Глава 4 Никто никуда не идет

Пока Бертран сидел на дереве, наблюдая за идущей (и скачущей) куда-то армией, в Суре тоже кое-что происходило.

Суи вышел к деревне со стороны огородов, поэтому сперва ничего нового не заметил. По-прежнему стояла тишина, перемежаемая лишь ленивым хлопаньем крыльев обожравшихся ворон. Те все никак не могли доесть мертвых. Или это новые слетались со всей округе, прослышав о бесплатном и щедром угощении?

Но по дороге, что делила Суру пополам, кто-то проезжал. В первый миг, увидав следы копыт в пыли, Бертран чуть было не кинулся бежать, сломя голову. Даже успел нырнуть в ближайший куст, словно заправский барсук при виде охотника, боясь ощутить тяжесть в портках и стрелу в спине.

Однако никто не стрелял, не кричал азартно, не требовал быстрее нести факелы, копья и заступы, дабы поскорее добраться до внезапной двуногой добычи.

Пересидев первый страх, Бертран выбрался наружу, на всякий случай, с другой стороны зарослей. Подошел к дороге на четвереньках, словно император зверей — тигуар. Проезжало трое. Один на здоровенном коне — копыта что тарелки, двое — на обычных лошадках. Оглядываясь и вжимая голову в плечи, Суи потрусил по следам.

Всадники проехали по селу до дома старосты, который стоял посреди деревни. Затем один, тот, что ехал на коняге, спешился. Бертран приставил ногу к отпечатку подошвы — сапог явно только из мастерской, стереться не успел даже чуточку! Такого бы разуть, эх! И размер-то, куда больше подходит, чем снятые в овраге…

Спешившись, «новый сапог» приколотил к стене дома и нескольким столбам куски пергамента. И уехал, не забыв нацедить лужу прямо посреди деревенской площади.

Бертран старательно изучил оставленное послание — а что еще могли значить те куски? Вязь литир разобрать не сумел — вся его грамотность кончалась на умении нарисовать палочкой на земле свое имя. По крайней мере, мудрый Танци утверждал, что этот, старательно заученный след пьяной в жопу змеи — как раз его имя и есть.

Про Бертрана на пергаментах наверное ничего не было — по крайней мере, он не сумел разглядеть ничего похожего. Зато художник тщательно — Суи представилась на миг худая физиономия, вся в поту и прыщах, с вываленным от чрезмерного старания языком — нарисовал много всяких штук. И топор с плахой, и виселица с пустой (пока!) петлей, и дом, охваченный пламенем. Последнее удалось лучше всего — явно рисовалось с натуры. Бертран прямо таки возненавидел прыщавого рисовальщика.

— Чтоб ты глазом на кисточку упал! — пожелал Суи вслух.

Содрав один из пергаментов, Бертран сунул за пазуху, пожалев, что не удалось выдернуть пальцами мелкий гвоздик с большой расплющенной шляпкой — не пожалели ведь такую ценность! Портить же нож, он не решился. Объявление Суи задумал сохранить. Будет в городе, покажет какому знающему человеку, глядишь, сумеет прочитать, да растолковать что к чему. Вряд ли что-то неважное — на неважном топоры не вырисовывают, роняя слюни с языка.

Придя в ставший уже родным сарай, Бертран начал собираться. Сперва расстелил простынь, которую утащил — почему «утащил»? Сберег ведь от неминуемого огня! — из дома Небелей, что жили напротив давным-давно заброшенного борделя. Судя по тонкости материала, Небели сами ее из того самого борделя спасли, а потому, угрызений совести Суи не испытал ни малейших. К тому же, все Небели лежали у себя во дворе, ровненько сложенные у забора. А стало быть, все вещи их стали ничейными.

На простынь, в который раз поразившись ее тонкости, начал выкладывать заготовленные припасы. Вяленое мясо, сыр, крупа с мукой, мешочек соли, три пары шоссов — все тем же Небелям когда-то принадлежащих, запасные штаны, сверточек с тремя иголками и парой мотков ниток, два ножа, в дополнение к тому, что висел на поясе, сложенная и замотанная в промасленную холстину кольчуга (обойдется дорогой сосед, обойдется!) и много другого, не менее ценного и полезного имущества. Деньги, разумеется, он лишний раз не доставал. Лежат себе, и пусть лежат, душу греют.

