Попаданка для дракона. Факультет гарпий (СИ)

Глава 8 Зов

Писем от поклонника больше не было.

Я не удивлялась, лишь иногда испытывала лёгкое разочарование, когда другие девушки получали послания симпатии.

Прижав их к груди, с раскрасневшимися лицами они шли наверх, в свои комнаты, чтобы остаться наедине с белой бумагой и начертанным на ней обещанием счастья.

Я успела неплохо узнать сокурсниц: почти все они уже привыкли к новому положению воспитанниц Академии и предполагаемых невест.

Первый бал заронил в наши сердца опасения, что выберут не всех. Конечно, оказаться в роли племенной кобылки никому не хотелось, но я понимала, что каждая считает себя лучше остальных и надеется на взаимное настоящее чувство.

Старшекурсницы смотрели на «молодняк» с ухмылками, снисхождением и иногда с жалостью.

Многие были помолвлены или дали обещание: правила допускали это при условии, что дата свадьбы будет назначена не раньше окончания третьего курса.

В противном случае, заключившая брак, немедленно исключалась. Далида считала того, кто написал правила для воспитанниц и конкретно это положение, недалёким:

— Так они же всё равно войдут в стан к мужу. Какой смысл в дипломе?

— Наверное, интеллигентная жена ценится больше. Интересно, а развестись здесь можно?

— Уйти из семьи? Сомневаюсь…

Я ещё больше укрепилась в подозрении, что обратной дороги для ступившей на алтарный камень, нет.

Но и одиночество пугало не меньше.

Даже заняв приличное место на кафедре, после работы придётся возвращаться в пустую остывшую комнату и ложиться спать, обнимая подушку.

В детстве я мечтала о большой, дружной семье, взаимной трепетной любви, такой огромной, чтоб как в стихе «любви-звездопада. Красивой-красивой! Большой-большой! А если я в жизни не встречу такой, тогда мне совсем никакой не надо».

Вот и ждала, отказываясь от выгодных с точки зрения общества и подруг кавалеров, стоило тем проявить неуважение или втихаря, мимоходом мне изменить.

Но как принято в этом мире, я пока не разобралась, надо ли мне под венец. Если быть замужем означает стать вещью, то покорно благодарю.

— Анна, я сама не понимаю. Но меня тема замужества вообще не волнует, — сказала Селена, когда обе уселись в небольшой экипаж.

Я решила отвлечь подругу от тревожных мыслей по поводу предстоящего прослушивания, вот и завела разговор о кавалерах.

— Ещё одна! ты тоже собралась остаться девственницей?

— Ты про Далиду? Я даже и подумать не могла, что она выберет карьеру.

— Никто из вас пока ничего не выбрал. Встретите благородного и всё позабудете.

— Жалко, что нельзя родить для себя. Я бы решилась.

— Почему нельзя? — спросила я, глядя в окно на проплывающие вниз луга и холмы.

— Так мне сказали. Надо провести какой-то обряд. Дриады этим занимаются и… наша Соль, представляешь?

— То есть просто забеременеть нельзя? Какой прекрасный мир! Мне он нравится всё больше!

— Хватит, Анна! Вечно ты иронизируешь.

— Эй, Селена, выше нос! У тебя глаза сейчас как у выброшенной собачки, подбегающей к прохожим, чтобы те её приютили. Ты ведь не милостыню идёшь просить, а работу. Вот увидишь, они сразу тебя возьмут!

— А ты будешь в зале? Пока меня будут слушать?

— Если надо, то да.

— Спасибо тебе! Это много для меня значит. Особенно за то, что ты, даже не слыша меня ни разу, уверена в результате.

— Как говорят у меня на Родине, «земля слухами полнится». Преподаватели вокала от тебя в восторге.

Селена замолчала и всю оставшуюся дорогу рассеянно смотрела в окно, руки ундины находились в постоянном движении, пальцы то сцеплялись в замок, то разглаживали несуществующие складки на голубой юбке.

Чтобы не смущать подругу, я прикрыла веки и попыталась представить себе платье, которое могла бы купить, будь у меня достаточно денег и времени.

В столице я почти не бывала, если не считать бала в Городской ратуше на севере, но о городской моде была наслышана.

Женщины здесь носили длинные платья без пышных юбок и корсетов, некоторые предпочитали брюки, особенно незамужние юные девы или молодящиеся карьеристки.

