Пожарский-2

12. ВОСКРЕСНЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ

ЛУЧШЕ ГОР МОГУТ БЫТЬ ТОЛЬКО…

Момоко явилась минута в минуту, выряженная в такие крошечные лоскутки, что все встречные мужчины, должно быть, испытывали определённые сложности в ходьбе при её виде.

Голове хотелось побрюзжать, мол: «Эх, девчонки… Никакой интриги! В моё-то время — идёт пава, юбка в пол, глядишь и думаешь: завалить бы тебя на перину да подолы твои задрать… А это что? Дальше — только голой». Но молодое тело плевать хотело на голову, и если бы Момоко заявилась нагишом, только сильнее бы обрадовалось. «И посмотреть есть на что, и подержаться», — поддержал голову Кузя.

Она, конечно, усекла мою реакцию, довольно расплылась, приняла одинокую тёмно-красную розу и подставила щёку для поцелуя:

— Куда пойдём?

— Пока в музей.

Я потянул её за руку, отметив, что чуть в отдалении, за кустами, прохаживается пара парней. Простите, ребятки, но переживать за ваше душевное самочувствие я не нанимался.

В воскресенье здесь было совсем пусто. Не очень-то нынешние студенты хотят тратить личное время на дополнительные занятия. Одни мы молодцы, ха.

Я вообще-то уже подзарядился под завязку, и когда мы вошли в Святогорову избушку, подходить к Источнику не стал.

— А зачем мы здесь? — Момоко недоумённо оглянулась.

— Это сюрприз, — я шагнул вплотную и обнял её за талию.

— Что — прямо здесь?.. — хихикнула она.

Хм. Идея неплоха, но требует некоторой подготовки.

— Сейчас узнаешь, — едва касаясь кожи, я провёл пальцем ей за ушком, приподнял лицо за подбородок, поцеловал в приоткрытые губы и… внёс спиной вперёд в портал, который мгновенно схлопнул за собой.

— Оу! — она оглянулась. — Как это? Где мы?

— Помнишь, я обещал горы?

Последние два часа я посвятил приготовлениям: застелил площадку коврами, накидал подушек, столик низенький принёс, вино, фрукты. И даже огонь в жаровне развёл, поленья почти уже дошли до состояния готовых углей. Будущее ложе выразительно засыпал лепестками роз — по-моему, глупость, но девчонкам очень нравится.

— О-бал-деть! — оценила Момоко и прижалась ко мне всем телом. — Я хочу тебя. Целую неделю! — она обвиняюще толкнулась в меня грудью. — И ты это знаешь!

— Я тоже хочу, — я скользнул руками по её спине, попутно развязывая все встречающиеся бантики и вязки. — Но есть небольшая проблемка. Я обещал, что мы будем только вдвоём…

— М-м? — ниппонка выгнула бровь.

— Но со мной мой разумный меч…

— Это не страшно, — глаза у неё заблестели. — Я разрешаю ему смотреть!

«Ва-а-а-ау!» — громко сказал у меня в голове Кузя.

«Без комментариев, иначе в другой раз дома оставлю!»

Это была последняя связная мысль…

Она была жаркая. И изрядно «голодная». Давненько, должно быть, эти горы не слышали, чтобы так кричали. Правда, наверное, неделю воздерживалась, а для неё такой режим…

А потом я лежал, и мне даже глаза не хотелось открывать.

«А про угли кое-кто совсем забыл, — сказал Кузя. — Но я тебя не осуждаю».

— Хрен с ними, с углями, — пробормотал я.

— Что? — Момоко приподнялась на локте и заглянула мне в лицо.

— Мой меч говорит, что угли совсем остыли.

— А-а! Так это не проблема! — она подскочила и подбежала в жаровне, провела ладонью над решёткой. — Готово! Нужно жарче или убавить?

— Смотришься шикарно, — оценил я. — Пить хочешь?

— А оно не крепкое? А то улетим потом неизвестно куда, — Момоко хихикнула.

— Лёгкое, специально для барышень, — усмехнулся я и подумал, что она стала здорово бодрее и веселее и, чего я не предположил заранее, похоже, вытянула меня до самого дна. А я и наручи снял, не хотел, чтоб она видела…

«Кузя, ты запас не трать, подзарядишь меня, иначе придётся нам куковать тут до завтра, пока у меня накопитель не пополнится».

«А ты не подумал, что если вы будете здесь долго сидеть, этой барышне захочется тебя ещё раз использовать? Или не раз?»

Ситуация, однако.

Мы пили вино, жарили мясо и угощались вкусностями — всё было принято с большим одобрением. Наконец Момоко облизала пальчики, аппетитно потянулась, давая понять, что была бы не против ещё раз… и пронзительно завизжала.