— А я ведь богат! — хмыкнул Бертран, оценив разложенное. И начал запихивать все в добротный круглый мешок с двумя толстыми лямками из многократно сложенной и простеганной парусины и веревочными утяжками на боках. Тут бы, конечно, пригодился отцовский мешок, на раме из тонких, хитрым образом вымоченных и высушенных, ореховых прутьев. Он и на спине лежал куда ловчее, и сбросить его можно было двумя легкими движениями пальцев. Но ни отца, ни мешка в доме не нашлось. Очевидно, оба прятались где-то по лесам.

— И хрен с вами, — оскалился Бертран, затянув веревку на горловине мешка. Затем привязал сверху туго свернутое одеяло, повесил сбоку медный, начищенный до блеска котелок. И попробовал поднять. Получилось не очень хорошо — Суи оторвал мешок на пару ладоней от земли и тут же уронил.

— Похоже, кто-то собрался слишком много есть…

Бертран начал выбрасывать лишнее, швыряя за спину не глядя. Мешок с крупой от удара рассыпался, устлав своеобразным ковром угол сарая. Из норы высунулась крыса, принюхалась крохотным носом, зашевелила усатой мордой, розовый узловатый хвост застучал по полу, как у дракона… И тут же получила по голове, отлетела в сторону. Но крыса нисколько не обиделась. Головокружение пройдет, тошнота кончится, а кольца колбасы хватит надолго! Если, конечно, понадежнее его припрятать, чтобы ни одна сволочь из многочисленной дружной и нежно любимой семьи не нашла. Ухватив колбасу, крыса, радостно урча, утащила в темноту.

— И снова попробуем!

Облегченный мешок выглядел жалко и нелепо, напоминая почему-то, раздавленную каблуком жабу. Пришлось утягивать тесемки. Бертран накинул лямки на плечи, встал, хватаясь за стену.

— Ну так, в общем, терпимо. Приноровлюсь!

Бертран сумел пройти на дрожащих и подкашивающися ногах не больше четверти лиги — только-только последние дома Суры скрылись за холмами.

Уронив мешок в траву, Суи упал рядом, чувствуя, как разламывается спина и темнеет в глазах. Пришлось выкидывать очередную часть нужного, но безумно тяжелого добра. Бертран вытер слезы жадности, закинул жалобно хлопнувший пустотой мешок за спину и пошел по дороге. Отгоняя мысли о грядущей ночевке в лесу — солнце уже давным-давно начало сползать с неба, не удержавшись в облачной выси…

* * *

Снилась Корин. Ее лицо, волосы, тепло… Они танцевали под «ленточным деревом», и никакая сила в мире не могла помешать влюбленным. Хоть какие вилы той силе дай в руки! Бертран смотрел в сияющие глаза девушки, смеялся, тянулся с поцелуем…

— Берти, любимый мой!

Вторая часть сознания выла от боли и ненависти, понимая, что это — мимолетный сон, настолько похожий на правду, что хоть умирай, не просыпаясь…

Суи тянул до последнего, не желая возвращаться из чудесного, доброго, теплого сна к мрачному, холодному и сырому лесу бодрствования. Пришлось! Кто-то шел по тропе, болтая без остановки. Бертран прислушался.

Шли два человека. Явно городские — только житель города умудряется сломать каждую сухую ветку, что встретится по дороге, а на каждую живую — попытается напороться глазом, щекой или еще чем-то не сильно нужным. И взахлеб хвастаться всякой ерундой, типа девичьих поглаженных мяуров — будет тоже, только тот, кто живет средь каменных стен и не знает, что мяура просто так не погладишь! Да и у редкой девицы тот приживется, сочтя ее достойной сожительства. Глупости, одним словом!

Голоса приблизились.

Бертран присел к самой земле, разглядывая говорливых путешественников. Экие ужасы, расхаживают по местным лесам! Рваные, грязные, вонючие, на ногах невообразимое месиво из обрывков тряпок, невыделанных кож, перетянутых веревками и лыком. Суи не удержался, погладил свой новый сапог по голенищу — сразу видно, невезучие идут! Не попадался им на пути добротно снаряженный труп. Лиц под слоем грязи не разобрать, но голоса звонкие, парни молодые. Постарше Бертрана, но не намного. У одного в руках обожженный кол — еще кривее найти не сумел? У второго — несуразный нож с длинной, на три ладони рукоятью, могучим перекрестьем. Нечто подобное Суи видел, когда в Суру заезжала компания наемников. У одного из них, одноглазого бородача, такой висел на поясе. Целый, не обломанный чуть ли не у самой рукояти — от клинка пара ладоней осталась. Только капусту таким и рубить.

