Ненавижу приходить в сознание. Обморок — это словно издёвка над твоей памятью, твоими чувствами. В первые секунды кажется, будто ты просыпаешься от долгого кошмарного сна, и, стоит открыть глаза, как снова окажешься в своей маленькой комнатке в родном доме. Но потом... Потом реальность окружает тебя, и ты многое готов отдать за то, чтобы вновь уйти в темноту. Там хотя бы нет боли. Там нет ничего.
Я нахожусь в небольшом помещении, стены которого фосфоресцируют ровным белым цветом, а воздух пропитан вонью каких-то лекарств. От одного вида на всё это меня начинает мутить. Здесь есть раковина и толчок, подобие кровати, на которую я умудрилась сесть и больше ничего, кроме гудящих лампочек. Дверь, скорее всего, заперта, даже не буду пробовать. Какой смысл? Убежать мне в любом случае не удастся, да и в Городе прятаться не получится. Одна дорога — в Пустошь, но мне и так туда любезно подарили билет в один конец. Интересно, если бы я солгала, сказав, что изгнанник сам залез в мой дом в ту ночь, они вынесли бы другое решение? Сильно сомневаюсь. Очевидно, что Бэн прожил в доме несколько дней, а для этого у них нет оправдания. И о чём я только думала? Как вообще допустила подобное? Мои мысли прервал резкий щелчок в двери (знала же, что заперто), и в комнату вошла молодая женщина с подносом. Он поставила его прямо на кровать и бесцеремонно склонилась надо мной.
— Открой рот, — я подчинилась. Женщина что-то осветила своим маленьким фонариком, потом проделала то же самое с моими глазами. — Левую руку, — медсестра грубо потрогала мою метку, что-то проверяя, и мне не удалось сдержать восклицание боли. — Почти прижилась. Ешьте, через двадцать минут поднос заберут, — и она вышла из комнаты.
Не знаю, что ела, вкус не чувствовался, да я и не обращала внимания. Нужно было просто постараться запихать в себя как можно больше. Мне понадобится энергия, если хочу попытаться выжить в Пустоши. А хочу ли я этого в самом деле? Поднос забрали, кажется, минута в минуту, и оставили меня снова одну. Ни слова, ни жеста. Как бы одиночество не свело меня с ума раньше, чем меня выставят из Города.
Подобная процедура с едой и осмотром повторилась ещё через несколько часов. Я попыталась что-нибудь спросить, но меня крайне грубо заставили замолчать. Кто у них тут вообще работает! Прошёл, наверное, ещё час, когда в комнате появился незнакомый мужчина.
— У вас есть право на разговор с посетителями. Пять минут.
Я вздрогнула от волнения, и когда мужчина отстранился, то в комнату вошли Сэм и ша. Хотя сестра скорее влетела и набросилась на меня с объятиями. Да я была и не против, совершенно не против. Ша опустилась рядом и приобняла нас обеих. Моё сердце сжалось, и мне едва удалось удержать внутри истерические рыдания. Я никогда их больше не увижу, не хочу, чтобы они запомнили меня плачущей. Ох, Боже, я действительно их больше не увижу, как же мне не разорваться от боли?
Сэм отстранилась, её лицо опухло, а глаза немного покраснели.
— Лиса, что же делать? — прошептала она. — Мы вытащим... точно... отец Троя влиятельный.
— Да, и работает в отделе безопасности. Не нужно, Сэм, я знаю, что ничего не исправить.
— Прости, Лиса, прости!
— Да за что же? Это только моя вина, ведь я пустила его в дом, верно? Глупо отрицать. И вас подвергла опасности. Они говорили с вами?
— Да, — ответила ша, — но всё хорошо. Из-за того, что наши двери были заперты всю ночь, они сразу подумали только на тебя. Нами почти не интересовались. Ох, дитя моё, и я им тут все конторы обойду, выпотрошу их всех, пока они не вернут домой нашу девочку!
Я по-доброму усмехнулась:
— Не навлекайте на себя ещё больше проблем. И они ещё уважают память Кастерли, вас не тронут. Пока.
— Но к тебе разве они не могут проявить это уважение? — возмущалась няня.
— Ша, ты же знаешь, что нет. И ты, Сэм, тоже. Я люблю маму и папу, несмотря ни на какую правду, но мои биологические родители из Пустоши. У меня дурная кровь, — я издала нервный смешок.