— Ой, можно подумать, ты драконов не видела, — с выражением вселенской усталости произнёс голос Змея из-за моего плеча.

«Извини, пап, — покаянно пробормотал Кузя, — я, кхм… засмотрелся…»

Ага. Увлёкся и Змея проморгал. Я вздохнул. Мысленно.

— Слышь, Змей, по-братски, спрячься ненадолго, я девушку домой отправлю.

— Ты чё, попутал, э? — злобно сказала вторая голова, но средняя тюкнула её сверху:

— Ладно, чё завёлся, ара? Чё мы там не видели?

Головы скрылись за обрывом.

— Это что такое? — дрожащим голосом пробормотала Момоко.

— Чудище местное. Говорили, помер он давно, а он — вон, жив. Одевайся, одевайся скорей, пока он не передумал. На малый портал маны хватит, только не обижайся — за Академией высажу тебя, источник точку выхода сбивает.

— А…

— Мы обязательно продолжим. На неделе. Давай-давай-давай… Цветочек не забудь. И конфетки в коробочке — сестрёнку угостишь, чтоб она сильно не завидовала.

— А…

— Выскочишь из портала — иди направо. Там будет арочка цветочная — увидишь вход в тренировочную зону, не потеряешься.

«Кузя! Давай энергию!» — я скастовал маленький портальчик, выставил туда Момоко и тут же его захлопнул.

…СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

Обернулся — Змей уже сидел в человеческом виде на краю пропасти, спиной ко мне:

— А я сперва тебя не узнал, а потом понял, что ты, Митька. Измельчал-то как… Ой, да ладно, — продолжил он тут же усталым нудным голосом левой головы, — кто сейчас не измельчал? Всё измельчало, всё идёт к упадку… Заткнись, а⁈ — опа, и правая тут! — Тихо все! — крикнул Змей своим обычным голосом. — Дайте мне со старым другом поговорить!.. Да пусть докажет сперва, что друг!.. Ой, я вас умоляю! Друг — не друг — какая разница…

А он ведь совершенно седой, Ядрёна-Матрёна! А сгорбился как…

— Змей, ты б хоть повернулся.

— Знаешь, Митька, когда лицом к лицу, это ещё страшнее… Страшнее ему, ты посмотри!.. Ой, да успокойся…

— Так, принимай-ка обратно зооформу!

Змей перекинулся и измученно повернулся ко мне:

— Так ещё хуже. В человеческом виде они хотя бы разом орать не могут.

Боковые головы, и вправду, заорали одновременно, но каждая своё:

— Слышь ты, хлебало завалил бы!.. Можно подумать, мне самому это нравится…

— Кузя, — попросил я, — а дай-ка вон тому борзому по мордасам и заткни качественно.

Меч два раза уговаривать не пришлось. Кузьма рванул вперёд и приложил злобную бошку, да так, что она слегка обмякла. В пасть ей мы запихали кусок скалы, сверху натянули наволочку от подушки и шнурком примотали.

— Ты добровольно заткнёшься, — недобро спросил Кузьма нудную голову, — или тебя тоже приложить?

— Добровольно он не заткнётся, — сказала главная голова.

— Можно подумать, вы одни здесь воспитанные… — начала левая голова, тоже получила в зубы камень и наволочку сверху.

— Боги Египта! — вздохнул Змей. — Почему я раньше не догадался? К сожалению, я продолжаю слышать их мысли, но хотя бы снаружи тишина.

— А если кто-то будет думать очень громко, то мы ему ещё раз покажем, что такое хук справа! — пригрозил Кузя.

Лицо у Змея слегка разгладилось:

— Спасибо! Не уверен, что это блаженство надолго — всё равно спасибо, Митька! Я только не понял — ты откуда взялся?

— Да я сам, честно говоря, не понял. Есть предположение… — я окинул взглядом слегка разворошенное пиршество. — Мясо будешь?

— Давай! — Змей, радостный, словно человек, которого дикая зубная боль отпустила, уселся на ковёр и принял тарелку: — М-м-м! Мой рецепт, а?

— Конечно! И если бы ты не явился так некстати, мы бы уже на второй круг пошли. Девочка вполне была готова.

— Э-эх… девочки… розовые лепестки… — Змей грустно вздохнул. — Чё там про предположение-то, ара?

Теперь тяжко вздохнул я:

— В моём роду умерли все.

Змей перестал жевать и уставился на меня:

— Э! Ты что, брат⁈ Если бы так — нас бы уже всех накрыло большим медным тазом!

— Да не знаю, как так вышло, брат, но меня закинуло в тело последнего внука — как раз, когда он отошёл. Так что я теперь — последний Пожарский.