Пропустив бродяг и отложив подальше мешок — а то кто знает, как все обернется — Суи вышагнул у них за спиной. Рассек загудевший воздух топором, положил на плечо.

— Всем стоять, никому не убегать!

Ходоки аж подпрыгнули, перевернувшись в прыжке. Приземлились, напряглись, готовые, то ли сбежать, то ли кинуться. Скорее первое — только страх может заставить «оружие» дрожать столь крупной дрожью. Жаль, кольчугу не надел — а то кинутся. Перепуганные крысы опаснее горного медведя!

— Откуда? Куда? Зачем? И по какому, спрашивается, праву, ходите мимо честной деревни, не заплатив подорожную⁈

Бродяги начали переглядываться, судя по блеску в глазах, пытались выдумать сказку подостовернее. Тот, что с колом, задергал кадыком, опустил глаза:

- Мы мирные люди, господин хороший! Зла никакого никому не делаем! Идем себе, никого не трогаем! А сейчас вообще никуда не идем!

— А потом лошади пропадают. И подсвечники! — хмыкнул Бертран, покачав топор на плече. Оружие так и просило, так и визжало в уши: «Ударь! Ударь!».

Второй, тот, который с огрызком ноже-сабли молчал, смотрел настороженно. Глаза бегали, словно выбирая удобный миг. Кинуться, ударить! Хотя бы зубами в шею, если ублюдок в руках подведет. Ох, не будет добра от такого знакомства! Бертран почувствовал горечь во рту — шли бы себе и шли. Надо было седой писькой размахивать? Она-то, ведь, даже и не седая!

- Ладно! — Бертран поднял левую руку, помахал пустой ладонью. Медленно опустил топор с плеча, оперся им о землю.

Бродяги недоумевающе смотрели на него.

— Шутка не вышла! — улыбнулся Суи. — Приношу самые низкие извинения.

— Глубокие, — поморщился кольеносец. Сообразив, что никто их сейчас рубить не будет, тоже опустил кол, упер обугленным острием в тропу.

Напарник же, перехватил свой недомеч, насупился, сделавшись таким серьезным, будто говна объелся.

— Глубокие, — с готовностью поправился Бертран. Снова помахал пустой ладонью. — Предлагаю друг на друга не кидаться! Мы просто друг друга не так поняли.

— Бля! — прохрипел мечник. — Ты со спины выскакиваешь, орешь как стражник! И потом такой «нихуя, все четко, рамсы попутал»! Хуйня, друган! Так дела четкие пацаны не делают! На правеж попасть можно! Пером в бок, ты чо!

Бертран понял примерно половину из прозвучавших слов. Впрочем, и так было ясно, что драки никто не хочет. Да и с чего бы ей начинаться?

Суи улыбнулся:

- Вы жрать хотите? Угощаю!

* * *

Глотая, не жуя, бродяги делились историей своих злоключений. Того, который размахивал колом, звали Руфер. Родом он был из небольшого северного городка под никогда неслыханным названием Штанд. Был обучен грамоте, работал писцом у богатого купца. Потом, в одном из торговых путешествий, караван, в котором ехали Руфер с хозяином, ограбили какие-то мерзкие наемники.

- Вы п-п-представляете! — от волнения тот немного заикался, продолжая, впрочем, уничтожать запасы Бертрана, словно лесной пожар. — Едем мы, я на телеге с-с-сплю! Тут раз, ст-т-тррела из арбалета! В з-а-атылок! И через глаз высунулась! И наемники на дорогу кккак полезли! Полсотни! И старший у них! Высокий, зддддоровый! Борода черная! Его все Резаком называли…

— Знаю Резака! — веско закивал второй. Его звали Хунтей, но откуда он был родом, не сказал. — Серьезный дядя! Мы с ним на дело ходили! Ну точно — зверь!

— И втторой! Без ушей и нос об-б-брезанный! И гиена с ними! Две! И сокол ловчий!

— Тигуара на поводке не было? — осторожно уточнил Бертран.

