Под сенью короны

Глава 1 Погоня

Накануне выступления из столиц я получил письмо от жены, как и прежние, написанное рукой наёмного каллиграфа, но с неровной закорючкой вверху листа — собственноручной её закорючкой. Прогресс, и какой, ведь по-прежнему супруга моя оставалась неграмотной.

Впервые весточка от неё меня не всколыхнула. Убедившись, что Моресна в полном порядке, встретив в тексте упоминание о демонице Маше и не обнаружив никаких настораживающих фраз типа: «Как ты мог», «Я тебе этого не прощу, сволочь такая», равнодушно убрал листок в сумку.

Меня намного больше волновали последние новости.

Было широко объявлено, что государь снимает Аштию Солор с должности главы Генштаба и Главнокомандующего императорской армии и ставит на это место Руштефа Лагроя, владетеля области Лагрой, примкнувшего к его величеству одним из последних. Уже после сдачи столиц, считанные дни назад. Даже если это решение господин Лагроя принял до вступления армий в Ишель, Кадалах и Варсанию, всё равно случившееся выглядит странно и некрасиво.

Новость эта стала для меня чем-то таким, к чему вялое определение «шок» не подходило совершенно. Как описать впечатления от рухнувшего в один миг представления о мире, вполне сложившегося и даже отчасти закостеневшего? Человеческий словарь беден, да и кому, кроме меня, были интересны мои переживания? А для себя мне их описывать незачем, я и так ими переполнен.

Почему? За что такая страшная немилость? Я надеялся увидеть Аштию и по её глазам понять, в чём причина. Но встретился с нею только однажды, мельком, на людях. Госпожа Солор выглядела безмятежной. Можно подумать, она позволит себе выглядеть иначе в присутствии посторонних! Это ровным счётом ничего не доказывает!

Но кто, если не она, может считаться наиболее последовательным сподвижником императора? Кто больше Аштии был ему предан? Разве что его офицеры-полудемоны, пришедшие с ним ещё из того, нечеловеческого мира. Но ведь не им он передал золотой диск, а какому-то ренегату-аристократу! Чем это можно объяснить?

Здесь я чувствовал угрозу и собственному положению, потому что держался только Аштии и только на её поддержке строил карьеру. Почему такое могла случиться? Только одно объясняет эту немилость: правитель понял, чем для него чревато укрепление позиций Аштии. Она, по сути, вернула ему корону — а значит, теоретически может отнять её. С точки зрения благодарности — гадство. С точки зрения политики — разумный продуманный ход. Странно, что Аше столь спокойно это воспринимает. Может ли она скатиться и дальше? Ну, слишком-то сильно не скатится. Никто не отнимет у неё и её рода высокое положение в обществе и титул.

«А ты уже губу-то раскатал… Ну, может быть, Аше даст мне какое-нибудь место у себя. Всё-таки я её типа брат. Уже можно на что-то такое рассчитывать». Может, оно и к лучшему — пришло мне в голову. Спокойнее жить. Кусок хлеба с маслом и икоркой обеспечен, минимальное уважение к моей особе никто не отнимет, а что ещё нужно чужаку в феодальном мире? Дети, ежели они появятся, вырастут в сытости и будут принадлежать к воинскому сословию, сделают карьеру, если пожелают.

Все эти соображения успокоили меня. Не похоже, чтоб госпоже Солор угрожала казнь или ссылка, словом, наказание, которое потянет в бездну и всех её сторонников. Хотя… Кто знает… Какие только неожиданности ни подстерегают человека на жизненном пути. Я могу вообще не дожить до неправедной расправы, а умершие вовеки правы, и не так просто их ошельмовать. Да и смысл…

Будь что будет.

Я во взгляде Аканша черпнул уверенности в будущем, если уж нельзя было получить эту уверенность в разговоре с Аштией. Армия двигалась на Атейлер, и там, похоже, нам предстоит дать генеральное сражение второму претенденту на престол.

Кстати, он много потерял, не поставив в столицах мощный гарнизон. Центр трёх столиц, императорская цитадель и все укрепления вокруг неё были так хороши и столь разумно устроены, что держаться там можно было очень и очень долго. Его величеству пришлось бы потратить много сил и времени на то, чтоб захватить три главных города Империи, прояви защитники хоть минимальное упорство и умение.

Но у горожан не нашлось воли, чтоб сражаться вместо солдат. Да, собственно, чему тут удивляться? Разве трудно понять обывателей? Весь уклад жизни в Империи строго определял, кому чем следует заниматься. Горожанам — ремёслами, торговлей, благоустройством поселений, строительством и прочими мирными делами. Солдатам следует сражаться, если потребуется, следить за порядком, пока войны нет. В городе как раз и находилось ровно столько бойцов, чтоб поддерживать порядок. Что они могли бы сделать с мощью, развернувшейся в виду Варсании? Никто, само собой, не захотел напрасно гибнуть.

Словом, история повторилась. Как двадцать с лишним лет назад столица упала в руки демона-квартерона, словно спелый абрикос, так и теперь покорилась ему по единому жесту.

Правда, в те незапамятные времена захватом столиц по большому счёту борьба за трон и закончилась. Все лорды покладисто признали над собой власть неизвестного чужака, покорились ему, Кареоя Солор, мать и предшественница Аштии на посту Главнокомандующей, принесла присягу и от своих владений, и от лица армии. Сейчас же самые серьёзные бои ещё впереди. И во главе Генштаба Солор больше не стоит. Она теперь — всего лишь один из заместителей Главнокомандующего.

Мы едва на переход отошли от столиц, как мне принесли предписание: захватить замок Ачейи, располагающийся в четырёх воинских переходах от столиц, захватить и доложить.

— Это далеко? — спросил я Аканша, показывая ему листок с печатями.

— Нет. Практически по пути следования армии, на полперехода в сторону.

— М-м-м… От нас что — опять ждут, что мы его возьмём с налёта? Одной левой: раз — и в кармане?

— Вряд ли. Штаб предоставляет схему потайного хода. Вот: видишь! — Мой зам аккуратно черкнул ногтем по дорогой глянцевой бумаге. — Тут об этом сказано. Никто не знает и знать не может, что такая секретная информация известна Генштабу.

— Хм… Полагаешь, это даст нам шанс?

— Несомненно.

— Тут ещё предписание захватить всю семью лорда Ачейи. — Я внимательно прошёлся глазами по строкам. — Именно захватить, не причинив никакого вреда.

— В замке, скорее всего, находятся только супруга и дочери лорда. Может быть, ещё его сестра.

— Что — женщин потом тоже казнят?

— Смотря каких женщин. Если говорить о супруге, то скорее всего да. А вот дочери или там сестра лорда — другой вопрос. Женщины вообще никакой ответственности ни за что не несут. Обычно. — Должно быть, в этот момент мой зам вспомнил об Аштии. — Дочек лорда выдадут замуж за офицеров императора, дадут хорошее приданое. Уверен, Генштаб получил такой приказ, чтоб не дать Атейлеру возможность повыдавать дочерей Ачейи за своих людей. Не создавать в дальнейшем династических споров за землю.

— Для девиц это будет брак с понижением, не так ли?

— Зато для офицеров — с повышением. Так что с жёнами они будут обращаться уважительно. Им придётся… Командир всерьёз переживает за дочерей Ачейи?

— Командир всерьёз переживает за своё будущее. — Я увидел в глазах собеседника понимание. — Сам же видишь, что творится.

