Пламя смерти

Глава 29

Дилль приник в дырке в выгоревшей на солнце ткани и с любопытством смотрел на проплывающие мимо пейзажи. Повозка, в которой он ехал, тащилась в середине конного строя, но Дилль всё равно видел стада овец, около которых бродили пастухи. Он видел хивашские жилища — округлые войлочные юрты. Несколько оазисов виднелись вдали от караванного пути — там зеленели остролистые пальмы. По какой-то причине эмир Джагатай не стал заезжать в оазисы, иначе Дилль увидел бы воочию то, что рассказывали бывалые путешественники — прохладу и колодец с холодной водой посреди моря зноя. А ещё говорят, что в некоторых оазисах обитают духи пустыни, и если разозлить их, можно навеки превратиться в камень.

Чем ближе подъезжали воины Джагатая к столице, тем больше встречалось вдоль дороги поселений. В основном это были те же юрты, но иногда встречались и каменные дома. Смотрелись они нелепо посреди выжженной степи.

А вот когда вдали замаячили стены Эрмелека, Дилль не удержался от удивлённого посвистывания. Столица хивашского каганата оказалась не запылённым степным городишкой, окружённым глинобитной стеной, а огромным городом. И крепостные стены этого города высотой раза в два превышали стены Григота.

Дилль не удержался и высунулся из повозки. Вот тебе и пустынные кочевники! Стены Эрмелека были сложены из нескольких видов кирпичей — светло-жёлтого, как южные пески, красного, как затухающие угли костра и чёрного, как ночь. Мастера, создавшие защиту города, позаботились и о красоте своего творения: разноцветные полосы складывались в разнообразные узоры, отчего стены выглядели нарядными и праздничными. Над стенами виднелись несколько башен, чьи позолоченные верхушки сверкали на солнце так, что глаза резало. В общем и целом город выглядел необычно.

Вблизи, правда, впечатление портилось. Огромные груды мусора вдоль дороги, сама дорога завалена горами лошадиного навоза, который никто не думал убирать. Туда-сюда бродили толпы нищих, у некоторых из которых Дилль с содроганием заметил признаки проказы. Несколько пастухов у дороги разделывали овечьи туши — над горой кишок в жужжанием летали здоровенные зелёные мухи.

Но не это отличало Эрмелек от тех городов цивилизованного мира, где Дилль уже побывал. Зомби. Поднятые мертвецы, бродившие или стоящие на месте. Они были здесь повсюду. Именно от них исходил сладковатый смрад разложения, которым пропитался воздух хивашской столицы. Сами хиваши, видимо, притерпелись к этой вони, но не к самим мертвякам. Во всяком случае, Дилль не единожды видел, как местные пастухи, крестьяне, мастеровые и воины плюют в сторону бредущего полуразложившегося трупа и стараются поскорее убраться от него подальше. А к фигурам в серых балахонах колдуний или шаманов и вовсе старались не приближаться.

У главных ворот была долгая остановка. Увидев приближение огромного отряда всадников, городская стража заперла ворота и подняла мост через ров. Узнав своих, стражники слегка расслабились, но не настолько, чтобы ворота открыть. Джагатай сам выехал к поднятому мосту и долго ругался на ленивых ублюдков, не знающих своих отцов. Спустя час мост опустился, навстречу Джагатаю выехал вельможа в шитом золотом халате — наверное, начальник стражи. О чём они говорили, Дилль не слышал, но догадывался, что начальник не хочет пускать в город такую толпу. Переговоры закончились тем, что вместе с эмиром в город въехало два десятка доверенных воинов и Дилль, скрытый в тележке. Остальные джагатаевы люди разбили лагерь невдалеке от стен Эрмелека.

Тележка громыхала по улицам города, но Дилль больше не глазел по сторонам. Он сидел, скрестив ноги по-хивашски, и просто ждал. За последний отрезок пути он выспался, помедитировал и был готов к предстоящему бою настолько, насколько это вообще возможно в подобных условиях. Он выбросил из головы все посторонние мысли и стал спокоен и сосредоточен.

