— Он и вправду голубого цвета? — спросила Далида на следующее утро, когда я успокоилась и всё ей рассказала ещё раз. С подробностями.
Я стояла у зеркала и старательно прикладывала холодное полотенце к покрасневшим глазам.
— А если бы зелёного, то это что-нибудь меняет?
— Нет, конечно, — вздохнула подруга и добавила: — Я поспрашивала девчонок со второго уровня.
— Когда успела?
— Ты заснула, я и пошла. Надо же было убедиться в том, что этот Карл сказал правду.
— И?
— Убедилась, — ответила Далида и принялась расчёсывать свои идеально гладкие волосы.
Я не стала больше спрашивать, и без того всё ясно. Дракон сказал правду: ему нужна девственница. А,значит, он изначально не планировал серьёзных отношений.
Развлечение перед помолвкой, не более. А я и рада была слушать про сокровище, добычу и сильную страсть! Всё как обычно, пустые слова увлечённого мужчины!
— Эй, перестань! — Далида подошла сзади и обняла меня за плечи, положив голову на плечо. — Ну, что мне сделать, чтобы ты не плакала? Давай, побьём его! Вместе с этой злючкой-невестой!
— Тут уж я виновата и больше никто!
Я отошла от зеркала и, взяв толстый учебник Истории Дальнего мира,
— Это требование относится ко всем невестам, да? У меня, выходит, вообще нет шансов? Это я так спрашиваю, для ясности.
— Вовсе нет! Только к драконьим избранницам. Девственная кровь, излитая на землю после первого акта — просто их фетиш.
— Понятно. Ловко Карл меня обхитрил, — усмехнулась я и зашмыгала носом. — Не говори мне о нём больше. Никогда!
— Может, тебе сегодня не ходить на занятия? Полежишь, отдохнёшь…
— Нет, будет ещё хуже. К тому же я не собираюсь уступать тебе первенство. И так на пятки наступаешь!
Я старалась не думать о Карле, выкинуть его из головы и сердца, перестать без конца вспоминать прошедшую ночь, полёт наперегонки и раскидистые ветки дуба над головой. А воспоминания так и лезли.
Как назло, сирены, с которыми объединялись гарпии на уроках истории, твердили только о них — крылатых хозяевах этого мира.
В основном пересказывали сплетни и слухи, некоторые хвастались поклонниками, другие завистливо молчали или принимались доказывать, что Драконы слишком сложны.
Полны предрассудков, стремятся к союзу с равным родовым кланом, поэтому брак с ними для большинства Пришлых маловероятен.
— Анна, ты заболела? — спросила Селена, как только мы вошли и уселись подальше от скамейки преподавателя.
— Просто плохо спала, — начало было Далида, но я остановила её жестом:
— У меня неприятности. Но это скоро пройдёт.
— Ты про Дракона? — шёпотом спросила Селена и добавила: — Я тебя не выдам, не надо больше ничего говорить. Ты и так самая желанная невеста на курсе.
— Не для всех. Давай о тебе. Что хотела от тебя Эмма? Тебя взяли в театр?
— Нет, — вздохнула ундина и потупилась: — Мне объяснили, что это недостойное занятие для дочери Истинного.
Я очень хотела расспросить подробнее, но начался урок.
Обычно я обожала неторопливые рассказы о прошлом Дальнего мира, голос гранды Тиросины, саламандры с короткими волосами, безупречно уложенными в каре, вводил в транс.
Она могла так поведать о давно минувших битвах и спорах, будто сама была им свидетелем.
И никогда не спрашивала учениц, предпочитая говорить самой.
У этой эмоциональной дамы я и решилась после занятий выспросить о феномене истинной пары. Чёрт знает зачем⁈
Дождавшись, пока последняя воспитанница покинет зал, я подошла вплотную и, глядя в красные глаза преподавателя, выпалила на едином дыхании:
— Вы слышали об истинных парах?
Тиросина удивлённо приподняла брови и улыбнулась:
— Об этом каждый слышал, но видеть не доводилось. Почему ты спрашиваешь?