— Может быть, государь принял такое решение формально? Чтоб поставить во главе армии мужчину, как и требуют древние традиции, и тем угодить большинству лордов, больше их привлечь на свою сторону?

— Ну, не знаю. Выбрал-то кого!

— Представителя старого аристократического, хоть и не очень влиятельного рода. Старинные корни, родство со старой императорской династией…

— Ну-ну…

Я с сомнением опустил глаза в листок и ещё раз пробежал текст глазами.

Итак, задача ясна, действуем при поддержке вершних и магов, но эти подойдут чуть позже. К тому моменту я и мои лучшие бойцы уже должны оказаться в замке. Начало штурма на рассвете, а вернее — даже чуть раньше. В тот момент, когда мои часы покажут пять часов. Я их специально так настроил (временно, потом подкручу, чтоб всё стало по-старому). Правда, из-за этого «сползает» полдень, но какая разница?

— Это какой уже по счёту замок, порученный нашему отряду?

— Монетки на ожерелье цепляешь? — усмехнулся Аканш.

— В смысле? А что, мужчины носят такие ожерелья?

— Иногда дарят жёнам. Какая разница, ведь жена и то, во что она одета и наряжена — свидетельство возможностей и достижений мужчины.

— Понял, — и, мысленно перелицевав монетки в звёздочки на фюзеляже, я пояснил себе фразу Аканша именно с такой точки зрения. — Нет, просто вспоминаю. Хрустальный взяли нахрапом, Малый — тоже. С этим не прокатит.

— Через потайной-то ход? Почему же?

— Оптимист какой… Ладно. Там будет видно. Потом нам нагонять основные силы, передав замок подошедшим арьергардным частям… Успеем ли к генеральному сражению?

— Успеем, командир. Основным силам придётся выделять отряды не только для захвата Ачейского замка. Тылы необходимо подготовить.

— Вот как? Но если слишком распылить силы, задержаться по пути для захвата всех замков, то противник перехватит инициативу. По мне, так чем быстрее удастся настигнуть вражеское войско и навязать ему сражение на наших условиях, тем скорее гражданская война подойдёт к своему завершению.

— У монеты две стороны, командир. Если слишком уж яростно и безоглядно рваться к вражескому горлу, можно получить удар ножом в бок. Чтоб обезопасить себя от сокрушающего удара во фланг или тыл, нужно отобрать у врага все укрепления по пути следования армии. Государь и штаб рассуждают более чем разумно.

Я пожал плечами. Мне хотелось ещё поговорить о предполагаемой стратегии и тактике Генштаба, потому что нынче подо мной перебирал конечностями пластун, а не конь, и моё тело ликовало. Однако Аканшу предстояло ещё раздать с полсотни поручений и обо всём позаботиться. Он, из сотника недавно махом превратившийся в тысячника, а по сути заменявший трёхтысячника, то есть меня, изо всех сил стремился добиться, чтоб всё было идеально.

Надо отдать ему должное. Если бы не его помощь, я вряд ли справился бы с управлением такой массой войск.

Чтоб проще было в пути, отряд разбили на несколько меньших. Конечно, нечего и надеяться, что такое количество вооружённых людей сумеет избегнуть постороннего внимания. Но в нынешние времена где угодно можно встретить группы готового к драке народа, при мечах, ножах, луках — при любом оружии, какого только душа пожелает: гражданская война разворачивалась во всём своём великолепии. Так что нас уже ничто не сможет по-настоящему демаскировать. Но разведчиков я всё равно разослал во все стороны. Нафиг нам ещё разного рода сюрпризы! Если верить картам, до нужного места оставалось всего ничего.

Имперцам было в разы проще прятать свои потайные ходы что с одного, что с другого их конца. В любом случае на помощь приходила магия. И хитростей было придумано с избытком. В частности, не существовало почти ни одного подобного подземелья, выход из которого не был бы прикрыт элементарной сигнализационной системой. Только попробуй открыть его магией со стороны, а не изнутри — сигналка так взвоет, что мало не покажется.

Так что чародейские приёмы не годились категорически. Логичным в моём представлении было просто отковырять плиту с помощью грубой физической силы. Моё мнение на этот счёт было озвучено ещё до выступления в поход, одному из представителей Генштаба, который им поинтересовался. Выслушал с лёгким удивлением, но пообещал обсудить со специалистами, и вот результат — способ был признан разумным. Отрядный маг получил инструкции по отчекрыживанию элементов системы наблюдения, и настал уже мой черёд удивляться. Как оказалось, сигнализация стоит только на системах открывания двери, в том числе и несанкционированно, а на сопутствующих и обслуживающих элементах её нет.

— И где логика? — полюбопытствовал я у Хидбара чуть позже, когда приказ уже был получен, а подробности разъяснены.

— Ну так зачем на системе слежения подобная сигналка? — усмехнулся маг.

— Вот как раз для такого случая.

— Никому прежде не приходило в голову отколупывать двери без использования чар. Этот случай — первый. Теперь, наверное, примутся ставить сигнализации всюду.

— Ещё одно одноразовое открытие. Неприятно, что так.

— Неприятно, что одноразовое?

— Угу…

— Может быть, и удастся оставить этот случай в тайне. Возможно, просто не успеют сообразить, как мы сумели проникнуть внутрь. То есть сумеем.

— Могут не сообразить?

— Всякое бывает, командир. Вот стрельба из магических орудий по живой, как командир выражается, силе противника уже однажды практиковалась госпожой Солор, для Генштаба это не новость, как я узнал. Но ведь мы были сперва очень удивлены, сочли такое использование пушек своеобразным новшеством, которое придумано командиром.

— Помню. В Хрустале.

— Так что всё новое продвигается не сразу. Неизвестно, сообразит ли кто-нибудь. Скорее заподозрят какие-нибудь особые магические хитрости.

— Командир, — вестовой, осадив коня прямо перед моим пластуном, красиво склонился через луку седла. — Вход в подземелье определён.

— Передай, чтоб приступали. Строго по плану.

— Слушаю, командир.

— Поехали, Хидбар. Посмотрим.

Чародей с лёгкостью школьного учителя, решающего простенькое программное уравнение, определил местоположение беспокоящих нас магических объектов. Повозившись, убрал их, как заверил, без намёка на шум. Я, и теперь не понимавший в магии ни бельмеса, мог лишь ждать результатов наравне со всеми своими солдатами. Ждать в отдалении, опасаясь попасть в поле зрения пока ещё действующих систем слежения. И надеяться на лучшее.

Вокруг дремал спокойный, как синее небо, лес, безупречный, кабы его не баламутило бы присутствие трёх с лишним тысяч солдат элитного имперского подразделения. Здесь, где мы ждали результатов, равнина плавненько переходила в предгорье, скалы высовывались из-под дёрна, словно грибы после дождя. В одной из этих скал и прячется нужный нам потайной ход.

— Чисто, — заявил Хидбар совершенно по-земному. Я даже удивился, а потом вспомнил, что это не спецназовское словечко, а магический термин, и слегка приуныл.

— Приступайте.

Ильсмин, Аканш, Ревалиш и Эния подступили к скале, которую им уже проверили и разметили мелом разведчики. Полчаса потребовалось на то, чтобы точно определить границу плиты, которую предстояло отковырять и сдвинуть. Эния, лёгкая, крохотная и подвижная, лазала по скале с лёгкостью мухи — казалось, ей и выступы-то не нужны, ладошками прилепится. Она сумела затащить инструменты и верёвки на нужную высоту, не без выдумки примоталась к скальной кочке и под аккомпанемент советов и подбадривающих окриков вшибла-таки два стальных клина в монолитный, как казалось, камень.