Возничий, управлявший тележкой, громко сказал «тпру», и лошади остановились. Полог откинулся, и в проёме показался эмир Джагатай.

— Ты помнишь своё обещание, маг?

— Помню.

— Тогда готовься. Сейчас мы поедем к дворцу кагана. Я буду каяться перед этой жирной свиньёй и подносить ей богатые дары, чтобы вымолить снисхождение. Ты будешь одним из этих даров. Уверен, что колдуньи не узнают о твоей силе?

— Уверен. Если ты не выдашь сам себя или твои воины не подведут, за меня можешь не волноваться.

— Помни, что не только от тебя зависит моя жизнь, — нахмурился эмир. — Если ты уцелеешь, твоя жизнь будет в моих руках.

— Главное в твоих словах — если уцелеешь, — хмыкнул Дилль. — Меня свяжут?

— Да, иначе колдуньи заподозрят неладное.

— Тогда вяжи пеньковыми верёвками, а не кожаными ремнями, — поймав недоумённый взгляд эмира, Дилль пояснил: — Верёвки горят быстрее.

Он бросил взгляд на свой новый посох.

— Сможешь устроить, чтобы посох был рядом со мной? С ним я буду действовать успешнее. И дольше.

Эмир поскрёб чёрную бороду и сказал:

— Мы привяжем тебя к этой тележке — прямо на ней и завезём в дворец кагана. Посох положим рядом с тобой. Из дворца кагана колдуньи заберут тебя — скорее всего, потащат прямиком в шатёр, где и заседают самые главные ведьмы. Он стоит вне стен Эрмелека — с другой стороны от главных ворот, через которые мы въехали, — чёрные глаза эмира полыхнули бешенством. — Туда никто не смеет приближаться — ослушника ждёт смерть. Но сейчас это мне на руку. Мои люди позаботятся, чтобы к старшим ведьмам не пробрался ни один гонец, и они не пришли на помощь кагану. Задержи их, маг, настолько, насколько сумеешь. Выживешь, и ты больше ни в чём не будешь знать нужды.

— Звучит так, будто ты собираешься убить меня, — не удержался от усмешки Дилль. — Только мёртвые не знают никакой нужды.

— Хорошая мысль, — ответно усмехнулся Джагатай. — Но даже если я решу убить тебя, будь спокоен — никто после этого не потревожит твой мёртвый сон.

— Отрадно это слышать, — поморщился Дилль.

Он так и не понял — шутит сейчас эмир или говорит правду. Кто их, пустынников, знает? Но пока существовал крохотный шанс на выживание, Дилль был готов драться на стороне эмира. Альтернативой была верная смерть в лапах колдуний Ковена.

— Книжица, — вдруг вспомнил Дилль. — Ветхая, почти рассыпающаяся, которую я нашёл в пещере пустынной нежити. Где она?

— Ты понимаешь, что там написано? — удивился Джагатай. — Мои люди нашли книгу среди вещей убитых колдуний, я поглядел и ничего не понял. Она написана на древнем языке магов, что жили задолго до того, как некромаги решили завоевать мир.

— Нет, я там ни буквы не понимаю, — признался Дилль. — Зато эта книжонка может заинтересовать старых ведьм. Тебе же нужно время — если повезёт, книга надолго отвлечёт их внимание.

Джагатай тут же рявкнул кому-то из своих людей, и вскоре около Дилля лежала полуистлевшая древняя книга.

— И ещё, — Дилль глубоко вздохнул, — сейчас мне нужно сделать кое-что. Особый магический ритуал. Если это не убьёт меня, то сделает сильнее. Если я не справлюсь, — он помедлил, — тебе придётся действовать без меня.

Эмир нахмурился, но кивнул. Воины с любопытством смотрели, как ситгарец закрыл глаза и выставил перед собой руки, словно держа небольшую чашу. Что бы чужак ни делал — это выглядело не страшным. Во всяком случае, не страшным по сравнению с ритуалами шаманов, в каждом из которых лилась кровь. Меж ладоней мага замерцал огненный шарик. Воины пошушукались и на всякий случай отступили. Джагатай в сомнении помедлил и тоже отошёл.

