Покорная для Короля Нагов (СИ)

Глава 28

Она кралась, словно вор, подгоняемая животным страхом. Озиралась, боясь погони. Бежала из Башен. Остановилась всего на секунду, чтобы перевести дыхание и успокоить расшалившееся воображение. Тридцать минут, тридцать минут, стучали в голове молоточки, отстукивая секунды.

Если ты не управишься, я к твоим услугам…

Девушку вырвало от воспоминаний вонючего члена стражника во рту. О его потных руках, тискающих её груди. Память услужливо подсовывала картинки, одну за другой. Эсфиль вздрогнула от чудовищного омерзения к самой себе, от того, что ей это… понравилось!

Сучка! Тварь! Сегодня, нахрен, ты сдохнешь… Белая мышь! "

Утерев рот ладонью, наложница снова побежала. К ее счастью, ворота были распахнуты. Стражники выводили из повозки очередного бунтаря, закованного в цепи. Девушке пришлось притаиться, слиться с серой стеной, практически стать невидимой, зажать рот рукой, чтобы стражники не услышали ее сбивчивого дыхания. Они прошли мимо, не заметив девушку в грязном, оборванном платье.

Выждала, пока они уйдут, залезла в повозку, накидывая на плечи чей — то замусоленный, со следами жирных пятен, плащ. И стегнув, что есть мочи, коня, помчалась к замку.

Тридцать минут давно истекли.

Она била лошадь плетью, вымещая на бедном животном свой гнев, выплескивая со слезами несправедливость, боль, злость. Так и добралась до замка незамеченной.

Эсфиль спряталась в подсобке, среди ненужного хлама, дожидаясь сумерек. Было видно, что этим помещением пользовались очень редко. Клочья липкой паутины свисали со стен и потолка. Беглянке приходилось скидывать с себя пауков, норовившихся залезть в волосы.

Теперь оставалось самое трудное, воплотить свой безумный план в действие. Именно безумный. Ибо Эсфиль знала, чем может обернуться мельчайшая ошибка или промах. И все же пошла на риск, ценой собственной жизни.

Сгустившиеся, черные тучи заволокли небо, словно беуллы, пожирающие уходящие за горизонт отблески Ламейна, погружая замок во тьму. Начался мелкий дождик, переходящий в ливень, обрушивая потоки холодной воды на путников, спешащих по своим делам. Один из слуг выбежал из кухни, набросив на голову капюшон и выплеснул из огромного чана грязную воду. Не заметив наложницы, облив ту с ног до головы. Эсфиль подавила свой крик еще в горле, промолчала, посылая на голову несчастного слуги проклятия.

Осталось немного, совсем немного!" — подбадривала она себя, пробираясь в кладовую в поисках яда. Ее лихорадило. Наложница была так сильно погружена в свои мысли и поиски, что не сразу услышала шаги. На ее плечи легли тяжелые ладони, словно это были когтистые лапы, заставляя забыть обо всем, даже о мести. Отодвигая ту на второй план.

Она замерла, мысленно прощаясь со своей жизнью. Сердце гулко и больно забилось о ребра. С прекрасного и молодого лица сошли краски, уступая место бледности. Эсфиль медленно поднялась, оттягивая момент встречи со смертью. И в тоже время вздохнула с облегчением, видя перед собой толстую и грузную судомойку, со скрюченными от холодной воды, пальцами.

— Госпожа, что Вы здесь делаете? — спросила тягучим голосом женщина, разглядывая незнакомку.

Эсфиль нужен был союзник. Смотря на эту женщину, с голосом полным отчаянием и боли, она попросила помощи.

— У меня есть золото, много. Скоро я стану богатой, очень богатой, но мне нужна твоя помощь. Если ты поможешь мне, я хорошо вознагражу тебя. Слышишь меня! Тебе больше не придется чистить закопченные казаны и выгребать объедки с тарелок! — она с силой сжала больные пальцы женщины. — Только помоги! И клянусь, тебе больше не придеться работать на кухне и спать на прогнившей соломе. Ты будешь моей служанкой, будешь носить дорогую одежду, получать жалованье вдвое больше и спать на мягкой перине…

Глаза женщины загорелись. Смотря на больные пальцы и прекрасную девушку, поверила, доверилась ей, не спрашивая, какую помощь надо оказать.

Ее захлестнула волна алчности:

— Что надо сделать?

Наложница просияла, обняла посудомойку, сетуя на несправедливую судьбу. Выложила все, как на духу. Исповедовалась ей и плакала, вызывая еще большую жалость и желание помочь.

— Я все сделаю, госпожа… Все исполню! — проговорила Наддин, доставая яд.