После чего сгруппировалась и молниеносно соскользнула вниз с трёхметровой высоты, да так легко и непринуждённо, будто по ступеням сбежала. Верёвку же оставила болтаться — задел на будущее, видимо.

— Молодец, — одобрил Ильсмин. — Как у вас, парни?

— Готово, — бойцы вковыряли клинья в щели, настолько малозаметные, что их, казалось, и с лупой-то не разглядишь, волосину не воткнёшь. — Можно приступать.

— Так приступайте, — пробормотал я.

Металлические клинья вогнали так глубоко, что они почти скрылись в скале. К крючьям на их концах привязали постромки, впрягли ящеров. С первой попытки удалось лишь выдернуть забитые ранее костыли, но вместе с ними чуток сдвинули с места и плиту. Она теперь, по крайней мере, отчётливо обозначилась. Но пока держалась на месте.

— Одей, заберись-ка ещё разок, — попросил Энию Ревалиш. — Надо найти, во что вбить кол с кольцом.

— Попробую.

— Или мне помоги подняться, — предложил крепкий двухметрового роста парень — косая сажень в плечах, сметёт врага одним пинком и не заметит.

Эния задумчиво смерила его взглядом.

— Есть способ. Откройся.

— Что?

— Откройся, говорю, — она встала с ним глаза к глазам, хотя для этого ей пришлось чуть ли не на цыпочки встать, а ему — нагнуться. Малышка Эния не доставала своему собеседнику даже до плеча. — Смотри мне в глаза. Внимательней. Расслабься… Да немощь тебе в ребро — расслабься! Не съем!

— Что творишь-то?

— Доставляю тебя наверх. Смотри в глаза, говорю!

А потом внезапно оба они прыгнули, да так синхронно, будто были единым целым. Не на все три метра, конечно, приземлились они где-то посередине, оттолкнулись от вертикальной поверхности, но каким-то шибко хитрым способом, потому что полетели не вниз и не вбок, а вверх. Я смутно догадывался, как именно они это проделали, и лишь потому, что сам когда-то прошёл ту же школу.

— Демонья отрыжка! — рявкнул парень с кромки, судорожно цепляясь за камни.

— Не голоси, — весело окликнул его Ильсмин. — Работай.

— Чем работать-то?

— Держи, — Эния вручила ему тонкий клин с кольцом. И молоток.

— Мне ж тут даже не размахнуться. Свалюсь…

— Снова в глаза смотреть?

— Нет!.. Сам.

— Сам с усам, — прокомментировал я, давясь от смеха. — Привяжись там!

— Все горазды советы давать.

— Я-то к вам туда без помощи Одей заберусь. Только уж больно долго вылезать из доспехов.

— Это не работа для командира, — проворчал Ревалиш.

К моему удивлению, колья были вбиты без особых проблем, к кольцам привязаны постромки, ящеры решительно потянули… Металлические стержни, конечно, повылетали, но дело было сделано. Плита вышла из пазов, обрывая поддерживающие её блоки и рычаги. Система традиционно была лишь частично магической, а частично механической — для надёжности. И так действительно получалось надёжнее. Со всех точек зрения.

Перехлестнув через плиту постромки и поторопив ящеров, мы всё-таки уронили каменную громаду на землю. Открылся тёмный коридор с грубо отделанными стенами и сводами, тщательно укреплёнными камнем там, где скала переставала быть монолитной. Здесь было в меру чисто и в меру сухо, но узковато — могли пройти в ряд не более чем два человека в доспехах.

— Темно, — сказал Аканш. — Хороший признак. Значит, магическую систему мы не потревожили… Вопрос освещения решается элементарно, пусть командир будет в этом уверен. Обойдёмся походными средствами. Всё будет видно.

По жестам командиров солдаты подняли и затеплили лёгкие магические светильники. Для удобства бойцы крепили их на палки, подобранные здесь же, в лесу. Шагая по подземельям в окружении третьего десятка, я прикидывал, что мне следует сделать в первую очередь, а о чём вспомнить попозже. Похоже, полученный мною приказ вступает в конфликт с уставом. По всему получалось, что так-таки придётся торчать в самом сердце схватки, не увильнёшь.

Разумеется, опыт, знания и всё тот же устав требовали, чтоб командир по ходу операции находился в самом безопасном и при этом оптимальном для командования месте — в центре войска. И если б перед нами стояла только одна задача — захват крепости, — я бы так и сделал. Но чуть ли не важнее покорения твердыни оказался захват пленных в полном или хотя бы относительном здравии, чтоб государь мог ими распорядиться.

Пленных мои ребята будут брать в хозяйских покоях, то есть именно там, откуда начинается потайной ход, буквально в первые же минуты выхода из него… Надеюсь, потому что иной вариант возможен, лишь если тревога поднимется раньше времени. А это для нас, мягко говоря, нежелательно.

Словом, если вдруг что пойдёт не так, а меня не окажется под рукой, некому будет принять то самое главное решение, за которое потом мне же и придётся отвечать жизнью. Отряд велик, солдаты идут по двое в ряд, сильнее тесниться категорически нельзя. В тот момент, когда голова подразделения уже начнёт зачистку крепости, хвост дай-то бог только-только вползёт в подземелье. Если займу место в сердце подчинённых мне войск, никаких решений скорректировать не успею, а передать их или хотя бы получить своевременные сведения об изменении ситуации — тем более. Отдать голову за чью-то чужую ошибку — больно надо. Лучше уж рискну оказаться в авангарде. Благо хоть схватка начнётся в помещении, где труднее случайно поймать стрелу в спину, нож в затылок или магией по кумполу.

И если вдруг что — не так будет обидно.

Потайной ход оказался отделан и укреплён очень тщательно. Когда-то его прорубили в скалах, достроили где требовалось, снабдили вдобавок кучей закрытых ниш, где владельцам замка удобно было спрятать про запас что угодно, например, нужные для побега вещи — деньги, снаряжение, одежду и обувь, даже, наверное, ездовых ящеров. Последних можно было погрузить в подобие анабиоза и не беспокоиться об их содержании.

Сейчас я имел возможность заглянуть лишь внутрь тех из ниш, которые пребывали пустыми, полные же и закрытые можно было проискать до Второго пришествия, особенно если не иметь хоть какие-то наметки. Да ещё вскрывать их потом — отдельная морока. Более чем утомительная задача, если учесть, что сотворить такое при помощи грубой силы малореально, потому что подобные хранилища работают на чисто магическом принципе. А чарами сигнализацию перебаламутишь по полной программе… Словом, ничего подобного в наши планы не входит.

Время от времени я взглядывал на Хидбара — тот каким-то образом соотносил наше продвижение со схемой — и на Ревалиша. Именно он сейчас шёл рядом со мной в головах отряда. Ему передавали условные знаки от головной десятки, и мне он по первой просьбе охотно докладывал, что всё тихо, всё благополучно, всё строго по плану, нет причин волноваться.

Коридор в конце концов упёрся в лестницу, хоть и винтовую, но довольно широкую — можно и здесь шагать по двое в ряд. Винтовая — ничего страшного, пока приходится подниматься. Вот спуск по такой — вынос мозга и отвал башки. Впрочем, не знаю, может быть, привычные люди переносят подобный аттракцион как-то иначе… Какое мне до них дело, я-то себя к числу привычных пока не отношу!