Я сгорала от нетерпения примерить всё, что могли предложить местные магазины, а после, определившись с фасоном, копить деньги на очередной праздник.

Но сначала нужно помочь Селене.

— Это здесь, адептки, — промолвил низкорослый гомункулус, открывая двери экипажа в переулок по соседству с площадью Искусств. — Только придётся немного пройтись.

— Пошли. Вперёд за мечтой!

Я за руку увлекла остолбеневшую ундину и вывела прямо на залитую солнцем и вымощенную крупным булыжником площадь. Сирена покраснела так сильно, что румянец на щеках вполне мог соперничать с фиолетовым отливом её волос.

Не дав ей опомниться, я отвела Селену в тень огромного круглого здания из белого камня, колонны которого напомнили ей о ДК в родном городе.

Если бы не причудливые статуи в два человеческих роста, изображающие морских дев, то сидящих на камне и играющих волнистыми волосами, то протягивающих руки навстречу ветру, откинувшему их локоны назад, я бы поверила, что один и тот же архитектор путешествовал по мирам и оставлял свой след в искусстве.

— Ты куда?

— Ищу боковой вход. Вряд ли для рядового прослушивания они откроют главный.

— У меня приглашение, там всё написано, — сказала Селена спокойным голосом.

— Так давай его сюда!

— Я и так знаю, куда идти, — вздохнула Селена и, поймав мой удивлённый взгляд, продолжила: — Мне всё подробно объяснили девочки со второго курса. Только вот стоит ли?

— Мы уже приехали. Сама мне говорила, что мечтаешь все дни петь на настоящей сцене!

Селена снова вздохнула и отвела взгляд, полный слёз:

— Всё равно не получится! Только опозорюсь! Поехали в магазины.

— Э, нет! Время уже упущено, и я очень хочу услышать тебя. Правда, — мягко сказала я, прижимая ундину к себе. — И если ты сейчас же не пойдёшь, я всё расскажу Рестрике, а она остальным ламиям. Уж они посмеются вдоволь.

Селена испуганно отстранилась.

— Да шучу! А ну пошли! Показывай дорогу.

Селена кивнула и юркнула за массивную деревянную дверь. Я шагнула следом в прохладную темень узкого и сырого коридора.

— Я здесь, иди на голос, — позвала меня хрустальным перезвоном ундина.

Вдалеке слышалось пение девушки, но слов было не разобрать. Шум походил на ласковый плеск волн на морском побережье.

Мысленно чертыхнувшись, я, вытянув руки, пошла вперёд, пока не наткнулась на подругу.

По мере продвижения коридор расширялся и светлел, а в очередной поворот привёл в полутёмный зал, на освещённой сцене которого пела почти обнажённая девушка с голубоватой кожей, посыпанной какой-то пудрой.

В небольшом зале, похожем на партер театра, где вместо красных мягких кресел стояли длинные диваны, соседствующие с низенькими столиками, сидели другие девушки.

Каждая в одиночестве, и, наклонив головы, слушали песню о шторме в северном Океане, где никогда не бывает тихо.

Мы с Селеной заняли кресла в заднем ряду.

— А когда тебе выступать? — шёпотом спросила я.

— Тсс! Какая она удивительная, — зачарованно произнесла ундина и уставилась на певунью, лицо которой скрывали длинные волосы. — А песня какая! Магическая, у меня мурашки по телу.

Я пожала плечами. На мой взгляд, певица излишне старалась и от того выглядела слегка карикатурно со своими заламываниями рук, запрокидыванием головы и высокими нотами, взятыми напоказ.

— Уверена, ты сможешь лучше, — произнесла я, когда пение незнакомки смолкло.

— Хорошо бы. Я следующая.

— Не бойся, я тебя поддержу.

По сигналу мужчины с носом, напоминающим клюв, который сидел в тени, справа от сцены, конкурсантка поклонилась и заняла своё место в зале.

Селена прошла на сцену, её шаги гулко отдавались эхом в почти пустом зале.

Вот она встала и, закрыв глаза, запела на незнакомом языке. Вначале голос дрожал, но постепенно набирал силу, как ручеёк, превратившийся в горную реку.

Мне вдруг тоже захотелось закрыть глаза и превратиться вслух, слиться с голосом ундины, тёплым и ласковым, как ванна с пеной. Я поймала себя на мысли, что так хорошо мне давно не было.