А Дилль совершал призыв элементалей. Умом он понимал, что ему рано призывать младших примусов, но перед схваткой с ведьмами он должен обладать всей доступной ему мощью.

— Дочери Вашагас, сердце огня, явитесь пред мной взывающим. Будьте хозяйками моей крови.

Слова заклятий призыва, которые написал ему мастер Иггер, врезались в память не хуже пресловутого хивапчичи, а потому Дилль без труда воспроизвёл текст призыва младших примусов. И едва он произнёс (молча, как и требовал старик Иггер) последнее слово, как меж ладоней у него появились яркие бордовые огоньки. Само собой, ровно двенадцать — похоже, драконья магия не знает полумер.

Дилль собрался с духом и убрал защитный экран вместе с огнём. Лишившись среды обитания, младшие примусы поспешили туда, где был магический огонь. В Дилля. На сей раз он не испытывал боли от пронзающих уколов, а плоть не корёжилась от магического жара. Просто его кровь стала пламенем.

Это было странное ощущение — Дилль словно превратился в сплошной огненный сгусток. Огонь тёк в его венах. Подобное Дилль уже испытывал, когда отдавался во власть драконьей ярости, а потому с отрешённым спокойствием ждал, когда начнётся дикая боль. Но боли не было. Элементали, вдоволь искупавшись в его крови, дали согласие.

Он пошевелил светящимися изнутри пальцами, и над ладонью завертелись малиновые искры. Дилль ещё немного полюбовался на крохотный фейерверк и с сожалением отпустил элементалей.

— Это и был смертельно опасный ритуал? — недоумённо спросил эмир. — Этот фокус с огоньками?

— Этот фокус с огоньками мог стоить мне жизни, — подтвердил Дилль. — К счастью, всё прошло мирно. Теперь я окончательно готов.

С повозки сорвали ткань, принесли верёвки, Дилль улёгся на дощатый пол и положил рядом с собой чёрный посох. Два воина сноровисто примотали его колючими верёвками к доскам.

— Ты уверен, что сможешь освободиться от пут? — с сомнением спросил эмир, подёргав конец верёвки.

— Вполне. Скажешь, что меня опоили зельем, лишающим сил. Это должно усыпить бдительность колдуний. А посох… допустим, не смогли вырвать у меня из рук. Или просто побоялись трогать.

— Тогда в путь. И да будут благосклонны к нам духи пустынь.

Эмир и его люди вскочили на коней, возница щёлкнул кнутом, и тележка вслед за воинами покинула постоялый двор, где Джагатай сделал последнюю остановку перед решающей схваткой. Из щели между высоким глинобитным забором и стеной дома вылез оборванец. Он с прищуром посмотрел на воинов, почесал жидкую бородёнку, запахнул рваные лохмотья и побежал в сторону казарм городской стражи.

Дилля везли по тесным улочкам, сжатым высокими заборами, но он смотрел в небо. Это — владения драконов. Быть может, сегодня Дилль в последний раз смотрит в бескрайнюю синь. Что будет потом, он не знал. Возможно, он опять попадёт в лабиринт миров. Или просто перестанет быть. Или, как утверждают церковники, он попадёт в объятья Единого. Или даже, как закоренелый грешник, он возродится в каком-нибудь из демонских миров. Но что бы ни готовила ему судьба, Дилль был спокоен. Он должен выполнить клятву — так поступают драконы. И воины клана Григот. А он — полноправный воин. Илонна, если когда-нибудь узнает подробности о его кончине, будет гордиться своим мужем. Диллю как никогда остро захотелось увидеть любимую, почувствовать тепло её рук, утонуть в её зелёных глазах.

«Прощай, любовь моя! Ты всегда в сердце моём»

На какой-то краткий миг ему почудилось, что Илонна рядом. На грани восприятия прозвучал её неслышный шёпот «И я тебя люблю».