— Сколько нам ещё подниматься?

— Изрядно, командир, — ответил Хидбар.

— Успеем? — я взглянул на часы. Какое счастье, что родная механика пока не сдаётся. — За три оборота кринки успеем?

— Должны успеть, командир.

Ступени, ступени… Стержень лестницы, плывущие мимо стены, прорубленные в цельном камне — всё одни и те же, будто бы не двигаемся, а лишь ногами толкаем лестницу вниз. Ни намёка на бойницы, да и откуда им тут взяться, в толще-то скалы? Мы прямо под замком Ачейи. Тишина, царствующая в подземелье даже над шуршанием сотен ног, безжалостно размазывала нас, пыталась вынуждать к разговору, чтоб хоть так потягаться за владычество. Но разговаривать было нельзя.

— Вот здесь, — шёпотом произнёс Хидбар, ведя рукой по стене.

— Нас не слышат?

— Нет.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, — он усмехнулся мне, и в какой-то момент показалось, будто глаза его сверкнули, будто осколки чар. Вот уж шутки магического освещения! — Кстати, рад был узнать, что командир не утратил магической стерильности.

— Вообще-то, конфиденциальная информация…

— Прошу прощения.

— …Но так уж и быть, отвечу — да. Поставленный надо мной эксперимент, к счастью, закончился удачей.

— Эксперимент?

— Это я так цинично отозвался о чести, оказанной мне государем. Быть его телохранителем в магическом бою.

— Выполнение обязанностей телохранителя явилось испытанием магической неуязвимости?

— Я не имею права об этом рассказывать.

— Зачем тогда начинал? — пробормотал Ревалиш — я лишь чудом услышал.

И, подавшись ближе к тысячнику, ядовито шепнул:

— Чтоб поддразнить.

— Командиру удалось.

— Могу открывать? — шёпотом осведомился наш чародей.

— Откроешь по команде. Все готовы? Оружие у всех наготове? Три… Четыре… Давай!

Волна подхватила меня и швырнула сквозь узкий проход в залы хозяйских покоев, не таких роскошных, как в императорском дворце или в Солор, но тоже вполне себе. Даже захоти я упереться и остановиться — не смог бы. Где уж мне противиться единому порыву, в котором боевой отряд, получивший приказ, рванул его исполнять. Вот об этом-то и речь, что командиру лучше находиться в месте побезопаснее, иначе в бой его толкнут собственные же солдаты — и кто рискнёт пенять им за это?

Я вынул меч вместе со всеми, но первые минуты не мог пустить его в ход, да что там — из-за тесноты даже размахнуться не удалось бы. Едва появилась возможность, я отшатнулся в сторону и остановился у стены, чтоб не мешать ручью превращаться в разливанное море войск, которые неизбежно затопят замок, дайте только срок.

Однако следовало проследить и за выполнением основного приказа. Крики и звон оружия убедительно свидетельствовали о том, что мои ребята обнаружили местных и ввязались в драку за крепость. В схватке несподручно хватать девиц, так, может, мне этим и заняться, пока солдаты поглощены более привычным для них занятием?

Пожалуй.

Лавировать в бесконечно меняющихся условиях, среди перемешивающейся массы вооружённых людей было трудно. Пару раз мне даже пришлось перепрыгивать через стол или тумбу, которым секундой позже предстояло влететь в стену — отношения между защитниками цитадели и нападающими выяснялись очень бурно. Ещё одна проблема, вставшая передо мной — я и теперь не очень-то ориентировался в роскошных господских апартаментах. Окажись тут Аштия, которая всю жизнь провела в подобных условиях, живо бы сообразила, где именно располагаются личные покои супруги лорда и трёх его дочерей. А вот мне придётся поломать голову. Или натрудить ноги.

Правда, вывернув в один из парадных коридоров, я наткнулся на четверых бойцов, решительно, хоть и с некоторым пиететом державших под локти пышно разодетую женщину. Пусть и слегка встрёпанная, помятая, она всё-таки сохраняла осанку и взгляд, отличающие аристократку. Видимо, жена лорда. Вон и дочка видна, её держат ещё осторожнее, с огромным почтением к её благородному девичеству, инстинктивно опасаясь скомпрометировать, ибо ведь виновному в этом простолюдину не сносить головы. Да, в нынешних обстоятельствах всё иначе, но впитанные с детства правила поведения управляют человеком почти столь же решительно, как и заложенные природой рефлекторные реакции.

— Кто эта дама? — крикнул я.

— Госпожа Джасвелла Ачейи. Её дочь Радвиш Ачейи… И — вот, госпожа Предмия Ачейи, — девчонка, которую подтащили поближе ко мне, была не старше восьми лет. Ещё пока не заскорузла в броне великосветских манер, потому способна показать испуг и растерянность. Круглые от ужаса глаза могли вызвать одно лишь сочувствие… Ну ещё, может, раздражение, но не у меня.

— Это младшая?

— Да, командир.

— Насколько помню, у господина Ачейи три дочери.

— Точно так, три.

— Где ещё одна?

Растерянность во взгляде меня не удивила. Обычное дело — в пылу боя и в торопёжке не сразу можешь сообразить, что к чему, даже посчитать до трёх удаётся с большим опозданием.

— Э-э…

— Так, понял. Всем внимательнее искать третью дочку лорда! Как её зовут?

— Госпожа Шехмин Ачейи, командир.

— Искать её!

— Слушаю, командир.

— Что вы намерены делать с нами? — в меру надменно, в меру нервно крикнула леди, и то повысила голос лишь затем, чтоб её услышали. Вызывали уважение и её выдержка, и тиски воспитания, от которых она не желала отказаться даже теперь, когда, с моей точки зрения, вполне допустимо было дать себе послабление. Всё-таки страх смерти — не шутки.

В какой-то момент во мне шевельнулась жалость к этой женщине, вполне объяснимая и крайне неуместная жалость, которую до сего момента я успешно не допускал в своё сердце. Очевидно, что если дочек лорда ещё можно повыдавать замуж за императорских военных чинов, то жене предстоит всецело разделить судьбу мужа — что вполне сообразуется с традициями Империи, если я всё верно понимаю.

Но это ведь их жизнь. Их обычаи. Не мне лезть в чужие установления со своей жалостью, пусть всё идёт как идёт. И подводить самого себя к плахе из-за совершенно чужой женщины не собираюсь. К тому же она едва ли оценила бы мой реверанс. Она ведь рассматривает жизнь в иных категориях. Моя жалость может напугать её. Или даже оскорбить.

Так что мне оставалось лишь следовать обычным правилам вежливости — и не более того. Слегка поклонившись, я учтиво ответил:

— Это будет решать его величество, госпожа. Пусть её светлость соблаговолит успокоиться. И сообщить, где находится средняя дочь его светлости.

— Как я могу это знать? — с достоинством ответила Джасвелла. — Ваши солдаты держат меня и не дают возможности собрать семейство.

Правильно, я б на её месте ни за что не ответил, даже если б знал. Но спросить было нужно. Для галочки.

— Ищите, — приказал я и сам бросился искать.

Мой отряд затопил жилые покои и теперь, словно потоки воды, переполнившей запруду, изливался за их пределы. Собственно, замок ещё только предстояло захватывать. Пусть войск тут немного, но все они уже в курсе нападения, и крепость сможет предложить её защитникам множество удобных уголков, где возможно организовать оборону. С другой стороны, все без исключения оборонительные сооружения ориентированы наружу, а не внутрь, к сердцу цитадели, откуда сейчас происходит нападение. На это и опирается наша надежда, сделана наша ставка.