На глаза навернулись слёзы, не понимая слов, я была уверена, что поют о маме, той самой, которая впервые видит своего ребёнка и любуется им, беспомощным, но крепким.

И вдруг всё разбилось. Тёмная рука непонятного страха сдавила горло, мешая дышать и думать. Паника сменила радость, тоска и серость — наслаждение пением подруги.

И вот пришёл зов. Мне мысленно велели оглянуться.

Приказ отличался от того, что я слышала на инициации, когда взмыла вверх на собственных широких крыльях.

Там был ласковый оклик, приглашение спуститься на землю, а сейчас — приказ, ослушаться которого не было сил и воли.

Я поняла, что сделаю всё что угодно, только бы он прекратил стучать в голове, отдавая в виски и вызывая тошноту.

Открыла глаза, и боль немного стихла. «Посмотри, — шипел зов. — Взгляни на меня и замри».

Я поняла, что не подчиниться — значит вернуть страх, который сродни смерти.

Посмотрела туда, где на диване ещё недавно сидел мужчина, слушавший сирен, но он уже был не один. За спинкой дивана чёрной тенью стоял источник моей боли и хозяин зова.

Лицо высокого господина оставалось в тени, да и он сам казался порождением темноты, обитающей в углах нежилого дома. Мужчина, годившийся мне в отцы, стоял и спокойно рассматривал меня, не пряча свой интерес.

Так приглядывают антикварную вещь на барахолке, прикидывая, можно ли будет после выручить за неё сумму, покрывающую расходы.

Я встала и пошла на зов, спокойно наблюдая за происходящим со стороны. В глубине души чувствовала неловкость оттого, что привлеку к себе внимание и после придётся выдумывать причину, по которой подошла к незнакомцу.

Сейчас я бы с радостью посмотрела на Селену, начавшую сбиваться и вскоре замолчавшую, но не могла отвести взгляд от синих глаз темноволосого незнакомца в чёрном костюме. Он походил на ворона, который с одинаковой лёгкостью может давать как мудрые наставления, так и выклевать глаза.

— Как тебя зовут? — спросил мужчина, когда я приблизилась.

— Анна, — прошелестел чужой голос, оказавшийся моим собственным.

— Как странно! Ты оставила себе зеркальное имя! — гаркнул ворон. Желваки заиграли, квадратный подбородок обозначился ещё резче. Зов сдавил грудь, словно тисками.

Кто-то вскрикнул, на пару секунд паутина морока ослабла, и я смогла сделать шаг в сторону. А потом, не разбирая дороги, побежать на онемевших ногах в спасительную темноту коридора, где можно обмануть нить, привязавшую её к ворону. Голова была пустой и тяжёлой.

Руки нащупали дверь и потянули на себя засов.

— Эй, поаккуратнее! — услышала я иронический окрик и тут же, щурясь от света, столкнулась с кем-то.

— Извините, — пробормотала, сглатывая вязкую слюну.

— Да полно, это вы меня простите. А разве гарпии поют? — Голос был знаком. Слишком знаком, чтобы ошибиться. Я знала только один приятный баритон, превращающий каждую фразу в насмешку. — Ну и как ваши пробы, алептка? Успешно?

И не дожидаясь ответа, дракон галантно поцеловал мне руку. Зов исчез, уступив место усталости и приятной расслабленности.

— Я тоже рад вас видеть, фурия. Признайтесь, вы ведь знали, что я приду сюда сегодня? — полуутвердительно продолжил мажор, пряча усмешку превосходства. — Хотели попросить прощения или выразить сожаления, что не пришли тогда в сад? Полно, так и быть, за небольшую услугу я вас прощу.

Я уже почти пришла в себя, и случившееся стало казаться не более, чем игрой воображения.

Зов исчез, будто я никогда и не слышала мысленных приказов, а стоявший напротив и ухмыляющийся дракон был реальностью, с которой надо что-то делать, например, стереть чувство превосходства с его лица.

При свете дня полутёмный театр казался иллюзией усталого разума или игрой расстроенных нервов. Что, если просто померещилось?

Но мужчина в чёрном вёл себя так, будто знал меня или слышал обо мне. Однако беспокоило другое: я просто сбежала, бросив в ответственный момент подругу.

