Полёт феникса

13

— Что такой унылый вид? — спросил Тайрен. Я вздохнула и указала на лежащий передо мной доклад:

— Да вот, ума не приложу, где взять дополнительные деньги на сиротские приюты. Сейчас их содержат за счёт налога на соль, но этого явно недостаточно.

— Проверь счета. Могу поспорить, что половина просто разворовывается.

Я подумала, что императорский венец добавил моему мужу цинизма. Раньше, когда речь заходила о воровстве чиновников, он начинал пыхтеть от возмущения, а сейчас уронил фразу походя, словно речь шла о чём-то обыденном.

Впрочем, увы, оно и есть обыденное.

— Бороться с воровством надо, конечно, — согласилась я. — Но этого всё равно недостаточно. Даже если до сирот дойдёт всё до последнего ли, этого едва-едва хватит, чтобы обеспечить еду и одежду на первые годы жизни. А ведь есть ещё множество потребностей. Вот так и понимаешь, что продажа детей — вовсе не проявление алчности, а вынужденная мера. Но как раз её я хочу прекратить.

— Лишних денег в казне нет.

— Потому и печалюсь.

Тайрен задумчиво почесал кончик носа.

— Храмы, монастыри? Пожертвования?

— У храмов и монастырей свои приюты, я их пока и не трогаю, надо сперва навести порядок хотя бы в государственных учреждениях. Пожертвования бывают, но мало и нерегулярно. Погоды не делают, увы. Наши благочестивые подданные предпочитают купить и выпустить птицу, чем отдать те же деньги на сирых и убогих. Считается более богоугодным, видите ли. Можно, конечно, попытаться самой подать пример. Я, в принципе, могу взять на содержание столичный приют. Но не все же в стране!

— Хм… Можно приписать приюты к государственным учреждениям. Пусть сироты живут за государственный счёт, а потом отрабатывают содержание. Тогда можно и субсидии выделить. Тех, кто проявит таланты — в музыкальные училища. Остальные на места служек, сторожей, уборщиков… Правда, у министерств, приказов и управлений, насколько я знаю, и без сирот недостатка в обслуживающем персонале нет.

— Но это же зависимость, — возразила я. Многие из низового персонала государственных учреждений, а также обслуживающие императорский двор артисты действительно не были свободными гражданами в полном смысле этого слова. Рабами они тоже не были (хотя и рабство тут вполне наличествовало), а так, в некоем промежуточном состоянии, вроде крепостных: не могут сменить место жительства и род деятельности, но состоят на жаловании и кое-какие гражданские права всё же имеют.

— А что, быть проданными в весенний дом или куда-нибудь на поля — лучше? — парировал Тайрен.

Настал мой черёд задумчиво потереть нос. Действительно. Пусть певичка или танцовщица во дворце и не может сама распоряжаться своей невинностью, но хотя бы условия жизни у неё будут несравненно лучше, чем в каком-нибудь третьесортном борделе. Не говоря уж о том, что контингент мужчин, способных принудительно покуситься на её девственность, достаточно ограничен. Собственно, только император и члены его семьи, да ещё иногда кто-нибудь из сановников удостаивается высочайшего подарка или за хорошие деньги выкупает подающую надежды музыкантшу или артистку прямо из училища.

— Можно награждать выдающихся благотворителей, — добавил Тайрен. — Послать памятную бирку или поставить деревянную арку в их честь не так уж дорого стоит, зато заставит гордиться, а остальных — следовать их примеру. В общем, как ты говоришь, надо подходить к проблеме комплексно.

— Можно и ещё какие-нибудь льготы придумать, — чувствуя, что меня охватывает азарт, подхватила я. — Скажем… если крестьянская община поддерживает приют, то в следующий набор в армию заберут не одного из крестьян, а кого покрепче из приюта. А можно попробовать создать что-то вроде мастерских, чтобы дети занимались посильным трудом и с него зарабатывали. Хотя тут придётся бдеть в оба глаза, чтобы их не изнуряли работой. Можно к государственным мастерским приписать, или к городским цехам и гильдиям…

— Вот видишь, — подмигнул Тайрен, — стоит тебе только начать, и ты обязательно что-нибудь придумаешь.