В той части покоев, куда я, миновав коридор, свернул после общения с госпожой Джасвеллой, явно пока никто не успел основательно потоптаться. Обшаривающие комнату за комнатой бойцы появились там почти одновременно со мной. И едва мы переступили порог спальни, в глаза бросилась демонстративно торчащая створка, которую я сперва принял за дверцу какого-то огромного шкафа. Мысль о том, могла ли юная леди спрятаться в шкафу и допустимо ли подобное поведение для благородной уроженки Империи, мелькнула и исчезла, стоило мне заглянуть внутрь. Никакой это оказался не шкаф. Проём открывался прямо на площадку, откуда начиналась винтовая лестница вниз, и ничего больше.

Второй подземный ход, мать его так…

— Ильсмин! — заорал я, не представляя, где сейчас находится мой второй зам, услышит ли он меня. — Что, чёрт побери, вообще известно о втором подземном ходе?..

— Могу передать вопрос по назначению, командир, — предложила девица — одна из подчинённых Энии Одей Самиш, бывшая гладиаторша, служащая теперь в приданной мне «дамской роте». Роту я про себя уже обозвал «боевым бабальёном», но пока никому не решался озвучить свою лингвистическую находку. Мало ли, какая будет реакция.

Ничего удивительного, что девица здесь. Мои замы вполне сознательно пустили дамское подразделение сразу за авангардом. Мало ли, вдруг в поисках представительниц женской половины ачейского семейства пришлось бы заглядывать в будуары или уборные — гражданская война ещё не дошла до той стадии, когда воюющие забывают об условностях при непосредственном взаимодействии со знатью.

— Не надо. Пустая трата времени. Сам знаю ответ. Либо ничего не известно, либо начальство решило, что нам информация о втором выходе из крепости — лишняя. Так, я посмотрю, что там. Вы вчетвером — за мной.

Уже спускаясь по лестнице на максимальной скорости, какую только способно было выдержать моё сознание, подумал, что едва ли сделанный мною выбор — оптимален. Всё-таки правильнее было бы отправить за девчонкой поисковую группу, самому же остаться и держать происходящее под контролем.

С другой стороны, тут нет первоочередных и второочередных задач. Захват крепости и ачейского семейства в полном составе — одинаково важны. И Аканш с Ильсмином куда лучше справятся с зачисткой замка, если я не буду их дёргать, если их внимание так и будет сосредоточено на одной, самой важной для них цели. Они полностью проинструктированы, снабжены картами, схемами, достаточным количеством войск. Они без труда примут все необходимые решения и без моего участия. Они ребята опытные. Да ещё подойдёт обещанное подкрепление — замок, считай, уже взят. Тут беспокоиться не о чем.

А я отлично тренирован. Я способен ловить девиц по подземельям и даже лесам, ежели Шехмин успеет выскочить наружу. Промедление тут может привести к очень неприятным последствиям. Всё-таки здешние земли девчонке могут быть знакомы лучше, чем мне, она тут прожила всю жизнь. Ищи её потом по лесам и посёлкам. И хорошо, если не попадётся каким-нибудь бандитам.

Интересно вообще-то, почему дверь в подземелье была распахнута? Закрой её девчонка за собой, и мы ни за что не догадались бы, куда она делась (если, конечно, сюда вообще нырнула именно она). Может, не смогла? Я мимоходом припомнил, как выглядит створка. Да, её нельзя просто так за собой притянуть. Может, дочке лорда трудно было это сделать в темпе, или она не нашла механизма, который это делает, или… Да не важно!

Лестница казалась просто бесконечной. Пару раз пространство начинало плыть, словно бы ввинчиваясь буравом в абстрактные области внутреннего мировосприятия и там самоуничтожаясь, отчего крыша не просто ехала, а уносилась со свистом. Тогда я закрывал глаза и какое-то время бежал вслепую — ноги отлично справлялись с делом самостоятельно. Винтовые лестницы уже давно вызывали во мне откровенную подсознательную ненависть. Почти как лошади с тряской, мать их, рысью.

Коридор, открывшийся перед нами после спуска, был поприземистее и поскуднее, чем тот, по которому мы проникли в замок. Но скоро раздался в стороны, а ещё через пару десятков метров влился в другой, прорубленный раньше или позже и вообще с другой целью. Он, собственно, шёл перпендикулярно, и у нас махом оказалось два направления вместо одного. Какой вариант выбрать? Поди угадай, куда убежала преследуемая девица… Или не девица? Кто именно нырнул в подземный ход и теперь убегает от нас?

Я в задумчивости нагнулся осмотреть пол. В скудном магическом свете трудно было что-то разобрать, но видно, что пыль на плохо выглаженном каменном полу всё-таки есть. Меня нагнали четверо спутников, один нёс с собой укреплённый на палке магический светильник. Предусмотрительный какой… Я отобрал у него светильник и опустил к самым сапогам. Да, пыль есть. Совсем мало. К тому же пол в бороздках и складках — следах долота или какого там ещё инструмента. Словом, пробеги тут мужчина, следов сапогами в пыли он не оставит.

Но вон читаются извилистые широкие полосы, более тёмные, следы потревоженного праха. Такие может оставить только свободно развевающийся длинный подол. Плащ подобного следа не оставит, да и поди найди чудака, таскающего плащ длиною в пол. Это след женского одеяния, вне всяких сомнений.

Спалилась девчонка. Во-первых, это она, во-вторых — побежала направо, теперь вижу.

— Гляньте, — я кивнул на пол. — Вот туда.

— Командир собирается преследовать сам? — уточнила бывшая гладиаторша.

— Вместе с вами, разумеется. Вперёд и побойчее. Не тратим время на болтовню.

Сапоги глухо топотали по каменному полу. Я мчался, радуясь тому, что ни намёка на усталость не отягощало тело. Каждую минуту я готовился увидеть в темноте подметающий воздух хвост женского подола. Но впереди была пустота и темнота, толчками отступавшая под напором магического света. Коридор то расширялся, то незначительно сужался, пару раз открывались боковые проходы, но, изучив их, мы убеждались, что девчонка продолжала путь по прямой.

Интересно, скала под замком и в самом деле источена ходами, как сыр — дырами? Забавно они тут хозяйство обустраивают. А что! Всегда найдётся где оборудовать винные погреба, где банки с солёными огурцами поставить, где сорганизовать камеры для врагов…

Очередной проход показался мне крупнее, чем прочие. Я сунулся туда, чтоб удостовериться, не свернула ли наша преследуемая, и замер перед чудовищными громадами демонических теней. Сперва мне показалось, что снова открылась «гармошка», и из темноты целят в меня жалами и когтями жуткие порождения иных миров, причём сразу огромным скопом. Лишь спустя пару минут я сумел сообразить, что тени неподвижны, не так уж велики и на опасных хищных демонов смахивают лишь с очень и очень большой натяжкой.

— Ездовые, — откомментировал один из бойцов. После чего, с беспокойством заглянув мне в лицо, спросил: — Что-то не так, командир?

— Всё так. Почудилось. Ездовые, говоришь? В анабиозе?

— По всему видно, что так.

— Значит, наша бойкая госпожа обзавелась средством передвижения. Как их разбудить? Кто знает?

— Я знаю, — сказала бывшая гладиаторша. — Сейчас… Командир думает преследовать девушку верхами?