— Ннет, н-н-не было! — замотал головой Руфер. — Но нам и так хватило!

— Трусы! — сплюнул Хунтей и снова ухватился за кусок окорока. — Надо было драться! До конца!

Бертран скорчил лицо поумнее и героичнее, покивал. Заодно, незаметно проверил, легко ли выходит нож из ножен, и не слишком ли далеко лежит топор.

После ограбления каравана, не успели бедняги еще осознать, что произошло, как на них налетела еще одна шайка. От нее ни отбиться, ни откупиться не удалось.

Руфер, удачно спрятавшийся в кустах, таился до тех пор, пока разбойники не начали резать глотки всем подряд. Его стошнило от ужаса, и он побежал. Разбойники то ли не догнали, то ли вообще его не заметили.

— Такое говно — никто и догонять не стал! — засмеялся Хунтей, запрокидывая голову, щеря гнилые зубы.

Бегал Руфер несколько дней, пока совсем не выбился из сил.

— Я его нашел, когда он в канаве лежал, — гордо ткнул себя в грудь мечник, — утопиться хотел. Ссыкун. Вот что учеба с людьми делает! От нее мозги жидеют. И кровь водой становится!

— И ничего я топиться не хотел, — отвернулся Руфер, — пить очень хотелось.

— Потому сразу и поел! Воды с головастиками! Тебе мамка разве не говорила, воду из луж не пить? Там жабы хуи полощут!

После встречи Хунтея и Руфера, они решили, что вдвоем как-то проще. И что надо пробираться в ближайший город. В Таилисе у нанимателя Руфера были какие-то дела и верные компаньоны. Хунтей же клялся и божился, что знает весь преступный мир города.

— Да я так каждого знаю! — топырил пальцы он. — Нас там, прям у ворот встретят! Только пацаны узнают, что я в городе! Сразу в кабак! К блядям! Бухать! Жрать! Аааа! — изойдя в предвкушении слюной, Хунтей чуть не захлебнулся, заперхал, зайдясь в кашле.

Отстучали кулаками по тощей спине.

— Бля, чуваки, благодарочка! — просипел Хунтей. — Будем в Таилисе, с меня поляна! Четкая! На все деньги!

— Ты же с нами? — коснулся плеча Бертрана Руфер. И глаза у него были, как у крохотного крысеныша, отнятого от мамкиной сиськи. Суи вдруг почувствовал себя прямо таки умудренным старцем с седой бородой и уверенностью, крепкой как скала.

— Ну да, — степенно кивнул Бертран, жалея, что так и не начал курить. Сейчас бы вынуть трубку изо рта, загадочно укутаться дымом… Но Корин не любит… не любила запах! Вот и не сложилось. — Почему бы и не сходить? Давно там не был! Слушай, ты же говоришь, писцом был?

— Почему «был»? — обиделся Руфер. — Я им и остался. Только временно безработным.

— Прочтешь? — полез за пергаментом Суи.

— Попробую.

Руфер взял в руки объявление, нахмурился, почесал сперва нос, потом затылок, поднес пергамент к глазам.

- Ты еще оближи! — снова зашелся кашлем Хунтей.

Грамотей только покосился, но ничего не сказал. Наконец, второй раз почесав затылок, Руфер вернул пергамент владельцу.

— И что там?

Руфер помолчал, загадочно глядя сквозь Бертрана.

— Если в двух словах, то монастырь святого Було очень гневается на негодяев, ранее живущих в деревне Сура.

— И что? — пожал плечами Хунтей. — Хер тем святошам в глотку, пусть дальше гневаются.

— Про хер ничего не написано, — уточнил Руфер, — зато обещают много других кар. И там целый список тех, кого они в розыск объявили.

— Странно, — теперь пришла очередь Бертрана чесать затылок, — почему тогда меня там нет?

— Может и есть. Просто записан как-то иначе.

— Как — иначе?..

Руфер забрал пергамент, долго водил грязным пальцем по литирам.

— Ну да, вот, — ткнул он в строчку, — «семья Суи, отец и сын».

— Га-га-га! — снова зашелся в хохоте грязнолицый мечник, — а ты в розыске! Веришь, тока глянул — сразу понял, наш! Четкий пацан! И топор у тебя — охуенный! Дай поносить, чо?

Бертран молча скомкал пергамент, выбросил за спину. Все стало еще сложнее.

Загрузка...