— Помни, что его надо подсыпать после того, как еду попробует Чашнигир! Только тогда! Поняла?

Наддин кивнула, пряча пакетик в кармашек передника.

— Скоро у нас с тобой начнется другая жизнь. С новыми возможностями и богатством. Только сделай все правильно…

Эсфиль не хотела возвращаться в Башни, не горела желанием встречаться с мерзким стражником, но ей пришлось. Чтобы не вызвать ненужных подозрений, вернулась среди ночи. Промокшая и продрогшая, отсчитывая время до завтрака и боясь, что Наддин струсит и не выполнит ее просьбу.

Такую пустяшную просьбу!

Стражник нервно расхаживал возле пустой камеры. Время от времени выглядывая на улицу, прищуривая глаза. Пытаясь различить в ночи девичий силуэт.

— Какого хера ты творишь? — вскричал взбешенный стражник, толкая ее в камеру, стоило девушке появиться в поле его зрения. — Головы хочешь лишиться?

— Не ори! — шикнула девушка — Не устраивай переполоха. Отработаю…

Охранник затих, пожирая глазами шлюху:

— Конечно отработаешь! Каждую минуту. Ведь прикрывая тебя, я вызвался отдежурить эту ночь. Раздевайся, красавица. Мокрые крысы меня не возбуждают.

Скрипя зубами, Эсфиль избавилась от мокрой и грязной одежды, представ перед ним в неглиже.

— Так и будешь пялиться? Или все же…

Не дав ей договорить, мужик обрушился на неё, царапая нежную кожу колючей щетиной. Обдавая несвежим дыханием. Засовывая мерзкий язык глубоко в рот. Девушке было противно, она сравнивала Короля и этого мужлана… Однако огонь страсти потихонечку захлестнул ее. Она хотела ласки! Чтобы ее приласкали, как собаку, которая скулила и повиливала задом.

Жадные губы стражника целовали грудь, обхватывая зубами сосок, даря наслаждение. Но ей, как и ему, хотелось большего.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Быстро скинув брюки, достав набухший член, он рывком вошел в нее. Наложница всхлипнула, впиваясь ногтями в ему в спину.

В лице стражника было что-то звериное, даже агрессивное.

— Детка, я оттрахаю тебя так, что твоя киска очень долго будет отходить от этого! Нравится?

Он врывался в неё со звериным рыком и трахал… трахал… трахал…

Она толкалась ему навстречу, обуреваемая безрассудством и похотью, подстраиваясь под его бешеный темп. Сквозь боль и унижения, испытала оргазм, который крушил и ломал барьеры. Не было мерзкого стражника. Сейчас, здесь был горячий мужчина, который ласкал голодное тело, дарил наслаждение, не сравнивая с другой.

Еще долго после его ухода, она не могла прийти в себя. Не могла опомниться от сладострастия. Лежа на грязной соломе, завернувшись в теплую накидку, брошенную стражником напоследок. Она предвкушала безоблачную жизнь, полную сказок…

Эйрин приоткрыла глаза, прикрывая их рукой от слепящих лучей.

— Так ярко светит…

Эсмонд улыбнулся, закрывая ее от Ламейна, заключая в объятия.

— Так бывает всегда, после дождя, — ласково проговорил он, целуя ключицу.

— А разве был дождь? Я не слышала…

— Ты так сладко спала, что я запретил ему будить тебя, моя любимая девочка!

Эйрин улыбнулась, подхватывая и впитывая в себя его игривое настроение.

— Ну что ж, он хорошо справился со своей задачей! — ответила она на жадный поцелуй, беря инициативу в свои руки.

— Детеныш…

— Не только Вам, сир… сгорать от желания и томления!

Эйрин залезла на него сверху, скидывая с плеч простынь, обнажая холмики грудей.

— Иногда мне кажется, что я хочу Вас больше, чем Вы меня, сир.

Она специально дразнила, испытывая его на прочность.

— Я Эсмонд! Глупая девчонка! Как ты посмела забыть об этом?

Эйрин ничего не ответила, сверкнула серебристыми глазами, медленно опускаясь, принимая в себя всю его твердую длину.

Его зеленые глаза окрасились золотом, когда девушка начала медленно двигаться вверх и вниз.

Эсмонд держал ее за бедра, помогая ей, загораясь и плавясь…

Ламейн отбрасывал на её белую кожу золотые блики, а грудь немного колыхалась при неторопливых движениях Королевы.

Оба хотели большего… задвигались быстрее, любя друг друга и отдаваясь по полной, пока не вскрикнули, содрогаясь от восторга. Перевернув жену на спину, вошел снова, так глубоко, насколько позволяло ее тело, целуя и обнимая. Вдавливая податливо её в себя, воспламеняя и одурманивая.