— А как иначе? Она-то тут явно что-то взяла.

— Явно, командир. Иначе дверь не была бы открыта.

— Интересно, чего же не закрыла-то за собой…

— Так это отдельно возиться надо. Спешиваться, задерживаться. Видать, спешит, боится.

— Видимо, — проворчал я. — Тут логичнее было б, если б её мать когти рвала и уносила ноги без оглядки…

— Что, командир?

— Ничего.

Нервно притоптывая сапогом, я ждал, когда пробудят оставшихся ящеров (три штуки, но нести дополнительный груз способны, так что нам на пятерых хватит). Заодно, стараясь не слишком отвлекать спутников от работы, уточнил у них, могут ли они определить, сколько именно ящеров было взято. Сопровождает ли девицу хоть один боец? Или она собирается путешествовать в гордом одиночестве?

— По всему получается, что в одиночестве, командир.

— Есть женщины в имперских селениях… Не скудеет страна, как вижу, решительными дамочками!

Меня, конечно, не поняли, но как-то догадались, что шутка, потому дежурно поскалили зубы. Сложнее оказалось даже не пробудить ящеров, а оседлать их в полутьме, колеблемой нашими тенями. Тени заполняли пространство пещеры, которая из-за этого казалась тесной. Да ещё тварей следовало накормить. Оказывается, пробуждённым пресмыкающимся перед отправлением в путь обязательно задавали корму, и стандартной порции хватало им дней на пять.

— Госпожа Шехмин, получается, тоже на кормёжку время тратила?

— Видать, что так. Оттого, наверное, и поспешала.

— Припасы пропали?

— Трудно сказать, командир. Могла взять их не тут.

— Фураж?

— Фураж определённо кто-то трогал. Но взяла ли с собой или скормила на месте — едва ли можно разобрать. Мы же не знаем, сколько его было изначально.

— А разве это важно — взяла ли с собой?

— Отчасти и важно, командир. Вопрос в том, сколько поклажи приходится нести пластуну.

— Ерунда, парни. Девчонка намного легче любого из нас, особенно когда вы, парни, усядетесь по двое. Сколько бы фуража и других припасов она с собой ни прихватила, всё равно у красавицы будет большая фора. Давайте выводите тварей. Они слушаться-то будут?

— Куда денутся, — пробормотала гладиаторша, встряхивая уздой. Повинуясь её рукам, ящер поднял голову и посмотрел с укоризной. Впрочем, в свете магической лампы может почудиться что угодно. К тому же лампа уже выдыхается, скоро истает.

Интересно, как обходилась девчонка? Если она не врубила в подземелье свет, значит, либо орудовала на ощупь, что далеко выходит за пределы возможного, либо тащила светильник с собой. И продолжает тащить? Ведь штуковина нигде тут не валяется…

Пластуны весело зашлёпали лапами по каменному полу. У Шехмин Ачейи уже было время отойти далеко от замка. Мне, как командиру, ездовое пресмыкающееся, к счастью, досталось в полное распоряжение, спутники же теснились по двое. Темнота впереди, которую моё средство передвижения таранило от души, быстро поблёкла, открылся проём, слепяще-яркий, и такая же, как прежние, гостеприимно распахнутая створка. Вернее, уже не просто створка, а целая стена, вставшая перпендикулярно скале. Наверняка девушка воспользовалась магическим замком, иначе ей даже нечего было бы и мечтать о том, чтоб сдвинуть с места подобную махину!

Мы вырвались на простор, с трудом приходя в себя от шока, который испытали наши глаза. Какое-то время из-за потока слёз не получалось даже лес вокруг разглядеть. Прижимая к глазам рукав у запястья, где заканчивалась кольчужная рукавица, я терпеливо ждал, когда полосующая лицо боль станет терпимой. После чего аккуратно отодвинул промокшую от слёз ткань и осмотрелся.

— Итак, куда девушка могла направиться?

— Надо бы осмотреть тут всё, — в сомнении проговорил один из бойцов, чуть быстрее, чем я, привыкший к солнечному свету.

Вокруг густел лес. Всё тот же, что и с другого «входа» в замок. Тоже скалы, пышно поросшие травой, мхами, приземистыми деревцами, с трудом находящими, куда воткнуть свои корешки. Тоже кусты, тоже разлапистые веера растений, похожих на папоротник. По правую руку в этих веерах была промята длинная полоса, иссякавшая только метрах в двухстах от стоящей дыбом каменной дверной плиты. Собственно, дальше эти папоротники просто не росли.

— Да что искать-то? — я развернул ящера. — Вон куда надо.

Сперва было сомнение, конечно — не в том, куда именно направилась девушка, вырвавшись из подземелья, а куда она направит морду своего ящера после того, как покинет полосу примятых папоротников. Потом беспокойство поутихло. Густо обломанные на высоте человеческого роста веточки вполне ясно показывали, в каком направлении упорхнула птичка. А дальше начинались новые заросли разлапистых растений. И уж по ним её ящер прошёлся, как плуг по рыхлой пахотной земле.

Не приходилось оглядываться на своих — даже если кто-то и отстал, так нагонят. Сейчас мне казалось, что самое главное — скорость. Не могла балованная имперская девица далеко уйти. Чем скорее догоним, тем лучше, причём всем сразу, в том числе и ей самой. Вряд ли она приспособлена к походной жизни. Как бы представительница знатного семейства не пропала на просторах свободы, из которой я, помнится, выдирался с таким трудом. Я всё-таки мужчина, я справился. А она-то…

Несколько раз мы останавливались, разбираясь в следах, спешили дальше. До заката было ещё далеко, но уже теперь я искренне восхищался стойкостью девчонки. Конечно, она путешествовала не на коне, а на пластуне, это проще, но всё-таки. Для изнеженной молоденькой глупышки — очень даже неплохо.

— Куда она направляется — можно понять? — спросил я, обернувшись.

За мной поспешал только один ящер, которого оседлал один из моих бойцов вместе с бывшей гладиаторшей. Эти двое чуть поменьше второй пары отягощали ездовое пресмыкающееся, потому оно держалось наравне с моим. Следующее бойко шуршало в отдалении.

— Полагаю, командир, юная госпожа захочет добраться до своего отца. Отсюда до Атейлера далековато, но уж там она сможет какое-то время считать себя в полной безопасности. Ведь Атейлер укреплён очень хорошо. Это графство можно сделать практически неприступным, и уж наверное его владелец сделал всё возможное для собственной безопасности, — бодро отрапортовала девица.

— Куда лезешь отвечать поперёд мужчины? — проворчал её спутник.

— Отставить половые конфликты! — гаркнул я. — Кто успел исчерпывающе ответить на вопрос, тот и молодец!.. В Атейлер, значит? Ну что ж… Гоним на Атейлер. Я вас дожидаться не стану. Тут главное нагнать девчонку до того, как она доберётся до какого-нибудь атейлерского форпоста. Догоняйте.

И я попытался пришпорить ящера, потом вспомнил, что подгонять его нужно иначе. Подогнал. Пластун рванул вперёд, плохо разбирая дорогу. Управлять им стало труднее, и в разы. Это лошадь способна лавировать между деревьями и буреломами, она сдуру в преграду не влетит. А ящеры в этом смысле примитивны, как автомобиль. Куда направишь, туда и побегут. Впервые я пожалел о прежнем своём коньке, которого так невзлюбил.