Послышался окрик «Стоять» — теперь не эфемерный, а вполне реальный. Приехали. Дилль, старательно изображая опоенного дурманом, лежал с закрытыми глазами, а сам приступил к рассеиванию эргов — пусть колдуньи до последнего не знают, что у него есть магические силы. Послышался короткий разговор Джагатая и стражников, после чего движение возобновилось. Опять остановка. Опять разговоры с кем-то. Долгое ожидание. Воины вполголоса переговаривались меж собой, но о чём — Дилль не слушал. Наконец послышался голос Джагатая «Тащите его прямо так», повозку подняли и понесли. Дилль понял так, что прямиком в каганские хоромы.

Его подмывало открыть глаза и посмотреть вокруг. Шорканье шагов носильщиков стало гулким — должно быть, его тащат по коридору. Потом послышался еле слышный скрип отворяемых дверей — наверное, они достигли цели.

— Что, пёсий сын, — раздался густой бас, — приполз вымаливать прощение?

Послышался многоголосый смех — похоже, вокруг немало народа.

— Великий каган, солнце пустынь, ты, как всегда зришь в корень, — голос Джагатая был едва ли не робким. — Свет твоих очей, да не погаснет он никогда, пронзает тьму лжи и наветов, и правда не укроется от тебя, о, мудрейший из величайших правителей.

Дилль подивился, как умеет выражаться грубый воин. А, может, эмиры пустынников всегда так меж собой разговаривают? Но нет, судя по ругани кагана, не все.

— О чём ты бормочешь, сын шлюхи? Ты сбежал с поля боя и увёл с собой третью часть войск! Если бы не твоя трусость, мы бы взяли вампирский город, — разъярённый рёв кагана был просто оглушающим. — А теперь ты хочешь, чтобы я забыл об этом, падаль?

— Прошу выслушать меня, мудрый каган, прежде, чем рубить неповинную голову, — покорно сказал Джагатай. — Ты не знаешь, но три моих бывших ближайших советника замыслили поднять бунт против тебя. Они подговорили воинов, и среди нас могла начаться братоубийственная война на потеху вампирам. Мне удалось предотвратить восстание, только уведя войска прочь от Григота. А по пути домой я разделался с предателями, как и казнил четыре сотни трусливых шакалов, что больше всех кричали о своей ненависти к тебе, о величайший из воинов. Мне пришлось отпустить часть эмиров по домам, но я привёл тысячу отборных воинов. Могучий каган, я и мои люди в полной твоей власти. Скажи слово, и мы ринемся на врага. Я сделаю всё, чтобы кровью искупить свою невольную вину перед тобой и Ковеном.

— Как ты заговорил, эмир, — послышался дребезжащий старушечий голос. — Что с тобой случилось, если ты готов покориться власти Хозяек? Не ты ли больше остальных сопротивлялся тому, чтобы сёстры Ковена жили среди твоих людей? Не ты ли изгонял шаманов из своих владений?

— Мудрая Хозяйка Азра, время крошит камни в пустыне. Камень моей нелюбви к твоим сёстрам тоже раскрошился. И не в последнюю очередь из-за этого.

Наверное, эмир что-то показал кагану и Хозяйке, решил Дилль и тут же понял — не что-то, а кого.

— Что за дохлятина? — презрительно спросил каган.

— Это тот самый маг, что досаждал нам при осаде Григота, — спокойно ответил Джагатай.

Среди собравшихся пронеслись взволнованные перешёптывания — видимо, некоторые из них лично участвовали в походе против вампиров и видели, что Дилль творил на поле боя.

— Это тот самый маг, что уничтожил могучего лича и сжёг Хозяйку Квай. Мои разведчики обнаружили его по пути в Эрмелек.

— Ты хочешь сказать, — медленно проговорил каган, — что вампирского мага пленили всего несколько воинов?

— Он погибал от жажды, — пояснил Джагатай, — и был полностью обессилен.

— Дай-ка мне посмотреть на него поближе, — сказал старушечий голосок, и вскоре около Дилля послышалось хриплое сопение, а в нос ему ударил запах давно немытого тела и затхлости. И появилось ощущение мертвящего холода, словно рядом оказалась большая глыба льда.

Если старуха обнаружит, что перед ней полный сил маг, его тотчас убьют. Дилль активно уничтожал магические эрги, одновременно готовясь к атаке. Главное, не пропустить момент.