— Мне надо вернуться! — бросила я и, развернувшись, потянула ручку двери, всё ещё дрожа от пережитого.

— Подождите, — мягко произнёс дракон и накрыл своей холодной ладонью мою руку. — Как только я вас повстречаю, вы сразу ускользаете. Это нечестно. Так что вы здесь делали?

— Я пришла поддержать подругу, она как раз проходит прослушивание. А вы?

Я посмотрела прямо в тёмные глаза дракона. С вызовом и дерзостью, словно хотела отыграться за досаду, грызущую изнутри.

— Дракона не спрашивают о его целях и намерениях, — отстранившись, произнёс темногривый так, будто указывал прислуге на её место. Но тут же спохватился и виновато улыбнулся.

Захотелось щёлкнуть его по носу.

— Ну что же. Значит, я только что сломала систему. Аллилуйя!

— Что это такое?

— Забудьте! — Я снова развернулась к двери, но решила бросить на прощанье ядовитую стрелу: — Вы, разумеется, вольны оскорбиться и гордо уйти в закат.

— Не получится! Сейчас день.

И тут я поняла, что не могу сдвинуться с места, тело предательски слушалось приказов темногривого. Да что за день такой сегодня⁈ То одни приказы, то другие.

Я чувствовала, что при желании могу сломать чары, но на это уйдут все силы, да и покидать наглеца вдруг расхотелось.

Всего пять минут. Я выскажу дракону всё, что думаю о сильных мира сего и отправлюсь утешать Селену, а заодно и просить прощенье за свой нелепый побег.

— Как вас зовут, темноликая?

— А вы до сих пор этого не узнали? Верится с трудом.

Дракон засмеялся, как захваченный врасплох на месте преступления мальчишка, таскающий конфеты из буфета:

— Вы правы. У вас странное имя для Пришлой. Особенное, я бы сказал.

— Зато у вас, Карл, слишком обычное для дракона.

— Итак, Анна, я хочу получить ответ на вопрос: что вы здесь делаете? Почему вы не хотите мне ответить?

Я посмотрела на него пристально, желая сказать очередную колкость, и с ужасом поймала себя на мысли, что мне хочется дотронуться до его щеки, клеймённой знаком Истинного. Аккуратно, еле заметно провести кончиками пальцев по фарфоровой коже и…

— Идите своей дорогой. Вы заслоняете мне солнце, — произнесла я, чуть прищурившись и стараясь больше не поддаваться иллюзиям и непонятным чувствам.

— Какая прекрасная фраза! Я её запомню.

— Она не моя, увы. Но сейчас она точно выражает мои чувства. Я вам не по зубам, вы меня не получите.

— Вы занятная! — с нежностью проговорил дракон и вновь улыбнулся. Сейчас он походил на довольного лиса, который получил удовольствие от мышиной охоты.

— Просто раньше вам никто не говорил правду, высокомерный Карл. Все только млели, угадала?

— Я слышал, что все гарпии — фурии, но вам больше бы подошёл факультет ламий. Змеиного яда у вас в избытке, — холодно ответил дракон, вновь завернувшись в панцирь.

— Я последнее время часто с ними общаюсь. И раз разговор не клеится…

— Хотите, я скажу вам, зачем пришёл сюда? — в глазах Карла что-то блеснуло. Я подумала, что раздутая гордость.

Но вообще, он был ужасно привлекателен.

— Я жду дядю, чтобы вместе отправиться в Совет. Довольны? Вы первая, кому я дал отчёт.

— А взамен я должна пасть низ и целовать вам ноги⁈

Я начала злиться на свою беспомощность и на расфуфыренного мажора, который, словно кукловод, из прихоти распоряжался моей волей.

Я присмотрелась к Карлу: открытое лицо, лукавый взгляд, — нет, ничего общего с человеком в чёрном, лицо которого я толком и не рассмотрела.

— Вы снова говорить непонятные для меня вещи, — равнодушно произнёс дракон, но уходить не спешил.

Ну уж нет! Если нельзя сбежать, она выскажет, что думает до конца!

— Попробую объяснить. В моём мире, ваша фраза, сказанная таким тоном, означает следующее: «Эй, детка, посмотри, кто перед тобой! Будь рада, что я вообще обратил на тебя внимание!»

Карл засмеялся: на это раз сдержанно, и снова уставился на меня, как на диковинную игрушку:

— А разве это не так? Внимание дракона дорогого стоит.