Именно теперь стало заметно, что я совершенно не умею управлять ящером. Любым средством передвижения надо приучиться «рулить». Истина, которая, казалось бы, не нуждается даже в констатации, однако пришедшая мне в голову лишь теперь, и сопровождалась искренним изумлением. Спустя три минуты, два чудом избегнутых столкновения и четыре десятка матерных слов я решил снизить скорость, что тоже оказалось не очень-то легко. В результате, пока «тормозил» пресмыкающееся, умудрился влететь им в замаскированный папоротниками овражек, благодаря собственной выучке ничего себе не свернул и матерился уже намного дольше и цветистее, выковыривая ящера из ямы.

Ящер смотрел на меня укоряюще, но этот взгляд уже не мог потревожить мою душу. Временно, зато во всю мощь я в придачу к лошадям возненавидел ещё и пластунов. Однако выбора ведь не было. Девчонку надо догнать и привезти в Ачейю, а то моя собственная голова… ну, может, и не полетит с плеч, но проблемы возникнут. Как это обычно бывает — прежние заслуги не в счёт. Важны теперешние.

Трудно было гнать ящера, управлять им, не особо умея это делать, да ещё искать чужие следы, страдая от недостатка следопытского опыта. На подобный подвиг я оказался способен лишь в состоянии крайнего напряжения. Всё-таки Империя хоть и велика, но не запредельна. До первых форпостов или патрулей атейлерцев может оказаться ближе, чем хотелось бы, а я, считай, один. Вот вернусь, уж Аканш мне намылит шею за такое раздолбайство. И будет прав.

Но теперь уж поздно посыпать голову пеплом и вспоминать параграфы устава. Теперь надо торопить своё средство передвижения и уповать на то, что благополучная поимка девчонки снимет с офицера вроде меня обвинение в неразумности и нарушении правил.

Темнело, и след становилось всё труднее читать, хотя теперь он стал куда как заметнее. Это не значит, что она где-то поблизости, просто растительность такая, что лучше отмечает и хранит следы. Но в темноте поди отыщи даже такие. В замешательстве я остановил ящера и спешился. Тишина царила вокруг, та особая тишина, которой тебя обволакивает вечерний лес — вроде и шорох листьев под ветром есть, и перекличка каких-то насекомых, какое-то похрустывание на грани слуха, иногда птица что-то пискнет. Но по большому счёту — пустота и покой. Стволы, древесный молодняк, трава и кроны глушили звуки, заодно и обзор ограничивали. Даже если девушка где-то поблизости, я этого не узнаю, если она будет вести себя по-умному.

Интересно, где там потерялись мои спутники? Ящеры ведь двигаются почти беззвучно, не фыркают и не ржут, как лошади. Они тоже — часть этого безмолвного, почивающего в спокойствии мира. Впрочем, на их счёт я мало волновался. Захотят, так отыщут. Мне главное — девчонку найти. И не заплутать.

Наверное, стоило бы встать на отдых, но разумным это не выглядело. Уж наверное, девочка решит слегка передохнуть, изнеженная дама вряд ли умеет держаться в седле сутками и терпеть. Тут бы её и настигнуть, тем более что такими темпами завтра — по моим приблизительным расчётам — мы уже окажемся почти на границе графства Атейлер. Вот уж чего не хватало.

Поэтому я взял пластуна под уздцы и пошёл вперёд, высматривая под ногами потоптанные папоротники. В лесу темнеет раньше, чем на просторе, что логично, и темнота сгущается сильнее. Но на случай тьмы «хоть глаз выколи» при мне имелась крохотная бутылочка с магическим средством ночного видения, не раз уже испробованного. Я знал, что в нынешней ситуации достаточно будет одной капли на палец — и в десну втереть. Если принять больше, то ночное сияние звёзд и брачные игры светлячков могут ослепить. Только и останется, что под ёлочкой хорониться. Носом в хвое.

Пешком и без спешки пластун шуршал чуть громче, чем на полном бегу. Но пока он ступал следом за мной без сопротивления, этот незначительный шорох мало меня волновал. Девочка услышит — ну так и что? Станет убегать, сама себя выдаст — тоже нашумит. Мне главное её найти, а там уж как-нибудь справлюсь.

Здешние широты как раз своими вечерами меньше всего напоминали мне мою далёкую родину. Когда-то я привык, выезжая с приятелями на природу, сидеть у костерка, разложенного на берегу озера, любоваться негасимым светом над кромкой дальнего леса, бледно-хрустальным небом — и знать, что настоящая темнота так и не наступит. В ходе общения без труда можно было пропустить эти короткие минуты подлинной ночи, потому что утренняя заря не медлила воссиять над миром, буквально наступая на пятки вечерней заре. И такой порядок вещей был для меня тогда чем-то совершенно нормальным. Обычное дело. Поколебали мои представления о летних ночах только годы службы в армии.

Здесь всё было иначе. Долго тянулась по небу яркая, как нить накаливания в лампе, полоска солнечного пути по небосводу, однако лишь считаные минуты горизонт тлел, как железоплавильный горн. Потом будто рука божества обрезала незримую нить, за которую цеплялся небесный купол, и на землю рушилась тьма. Она была черна, как тушь, разлитая по листу бумаги, и даже звёзды или луна, когда она была, мало чем помогали. Здесь соблазн употребить чудесное средство ночного зрения был очень велик. И иногда это, пожалуй, имело смысл.

Как только ночь ослепила меня и я перестал разбирать очертания даже тех папоротников, что дотягивались мне аж до пояса, вытащил бутылочку и втёр снадобье в десну. Теперь надо осторожнее, по возможности не отрывать взгляда от земли, не смотреть в небо. На открытое пространство из-под защиты крон не выходить. И за пластуном следить. Ящеры иногда начинали нервничать, если их заставляли двигаться в полной темноте. Ящеру-то средство не предложишь.

Теперь, когда моё зрение способно было впитывать даже тот свет, который обычным зрением не увидишь (мне однажды вскользь пояснили, что под действием снадобья глаз начинает воспринимать даже нечто вроде полумагического излучения, испускаемого любым растением, камнями, почвой и водой, вот почему средство помогало видеть в глубинах подземелий), мир перестал быть враждебным. Я бодро зашагал вперёд, таща за собой ящера. Или, может, разумнее было бы привязать его где-нибудь и не обременять себя? Неужели же девчонка умудрилась умотать так далеко?

С другой стороны — а что если я нагоню её только к рассвету? Сейчас мне так и так приходится идти очень осторожно. Нет, без ездовой твари оставаться нельзя. Надо в любой момент иметь возможность включиться в гонку. Судя по всему, девчонка недурно умеет обращаться с пластунами и управлять ими. Хорошее у неё, видно, было воспитание. Под стать солоровскому.

Я брёл по лесу, время от времени дёргая за повод, если средство передвижения принималось артачиться, и вслушивался в тишину. Ветер чуток усилился, а значит, издалека своих я не услышу, если, конечно, они не примутся песни горланить или шумно ссориться, что вряд ли. Однако их помощь мне нужна позарез, и совсем не в деле поимки. Уже сейчас я с трудом представляю себе своё местонахождение. Дорогу назад найду разве что по следам или по системе «спроси местного жителя». Весёлый расклад. Самого забавляет.

Не только ночь окружала меня, но и мысли. В тишине, да на ходу самое время подумать о жизни. Тем более — было что взвесить и рассмотреть со всех сторон.