— Охренеть расклад… — честно сказал Змей и добавил кому-то внутри: — Заткнись там, скотина, сказали тебе, по башке получишь!

— И давно ты так мучаешься?

— Так с последней магической войны.

— Хер-р-рас-се…

— Н-но. Байдой какой-то меня накрыло — и всё. Да сперва, вроде, не так и страшно было. Просто застрял в многоглавой форме. И даже как будто прикольно — всегда есть с кем поговорить. А вот в последние годы тяжко стало. Старею, что ли. Один гундит без конца — то морали читает, то помирать собирается, и всё-то ему не так, и мир бренный…

— Пиштец.

— Не то слово. А второй — сам видел, злой как дэв, каждому в горло впиться готов. Заткнись, сука! — Горыныч тюкнул сверху агрессивную голову и немножко успокоился. — Зря я на крепкий алкоголь перешёл. Он, по-моему, только психованнее стал.

— Выпиваешь, чтобы их меньше слышать?

— П-х, выпиваю! — Змей ухмыльнулся. — Бухаю по-чёрному! Сижу потом у озера, пою…

— Хором невпопад? — попытался пошутить я.

— Если бы хором! — горько воскликнул Змей. — Каждый своё орёт, пока не отрубится.

«Отрубится» — щёлкнуло у меня в голове.

— Змей! А чё сидим-то на жопе ровно⁈ Ты помнишь, как Гидру лечили, когда у неё тени разума начали на основное сознание наползать?

— Ха! — Горыныч во вкусом отхлебнул из бокала, причмокнул. — Мы с Кошем давно эту тему мусолим…

— А вы общаетесь?

— Да-а, прилетает он, раз в месяц-два, смотрит меня. Иногда — так, на яблочко по блюдечку мне звонит, я если его не закину куда-нибудь, отвечаю. Он тоже сразу про Гидру вспомнил, пытался мне лишние рты ампутировать — не поверишь, начали множиться, до двенадцати дошли.

— Это ж твоя боевая форма?

— Ну! Мало того, что много — так ещё резкие, как понос, злобные. Еле прижгли.

— А чем прижигали?

— Как — чем? Ты помнишь, как перед уходом ему сердце Кинич Ахау отдал? Он в него всю лишнюю энергию смерти вливает — полыхает сердечко, будь здоров! Им и прижигали. Но меньше трёх — никак. Если перестараться — снова четвёртая вылазит. И такие наглые стали, хоть ляг да помирай…

— И всё-таки у Алкида же получилось.

— Так то ж Алкид был! — Змей снова налил себе в бокал и с удовольствием выпил. — Божественная кровь… К тому ж у него ж не просто особый факел, а ещё и меч легендарный имелся!..

Повисла небольшая пауза, Змей довольно поглаживал себя по животу и смотрел, как я на него таращусь. Поёрзал. Оглянулся.

— А чё ты, Мить?

— Горыныч! Чё тупим⁈

Кош, конечно же, читал лекцию. Это же естественно! Что может быть лучше в вечер воскресенья, чем лекция о здоровом образе жизни⁈ Увидел раскрывающийся неровный портал — офигел. Конечно! Змей со своей природной ловкостью поставил его прямо на центральный пятачок зала-амфитеатра, с которого вещал наш легендарный целитель. А неровный — потому что Змей с утра уже принял на грудь изрядную дозу сорокоградусной брусничной, а вином заполировал, и теперь его немножко развозило.

— Уважаемые слушатели, — тревожно объявил Кош, — я вынужден прервать доклад и просить вас покинуть помещение. Здесь у меня сложный рецидивирующий случай…

И все встали и пошли, недовольные. А ведь полный зал был!

— Ёшкин колупай, кто бы мне сказал восемьсот лет назад, что Кош лекциями про здоровье будет такие толпы собирать — не поверил бы, — пробормотал я.

Видимо, недостаточно тихо. Или Кош и вправду достиг того уровня слуха, которого когда-то хотел — когда даже мышиный шаг сможет слышать, потому что он резко бросил осматривать Горыныча и устремился ко мне.

Высокий — выше меня даже, сухой, нет — поджарый. Взгляд пронзительный. Я смотрел на него с усмешкой:

— Будешь так свирепо меня глазами сверлить — повешу твою личину в уборной, на случай запора.

Кош поднял брови домиком и как-то весь сморщился:

— Дмитрий⁈

— Вот что требовалось! Сдохнуть и восемьсот лет отсутствовать — сразу «Дмитрий»! А то всё «Дурак» да «Дурак»…

Кош, к моей неловкости, порывисто обнял меня и заплакал:

— Митька! Ты прости меня, старого дурака, недоглядел ведь я… Закрутился, заговор проморгал — а потом уж поздно… Внук-то твой… Смотрел я мальчишку, целить пытался — никаких шансов.