— Алиса... — простонала сестра.
— Почему вы не сказали мне?
— Зачем? — прошептала ша. — Разве мало боли в этом мире? Ты же помнишь, ответов иногда лучше не знать.
— Но эта правда — часть меня самой. Ну да ладно. Сейчас это всё ни к чему.
— Мы всё равно твоя семья, верно? — как-то испуганно спросила Сэм.
— Разве может быть иначе? У меня только одна сестра, прости, что так подвела тебя!
— Алиса! — она снова бросилась мне на шею и расплакалась. Я с трудом проглотила застрявший ком. Пришлось крепко сжать кулаки, чтобы ногти впились в кожу, причиняя боль.
— Бетти не смогла прийти, — тем временем произнесла ша. — Её родители испугались подобных связей. Но она в ужасе и сказала, что будет очень скучать.
— Если удастся, передайте, что и я буду.
— Это немыслимо, это жестоко! — снова отстранилась Сэм.
— Ну, я же сильная у нас, правда? Я справлюсь. Вы меня ещё увидите, — глупая ложь, от которой я не смогла удержаться. Я не вернусь, Пустошь сожрёт меня.
— На выход! — раздался грозный голос, и меня будто пронзило током.
— Нет, подождите! — закричала Сэм и вцепилась в мою руку мёртвой хваткой. Она выглядела сумасшедшей, и я не хочу знать, каким было моё лицо в тот же момент.
— Пусть небо хранит тебя! — успела прошептать ша и крепко сжала мою ладонь, прежде чем её потащили к выходу.
— Я не могу... не могу... — рыдала Сэм. Мужик что-то громко кричал, и я боялась, что от злости он сделает моей сестре больно.
— Прощай, Сэм! — я быстро чмокнула её в лоб и сама расцепила её пальцы. Саманту потащили за дверь.
— Алиса! — последнее, что она успела выкрикнуть, затем хлопок и тишина.
Сюда не проникало ни звука. Я встала, села. Дыхание сбилось как от быстрого бега. Прощайте! Слёзы, снова слёзы, которые готовы были расплавить моё лицо, задушить меня, но почему-то не делали этого. На ум вдруг сразу пришла целая тысяча вариантов того, что я могла бы и хотела сказать своей семье. Но почему они не появились в голове чуть раньше? Ша нянчила, воспитывала нас с детства, мы многим обязаны ей. Я обязана. А Сэм, моя сестрёнка, она всегда была частичкой моей души, хоть порой мы забывали об этом. Теперь всё, что для меня осталось от них — это только воспоминания. Надеюсь, все вещи, что я оставила дома, они обратят в пепел, потому что это лишь пустышка с моим следом, не больше, чем иллюзия моего существования. Лучше избавиться от них. Пусть оставят только то, что по-настоящему было ценным. Может, это эгоистично, но я всё же не хочу, чтобы меня совсем забывали. Я боюсь этого.
Прошло всего каких-то несколько минут, как дверь снова щёлкнула, и на пороге появился тот же мужчина. Он оценивающе оглядел меня, громко хмыкнул, а затем произнёс:
— Пущу ещё одного на пять минут, если больше никаких истерик!
Трой! Я быстро закивала, вытирая дорожки слёз кулаком. В отличие от Сэм, он не вбежал в комнату, а медленно вошёл внутрь, его лицо обледенело, под глазами залегли тёмные круги. Трой выглядел больным. Он бросил быстрый взгляд на мою метку, и я испугалась, что сейчас он отшатнётся назад как от прокажённой и уйдёт навсегда. Мне даже страшно было пошевелиться. Дверь за ним закрылась, и мы остались наедине.
— Что я сделал с тобой! — прошептал он, продолжая стоять на месте.
— Трой... — я не знала, что хотела сказать. Его вид ужасал меня, и мысли о том, что он меня предал, казались такими нереалистичными, что я даже не могла разозлиться.
— Я убил тебя! — он говорил как в бреду, и из его уст эти слова звучали ещё хуже, чем в моей голове.
— Ты... ты верил в то, что делал. Ты не ожидал...
— Лиса! — наконец, он посмотрел на меня. Глаза помешанного. Как же страшно! — Я предал тебя, зачем ты пытаешься меня оправдать?
