В лобовом стекле до сих пор видно нескольких военных, потому захлопнула веки, словно через всё пространство могли заметить, что мои глаза открыты.
– Не трогайте её! – взревел старший врач.
По грузовику пронёсся ураган шума.
Незнакомец выстрелил. Его оружие ударило по барабанным перепонкам, отчего дёрнулась от неожиданности.
Женский крик прекратился. Голос Хьюго замолк. Шум тоже исчез после того, как раздался резкий удар и толчок.
Воцарилась оглушающая тишина.
Я зажмурила с отчаянием глаза.
Вот же чёрт!
Всё…
Тело будто покрыл слой льда.
Теперь меня убьют также как Хьюго и Грейс. Её крик до сих пор стоит у меня в ушах. Такой громкий, звонкий и пронзительный. Её паника передалась и мне.
Какая же я была дурой, когда полагала, что у меня получится в военных условиях выбраться из этого мира… Какой же я была дурой… Дурой! Дурой! Дурой!
Мне захотелось биться головой об стену от своей глупости…
Это надо было рвануть на поле боя, потому что выяснила, что у мужчины, которого поцеловала всего лишь один раз, есть невеста…
Он же мне ничего даже не обещал!
А теперь я кожей ощутил взор смерти на своей спине. Он прожигал мою кожу, органы, кости. Въедался, словно кислота.
Это ужас. Так ты его чувствуешь. От пальчиков рук и ног до макушки головы. Каждая клеточка приобрела тонус, норовя взорваться, как галактика, которой приходит конец.
Тишина такая тяжёлая, но в то же время тонкая, как натянутая нить. Хватит лёгкого усилия. Хватит лишь одного выдоха, сиплого стенания или шевеления пальца левой руки, и настанет конец.
И он для меня настал.
Было бы у меня хотя бы оружие… Чтобы попытаться защититься…
Но смогла бы я всё же нажать на гашетку?!
Дрожали бы у меня руки?! Закрыла бы я глаза, прежде чем совершить столь пугающее действие для медика?!
Может ли лекарь отнять жизнь столь же легко, как и даёт её большинству?
Я едва не дёрнулась вновь, когда с шумом распахнулись настенные дверцы, которые защищают хранящиеся на полках медикаменты. Последние активно начали сметать прочь. Как они падают на пол не слышно, значит, военные их забирают себе в сумки.
Я облегчённо, но всё же тихо, как мышка, выдохнула через рот, когда поняла, что всё-таки никто не заметил моего непреднамеренного движения.
Одну из дверок громко захлопнули. Под ботинками военного захрустели стекло.
– Может, не стоило ставить здесь мины… – начал размышлять один из мужчин. – Наших женщин трогать нельзя… А эти молодые… Хоть бы одна жива осталась…
Я чуть не задрожала, как осиновый листок, от ужасающих сознание мыслей.
– Ну всё! Хватит языком чесать! Забирайте всё, что есть! И проваливаем.
Военный продвинулся ко мне.
В левой руке появилось странное напряжение, которое сразу же перетекло в осязаемую боль. Ботинок военного упёрся прямо в моё запястье, и то загорело от его веса.
Мне хватило ума прислушаться к совету Ларса и не издать ни звука. Я с силой сцепила зубы, чтобы не взреветь на месте. Предельно ясно, что сейчас стоит на кону. Не просто облегчение души воплем боли, а жизнь.
Если из моего рта раздастся хоть единый звук, то мне конец.
Под сильным натиском моя рука сама собой свернулась во внутреннюю часть. Она лежала боком, поэтому это неудивительно.
Военный оступился и громко чертыхнулся, когда из-за этого головой ударился о стену.
– Вот же ж! Грёбаная скотина! – прорычал мужчина и со всей силы ударил по моей руке.
У меня чуть из глаз искры не посыпались, так как пинок пришёлся именно по болевой точке локтя.
Рот сам собой распахнулся в немом крике. Однако я всё равно выстояла в бою с собственным телом и не издала ни звука.
– Эй! Ты не слышал, что я сказал?! Всё собрал?! Отступаем! – рявкнул старший на непутёвого.
Тот помедлил, но всё же покинул грузовик.