Подводная лодка в степях Украины

Глава 6. Моряки степей

Те годы, когда подземные лодки проекта 741 перестали быть единичными экспериментами и превратились в разветвленную, пульсирующую под землей Сеть, совпали с рождением другой, параллельной реальности. Реальности народных слухов, страхов и необъяснимых встреч. Сеть, задуманная как абсолютно невидимое оружие, начала давать течь — не водой, а легендами.

«Плывёт, бывало, по степи туман — а в нём человек идёт. В бушлате, с якорем на пуговицах. Спрашивает: где тут хлеб берут?»

(Из рассказа Петра Игнатьевича Коваля, тракториста, с. Шаровка, Богодуховский район, Харьковская область, записано этнографом А.Парамоновым, 1960 год)

Базар в Савинцах, Полтавская область. Жаркий полдень, август 1961 года.

Воздух звенел от стрекотни цикад и гула мух над прилавками с соленой рыбой и подвяленным салом. Пахло пылью, навозом, дегтем и спелыми арбузами. Бабка Прасковья, худая как щепка, в выцветшем платке, сидела за своим скудным товаром — десятком яиц и связкой лука. Ее голос, пронзительный и недовольный, резал ухо соседям:

— Я сама видела! Своими глазами! Как перед господом богом стою! — она тыкала костлявым пальцем в сторону пыльного спуска к речушке Оржице, больше похожей на канаву. — Он зашёл, как есть! В военной форме! Но не солдатской, нет! Морской, черной! Вся мокрая, будто из реки вылез, но на нём — сухо! Взял молока кружку, выпил залпом, посмотрел на селёдку мою солёную… понюхал, сморщился и ушёл! А от него — запах! Как из тины, водорослями тянет! Морем! И рубль дал, мокрый.

Сосед-колхозник, покупавший гвозди, усмехнулся:

— Прасковья, может, оно с похмелья? Опять твой Митька с завода приезжал, так вы на радостях того… друг дружку и не признали?

— Цыц ты! — бабка зло тряхнула головой. — Не Митька! Чужой! Лицо нездешнее. Бледный. Глаза широкие… как у ночной птицы. Пустые.

— Ну и куда ушёл-то твой «морячок»? — спросил кто-то из толпы, собравшейся поглазеть на скандал.

— Да вниз по склону! Прямиком к тому оврагу, что за кладбищем! — Прасковья махнула рукой.

— В овраг? — раздался дружный смех. — Там же ничего нет! Голая глина да крапива по пояс!

— А он — как раз в этот овраг и ушёл! — упрямо стояла на своем бабка. — Не по тропе, а прямо в чащу! И не оглянулся! Как скурнулся под землю!

— И не возвращался?

— Какой там возвращался! — Прасковья зябко куталась в платок, хотя было жарко. — Он и не смотрел на нас. Как сквозь стекло смотрел… Или как через воду. Страшно было.

Смех стих. Люди переглянулись. В этом «как через воду» было что-то леденящее. Всем вспомнились странные истории последних лет. Слишком много стало этих «моряков» в степях, где моря — только на рекламе санаториев Крыма.

Через неделю после разговора на базара в село приехали двое «по гражданке» — в добротных костюмах, но со стрижками «под ноль» и негнущимися спинами. Представились инженерами из «гидропроекта». Опросили Прасковью, поговорили со свидетелями. Смеялись, качали головами. Говорили: «Бабушка, вам, наверное, солнце напекло голову» или «Может, дезертир какой с Дальнего Востока затесался?».

Но глаза у них были не смеющиеся. Холодные, всевидящие. Перед отъездом предупредили председателя: «Чтоб болтать перестали. А то проблемы будут. Большие». После этого в Савинцах о «моряке» говорили только шепотом, по вечерам, за закрытыми ставнями.

В курилке местного райкома партии, среди своих, один из сельских функционеров, бывший фронтовик, мрачно заметил:

— Не дай бог опять этот… подземный флот где всплывёт. Ведь опечатают полсела и по грибы не пустят. И опять скажут: «тренировка по гражданской обороне» или «утечка химикатов». Народ смеется, но душа не на месте. Что они там, под нами, делают?

Сельпо, село Подгорцы, Курская область. Поздний вечер, октябрь 1962 года.

Продавщица Мила, девушка на излёте комсомольского возраста, с добрым лицом и вечно усталыми глазами, закрывала свою лавку. В опустевшем, пропахшем керосином, селедкой и дешевым мылом помещении было тихо.