— Это пока ещё только идеи, — я посмотрела на бумаги. — Ладно, мне пора.

— У тебя гости?

— Да, родители пришли меня навестить. Не могу же я их не уважить.

— А, — кивнул Тайрен.

Я сталась быть примерной дочерью, дабы не навлекать на себя ещё больше кривотолков, так что исправно чтила предков своей новой семьи, регулярно навещала приёмных родителей и принимала их у себя. Надо отдать Фэям должное, они не стремились ходить в заднюю дверь, то есть злоупотреблять своей связью с императорской семьёй, довольствуясь пожалованными почётными должностями и регулярными приличествующими подарками. Разве что иногда просили за какого-нибудь родственника или знакомого. Так что я кликнула свою секретаршу Нюэ, велев рассортировать оставшиеся без ответа прошения, а сама с достаточно лёгким сердцем отправилась в свои покои.

Погода для начала зимы была тёплой, и мы расположились на веранде вокруг жаровни, на которой подогревался чайник. Слуги принесли столик с закусками и сладостями, привели принцев и принцессу, так что господин и госпожа Фэй поахали, как быстро растут их внуки, и какие они молодцы и красавцы. Дети, получив из рук бабушки с дедушкой по пирожному, убежали довольные, а мы остались болтать о всяких пустяках. О том, что гадатели наконец-то сулят урожайный год, о том, как много мне забот с моим гаремом (что Внутренним дворцом мои интересы не ограничиваются, Фэи то ли не знали, то ли не считали нужным упоминать), о том, что в город приехали друзья детства госпожи Фэй, и их радушно пригласили остановиться в доме.

— Надеюсь, они вас не стесняют.

— Да что ты! — махнула рукой приёмная матушка. — В нашем возрасте любая весточка из родных краёв в радость. И мой супруг ещё не настолько дряхл, чтобы не суметь показать гостям город.

— Жаль только, дом Сладкой Музыки закрыт, — вздохнул господин Фэй. — Они специально просили отвести туда, чтобы послушать прославленных исполнителей — да вот незадача…

— А что там случилось?

— Да как же, них траур. Убита их лучшая музыкантша госпожа Пань.

— Преступника поймали?

— Куда там! Весь Лотосовый квартал в страхе, слухи множатся как грибы после дождя. Четвёртый труп за две недели! Говорят, что…

Госпожа Фэй вдруг осеклась. Я нахмурилась. Четыре трупа за две недели? Это при местной-то патриархальной благостности? Ну, относительной, конечно, но всё же убийство тут, если речь не идёт о войне — событие из ряда вон выходящее, это не земной мегаполис, где кто-нибудь умирает каждый день. И я ничего об этом не знаю?

— Говорят — что?

— Это просто ветер из пустой пещеры, — матушка принуждённо улыбнулась. — Под этими толками нет никаких оснований.

— Под какими толками, матушка? Батюшка?

— Что ж ты, жена, — упрекнул мой приёмный родитель. — Зря встревожила её величество. Говорят, что в столице завёлся оборотень, рыщет по ночам и убивает людей.

— А почему именно оборотень? Жертвы были загрызены?

— Ну, сам я не видел… Но, говорят, у жертв было проткнуто горло. Словно огромным зубом. Крови вытекло…

Я моей голове забрезжила догадка, очень мне не понравившаяся. Слухи об оборотне по столице уже ходили. Потом утихли, но теперь неизбежно вспыхнут снова, уже вспыхнули, собственно. Потому что одно дело — когда где-то кто-то что-то слышал, а другое — когда убийства вот они, все знают имена и адреса жертв, и при этом убийца неуловим.

Госпожа Фэй ещё раз старательно улыбнулась и заговорила о другом, и я позволила разговору свернуть, не желая тревожить их ещё больше. Всё равно проще потребовать ответа от Тайрена, он-то точно в курсе.

