Солнце, пробиваясь сквозь щели в покосившихся досках, рисовало в коровнике причудливые золотые узоры, играя с клубами пара от теплого коровьего дыхания. Еще недавно здесь царила сырость, мрак и безнадега, а теперь… почти дворец. По крайней мере, по коровьим меркам. Запах плесени, въевшийся, казалось, в сами доски, уступил место свежему, едва уловимо сладкому аромату сосновой смолы и душистых трав. Дыры в крыше, сквозь которые во время дождя лило как из ведра, оставив после себя грязные лужи, теперь надежно залатаны — спасибо Кузьме и его золотым рукам.
Внутри стало тепло и уютно, настоящий коровий рай, особенно если вспомнить, в какой жуткой антисанитарии они обитали раньше. Смотрела на Буренку и остальных моих пеструх, лениво пережевывающих сено в новых, просторных стойлах, и по телу разливалось дивное, незнакомое доселе чувство… гордость? Да, гордость, пожалуй, самое подходящее слово. И еще удовлетворение. За то, что смогла, не сломалась.
Труд, конечно, был адский, не спорю. С утра до ночи, в любую погоду — то с травой, то с сеном, то с навозом. Руки гудели, спина не разгибалась, а о комфорте я уже забыла, словно и не знала такого диковинного слова. Но оно того стоило. С помощью Агафьи, той самой зеленоглазой травницы и по совместительству жены кузнеца Кузьмы, я научилась различать полезные для скотины травы от ядовитых, как свои пять пальцев. И довольно быстро вылечила Буренке ее резь в боку. Ох, и вредная же она была во время лечения. Вырывалась, брыкалась, едва не затоптала меня своими копытами. Но, как ни странно, после выздоровления стала заметно спокойнее, даже немного ласковее. Правда, только когда ей что-то нужно.
С Кузьмой и Степаном мы целыми днями возились с коровником. Кузьма оказался мастером на все руки — не только кузнец от бога, но и плотник знатный. Он с ворчанием, прибаутками и крепким словцом, то и дело срывавшимся с его обветренных губ, подлатал крышу, укрепил стены, даже двери новые сколотил, чтобы никакая лиса не пробралась к моим коровушкам. Степан, сперва ворчал, но когда понял, что я сдаваться не собираюсь, и намерена привести в порядок это место, даже начал поглядывать с уважением.
Сейчас коровы блаженно жевали сено, лениво помахивая хвостами, отгоняя назойливых мух, а щедрое солнце заливало коровник мягким, золотистым светом. Атмосфера была настолько идиллической и умиротворяющей, что почти не верилось, что это все происходит на самом деле, что это не сон. «Всё налаживается,» — подумала я с облегчением, прикрыв глаза от удовольствия. Но тут же в голове, словно назойливые мухи, заворочались другие, менее приятные мысли, отравляющие эту благостную картину.
Как я со всем этим расплачусь? Агафья и Кузьма, как оказалось, мои ближайшие соседи, если, конечно, можно считать соседством жизнь в километре друг от друга по разбитой проселочной дороге. Жили они на пригорке, у самой кромки дремучего леса, в маленьком, покосившемся домике, заросшем диким виноградом, словно сошедшем со страниц старой сказки. И Агафья, и Кузьма помогали мне от чистого сердца, не требуя ничего взамен.
— Потом как-нибудь рассчитаемся, — отмахивались они каждый раз, когда я заводила этот неприятный разговор о деньгах. Но я не могла так просто это оставить. Они вложили в меня и в мою ферму свои силы, время, знания, опыт, и я чувствовала себя обязанной отплатить им сполна, иначе просто не смогла бы спокойно смотреть им в глаза.
— Может, продать что-нибудь ненужное? — и я окинула взглядом ферму. Но как в мультфильме, про кота Матроскина и мальчика, которого все уважительно называли дядя Федор, сразу же в голове возник ответ на свой вопрос: «Чтобы продать что–нибудь ненужное, нужно сперва купить что–нибудь ненужное, а у нас денег на это нет.»
— А чаво это ты такая невеселая? — вдруг раздался знакомый, хриплый голос Буренки, заставив меня вздрогнуть и вынырнуть из пучины мрачных дум. — Опять думаешь о грустном?