— Ты лжёшь, эмир! — гневно сказала старуха. — В этом человеке магии не больше, чем у бродячего пса. Он не может быть могущественным магом. Хотя… хотя у него в руках артефакт. Откуда у него этот посох?

— Мы не знаем, Хозяйка Азра. Пленник так и не отпустил деревяшку, а мои воины побоялись трогать эту вещь. Зато мы отобрали у него вот это.

Лёгкое шуршание ветхих страниц — это Джагатай отдал книжицу из пещеры девы.

— Не может быть! — в полный голос воскликнула старуха. — Это же личная книга Джиббы — величайшего мага древности. Где ты её нашёл?

— Я же сказал — отобрали у этого человека.

Опять шуршание страниц и тяжёлое дыхание.

— Он, что, побывал у девы?

— Мы не знаем, госпожа. Перед тем, как напоить его дурманящим зельем, мы успели выяснить, что он — маг из Григота. И что он был бездушным, убил шамана и сбежал. А потом пленник потерял сознание. Я решил, что не дело — воинам связываться с чужим магом, поэтому велел обезвредить его и связать. Так он и ехал — связанный, теперь, боюсь, он не сможет не то что ходить, но даже шевелить пальцами. Я нижайше прошу принять его в дар, Хозяйка Азра. Только высшим колдуньям под силу заставить его говорить. Или даже сделать из него лича. Думаю, по силе он превзойдёт того, что погиб под стенами Григота. И тогда, имея такого полководца, армии поднятых будут воистину непобедимы.

— Сестра Ву, дай мне этот посох.

Послышались шаги, кто-то попытался выдернуть посох из руки Дилля. Посох завибрировал, волна горячего воздуха окутала руку Дилля и раздался громкий треск. А потом он услышал со всех сторон крики ужаса.

— Один из моих воинов тоже превратился в пепел, когда пытался забрать у него посох, — невозмутимо сказал Джагатай.

Дилль понял, что одна из колдуний повторила судьбу предшественницы — стала кучей обугленных костей.

— Мог бы и предупредить, подлец, — прошипела старуха. — Но ты прав, эмир, с этим человеком справиться под силу только нам, Хозяйкам. Сильный маг, вернувшийся бездушный, к тому же, обладатель древней книги — с ним интересно будет позаниматься. Я забираю его.

— Рад, что сумел угодить тебе, — в голосе Джагатая Дилль услышал скрытую насмешку. — Великий каган, дозволь привезти из моего лагеря сундуки. В них подати за прошлый год, а также деньги, которые я велел собрать с вилайетов эмиров-предателей. Мертвецам они уже не нужны, а ты сумеешь найти применение золоту.

О чём дальше вели разговор Джарем и Джагатай, Дилль уже не слышал. Тележка, на которой он лежал, поднялась в воздух и, покачиваясь, начала куда-то перемещаться. И, судя по всему, не без помощи магии.

— Аглая, пошли гонцов Хозяйкам, я объявляю общий сбор. Эмера, ты собери всех младших сестёр и шаманов — через час они должны стоять вокруг шатра и петь благодарственную песнь Великой Госпоже. Нам понадобится вся мощь, если это действительно тот, кто был в Григоте. А пока, пожалуй, не будем рисковать.

Дилль почувствовал, как что-то плотно охватило его тело. Его словно закутали в толстую ткань, и звуки исчезли. Теперь он не мог пошевелить даже пальцем. Тележка, сопровождаемая Хозяйкой и несколькими старшими сёстрами, плавно двигалась в сторону западных ворот города — туда, где посреди поля стоял шатёр Ковена.

Несколькими минутами ранее у входа во дворец появился оборванец. Стражники не пожелали пустить его даже к воротам, и оборванец сказал, что у него есть сведения величайшей важности, касающиеся жизни великого кагана, но скажет он их только за большое вознаграждение. Один из стражников кликнул товарища и велел позвать старшего караула.

Десятник Кулаш вышел в недовольным видом.

— Чего тебе, бродяга?