— Да, я приказал ничего тебе не говорить, — хмуро подтвердил Тайрен мою догадку. — Только вот тестя забыл предупредить… Не хотел тебя тревожить.

— Потому что в этом опять обвиняют меня, так?

Тайрен поджал губы, что было вполне достаточным ответом.

— Убийцу поймают, — уверил он меня. — Я уже озадачил и городской магистрат, и Судебное министерство, и Цензорат, и гвардию Счастливой птицы. Если до наступления Нового года преступник не будет пойман, кое-кто лишится постов.

Я покачала головой. Не то, чтобы я верила в действенность этих мер, но Тайрен явно был настроен более чем решительно. И его можно понять. Горожан нужно успокоить, чем раньше, тем лучше, а это значит — предъявить преступника. Что ж, пожелаем удачи охране правопорядка.

— Можно мне взглянуть на материалы дела? Раз уж я всё равно всё знаю.

— Взгляни, — разрешил Тайрен. — Что уж теперь.

Сухую выжимку из собранных свидетельств мне принесли на следующее утро. Действительно, было убито четыре человека, все в Лотосовом квартале или его окрестностях. В общем, понятно, почему убийца его облюбовал — квартал был сборищем увеселительных заведений самого разного толка и пошиба, так что там всегда многолюдно, народ стекается со всех концов столицы, много приезжих, люди часто задерживаются до самого тушения огней и даже после. И проявлять излишнее любопытство там тоже не принято, даже если кто-то ведёт себя так, что в любом другом месте вызывал бы подозрение.

Первой жертвой стала молоденькая служанка в одном из весенних домов, достаточно респектабельных — её нашли утром во внутреннем дворе. Опрос обитателей заведения ничего не дал, они при всём желании не могли вспомнить всех, кто прошёл через их дом за предыдущий вечер, не говоря уж о том, что любой мало-мальски физически развитый человек мог просто перелезь через невысокую стену прямо с улицы. Следующим убитым стал мужчина в расцвете лет, но то, что с ним сумели справиться, ничего не говорило о нападавшем — жертва была пьяна в зюзю, так что её просто выволокли из питейного заведения и уложили за углом. Так и ходили прохожие мимо, пока кто-то не обратил внимание на красную лужу рядом с телом. Через несколько дней — опять мужчина, старик, отец одного из слуг в чайной. Похоже, зачем-то шёл к сыну, но не дошёл. Тоже найден в закоулке. И вот, наконец, госпожа Пань. Отправилась навестить мать и не вернулась. Сначала этому не придали значения, решив, что она у матери заночевала. Хватились на следующий день ближе к вечеру, обшарили квартал и нашли тело в закрытой пустовавшей лавке, чей владелец разорился, и лавка была выставлена на торги. Судя по пятнам крови на полу и камнях мостовой, женщину затащили внутрь уже мёртвую.

Похоже, серийный убийца, но не маньяк, подумала я. Те вроде бы всегда соблюдают определённый сценарий, а у этих четверых не было ничего общего, кроме места убийства. Хотя что я знаю о маньяках? Только то, что читала и смотрела в приключенчески-криминальном ширпотребе. Так себе источник знаний. Тем более, что способ убийства всегда был одинаков — один-единственный удар точно в горло чем-то острым. Но не ножом. Пусть здешняя криминалистика по сравнению с земной находилась в зачатке, но различать характеры ран местные следователи отлично умели, и тот факт, что убийца не пользовался ни обычным ножом, ни кинжалом, ни копьём, ни стрелой, был отмечен особо.

Ладно, а что там со слухами? Слухи множились, хотя и не так интенсивно, как я ожидала, исходя из прежнего опыта. Похоже, отношение горожан ко мне с тех пор несколько помягчело, и пока всё ограничивалось шёпотками. У меня даже нашлись защитники! В числе прочих документов хранился донос о самом настоящем поединке между двумя молодыми людьми из хороших семей, и поводом для него стало моё доброе имя. Группа юношей собралась поесть, выпить и почесать языки, речь зашла об убийствах, кто-то обвинил меня, и тут же другой участник застолья потребовал, чтобы клеветник взял своё высказывание обратно. Слово за слово, дошло дело и до мечей. К счастью, драчунов растащили раньше, чем они успели серьёзно поранить друг друга. Поединки чести тут были не в ходу, так что обоих участников оштрафовали за нарушение общественного спокойствия.