— А о чем мне еще думать? — огрызнулась я, не в силах скрыть раздражение, прорвавшееся сквозь маску показного оптимизма. — Вам тут всем хорошо, проблем не знаете, забот никаких. А мне нужно думать о том, как прокормить вас всех, как рассчитаться с людьми, которые мне помогли… И, желательно, не продать почку на черном рынке, — последние слова я произнесла еле слышно. Сомневаюсь, что шутку про почку корова бы оценила.
— Эх, Алина, Алина, — вздохнула Буренка с укоризной. — Да чаво ты горюешь? Судьба — она ведь дама с характером, непредсказуемая, как корова на льду. Сегодня пусто, а завтра… глядь, и золотой дождь прольется прямо на твою бедную головушку.
— Ага, конечно, — скептически хмынула я, закатив глаза. — А может, завтра ночью коровник сгорит дотла и я останусь без ничего. Без денег и без коров.
— Ну, кака така пессимизьма? — возмутилась Буренка. Она усиленно учила новые слова, которые я порой употребляла и которые ей очень нравились. — Ты ж, небось, и не слышала никогда ничего про силу мысли. Думай о хорошем, верь в лучшее, и хорошее обязательно придет. Чудо, оно ведь рядом ходит, только надо суметь его разглядеть.
— Легко тебе говорить, — пробормотала я с горечью. — Ты же корова, а не инвестор. Тебе что дождь, что град — все едино, лишь бы травка зеленая была, а брюхо набито.
Я отвернулась от Буренки и, с тоской посмотрев на закатное небо, вышла из коровника, стараясь глотнуть свежего деревенского воздуха. Голова была забита навязчивыми мыслями о долгах, о деньгах, о шатком будущем моей фермы. Сердце, сдавило тревога, словно кто-то сжал его в железных тисках. Как же я выкручусь из этой ситуации? Где найти деньги?
Нет, нужно искать другой, альтернативный выход. Какой-то хитрый план, гениальную идею. Но что? Мозг отказывался работать в режиме постоянного стресса и неопределенности. Я поплелась к дому и, тяжело вздохнув, плюхнулась на лавку у порога, ощущая, как ласковое солнце греет щеки. Закрыла глаза, пытаясь хоть на мгновение отвлечься от навязчивых, как стая голодных комаров, мыслей. Но даже с закрытыми глазами я видела только одно — бесконечные цифры, счета, долги…
— А пойдем ночью в лес, — Буренка поплелась за мной следом. Оказывается я не заметила корову у себя за спиной, вот это я конечно рассеянной стала.
— Зачем? — у меня брови от удивления норовили спрятаться где-то в волосах. — Чтоб тебя волки съели? И меня заодно.
— Не съедят, — настаивает корова. — Иди собирайся, — командует корова и я понимаю, что она от меня так просто не отстанет.
На переодевание у меня ушло не более пяти минут, после чего я вышла на улицу к корове.
— И куда мы в таком виде? — Буренка окинула придирчивым взглядом мои поношенные штаны из грубого домотканого полотна и вылинявшую холщовую рубаху, как знатная дама рассматривает крестьянку, посмевшую явиться ко двору.
— В лес, волков кормить, — недовольно проворчала себе под нос. — А что тебя не устраивает?
— Ну женственнее надо быть, — недовольно скривилась корова. — Изящнее, — добавила она фыркая.
— Думаешь волки любят больше когда их еда обета в кружева и рюшечки, — пошутила, недовольно скривившись.
— Да, что ты все заладила про волков-то, — нахмурилась Буренка. — Накликаешь еще.
— Действительно, что-то я вспомнила про волков, когда мне предлагают или ночью в лес. С чего бы это, ты не знаешь? — я вопросительно посмотрела на рогатую собеседницу и даже брови приподняла.
— Да ну тебя, — недовольно отвернулась Буренка, заканчивая наше препирательство.
Переодеваться времени не было, да и желания, если честно, тоже. Вышли мы, значит, в ночную темень. Лес встретил нас мрачной тишиной, нарушаемой лишь редкими шорохами и уханьем совы где-то вдалеке. Идти в одной рубашке было прохладно, но я терпела, мысленно проклиная корову и ее авантюрную затею, а заодно и себя, со своей глупостью.
— Ну и чего мы тут забыли? — ворчала я, спотыкаясь о корни деревьев в свете тусклой луны. Толстые штаны постоянно цеплялись за ветки, но выбора не было, юбки для таких лесных похождений не годятся. — Я сейчас ноги переломаю и подам на тебя в суд, Буренка, за моральный ущерб. Хотя, какой тут суд… Леший разве что рассудит.