Вдруг скрипнула дверь. На пороге стоял мужчина. Высокий, подтянутый. В темно-синем бушлате, но без погон. Белел накрахмаленный подворотничок. Фуражка с "крабом". Лицо — усталое, но… красивое. С резкими скулами и пронзительными серыми глазами. Он был мокрый, будто его окатили водой, но бушлат высыхал пятнами на грудной мускулатуре.

— Здравствуйте, — сказал он тихим, глуховатым голосом. — Дайте, пожалуйста, пачку конфет «Коровка». И банку горчицы. Столовой.

Мила, удивленная поздним визитером и его видом, молча достала с полки конфеты и майонезную банку с грязно-желтой смесью. Мужчина заплатил новенькими рублями. Деньги были чуть влажными.

— Вы… не местный? — не удержалась Мила, разглядывая его необычную для этих мест выправку.

— Нет, — коротко ответил он, пряча покупки в полевую сумку. Его взгляд скользнул по пустым полкам. — Скажите… как к Брянску выйти? Ближайшим путем.

Если бы кто-то там ещё был, наверняка раздался бы смех. От Подгорцев до Брянска — больше двухсот километров! Пешком? Но Мила не смеялась. В его тоне не было шутки. Была усталая необходимость, которая заворожила девушку, напомнила о ячейках общества, тихом домике с огородиком, нескольких ещё не рождённых детишках…

— Брянск? — переспросила она. — Это далеко… Автобус только утром. До райцентра. А там…

— Пешком, — уточнил он. — Лесными, полевыми дорогами. Где населения поменьше.

Мила, мило смутившись, набросала ему примерный маршрут на оберточной бумаге. Мужчина внимательно посмотрел на схему, кивнул.

— Спасибо. — Он повернулся и вышел. Через окно Мила видела, как он уверенно зашагал не к автобусной остановке, а в сторону темного массива колхозного леса.

Через два дня в сельпо зашли двое. В тех же добротных костюмах. Представились «геодезистами».

— Говорят, у вас тут моряк появлялся? — спросил один, прямой как палка, глядя Миле в глаза.

— Моряк? — Мила почувствовала, как похолодели руки. — Нет… не помню такого.

— Бабки болтают. Говорят, вы ему что-то продавали. Горчицу и конфеты. И маршрут рисовали к Брянску.

— Ой, — Мила сделала испуганное лицо, достав папиросу. — Да это, наверное, тот парень… с психиатрички, что в райцентре? Он у нас иногда шатается. Всех принимает за командиров. То танкистом себя назовет, то летчиком. Наверное, и моряком прикинулся. Я ему конфет не пожалела, а он про Брянск завел… бред какой-то. Я просто так, чтоб отвязался, нарисовала.

«Геодезисты» переглянулись. Палка-человек усмехнулся:

— Вот и правильно. Никакого моряка не было. Вы устали, работа тяжелая. Фантазии. Забудьте. И другим передайте: бред больного человека. Понятно?

— Понятно, — прошептала Мила. Когда они ушли, она долго сидела на табуретке, куря дрожащими руками и глядя на ту самую оберточную бумагу, на которой рисовала схему. Она была сухой. А его деньги были мокрыми, как её девичьи слёзы.

Докладная записка (для внутреннего пользования, фонд ГРУ/ОсНаз/Сеть)

Исх. № ГШ/00741/ОС/1963-138**

ДАТА: 17 мая 1963 г.

ПРОИСШЕСТВИЕ № 138

МЕСТО: с. Черкасская Лозовая, Дергачевский р-н, Харьковская обл.

ОПИСАНИЕ: По данным агентурной сети местного РО КГБ, 15.05.63 примерно в 19:30 местными жителями (3 чел.) зафиксировано появление трех неизвестных мужчин в форме ВМФ СССР образца 50-х гг. (без погон и знаков различия). Состояние формы: влажное, загрязненное илом. Поведение: сдержанное, избегали контакта. Прошли через огороды в сторону балки «Глубокая Долина». Один из неизвестных, предположительно старший по возрасту (ок. 40 лет), при обмене репликами с колхозницей (не зафиксировано) говорил с акцентом, возможно, кавказским или среднеазиатским. Предположительно, по стилю речи, — инженер или техник.

ОБЪЕКТ: Не зафиксирован средствами акустического контроля Сети на ближайших маршрутах (участки «Дон-4», «Харьков-Подземный»). Связь с базой «Краснопавловка» в указанное время — стабильная, аварийных сигналов не поступало.