— Ты знал, что мне сделают метку?
— Нет. Я думал, что максимальным наказанием будет недельная изоляция, отработка на благо Города и снижение баллов, пусть и серьёзное. Это всё можно пережить, а ты бы получила урок, так я думал. Тем более твоих родителей все знали, у вас с сестрой должна была остаться защита их именем. Ведь и простые люди отреагировали бы! И я... Лис, я считал, что Тени станут пытать вас. Я не мог этого допустить. Я не оправдываюсь, просто объясняю. Я не ожидал всего этого. Мой отец... я попытался вытащить тебя, но он взбесился. Тебя записали в предатели Города, и он и думать о помощи не хотел. Мне нечего сказать, Лиса, я пытался спасти, а в результате уничтожил.
— Не говори... Прошу, не называй это так! — я попыталась сделать глубокий вдох и успокоиться.
Неожиданно Трой опустился передо мной, он склонил голову, уставившись на собственные колени. Я остолбенела. Никогда мне ещё не приходилось видеть друга в подобном состоянии. Он никогда ещё не казался таким сгоревшим изнутри. И даже если бы я постаралась, вряд ли смогла когда-либо возненавидеть его. Это просто невозможно.
— Алиса, прости, — его голос звучал сдавленно, но Трой не плакал. Я запустила руки в его волосы и прижалась лбом к его лбу.
— Что сделано, то сделано, Трой. Я понимаю, о чём ты думал. И никогда не буду считать тебя предателем, никогда не смогу! В эту точку я привела себя сама, когда кивнула тому человеку, когда уговорила Сэм залечить его рану, когда спрятала его на чердаке. Я хочу, чтобы ты выбрался из ямы, которую сам себе копаешь. И присмотри за моей семьёй, пожалуйста! Я вам тоже буду помогать из... из другого мира.
— Ты не умрёшь там! — Трой поднял голову, заставив меня отстраниться. В его глазах теперь светилась уверенность, он снова стал напоминать человека, которого я знаю.
— Мне не выжить в Пустоши, мы ведь оба это знаем!
— Послушай, лисёнок, изгнанники ведь как-то живут. Целыми поселениями. Жители верят, что их почти не осталось, но это не так. Охотников до сих пор отправляют за стены, но они очень редко возвращаются с успехом. Только этого парня в последний раз и поймали, да и он сбежал. Нужно просто найти их, поняла? Тебе дадут немного провизии и всякой мелочи, без оружия, конечно. Иди на запад, прямо от Города, и как можно быстрее. Тени примут тебя и помогут. Нужно выжить, Лиса, обязательно!
— Трой, мне страшно! Я не смогу!
— Нет, сможешь. Ты же всегда была смелой.
— Нет, я трусиха. Это только с тобой я смелая была.
— Да, и наглая, — он усмехнулся. — Ну, в таком случае, я и там буду с тобой.
— Что?
— Возьми, — он зажал что-то в моей ладони. — Просто на удачу и на память. Пообещай мне, лисёнок, ты дойдёшь до изгнанников и начнёшь новую жизнь.
— Не могу, Трой, — я издала мученический стон.
— Сдаться можно в любой момент, а пока есть силы, просто попытайся. Что ты потеряешь? Прошу, обещай мне!
— Хорошо. Даю слово. Я попытаюсь.
— Отлично!
— Трой... — мои руки дрожали, мысли ворочались с трудом, я как будто застряла между сном и реальностью.
И тут он вдруг поцеловал меня. Не думала, что однажды буду целоваться с моим лучшим другом, раньше это казалось немыслимым, неправильным. Я замерла и не смогла ответить не его поцелуй. Я ощутила себя странно. Мне ни разу не приходило в голову, мог ли он смотреть на меня именно как на девушку? Ни разу за всю жизнь, я даже не задумалась над этим. Трой отстранился. И тут опять этот чёртов щелчок.
— На выход!
— Верю в тебя, лисёнок, — последний взгляд в глаза, поцелуй в нос, и его вытолкнули за дверь.