Эсмонд улыбался, искренне удивляясь, как девчушке удалось смести его оборону? Забыть о других желаниях? Забыть о грубости и плетке?

Эйрин поднялась, не смущаясь своего обнаженного вида и его голодного взгляда, потянулась, выбрасывая руки вверх и подставляя тело теплым лучам, вгляделась в сад, омытый ночным дождем.

Она вздрогнула, когда оказалась в кольце его мускулистых рук.

— Умываться и завтракать, девочка!

— Может, прогуляемся? Такое утро…

Он укусил мочку её уха.

Девушка вскрикнула и шлёпнула его по руке:

— Не смей!

— Прогуляемся. Только после того, как ты поешь. Эйрин, ты такая худенькая…

Эйрин и вправду очень проголодалась. Страстные ночи выматывали её. Она потянулась к кувшину, чтобы налить сока, но рука Эсмонда, опередила ее. Наполнив стаканы, протянул один ей. Их руки соприкоснулись. Ее тело вспыхнуло вновь, делая белье мокрым от желания снова принадлежать ему. Волны страсти и восторга с новой силой обрушились на нее, посылая всю эту горючую смесь порока к изнывающему бугорку. Эсмонд закашлялся, выпил сок, отвлекая жену и опустив её на грешную землю.

Она улыбаясь, стыдливо пряча лицо, прикасаясь губами к бокалу, делая большой глоток, искоса наблюдая за переменившемся в лице мужем.

Эсмонд не сразу понял в чем дело. Его язык немного одеревенел. Чувствовалась некая вязкость. Его ипостась проснулась, словно освобождаясь от продолжительного сна. Зверь потихоньку овладевал телом. Эсмонд пытался контролировать его, стискивая руки в кулаки, пытаясь понять, что же произошло.

“ Опасность, опасность, “ — прорычал зверь, затихая — Яд! СМЕРТЬ!!!"

Эсмонд оттолкнул руку жены, вышиб пустой стакан, подхватил на лету ее тело.

— Девочка моя… маленькая… только не закрывай глазки, молю… не закрывай глазки…

К горлу подступила тошнота и страх, взявшиеся неизвестно откуда. Стало трудно дышать. Эйрин смотрела в расширенные от страха и ужаса, любимые и родные глаза мужа, не до конца понимая суть происходящего. Ее веки слипались. Бороться со сном было невозможно и она сдалась, забвение понесло ее тело по волнам спокойствия и умиротворения.

Слышен был вой зверя, словно издалека.

Внезапно ее тряхнуло, с плеч свалились тонны груза, очищая и придавая силы. Она воспротивилась грубой силе, что сейчас выталкивала её сознание, поднимала из самой темной глубины, на поверхность. Осознание происходящего пришло позже, когда все увидели ее в новой оболочке. В ипостаси зверя и чудовища. Девушка заглянула в его глаза и увидела в них свои, ярко — желтые, звериные…

Кто — то завопил, что — то упало.

Они не обратили внимания. Лишь оглядывали друг друга с шипением, подмечая невероятную красоту и сходство…

Чудовища. Нагаты. Звери…

******

Казнь отравительницы была назначена ранним утром.

Стояла прохлада, ленивый, заспанный Ламейн едва проснувшись, сердился — не выспался, бедняга, а от него уже что то хотят… Потому то и кутался сейчас в рвань серых, редких облаков, капризничал, вредничал и злился.

На главной площади Лоннлейнского Королевства, вычищенной до блеска, подготовлен был эшафот. Плотники наносили последние штрихи, приколачивая последние доски, закрепляя клетку, проверяя надёжность замков.

— Вот на что это? — позёвывая и почёсывая под лопаткой, спросил молодой парнишка — племянник плотника, черноволосый и лупоглазый — На что замки? Куда она сбежит, шлюха эта?

Плотник, плотный и коренастый, ткнул ученика в шею кулаком:

— Не твоего ума дело, на что! Работай, а то сейчас самого туды засуну, в эту клетку! Вон, гвозди бери…

Парнишка послушно взял молоток.

Вздохнул, покрутил инструмент в руке…

— Дядька, а она красивая?

— Кто? — плотник наклонился за очередной рейкой и закряхтел.

— Ну… девка та? Что Королеву травила?

— А мне почем знать?! Красивая, наверное! Королевская же шлюха… Стал бы Змей некрасивых трах…

И, вдруг поняв, что говорит лишнее, прикрикнул:

— Ты это! Работай! Не о том думаешь… молоко на губах не высохло, а туда же…

— Жалко… Красивых жалко. Эээх! — парнишка ударил молотком.