— Ты тело-то не узнаёшь, что ли?

Он отстранился и уставился на меня более внимательно, синевато засветившимся взглядом:

— Да к… да как же так?.. Митя?.. Это ты⁈

Пришлось рассказывать историю по второму кругу. Змей тем временем пил чай с протрезвином из ведёрной кружки и приходил в себя.

Кош начал в волнении хрустеть суставами рук, тереть подбородок и бегать по кругу:

— Удивительный феномен! Удивительный… — он остановился и снова впился в меня взглядом: — И, говоришь, проходимость каналов начала восстанавливаться?

— Измеритель говорит, что да.

— А вдруг он у тебя испортился?

— Измерители не портятся.

— А! Мой жизненный опыт говорит, что всё в мире рано или поздно может испортиться. Давай-ка моим проверим! — он бросился к большому шкафу и вытащил гранитную плитку. — Клади руку!

— Не учи учёного. Ну, что я говорил? Тридцать семь-тридцать восемь!

— И мана в накопителе — два? — поражённо спросил Кош.

— Это уже два. А два часа назад было ноль.

— А это всё потому, что он кувыркался с девочкой, которая его нечаянно, простите, высосала, — сдал меня Змей и меленько захихикал.

— Да ладно! — отмахнулся я. — Ну, высосала. Дело наживное. Зато какая девочка!

— А знаешь, куда он её привёл? — с подначкой спросил Змей Коша и тут же ответил: — На наше место! У меня аж бздынькнуло сразу!

— Что-то долго у тебя бздынькало, или ты пешком шёл?

— Не-е, — Змей с досадой потряс головами в наволочках. — Пока проснулся, пока спорил…

— Это хорошо, что туда Ярена не заявилась, — многозначительно сказал Кош. — Может, она бы тебя и не узнала. Начала бы претензии предъявлять — ну, знаешь, как она умеет.

— «Это на-а-аше ме-е-есто!» — изобразил высокомерную интонацию Горыныч. — А тебя не спрашивают! Молчи там!

— Мда, — Кош скорбно покачал головой.

— Я очень надеюсь, что она меня не узнает, — честно сказал я. — И вас, по-братски, прошу меня не выдавать.

— Могила! — поклялся Кош.

— Один за всех! — торжественно подтвердил Змей.

— Тогда давайте к делу. Кош, я считаю, что твой план лечения прекрасен. Я могу предоставить тебе необходимый компонент.

— Н-ну?

— Кузьма!

Кузя принял человеческий вид:

— Я готов оказать вам эту услугу, невзирая на то, что вы много лет обращались к моему отцу и создателю с издевательской кличкой.

У Коша отвалилась челюсть.

— Так мы же не со зла! — растерянно развёл руками Змей.

— И тем не менее.

Кош с клацаньем захлопнул рот. Откашлялся:

— Я приношу свои глубочайшие извинения.

— Да я, как бы… — Змей явно чувствовал себя неловко. — Я и не думал, что… Мить, прости, брат…

— Всё, простили и забыли! — махнул рукой я. — Давайте лучше думать, как бошки будем прижигать.

Кош посмотрел на Кузю, покачал головой:

— Нет, всё-таки человеческая форма в процессе не подойдёт. Нужен именно меч как меч, и чтоб держала рука человека, в жилах которого течёт божественная кровь.

— О дин вас устроит? Рюриков род к нему восходит.

— Да и у бабки твоей родня интересная, — кивнул Кош. — Пойдёт. Ты отсекаешь, я прижигаю. Сейчас только Сердце принесу и детали уточним по формуле, чтоб Тишу два раза не мучать.

Змей, заслышав своё человеческое имя, окончательно протрезвел. Буркнул:

— Больно будет?

— Обязательно! — обрадовал его Кош. — Но в конце будет хорошо.

Змей глубоко вздохнул и прикрыл глаза:

— Ладно уж, режьте.

Не всё сразу пошло идеально, но в итоге мы победили. Змей попробовал превратиться в человека и долго с сумасшедшим видом прислушивался — не возникнут ли снова голоса в голове? Потом орал, прыгал и обнимался. Потом заявил:

— За это надо выпить!

— Нет уж, мой друг! — осадил его Кош. — Остаёшься на реабилитацию. И первым делом — борьба с алкогольной зависимостью!

Но ужином — питательным и полезным (и на удивление, всё равно вкусным) Кош нас угостил. И великолепным купажированным чаем с травами и мёдом. Засиделись заполночь, вспоминали старые истории, рассказывали мне новые — те, что после Разрыва случились, а я — каких дел успел наворотить за три недели.

А потом я поставил портал домой — и мне даже хватило собственного резерва! Впритык, но тем не менее.