Меня лишили кусочка сердца. Оно разбилось, и каждый из дорогих мне людей унёс с собой по осколку. Я разжала ладонь, пальцы закостенели от слишком сильной хватки. У меня в руке лежал последний подарок Троя: к тёмной верёвочке цеплялась выделанная из дерева мордочка лѝса. Я улыбнулась — мне пришлось упрашивать его сделать такой подарок столько времени, и вот он, наконец, его преподнёс. На обратной стороне выцарапано лишь одно маленькое слово «помню». Этого я не просила, но теперь, стоило только прочитать его, как казалось, что это Трой говорит в моей голове. Помню! Моё новое заклинание, как знак того, что пусть система и стёрла меня, но я не перестала существовать. Кто-то ещё будет помнить обо мне. Я сжала в руке подвеску и закричала от злости и бессилия. Нужно наплакаться вдоволь, потому что потом, боюсь, у меня не будет такой роскоши. Я пнула ногой в дверь, забарабанила кулаками, но никто даже и не подумал отреагировать на это. Тогда я стала бить и пинать всё, что видела в этой мерзкой комнате, я не могла остановиться. Я продолжала орать и плакать, пока не упала от слабости. Ноги больше не держали меня. Что теперь будет? Я не хочу умирать.
Мы плавно едем по дороге. Машина почти не издаёт шума. По двум сторонам от меня сидят два охотника: у одного очень грубые черты, словно кто-то срезал ему лишнее, а второй, наоборот, лицом напоминает младенца. Довольно странная внешность! Мне всегда так хотелось увидеть охотников вблизи, вот и получила! В следующий раз стоит быть поосторожнее со своими желаниями!
Моя новая одежда вся чёрная и удобная. В руках я тереблю лямку рюкзака. Он полупустой, но это хоть что-то. Меня подташнивает от волнения, но в целом я сохраняю подозрительное спокойствие. Наверное, нет больше сил переживать, а может, меня просто чем-то опоили, чтобы я не вздумала орать посреди ночи на весь Город. Не знаю, плевать. Пошли они все в далёкую даль!
Машина мягко тормозит, и мужчина с лицом ребёнка первым выходит из салона.
— Вперёд! — командует он и на всякий случай нацеливает на меня автомат.
Интересно, что он думает, я могу сделать? Я издаю нервный смешок. Почему-то мне становится ужасно весело. Когда я вылезаю, мужик тыкает мне в спину:
— Двигай!
— А то что, убьёшь меня? — почему я не могу успокоиться? Мне так смешно. Вот дура!
— Надо будет, убью. А теперь шагай!
Ладно, господин злой ребёнок, шагать, так шагать. Нужно прийти в себя, в Пустоши нельзя терять разум. Они переговариваются с охраной. Чисто формальность, те уже давно предупреждены. Раздаётся лёгкий шум, ворота начинают открываться слой за слоем. Не знала, что у них несколько уровней. Теперь мне не смешно. Вообще не смешно, и даже не страшно. Слово «дико» куда лучше описывает всё моё состояние. Проход открыт, и нам представляется весь пейзаж ночной Пустоши. Я не двигаюсь, я не могу. Не могу! Но в спину опять тычут и подгоняют. Конечно, они хотят поскорее отгородить себя от её дыхания, от её глаз, хотят спрятаться за высокими стенами. Я послушно двигаюсь вперёд. Ощущение, будто во сне или как у восставшего мертвеца. Точно, я зомби. Только безвредный. Ещё несколько шагов, и я там навсегда. Как же страшно! Надо сделать что-нибудь, надо бежать обратно! Но повернусь, и меня ждёт смерть.
И вот я там. Ворота сразу зашумели, и я обернулась. Последний раз окинула взглядом Город, и створки захлопнулись, мой путь отрезан в буквальном смысле. Я всё ещё не могу повернуться к Пустоши, к Дороге лицом, но чувствую их взгляды на себе.
— Проваливай! — звучит сверху.
Я знаю, что охрана, стражи ворот наблюдают за мной, ждут, когда я исчезну за горизонтом. Может, всё-таки остаться здесь и подождать, когда меня пристрелят? Но я обещала Трою. Его лицо встаёт у меня перед глазами, деревянная лисица жжёт кожу, и я поворачиваюсь. Дорога тянется в темноту, по обеим её сторонам замерли заросли бескрайних лесов, и я иду. Не уверена, что сейчас на самом деле воспринимаю действительность. Мне страшно, как никогда раньше, но я иду, а в голове настойчиво стучит: «Помню, помню, помню, а это всё равно что живи!»