Я отвела глаза и пожала плечами, постаралась напустить на себя равнодушный вид:
— Каждая мечтает о такой любви. Только существует ли она?
— Конечно. Но реальность гораздо страшнее сказок. Если бы я почувствовала, что где-то рядом бродит моя истинная пара, знаешь, что бы я сделала?
Насладившись паузой, Тиросина продолжила:
— Бежала от неё подальше.
— Почему?
— Стоит мужчине и женщине соединиться, как они обречены на вечный голод и поиск друг друга. А если один умрёт раньше времени, потянет и второго. Тоска съест. Похоже на проклятие, верно?
— Но как этим двоим узнать, что они предназначены друг другу? Так можно любую страсть отнести к предназначению, — протянула я и замолчала, с нетерпением ожидая ответа.
— Знаки на теле, например. Обычно на плече или бедре. И не спрашивай какие. Если ты уверена, что встретила свою пару, я тебе сочувствую.
Тиросина смерила меня долгим взглядом и, кивнув на прощание, вышла. Сердце сжалось в предчувствии беды.
Я должна была проверить немедленно, — быстрым шагом направилась по коридору. Противный внутренний голос упрямо твердил, что уже слишком поздно что-то менять.
Ворвавшись в комнату и бросив на кровать конспекты, я принялась стаскивать с себя одежду. Пальцы дрожали, расстёгивая пуговицы формы, одна из них оторвалась и укатилась под кровать Далиды.
Наконец, я освободилась и с закрытыми глазами подошла к зеркалу. Сердце колотилось, как взбесившаяся лошадь, бегущая не разбирая дороги.
— Раз, два, три!
Открыв глаза, я вперилась в отражение и сразу увидела то, чего боялась. На правом бедре, много выше колена, синело овальное пятно, размером с пятак.
Это было последней каплей.
Не одеваясь, легла под одеяло и, накрывшись с головой, свернулась калачиком. Глаза были сухими, плакать не хотелось.
Отогнав робкую надежду, стучащуюся в сердце, я принесла клятву, что никому не позволит руководить собой. Ни ректорессе, ни Истинным, ни Карлу, ни даже Судьбе, чтобы та мне не готовила!
Однако принести клятву оказалось легче, чем её соблюсти.
20.1
Я понимала, что пока учусь, независимости мне не видать.
Получить должность и жить само́стоятельно, как дворовая кошка без хозяина и его правил, — вот к чему я стремилась. Это стало навязчивой идеей и самоцелью.
— Глупостью и самодурством, — в моменты плохого настроения ворчала Далида. — Встреть я свою судьбу, уж никому бы её не отдала!
— Судьба сама ко мне не слишком стремится.
— Вот и неправда! Сколько можно за тобой бегать⁈
После этой фразы я обычно замолкала, делая вид, что не желаю продолжать разговор.
На самом деле, мне было обидно, что Карл после нескольких недель бесплотных попыток поговорить, вспылил и ушёл. И ещё бросил на прощанье, что я сама приду, если он мне действительно нужен. А нет, так Дракон переживёт!
И посмотрел надменно, как он это умеет.
В этот момент я поняла, что переборщила с обидой и, возможно, надо дать ему высказаться. Но время было упущено, а унижаться, кричать вослед не позволяла гордость.
Дни потянулись в тоскливом ожидании весточки.
Сначала я продолжала злиться на Карла, пока сердцем окончательно не завладели печаль и острый страх потерять любимого.
Чтобы хоть как-то его заглушить, я с головой ушла в учёбу. Овладела навыками целительства, научилась укрощать ветер и вызывать шторм.
Огонь на кончиках пальцев стал почти ручным и охотно выполнял волю хозяйки, но я пока не могла отпустить его, позволить пламени взметнуться вверх. Оно напоминало о Карле, заставляло сердце сжиматься в тоске.
Пятно на бедре тоже напоминало о запретной связи на озере и о колючей траве, растущей на его берегу.
День ото дня клеймо становилось ярче и заметнее, оно зудело и болело, стоило подумать о Драконе. Я пыталась уверить Далиду и саму себя, что это просто засос, но время всё расставило по местам и отняло надежду.