— А ты не знала? — кажется, Тайрен даже несколько удивился, когда я показала ему запись о происшествии. — Да, у тебя есть поклонники среди молодых господ. В основном они тебя и в глаза не видели, но это не мешает им быть в тебя заочно влюблёнными, сочинять стихи о Западной Луне и пытаться найти способ взглянуть на тебя хоть глазком. Кое-кому даже, говорят, удаётся.

— И как, не разочаровываются?

— С чего бы? В основном они безобидны, сравнивают тебя с небесной феей и дальше обожания на расстоянии не заходят. Но я всё равно велел за ними присматривать. Не хотелось бы появления второго Ци Зена.

Мне сразу резко стало не до смеха. До того я с улыбкой размышляла, что если среди обожателей найдётся хоть один поэт выше среднего, то, быть может, я войду в историю всё-таки не совсем законченной уродиной. Но имя казнённого насильника всколыхнуло в памяти то, что я старалась из неё изгнать, напомнив, что фанатское поклонение может быть отнюдь не безобидным.

Однако покамест никакого беспокойства от поклонников не было, и я опять постаралась выбросить то давнее происшествие из головы.

— Что значит — ерунда?! — гремел Тайрен. — Ты считаешь это ерундой? Твой сын бьёт моего!

— Ты, кажется, забыл, что Ючжитар тоже мой сын!

— Но защищаешь ты этого!

— А что мне остаётся делать?! — я по-простецки упёрла руки в боки. — Тайрен, нельзя же быть таким вопиюще несправедливым! Ючжитар Шэйрена давно доводил, что удивляться, что у мальчика лопнуло терпение?

— Доводил? Он ещё маленький и ничего не понимает! Нельзя поднимать руку на младшего!

— А на старшего, значит, можно? Разве к старшему брату не надлежит проявлять почтительность? А к дяде — тем более!

— Он совсем маленький, а уже ты хочешь от него понимания пяти отношений? Он просто баловался!

— Вот пусть больше так не балуется! Учить надо, пока поперёк скамьи лежит, вдоль вытянется, так не научишь!

Ючжитар на руках у няньки заревел с новой силой. Ссора родителей явно не добавляла ему спокойствия. В чём-то Тайрен был прав, я ведь и сама пыталась привить Шэйрену особое отношение к младшему брату. Но двадцать розог за всего лишь пару тумаков?! Да у Ючжитара и крошечного синяка не осталось, а его плач — не более чем попытка надавить на жалость во всём ему потакающего отца. Оставь ребёнка в покое на полчаса, и вскоре он опять начнёт носиться электровеником и приставать к брату, словно ничего не случилось.

— Ючжитар мой наследник! — выдал ещё один аргумент Тайрен. — А понять руку на наследника…

— Что-то не припомню, чтобы его возводили в ранг наследного принца, — огрызнулась я.

— Не цепляйся к мелочам, это будет просто формальность!

— Вот когда будет, тогда и поговорим! А сейчас они равны, оба принцы крови, сыновья императоров, но один — великий князь, а второй пока — просто принц. Тайрен, Шэйрен же ещё тоже маленький! Ты и сам отлично понимаешь, что это просто детская драка, не более того.

— Не такой уж он и маленький, уже иероглифы учит. Вполне способен понять, что есть чёрное, а что есть белое! Или ты думаешь, что его учить не надо, а только Ючжитара?

— Оставь его без сладкого, вполне достаточно! Тайрен, ты защищаешь Ючжитара только потому, что он твой сын. А было бы наоборот, пел бы по-другому!

В дверь почтительно постучали.