Корова, на удивление, молчала и деловито шла вперед, словно у нее в рога магический компас встроен. Я шла за ней, проклиная все на свете: и Буренку, и этот лес, и свое везение, благодаря которому я загремела в этот мир. Казалось, что волки вылезли из-под каждого куста и только и ждут момента, чтобы наброситься на дурочку в крестьянском облачении и парнокопытную авантюристку.
Внезапно Буренка резко остановилась, и я впечаталась в ее бок так, что чуть не свалилась с ног.
— Тссс, — прошептала она, прижавшись своим влажным носом к моему уху. — Слышишь?
Я напрягла слух, стараясь отделить лесные звуки от бешеного стука собственного сердца. И действительно, откуда-то издалека, из самой глубины леса, доносились приглушенные голоса. Различить слова было невозможно, но интонация… В ней сквозило что-то зловещее, угрожающее. Мы, словно два перепуганных зайца, притаились за огромным, давно засохшим деревом, поросшим мхом, словно ковром. Хотя я то как раз притаилась, а корова же наоборот прилегла, чтобы ее и-за кустов не видно было. Ветви этого дерева, скрюченные и сухие, напоминали костлявые пальцы, тянущиеся к луне. И тут я увидела их… Трое мужчин. Здоровенных таких, с угрюмыми лицами и явными признаками недовольства жизнью на лице. На бандитов из кино похожи, только вместо масок — щетина, засаленная одежда и кривые ухмылки, от которых кровь стыла в жилах. В руках у одного — короткий меч, у другого — дубина, а у третьего — лопата.
Они копались у корней дерева, что-то прятали в ямку, словно крысы, зарывающие добычу. Земля летела во все стороны, обнажая корни и комья глины. Потом один из них, самый здоровый и, видимо, главный — на нем была кожаная куртка и злобно блестели глаза, огляделся, сплюнул под ноги, и проговорил:
— Все, ребята, дело сделано. Теперь пару дней отсидимся в глуши, пока шумиха утихнет, и поделим купеческое добро по-братски. А потом — по тавернам с девахами развлекаться, — и мужчина хохотнул.
Его слова, грубые и хриплые, прозвучали в ночной тишине, как выстрел. Они закопали яму, тщательно присыпали землей и слоем листвы, стараясь скрыть следы своих грязных делишек, и, похрустывая ветками, собрались уходить.
Я замерла от страха. Меня сковал ледяной ужас, заставивший все внутренности сжаться в тугой узел. Сердце колотилось как бешеное, во рту пересохло, словно я месяц не пила, а коленки предательски дрожали, грозясь выдать наше убежище. Господи, как так можно было влипнуть? Казалось, еще немного, и я просто отключусь от страха, рухну в обморок прямо под ноги этим негодяям. Но я держалась, вцепившись руками в шершавую кору старого дерева, словно от этого зависела моя жизнь. Хотя почему «словно»? Если они увидят, что я стала свидетелем того, как они прятали добычу, то я найду свой последний приют в наскоро выкопанной ямке неподалеку.
И тут эти разбойники заметили Буренку. Один из них присвистнул, оглядев корову похотливым взглядом.
— Гляньте-ка, братцы, какая телочка заблудилась. Да она сама к нам в руки идет. Богатый улов после тяжелой работенки, — и мужчина удобнее перебросил в руках короткий меч.
— А чего бы и нет, — ответил другой, тот, что с дубиной, потирая руки. — Корова в хозяйстве завсегда пригодится. Будет у нас теперь своя молочная ферма. И мясо всегда под рукой.
Я похолодела. Сейчас они нас схватят к чертям собачьим. Кто ж думал, что отправляясь ночью в лес надо опасаться не лесных жителей, а разумных двуногих.
Но Буренка оказалась не дурой. Видимо, у нее был свой план, хитро задуманный и исполненный с коровьей грацией.
Она вдруг издала громкое, раскатистое «Мууу!», развернулась и побежала в глубь леса, виляя задом и поднимая столб пыли, уводя всех троих здоровяков от моего укрытия. Разбойники, обалдев от такой наглости, на мгновение застыли в изумлении, а потом, опомнившись, с диким хохотом и матерной бранью бросились за ней, ругаясь на чем свет стоит. Особенно усердствовал тот, что с лопатой, грозясь пришибить «паршивую скотину».