Я уже почти стал своим. Настолько своим, что способен оценить, как высоко вознёсся по сравнению с начальными условиями. Может, конечно, всякое случиться. Однако уже сейчас я не песчинка на чужой подошве, я часть могущественной силы под названием армия, уже имею приличное положение в обществе, и немало найдётся тех, кто позавидует мне.

Я уже достаточно свой, чтоб осознавать и подвергать оценке эту игру по чужим правилам. Всё верно, правила придуманы не мной, как и традиции мира. Когда-то меня возмутил до тошноты уже сам факт такого подчинённого положения. Но если оценивать беспристрастно, что в нём особенного? Когда бывало иначе? Разве у себя на родине я сам придумывал для себя законы и обычаи? Фигня, существовал в окружении тех, что есть, просто не замечал этого, потому что привык дышать ими, ими руководствоваться.

Можно сколько угодно считать правила и условности родного общества несправедливыми, лживыми, глупыми, ханжескими — они таковы, каковы были, есть и будут. К ним возможны два варианта отношений: либо категорически не принимать, противопоставлять им себя, бунтовать и не считаться, но тогда заранее смириться со всеми последствиями своего выбора. Либо наоборот.

Это как с родителями — в чём-то их эгоцентрические и просто странные выходки прощаешь, в чём-то миришься с ними, на что-то глухо ропщешь, но терпишь. Либо сразу без оговорок рвёшь, прекращаешь любое общение. Насильно перевоспитывать под себя собственных маму и папу бесполезно, да и неэтично, будь ты хоть трижды прав. Они изменятся лишь в том случае, если сами этого захотят. И если ценишь родственные отношения, теплоту и поддержку, заботу и ласку, то простишь, смиришься, учтёшь чужие заблуждения и чужие принципы.

Я не способен был восхищаться чужим бунтарством, чужими примерами личной войны против общества в той же мере, в какой не готов был эти примеры порицать. Каждый вправе и должен выбирать собственный путь. Только сам человек может хоть приблизительно определить, какая ноша окажется ему по плечу, что даст ему ощущение полноты жизни, что подарит счастье. Теперь мне было известно, что вне общества я — как медведь в пустыне. Сколько мишка сможет там протянуть?

В общем, разумно ли я сделал, что тогда не стал настаивать на своей независимости от чужих законов, на праве быть отшельником, отщепенцем, человеком вне общества, или не разумно — своим выбором в любом случае как бы подписался под обязательством соблюдать правила чужой игры. И это безотносительно вполне понятного желания устроить себе на новой родине терпимое и даже комфортное существование, отличиться на службе, показать себя с лучшей стороны, подняться ещё выше, ближе к благам местной цивилизации.

Странно — неужели я чувствую вину за то задание, которое должен выполнить? Пожалуй, нет. Уж не настолько, чтоб искать себе оправдания. Сочувствую девчонке, жизнь которой растоптала гражданская война? Пожалуй, сочувствую. Но всех не пережалеешь. Да и помочь ей по-настоящему я могу лишь в том случае, если поймаю побыстрее и живо доставлю в замок. Не выживет же на воле эта декоративная птичка. Тем более что казнь за папашкины шалости ей не грозит…

Меж стволов медленно собирался туман, бледный, как сбрызнутая росой паутина. Иссякало зрение, а это означало в числе прочего, что рассвет близок. Усталость тоже давала о себе знать, но я умел держаться, раз уж это необходимо. Именно здесь следопытство подсунуло мне по-настоящему трудную задачу — след ушёл в ручей. Разумеется, место, где ящер Шехмин выбрался из ручья, определить будет можно. Но вот куда именно она пошла по ручью — направо или налево?

Я потоптался в воде, прошёлся сперва в одну сторону, потом в другую. Разгадку помог мне отыскать мой пластун. Он потянулся вверх, к нависающим ветвям дерева, листва которого, кажется, годилась этому виду ящеров в пищу. Я поднял глаза вслед за его башкой и обнаружил несколько обломанных веток. Так, видимо, ящерка девчонки тоже проголодалась. Значит, в эту сторону она и пошла. Вернувшись на пару десятков шагов, я навязал на деревья несколько лоскутов бинта, чтоб обозначить своим бойцам, куда идти дальше. Остаётся лишь внимательно следить за берегами ручья. Кстати, ручеёк не такой уж крохотный. В середине потока вода доходит аж до пояса. И ширина вполне достаточная, чтоб вместить ездовое пресмыкающееся.

Ага, вот и помятые растения. Видимо, её средство передвижения тоже решило попить и искупаться, и не сразу согласилось вылезти из воды. Полосу протоптало изрядную. Я подождал, пока ящер напьётся — всё равно нужно было стянуть сапоги и перемотать мокрые портянки, иначе запросто можно стереть пятки до кости — и вытянул его на берег. Мокрые ноги — не очень-то приятно, но что ж поделаешь…

До восхода оставалось всего ничего. Горизонта я, конечно, не видел, но небо уже пролило вниз достаточно света, чтоб видеть вокруг почти всё. Вот он, след, вполне чёткий, не собьёшься, если уже привык его читать.

Я выскочил на крохотную полянку-пригорок, где девушка, видимо, остановилась на короткий привал. Примятую траву, разложенные вещи, пристроенный на трёх вертикально поставленных палках плащ я выхватил одним взглядом. Юная аристократка как раз закончила прилаживать на место седло. Оглянулась, округлила глаза от ужаса, едва увидев меня, взвилась на спину пресмыкающегося и изо всех сил вцепилась в поводья. Похоже, судьба вещей её совершенно не занимала.

«Ёлы-палы», — подумалось мне без особой выдумки. Хорошо хоть мысли о том, чтоб оставить ящера где-нибудь под деревом, остались только мыслями. Теперь я хотя бы мог последовать примеру девицы и вспрыгнуть на своего чешуйчатого скакуна. Пластун взял с места без особой охоты, но и его преследуемый собрат тоже халявил. Мы разгонялись медленно, как ни понукала девушка собственное средство передвижения. Это дало мне возможность сориентироваться, усесться поровнее, даже сообразить, как именно направлять ящерку, чтоб не впилиться ею в ствол дерева. Правда, если погоня продлится, езда на полной скорости всё равно рано или поздно закончится для меня печально. У девчонки в этом смысле побольше шансов.

Но, к счастью, на полной скорости отдёргиваться от деревьев, пеньков и ям пришлось недолго. Пластун Шехмин выскочил на более или менее прохожую дорожку (вот телега бы тут не вписалась, это я уже способен оценить), заскользил по ней, лавируя между кустов, которые уже целились отхватить добрую половину и без того узкой тропы. А потом единым махом взмыл на открытое пространство, где замер, будто памятник себе. Солнце уже взошло, хоть пока и не растеряло богатство восходных оттенков. Небо, озаряемое им, сияло ярче, чем парча на императорском одеянии. Оно слепило, но я сумел разобрать, что девчонка спрыгнула с седла и бросилась куда-то.

Хорошо, что я рефлекторно придержал своего ящера. Пригорок обрывался, едва зародившись, и хоть ущельице оказалось хиленьким — так, непомерно разросшийся скальный овраг, — рухнуть вниз означало бы переломать себе всё, что только можно. Те, кто проложил здесь тропу, подумали о своём удобстве, и потому сейчас девушка с трудом, но упорно перебиралась через провал по скудному и зыбкому верёвочному мостику.

Перебралась, обернулась и с мстительным выражением принялась полосовать верёвки ножом. И, судя по тому, как твёрдо она держала руку, успеет перерубить их ещё до того, как я достигну середины моста.