— Хочу сообщить о заговоре против кагана, — обнажил жёлтые зубы в улыбке нищий. — И жду вознаграждения за спасение его жизни.

— Наглец! — десятник побагровел. — Если это правда — насчёт заговора, выкладывай. А потом уж мы решим, какое вознаграждение тебе следует.

— Сначала два золотых, — упёрся оборванец, — а потом я скажу, что задумал Джагатай.

Услышав имя эмира, десятник задумался и велел нищему следовать за ним. Зайдя в оружейную, он затворил за собой дверь, порылся в кошеле и выудил из него два потёртых сребреника.

— Держи. А теперь рассказывай.

— Мы говорили о золоте, — оборванец шустро спрятал монеты в лохмотья.

— Если твои сведения действительно важны, я дам тебе пять золотых. Но если ты вздумал обмануть меня — шкуру с живого спущу.

Нищий понял, что пока из сурового десятника больше не удастся ничего вытянуть и заговорил. Он рассказал, что видел и слышал разговор нескольких всадников, среди которых был эмир Джагатай, с худым рыжим человеком, которого они называли магом. Воины говорили о том, что собираются напасть на правителя, а маг должен задержать высших колдуний, чтобы они не пришли на помощь охране кагана. Потом маг учинил какое-то огненное колдовство, и над его руками появились огни. А потом всадники привязали мага к тележке и уехали.

Десятник Кулаш внимательно слушал оборванца. Да, всё совпадает. Он, разумеется, видел и Джагатая с телохранителями, и худого рыжего человека на тележке. Должно быть как раз сейчас они находятся перед великим каганом. И если он, Кулаш, поспешит, то заговорщики не успеют причинить вреда ни кагану, ни Хозяйкам. А под пытками они запоют.

Кулаш задумался. Он, служивший в дворцовой страже уже больше десяти лет, видел, как постепенно менялся каган. Прежде это был великий воин, бесстрашный и безжалостный, собственными руками задушивший брата, вознамерившегося отравить его и захватить власть. Джарем вёл за собой войска, личным примером воодушевляя воинов на битву. Джарем был решительным, суровым и жестоким. А потом, когда его советницами стали колдуньи, каган изменился. А вместе с ним изменилось всё. Власть незаметно перешла в руки женщин, войска без поддержки шаманов и колдуний уже не осмеливались выступить в походы. Да ещё и мертвяки, которые с благословления колдуний шляются по Эрмелеку, словно издревле живут здесь. Последние годы воздух столицы отравлен мертвечиной и колдовством.

Десятник всей душой желал смерти колдуньям. И если неизвестный маг может убить пару-тройку мерзких старух, то так тому и быть. А Джарем… — тут Кулаш сурово сжал челюсти, — Джарем уже давно превратился в придаток Ковена. Джагатай обладает всеми качествами настоящего кагана. За ним воины пойдут и в огонь, и в воду. Да они уже и пошли — под стенами Эрмелека сейчас стоит тысяча отборных солдат эмира. И они явно готовятся утопить город в крови.

Сквозь решётку небольшого окна Кулаш увидел, как по двору идёт старая колдунья Азра. За ней семенили несколько сестёр в серых одеяниях, а между ними по воздуху плыла тележка со связанным человеком. Тем самым магом. Десятник принял решение.

— Ты сообщил действительно ценные сведения, — сказал он. — Пожалуй, пять золотых — слишком мало. Десять. Я дам тебе десять монет, но обещай, что не скажешь никому ни слова, иначе заговорщики ускользнут от правосудия.

Оборванец начал клясться, что будет нем, как рыба, горящими глазами следя, как десятник полез в кошель. Но Кулаш выхватил саблю и нанёс рубящий удар. С сухим стуком отрубленная голова упала, заливая кровью земляной пол. Кулаш вытер лезвие, спрятал саблю в ножны и вышел во двор. Когда процессия колдуний скрылась из виду, он подозвал к себе одного из стражников и тихо сказал:

— Если появится ещё какой-нибудь соглядатай — убей его сразу. А я схожу к Джагатаю, скажу, что «неистовые» с ним.

Глаза воина блеснули — он с полуслова понял, о чём говорит начальник.