АНАЛИЗ: Высока вероятность несанкционированного выхода экипажа с действующей единицы (К-09, К-11?) для пополнения запасов/ориентирования. Либо — дезертирство/потеря ориентации. Либо — ошибка идентификации местными (возможно, военнослужащие срочной службы, резервисты на сборах, заблудившиеся).

МЕРЫ:

1. Сведения считать фольклорными/недостоверными. Активизировать агентуру для подавления слухов на месте.

2. Усилить контроль за экипажами перед выходом на маршруты. Провести внеочередной инструктаж по недопустимости несанкционированных выходов на поверхность.

3. Проверить журналы выхода и связи по базе «Краснопавловка» за 14–16.05.63. Особое внимание — единицам К-09, К-11.

РЕЗОЛЮЦИЯ: Архивировать. Не поднимать панику. Утечки информации о Сети нет. Повторные случаи — докладывать немедленно.

(Подпись) Майор Ермолаев В.С. (Оперативная группа «Сеть»)

Монолог бывшего флотского старшины Николая Ткача — пенсионер, сторож колхозного склада.

(Записано на магнитофонную пленку студентами ВГИК в рамках курсовой работы «Устная история села», с. Новопетровка, Воронежская обл., 1987 год.):

Звук нажатия кнопки записи. Фон — тиканье часов, далекий лай собаки.

«Ты думаешь, мы просто так ходили? По прихоти? (Пауза. Глубокий вдох, треск закуриваемой папиросы). Там ведь под каждым хутором… под каждой деревенькой нашей… ручей течет. Глубоко. Очень глубоко. Невидимый. Подземный. А где ручей, там… наш ход. Наша дорога. Наша рельса. По ней мы и шли. Невидимые. Неслышимые. Как тени под луной.

Нас никто не ждал там, наверху. И никто не искал. Мы были… ничьи. Ни государству толком не нужны — разве что как тайная палка. Ни семьям — мы ж призраки, у нас и имен-то настоящих нет в бумагах. (Пауза. Затяжка).

А мы шли. День за днем. Ночь за ночью. В вечной темноте. Под гул моторов и скрежет камня по обшивке. И когда всплывали… (смешок)… ой, мама не горюй! Иногда — в силосной яме вонючей, полной жижи. Иногда — в затопленном подвале разрушенной церкви. Один раз, ей-богу, — прямо в подвале райкома партии! В Курске! Представляешь? Под портретами вождей! (Смех, переходящий в кашель).

Ничего. Ни звука. Тише воды, ниже травы. Главное — не смотреть в глаза тем, кто увидит. Не видеть в их глазах этого… ужаса? Или смеха? Неважно. Главное — не связаться. Взять что нужно. И уйти. Быстро. Обратно в темноту. В свою… нору.

И хлеба… (голос становится тише, почти нежным)… хлеба чёрного взять. Обязательно. Без него… тоскливо там, внизу. На сухарях-то. Сухари — как опилки. А чёрный хлеб… он пахнет. Солнцем. Зерном. Жизнью… (Долгая пауза. Слышно, как тлеет папироса). Да… хлеба. И уйти».

Звук окончания записи.

Народные песни и прибаутки, записаны фольклорными экспедициями в сёлах Харьковской, Курской, Воронежской областей, 1961–63 годы:

Запись Марфы Сидоровны Литвиненко, 1901 г.р., с. Великая Писаревка, Сумская обл.:

«Ой, по степи, по пыльной шла лодка под землёй,

А в ней сидел матросик, грустил он по весне…

Ох, не выйду ли я на зеленые луга?

Так закляли меня черти: "Сиди в подземной ты темнице!"»

(перевод с украинского)

Запись со слов Ивана Федосеевича Кравцова, 1895 г.р., х. Калиновка, Воронежская обл.:

«Течёт речка под хатой, не видно ни зги,

То не речка — то лодка, идёт без дуги.

Не свеча в ней горит, а зелёный огонь,

И сидят там солдаты — ночью и днём.

Собирают по хатам: хлеб чёрный, соль, спички,

Чтоб плыть им обратно сквозь каменны плиты».

К концу 1960-х годов Сеть перестала быть просто сверхсекретной военной программой. Она стала мифом. Живой, дышащей легендой. Люди видели следы — мокрые пятна у колодцев, исчезнувшие продукты из запертых погребов, странных молчаливых людей в морской одежде.

Но никто не знал сути. А те немногие, кто знал — кто проектировал, кто строил, кто командовал, кто плавал — молчали. Потому что есть вещи, о которых не рассказывают. Как не рассказывают о самом темном страхе или самом глубоком море, особенно если это море течет под твоими ногами.