— Что там?! — рявкнул император таким тоном, что я на месте посланца, пожалуй, предпочла бы сбежать от греха подальше. Но царедворцы — народ закалённый.

— Ваше величество, срочные новости!

Тайрен втянул сквозь зубы воздух, бросил: "Потом договорим", и вышел. Я погладила по головке младшего сына, чей плач после ухода главного слушателя тут же пошёл на убыль, и вышла в соседнюю комнату к старшему. Шэйрен сидел в одиночестве и вид имел одновременно виноватый и обиженный.

— Меня накажут? — спросил он, когда я села рядом и обняла его за плечи.

— Думаю, нет. Его величество скоро остынет.

— Я столько писал! — пожаловался Шэйрен. — А Ючжитар всё залил.

— Знаю, милый, — вздохнула я. — Вы оба были неправы.

Старшему из принцев в его четыре года действительно уже начали преподавать самые простые иероглифы — и надо сказать, в их изучении мальчик проявлял редкостную усидчивость. Он с рождения был упорен в достижении поставленной цели, но если раньше это выражалось в постоянной активности, то теперь выяснилось, что, увлекшись чем-то, Шэйрен может довольно долго сидеть на одном месте, предаваясь полюбившемуся занятию. Так что я нарадоваться не могла, глядя, как он, высунув от усердия кончик языка, раз за разом перерисовывает один и тот же иероглиф, добиваясь идеального написания. Оставалось надеяться, что Ючжитар пройдёт тот же путь от постоянного проказника до сосредоточенного ученика, подражая старшему брату. Тем более что он неровно дышал к Шэйрену уже сейчас, но выражалось это пока в постоянном приставании и требовании внимания. Вот и теперь, побегав вокруг и убедившись, что брат не реагирует даже на тычки и пинки, Ючжитар взял и выплеснул на лист перед ним всю тушь из тушечницы, похерив плоды получасовых трудов.

Что ж удивительного, что Шэйрен вспылил?

Вообще, весь день сегодня был какой-то дурацкий. С самого утра мне пришлось принять участие в разбирательстве в Боковом дворце — одну из поварих дворцовой кухни обвинили в том, что она наводила порчу на еду, которую готовила. Сама она это, разумеется, категорически отрицала, но против неё свидетельствовали несколько человек, вызывавшие у меня изрядные подозрения слаженностью показаний. Да и действенность порчи, если она действительно имела место быть, вызывала у меня изрядные сомнения. Но поскольку ясно было, что жизни поварихе на здешней кухне уже всё равно не будет, я сослала её в один из путевых дворцов, где император со своей свитой останавливаются, когда путешествуют по империи. Как правило эти дворцы пустуют, и ухаживает за ними минимум обслуги, так что высланная из столицы, пусть даже в наказание, повариха наверняка станет на тамошней кухне главной.

Но сваренный ею яичный суп с помидорами пришлось приказать выплеснуть, всё равно желающих его съесть уже не нашлось. Я б сама съела, однако меня бы тогда точно не поняли.

Потом я приказала разобрать пару кладовок, куда складывали вещи ещё, наверное, до предыдущего царствования, да так, судя по всему, и забыли. С этим могла справиться и прислуга, но госпожа Нач, надо отдать ей должное, к своим обязанностям старшей управительницы относившаяся весьма добросовестно, пришла ко мне с вопросом, не захочу ли я кое-что из найденных при разборе вещей оставить в покоях. Я велела тащить всё интересное ко мне, чтобы посмотреть самой, когда закончу проверять дворцовые счета. Сидевшая рядом с вышиванием Лиутар тут же попросилась посмотреть, что там нашли, я, разумеется, отпустила, пообещав отдать то, что ей понравится. Тут-то ко мне и прибежали с известием, что его высочество Шэйрен побил его высочество Ючжитара, и император по этому поводу в большом гневе.

Когда я вернулась, Лиутар тут же выскочила мне навстречу с горящими глазами:

— Матушка, а можно я возьму ту ширму с фениксами?

— Какую ширму, милая?