Иногда до нас долетали слухи о том, что помолвка младшего сына Ладона и новой жрицы-хранительницы будет этой осенью.
В такие дни я была особенно молчалива и просиживала вечера в одиночестве в дальних уголках сада, о которых знала я одна, не считая угрюмого голема-садовника. Ему я и поверяла свои горести и тяготы разбитого сердца, прекрасно понимая, что тот нем, и оттого не сможет их выдать.
— Нашла кому верить! Ламии — лгуньи и притворщицы, — утешала Далида, а Селена молчаливо поддакивала.
Ей тоже было несладко: мечты о театре разбились о планы новоприобретённой семьи.
Дочь Дракона не может выступать на сцене!
Я понимала страх подруги: родственники пока никак не проявили себя, но уже вовсю пытались руководить чужой жизнью.
Наверное, такова сущность Драконов: наложить лапу на всё, что ценно, ничего не давая взамен, кроме громких слов.
— Ты так совсем зачахнешь! — высказывала Далида, когда мы оставались одни в комнате, и я была расположена разговаривать. — Хватит себя хоронить! Плевать на пятно! Потерпи, пожалуйста. Скоро День Посещения, и мы съездим к Витору. Пусть только попробует утаить что-нибудь: я его на кусочки разорву!
Я соглашалась, кивала и отворачивалась к окну.
Летняя жара спадала, и наблюдательному глазу уже были заметны первые предвестники осени: короткие дожди, принёсшие ночную прохладу и резкие колючие порывы ветра.
Те, кто это понимает, слышат в их завывании тоску о скором увядании зелёных красок длинного лета.
Со дня размолвки прошло чуть больше декады, а мне казалось, что Карл исчез из моей жизни год назад. Всё чаще он мне снился, будто ссоры и не было.
Я держала его ладонь в своей, и мы молча смотрели, лежа на берегу, на полную Луну, похожую на головку сыра.
А потом наступало утро, и я подолгу вслушивалась в мерное дыхание Далиды. Переворачивала мокрую от слёз подушку другой стороной.
Пребывая в полной уверенности, что мне суждено умереть от тоски, как одной из книжных романтических героинь, которых я прежде презирала, почти не удивилась, что в День Посещений мне было запрещено покидать Академию.
Вместо этого последовал вызов в кабинет ректорессы.
Я поднялась на третий этаж в полной уверенности, что Эмма снова будет убеждать меня принять предложение Эмиля Моргийского.
Предложение, которого не было. Планировалась сделка, ценой в которой была моя судьба, как бы высокопарно это ни звучало.
Я была готова к сопротивлению и не намерена отступать от своего плана.
Так я уверенно перешагнула порог кабинета Эммы и остолбенела от нахлынувшего страха.
В кресле ректора, за её столом сидел Тагир, четвёртый Драк, дядя Карла и пристально смотрел на меня. Позади него, у окна, стояла робко улыбающаяся Эмма.
Женщина выглядела так, словно это был совсем не её кабинет, а господина с тяжёлым взглядом и мертвенно-бледным лицом без возраста, которому ректоресса была и рада подчиняться.
— Проходи! — коротко сказал Тагир, положив локти на чистый стол без единой бумажки и ручки с самовосполняющимися чернилами. Эмма одобрительно кивнула: мол, не бойся, и указала рукой на кресло.
Я снова ощутила себя кроликом под взглядом удава и не осмелилась ослушаться.
— Что тебя связывает с моим племянником? — отрывисто спросил Тагир, стоило мне присесть.
— Ничего.
Я почувствовала, как Дракон пытается подавить меня, вырвать надежду и оставить вместо неё выжженную пустыню в душе.
Ужас, внушаемый мужчиной, парализовал меня, и я не могла скрывать правду, тратить силы на придумывание достоверного ответа.
Поэтому подчинилась. Сухо, словно речь шла не о чувствах, ответила на вопросы, граничащие с болезненным любопытством.
Конечно, опустила интимные подробности, но лишь потому, что Дракона не интересовала эта сторона моей жизни.
— Так ты приняла решение? Выйдешь замуж за Мага? — и не дав ответить, мужчина продолжил: — Тебе дозволяется неслыханная вольность: можешь выбрать любую из семей, где есть одинокие мужчины брачного возраста.