— Боюсь, мне нечем расплатиться за него! — выпалила я и тут же пожалела о сказанном, прозвучавшем неоднозначно. Конечно, есть, как и любой девушке из Пришлых!

— Вы в чём-то схожи с моей матерью, — тем временем спокойно произнёс Карл и взглянул на меня по-новому. Словно увидел во мне то, что раньше оставалось скрытым.

— Она тоже гарпия?

— Нет, фейри ручьёв.

Карл замолчал и продолжал смотреть на меня кошачьими глазами. «Всё-таки лис», — подумала я, невольно улыбаясь пришедшему на ум сравнению.

Пауза затянулась, но, казалось, дракона это совсем не волнует.

Прохожие стали кидать на нас любопытные взгляды: парочка, стоящая в тени плакучей ивы, у боковой двери театра так близко друг к другу, приковывала внимание. Я понимала, что это неизбежно, хоть и неприятно.

Мы не походили на случайных знакомых или давних друзей, остановившихся перекинуться парой ничего не значащих фраз, скорее на тайных возлюбленных. Мне почему-то стало стыдно, будто это я всеми силами удерживаю дракона подле себя, а не наоборот.

— Карл, идите своей дорогой. Прошу вас, — произнесла я тихо, не глядя на него. — Я не лучший объект для лёгкого флирта. Не тратьте на меня время.

— Почему вы решили, что я с вами флиртую?

— А это не так? — я быстро взглянула в тёмные глаза Карла и не отводила взор до тех пор, пока он первым не сдался.

Сколько времени это заняло, я не смогла бы подсчитать даже под угрозой смерти. Секунду, казавшуюся вечностью, или вечность, промелькнувшую за пол-оборота большой стрелки на циферблате площадных часов.

Я прикрыла веки и сосредоточилась на путах, удерживающих меня здесь, рядом с этим непонятным мажором, вызывающим странное волнение.

Совсем не любовный интерес, нет. Скорее это сродни затруднённому дыханию, неполному вздоху, от которого колет в груди.

— Вы умеете летать? — неожиданно спросил Карл весёлым тоном. Теперь в темноте глаз с голубоватыми белками прятались озорные огненные искорки.

Я растерялась, сбив настрой, который мог бы помочь очнуться от действия чар дракона.

— Немного. Нам пока не разрешают много практиковаться. Говорят, должны окрепнуть крылья.

— Разве для этого не надо больше тренироваться?

Разумно. Я пожала плечами.

— А вы когда научились летать?

— Я не помню. Наверное, когда и ходить. Или раньше. Однако мне не верится, что вы легко смиряетесь с запретами, Анна. Вы не такая.

Он произнёс моё имя так, как пробуют дорогой коньяк, смакуя кончиком языка послевкусие.

— Мне ещё страшно. Я боюсь упасть, — произнесла я то, что совсем не собиралась говорить.

Страх считался позорным клеймом. Девушка, вынужденная сама пробивать дорогу в жизнь, не может позволить себе слабости, доступные маменькиным дочкам.

— Может, позволите разделить с вами кусочек неба, скажем, на закате? Я вас не обижу и смеяться не буду, наоборот, покажу как держать равновесие.

Я улыбнулась. Чего уж там, очень хотелось принять предложение, тем более, лишний раз ощутить встречный ветер в волосах, близость облаков и слетать туда, к снежным шапкам далёких гор на севере.

Но как быть с предостережениями Соль и Эммы? Зачем им врать? А если, я начну сближаться с драконом, который по праву крови намного выше и сильнее меня? Стоит ему захотеть, и никто меня не защитит. Дают ли в этом мире второй шанс? Я очень в этом сомневалась.

— Спасибо за предложение, — ответила я, мысленно разорвав паутину морока на мелкие кусочки. Злость всегда помогала быть сильной. — Жаль, что я не могу его принять. Моя Соль права: между нами — пропасть, которую нельзя перелететь. Даже дракону и сыну всемогущего шестого Драка.

Я юркнула в ледяную темень узкого коридора театра, не дав собеседнику вставить ни слова.

Надо уходить, пока могу. Правда бодрит сильнее самого крепкого кофе.

— Ты скоро перестанешь от меня бегать, Анна. Обещаю! — услышала я вослед. И не обернулась.