Ширма и правда была хороша. Пара вышитых фениксов танцевала на золотистом шёлке в обрамлении цветущих жасминовых веток, что традиционно считались символами любви и женственности. Вообще-то феникс, так же, как и дракон, не были монополизированы императорской семьёй — нельзя было носить одежду и украшения с ними, если вы не царственная особа, но их изображения использовались много где, символизируя могущество и процветание, а также мужское и женское начала. Но в сочетании с жасмином… Похоже на свадебный подарок императрице.

— Приказ вашего величества выполнен, — поклонилась госпожа Нач. И правда, помимо ширмы, в комнате находились ещё несколько вещей.

— Матушка, можно? — снова пискнула Лиутар.

— Можно, — кивнула я, рассматривая тонкую работу. — Кстати… А чей это знак?

Госпожа Нач проследила за моим взглядом. Знак был расположен в углу и не бросался в глаза — несколько точек и завитков в квадрате. Похожие носили представители аристократических родов — что-то вроде наших гербов, хотя такого значения, как у нас, им не придавали. Просто знак принадлежности к определённому клану. Но у семей Фэй и Эльм символы были совсем другими, так что, видимо, ширма осталась от более ранних времён.

— О… — госпожа на мгновение Нач замерла с приоткрытым ртом, а потом вдруг упала на колени. — Слуга была небрежна, этого больше не повторится! Я немедленно велю унести эту вещь и сжечь!

— Зачем? — искренне удивилась я, а личико Лиутар тут же вытянулось.

— Этот знак никогда больше не оскорбит взор Небесной Повелительницы!

— Встань уже, — поморщилась я. — И скажи толком. Чей это знак, и почему он может меня оскорбить?

— Это… Это знак семьи Хао.

— Что за семья Хао? — спросила я, уже догадываясь, что услышу.

— Государственные изменники, ваше величество, — подтвердила мою догадку госпожа Нач.

Я снова кинула задумчивый взгляд на ширму. Особо древней она не выглядела.

— Они сделали подарок к свадьбе императрицы Эльм?

— Э… Не совсем, ваше величество.

— А откуда она тогда здесь взялась? Да говори уже, не бойся.

— Когда-то… — Нач Бу облизнула губы, — когда его величество Иочжун только-только взошёл на Драконий трон, он… Его старшая жена скончалась от родов вместе с ребёнком ещё при жизни его отца, и он должен был выбрать себе императрицу. Две семьи предлагали своих дочерей, и сердце его величества склонялось к дочери рода Эльм, но советники склоняли императора к дочери рода Хао, не подозревая, что выбирают дракона в обличье рыбы. Дело было почти решено, звездочёты уже указали счастливый день для бракосочетания, и слуги убирали покои для будущей императрицы, но тут… оказалось, что Хао Сяньи была больна! За сокрытие её болезни семья Хао была обвинена в измене, её главу и его старшего сына казнили и похоронили на простом кладбище, а младшего сына пощадили только для того, чтобы не прервались жертвоприношения предкам. Он был отправлен в изгнание с прочими домочадцами, а имя семьи предали забвению.

— Понятно, — вздохнула я. Что ж, меня эти дела давно минувших дней никак не касались, а красивой вещи было жаль. Я взглянула на Лиутар — та с расстроенными видом теребила висевшую у неё на шее ниточку гагата, камня, по поверью, отвращавшего от детей сглаз и злых духов.

— Матушка? — умоляюще сказала она.

— Не надо жечь, — я повернулась к управительнице. — Просто закройте знак чем-нибудь. Ну там, вышивкой или ещё чем. И отнесите ширму в покои её высочества.

— Спасибо, спасибо! — дочка кинулась мне на шею, потом, спохватившись, отпрянула и поклонилась по всем правилам. Я засмеялась и чмокнула её в щёчку:

— Не за что, милая. А теперь давай посмотрим остальное.

