Хотя в бешеном пространстве категории времени были своими, обычно его обитатели пользовались земными часами. Так удобнее вести учет и контролировать события. Этой ночью чиновники пространства не покидали офис: отличившимся агентам и системникам выписывались командировки на Шабаш.
Агентами были существа типа Фас Экс-пи-пи. Системниками называли людей, подписавших с бешеным пространством контракт в надежде на особые блага в жизни и после нее. Они собирались погудеть шальной ночью среди своих и получить верительные грамоты и наставления на будущий год.
В их числе был один, довольно видный в научных кругах человек, проходивший по каталогу бешеного пространства под именем Дон.
В назначенный час он вошел в свою ванную комнату и, ожидая вызова, старался не глядеть на чисто вымытый подзеркальник, на котором сверкала лезвием опасная бритва. В квартире никого не было. Верного пса он оставил на даче — собака в час вызова выла, не умолкая.
Дон любил бриться именно такой опасной бритвой, с хорошо наточенным длинным лезвием. А сейчас она почему-то и притягивала его, и пугала одновременно.
До вызова оставалось несколько минут, и он с пустым и холодным сердцем ожидал приближения контрольного мгновения.
— Дон, — говорил он себе, — надо выбираться из этой клоаки.
— Нет, — отвечал ему кто-то его же голосом. — Твое топ-шоу заказано и оплачено, и хозяин на нем не ты.
Дон взял бритву, потрогал лезвие. Он только сейчас внезапно понял, как сильно привязан к этому миру, и не питает никаких иллюзий по поводу того, кто встретит его на том берегу.
Часы тем временем заскрипели, механизм в них звякнул и начал отсчет контрольного времени. Дон привычно набросил купальный халат, в котором, надо признаться, не было никакой необходимости, и прыгнул в унитаз. Это он проделывал уже столько раз, что все получалось как бы само собой, без каких бы то сомнений и обдумываний.
Таким же образом в Черный туннель сейчас попадали тысячи других контрактников. Туннель был забит до отказа. Хотя гости встречались здесь ежегодно, на Земле они друг друга не узнавали: бешеное пространство допускало системников на Шабаш, преображая их по своему усмотрению.
Дон, например, стал колокольчиком без язычка. Рядом с ним двигалась пустая печать, впереди толкались карандаш без грифеля, ведро без дна, но почему-то с массивной ручкой, чуть дальше плыли скукоженая пальмовая ветка и подобные штуковины.
Это было что-то вроде карнавальных костюмов. Внутреннее зрение каждого системника могло раз в год насмотреться вдоволь на эту свалку и сделать вывод, как хорошо быть избранным.
Дон знал: народ, идущий по Черному туннелю, умеет напустить туман и пыль в души земных сограждан, но тут они готовы на все, лишь бы контракт продлили и еще бросили обжовок тухлятинки с барского стола Шабаша.
Да что там говорить, Дон и сам был таким же.
Перед лифтом толпа стиснула его, одна кабинка не работала, и все понимали, что сегодня придется потолкаться и подождать дольше обычного.
Дон заглянул в черную бездонную шахту соседнего лифта — там гудела беспросветная Тьма. Рядом была лестница. Крутые, узкие, облитые чем-то скользким ступени без счета уводили туда же — вниз.
— Я тут не в первый раз, но на такой спуск решиться не могу. Это не для человека. В эстетическом смысле, — процедил селедочный скелет.
— Да, не для человека, — согласился Дон. — Но для нас с вами вполне подходит.
— Надеюсь, вы не агент света? — подозрительно осведомились селедочные объедки.
Несколько системников, стоящих рядом, тут же обернулись к Дону.
— А вы этого боитесь? — нахально поинтересовался тот.
Селедочная голова негодующе отстранилась от мятого колокольчика:
— Я уже ничего не боюсь, но вам советую не нарываться.
Мятый колокольчик оттолкнул сдутую автомобильную шину, протиснулся между ней и раздавленным ноутбуком и ступил на первую ступеньку.
Нет ничего невыносимее лестницы, ведущей бесконечно вниз. Перил нет, стены сдвинуты так узко, что Дон едва не выскочил назад. Но сегодня он был особенно озлоблен и искал острых ощущений.
Он оглянулся с надеждой, что кто-нибудь из толкающихся перед лифтом тоже рискнет спуститься по бездонной черной щели, но, похоже, понятие страха существовало и здесь.
Мятый колокольчик, с вырванным язычком, сделал несколько неуверенных шагов, поскользнулся, тщетно попытался ухватиться за сырые и липкие стены и покатился вниз.
При этом чувства его не оставляли. Порой казалось, что он пересчитывает каменные ступени ребрами и головой, подпрыгивая на каждой ступеньке как мяч.
Бешеное пространство давало урок. Оно не прощало отступничества.