В душе вспыхнул огонёк злорадства: я соглашусь, и пусть Карл потом пожалеет! Если пожалеет.
Я покачала головой, избегая назойливого взгляда собеседника, и выдавила слово «нет». Мне показалось, что мир вокруг зазвенел от сдерживаемого гнева Дракона. Сейчас он встанет и раздавит меня, разобьёт, как стеклянную статуэтку, но вместо этого он лишь хрипло произнёс:
— Встала и посмотрела на меня!
Я вскочила и застыла на месте, губы и руки дрожали. Тагир откинулся в кресле и скрестил узкие длинные пальцы между собой:
— Если ты думаешь, что можешь мешать справедливому устройству этого мира, то ошибаешься, — начал он.
Слова Дракона были полны обвинений, он казался прокурором, выступающим с заключительной речью перед судом присяжных, бросающим факты в лицо жертвы с затаённым сознанием правоты.
— Придёт другая девушка, а потом ещё и ещё. Имя, читающееся одинаково с любого конца, в иных мирах не редкость. И все они будут помнить о твоей участи…
— Вы намерены меня убить? — равнодушно спросила я, тут же ужаснувшись своей смелости.
Тагир ухмыльнулся, но в следующий момент его лицо снова сделалось непроницаемым. Вмешалась Эмма:
— Что ты такое говоришь⁈ Как смеешь так думать?
Слова ректорессы звучали фальшиво, но возмущение в голосе было неподдельным.
— Эмма, подыщи ей партию за пределами. Пока Карл не вернулся, и эта упрямица снова не спутала всем карты.
— На севере, — услужливо ответила ректоресса. — Королевству Моргика требуются сильные Маги, а Грехова способна им таких родить.
— Как вариант подходит. Главное, чтоб через тринадцать дней она подписала согласие на помолвку. А дальше — Карл сам отстанет и вспомнит о семье.
Эмма кивнула.
Я с облегчением подумала, что они забыли о моём существовании и скоро можно будет тихонько выскользнуть прочь.
Только бы не слышать больше ни о какой помолвке и не бередить раны воспоминаниями. Может, Северное королевство и неплохой выход? Ведь останься я здесь, смогу ли найти силу, чтобы при встрече с женой Карла делать вид, будто всё в порядке⁈
Я поняла, что слёзы катятся по её щекам. Очертания Тагира и ректорессы стали размытыми.
— Анна, всё в порядке! Уверена, по истечении времени ты сама поймёшь, что всё делается для твоего блага, — Эмма подошла ко мне и отвела на диван.
Я чувствовала на себе взгляд Тагира, приклеившийся ко мне и словно раздевающий. Мужчина молчал, но в воздухе повисло осуждение. «Как ты можешь быть недовольной⁈» — исходили импульсы от Дракона. В этой комнате у меня нет союзников!
Я чутьём угадала, что сейчас решается моя судьба. Каждое произнесённое слово станет невозвратным, будто высеченное в камне. Я не имею права быть слабой и позволить другим распоряжаться собой.
Отодвинулась и, пристально посмотрев в глаза ректорессы, еле слышно ответила:
— Нет.
— Что?
Эмма растерялась и в поисках поддержки метнула озабоченный взгляд на Тагира. «Только не оборачиваться, — молилась я. — Не дать себя подчинить».
— Нет. Я не хочу выходить замуж. Вообще.
— Ты думаешь, что своим глупым упрямством поменяешь вековые устои? Или полагаешь, что Карл отступится от лучшей невесты среди Истинных?
Тагир, мягко ступая по ковру, подошёл ко мне и, обхватив подбородок холодными, как у лягушки, пальцами, заставил меня встать.
— Повтори, что ты там бормочешь!
Я была на грани обморока, она, словно пойманная в ловушку, не могла отвести взгляда от тёмно-синих глаз Дракона. Сначала из горла вырвался хрип, язык не слушался.
Однако, собрав волю в кулак, я смогла выдавить из себя:
— Не-ет.
И тут же на глаза опустилась тьма.