… Эйрин нервничала. И не из — за предстоящей казни — зрелище это её не пугало. Видано — перевидано было ею немало таких зрелищ. Лавилли, как дворяне, не могли избежать принудительной чести присутствовать на всех казнях, проводившихся в Лоннлейнском Королевстве. В детстве уже насмотрелась она и на повешение, и на отрубание голов гильотиной, и на прочие прелести правосудия.

Но вот сейчас… Как то это было… Несправедливо, что ли? Она то, Эйрин, жива… А та шлюха сегодня умрет…

А ведь Эсфиль оказала ей услугу… Если бы не яд, одни Светлые Боги знают, сколько бы пришлось Эйрин ещё таиться от мужа. И во что бы это, в конце концов могло вылиться.

— Эсмонд… — начала она, отставив в сторону бокал с яблочным напитком.

Король поднял голову от тарелки:

— Что, детёныш?

— Может, ты… Может… — она комкала салфетку, мямлила, не решаясь сказать — Я не знаю…

Наг вопросительно посмотрел на жену:

— Эйрин, ты прекрасно знаешь, я терпеть не могу твоих вот этих " может быть"! Что тебе надо? Говори прямо.

Она выдохнула:

— Помилуй её!

— Кого?!

— Свою наложницу. Эту девушку…

— У меня нет наложниц. Гарем будет продан на днях. Я не знаю, о ком ты.

Эйрин опустила глаза. Провела по столу ладонью. Слабые блики Ламейна играли, преломляясь в гранях бокалов, тарелок и столовых приборов. Утренний свет колыхнулся и задел кроваво — гранатовый камень обручального кольца…

— Она оказала мне услугу. — Королева нервно стукнула ногтями по скатерти — Она оказала услугу НАМ, Эсмонд.

— Что?! Услугу? — Король грохнул по столу кулаком — Она оказала услугу, отравив тебя?! Да ты не в своём уме, похоже! Знаешь что? Давай ты не будешь указывать, как мне следует поступать с преступниками!

Эйрин резко встала:

— Зато тебе теперь все ясно! И не кричи… Будь сдержаннее. Мы должны не только казнить. Но ещё и проявлять милосердие. Хотя бы иногда, Эсмонд. Жаль… Очень жаль, что ты этого не понимаешь.

Он замер.

Подобные слова когда то произнесла Руминна, его мать… Отец не внял ей. Не услышал. Родители страшно поссорились тогда… Не разговаривали. Жили в разных комнатах. А он, будучи ещё сопливым ребёнком, тщетно силился понять, что же произошло?

— Эйрин! — он встал из — за стола и подошёл к жене.

Теперь они стояли друг напротив друга. Её голова не доходила ему даже до плеча. Белые пряди волос сегодня были скручены в какой то хитроумный жгут, переплетённый тонкими золотыми нитями с тёмными бусинами… Синие глаза смотрели в упор. Но не умоляюще…

Они давили. Приказывали. Ждали…

— Преступница должна быть казнена, Эйрин. По законам Экрисса и моему повелению. И больше я не намерен обсуждать это. Ни с тобой, ни с кем либо ещё.

— Эсмонд!

— Ты перегибаешь палку, девочка. — он прошептал это ей в ухо, нагнувшись — Ты готова жалеть всех… Всех, кроме меня.

— Что ты говоришь…

Он подхватил жену подмышки, как ребёнка и усадил на край стола:

— Ты забываешься, Королева Экрисса… Ты забываешься и забываешь.

Девушка уперлась ладонями в каменную грудь. Наг рывком притянул жену к себе, запустив пальцы в волосы. Голова её запрокинулась и тёмные бусины посыпались дождем из причёски на каменные светлые плиты пола…

— Ты помнишь Терранита, девочка? Бергаэрда Терранита?

Эйрин гневно вскрикнула:

— Отпусти! Мне больно, идиот!

Король прижал голову жены к груди. Его сердце бухнуло ей прямо в ухо.

— При чем тут Берг… Эсмонд, перестань. Я его не помню. Ты доволен?

Он зарылся лицом в её тёплые волосы:

— Нет, не доволен… Говоришь, не помнишь? Ты не помнишь… Зато его помню я, дорогая. И очень хорошо…

Наг отпустил её. Выпустил из рук, как отшвырнул.

— Казнь состоится через два часа. Иди и приведи в порядок волосы. Ты едешь со мной и будешь присутствовать на площади. Таковы правила, насколько тебе известно.

Он вышел, хлопнув дверью.

Эйрин уткнулась лицом в ладони и покачала головой.