклонила колено подле меня.

Вот чего мне ещё не хватало… Нюхать химикаты. В такие моменты, как этот, запахи лишь обостряют боли во время восстановления микрососудов оболочек головного мозга.

– Нет. Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Лучше идите, помогите им. Там раздроблена кость.

– Оставьте её, – послышался голос дивизионного врача.

– Да-да! Конечно! – женщина впопыхах удалилась.

Тётя Николаса села около меня.

– Как ты?

Я покачала головой.

– Всё так плохо?

Мои глаза заслезились, и я спрятала их в своих ладонях.

Не знаю, хочу ли я спрятаться от неё, от всего мира или же это слишком естественный жест избегания.

А я пока что помолюсь.

Боюсь, даже я не в силах исцелить его раны… Но я постараюсь… Изо всех сил постараюсь.