Я стояла за деревом, не зная, что делать. Бежать? Кричать? Звать на помощь? Но кого звать? Лешего? Лесных духов? Или броситься на разбойников с голыми руками? Любая из этих перспектив казалась одинаково безнадежной.
А потом подумала: "Стоп! Жертва Буренки не должна быть напрасной. Надо посмотреть, что там спрятали разбойники.
Любопытство, как известно, сгубило кошку, и я видимо решила, возомнила себя именно той самой кошкой. Я, дрожащими руками, начала разгребать землю у корней дерева. Ногти ломались о камни и корни, земля забивалась под ногти, но я продолжала копать, словно одержимая. И вскоре мои пальцы нащупали что-то твердое, прямоугольное, с тугими углами. Это был сундук. Вернее сундучок. Маленький, обитый железом, но если судить по весу, доверху набит чем-то тяжелым.
У меня от восторга перехватило дыхание. Вот оно. Чудо! Награда за смелость и любопытство. Прибыль о которой говорила коровья прорицательница. Я, не раздумывая, схватила сундук, подняла его, словно пушинку, как говорится своя ноша не тянет, а я уже решила, что это богатство досталось мне по справедливости, так что считала эту ношу своей. Я со всех ног побежала в сторону дома, молясь, чтобы разбойники не вернулись раньше времени, и чтобы с Буренкой было все в порядке. Казалось, что за спиной слышатся их крики и топот, и страх придавал мне сил.
Добежав до фермы, я рухнула на землю без сил, прямо у калитки. Сундук выпал из рук и глухо стукнул о землю. Сердце колотилось так, словно хотело вырваться из груди, в ушах стоял звон, а перед глазами плыли черные круги. В руках я крепко сжимала старую ткань, которой был обернут сундук, словно это в случае чего могло бы меня защитить от чего-нибудь.
Но тут меня охватила тревога. А где же Буренка? Неужели ее поймали разбойники? Не случилась ли с ней чего плохого?
Я с трудом поднялась на ноги и стала ходить из стороны в сторону, прислушиваясь к каждому шороху, стараясь различить в ночной тишине её жалобное «Мууу».
И тут, внезапно, из леса вышла она — моя рогатая прорицательница, целая и невредимая, только немного запыхавшаяся и с испуганными глазами. Но главное — живая.
— Буренка! — закричала я, позабыв про усталость и страх, и бросилась к ней на шею, крепко обнимая ее теплую, пахнущую травой морду. — Ты жива. С тобой всё в порядке? Где эти разбойники?
— Да набегалась я немного, — отмахнулась Буренка, как будто гонки по ночному лесу с вооруженными бандитами — обычное дело. — Сама вижу, ты тоже не скучала. Золотишко забрала?
— Забрала, — радостно воскликнула я кивая и показывая ей сундук. — Буренка, ты гений. Ты спасла меня. Ты самая умная и отважная корова в мире. Я теперь самая богатая женщина в этой деревне. Да что в деревне. Во всей округе!
— Вот и зафиксируй у себя в голове эти мысли, а на счет меня не переживай, не впервой от всякой шпаны по лесу убегать, — скромно сказала корова, ковыряя копытом землю.
— Но как ты… Как ты узнала про этих разбойников? — спросила я, опомнившись. — Откуда ты знала, куда нам идти? Откуда ты узнала, что они будут награбленное прятать и самое главное откуда узнала куда именно?
Буренка загадочно улыбнулась, и в ее глазах мелькнул озорной огонек.
— А я и не знала, — ответила она. — Просто почувствовала, куда нам надо идти. Почувствовала, что там нас ждет что-то хорошее. А разбойники… Ну, они сами на нас вышли.
Я уставилась на Буренку, пытаясь понять, шутит она или говорит серьезно. Но в ее глазах не было ни капли обмана. Да кто я такая, чтобы спорить с коровой, обладающей чутьем на золото и способностью перехитрить бандитов?
Теперь я уже ничему не удивляюсь. Главное, что теперь у меня есть деньги. И верная подруга (это я про корову), готовая ради меня на все. Даже на гонки с разбойниками по ночному лесу. И главное, надо придумать, как распорядиться деньгами, чтобы не привлекать внимание. Чтобы за мной с Буренкой не начали охоту эти грабители, которые могут догадаться, кто украл их добычу, да и на других каких-нибудь тоже нарываться не хотелось бы. Ну ничего, что-нибудь придумаем. Вместе же мы сила. Вместе мы — настоящая команда, как оказалось.