Лиутар, кажется, хотела забрать всё. Я поддразнила её сорокой, она ничуть не обиделась, продолжая хвататься за каждую вещь и вслух размышляя, куда её можно будет пристроить. В конце концов, после напоминания, что её покои хоть и велики, но не бесконечны, и не нужно превращать их в подобие лавки старьёвщика, удалось уговорить её удовлетвориться набором нефритовых фигурок и коробочкой для благовоний в виде черепашки. Для меня Лиутар, добрая девочка, выбрала блюдо из цельного сердолика в виде огромного листа какого-то растения с тщательно прорезанными прожилками.

— Развлекаетесь?

Я обернулась на весёлый голос. Муж вошёл без предупреждения, и его сияющий вид резко контрастировал с тем раздражением, в котором он уходил из детской.

— Хорошие новости?

— Отличнейшие! — Тайрен обнял меня и даже чуть приподнял над полом, не смущаясь присутствием дочери и слуг. — Убийцу-то того поймали!

— Убийцу? А, из Лотосового квартала?

— Его самого! Взяли тёпленьким прямо рядом с новой жертвой.

— А жертва жива?

— Нет, — сияющая улыбка не померкла ни на мгновение, было видно, что Тайрену на очередного убитого в общем плевать. — Зато новых не будет! Осудим и казним ещё до наступления Нового года! Отца его, правда, жаль… Ну да нужно было лучше воспитывать сына!

— Я его отца знаю?

— Знаешь, конечно. Это министр церемоний.

— О… — сказала я. Да, действительно, я помнила этого почтенного сановника. Надо же, а серийный убийца, оказывается, из высшей аристократии… Впрочем, чему тут удивляться, можно подумать, аристократы не люди, и среди них не может быть маньяков. Возможно, преступник уповал на то, что высокое положение позволит ему остаться безнаказанным. И, может статься, влиятельным родичам действительно бы удалось замять дело, не коснись оно высочайшей особы, то есть меня.

— Что тут у вас, кстати?

— Да так, разбираем старые вещи. Лиутар мне помогает.

Тайрен улыбнулся и, видимо на радостях, погладил дочь по голове. Порка для Шэйрена отменяется, с облегчением поняла я. Пока Тайрен в хорошем настроении, он о ней просто не вспомнит.

— Кстати, читала новые стихи Чжуэ Лоуна?

— О кипарисе? А как же, читала. Раз он такой льстец, мог бы и о войне что-нибудь написать.

— Да ладно тебе, — рассмеялся Тайрен. — О чём хочет, о том пусть и пишет. Тебе поэтов мало? Песню о бое в пустыне уже поют в народе, Цза Чуали клянётся, что своими ушами слышал.

Господин Цза словно только и ждал, когда его помянут — евнух возник на пороге и почтительно поклонился:

— Ваше величество, прибыл гонец со срочным донесением.

— Сегодня день новостей, — заметил Тайрен. — Что ж, зови.

Гонец действительно имел усталый вид и был заляпан грязью — в этом году снега было мало, зато воды много, и дороги местами превращались в непролазную топь. Пройдя внутрь, гонец рухнул перед императором на колено, подняв послание над головой:

— Срочное донесение от начальника округа Юньлоу, ваше величество!

Господин Цза вынул донесение у него из рук и поднёс императору. Тайрен взял, развернул, пробежал глазами — и его радостная улыбка пропала, а лицо окаменело. Он довольно долго держал бумагу развёрнутой перед собой, и Цза Чуали с гонцом, должно быть, казалось, что он читает и перечитывает. Но я видела, что глаза Тайрена не движутся. Он просто молча смотрел куда-то сквозь лист в одну точку.

— Что там? — спросила я, и даже Лиутар, перебиравшая свои новообретённые сокровища, насторожённо притихла. Тайрен перевёл взгляд на меня и так же молча протянул донесение.

Я прочла. После обязательного почтительного вступления начальник области в подобающих выражениях, но достаточно сухо и бесстрастно сообщал о пришедшей ему новости из находящегося в его округе монастыря Цветущего леса. Несколько дней назад в нём скончался бывший император Луй Иочжун.