Аска сидела в темноте и смотрела на прямоугольник, составленный из сияющих линий. Дверь больше не открывалась, но и идти ей было некуда. Ее кошмар будто замер в странном равновесии, балансируя на некой тонкой грани: уже не врывалась в разум картинка дикого ужаса, но холодный страх сковывал все чувства.
"Откроется или не откроется?"
Внутренние часы сбились, они то вселяли уверенность в ураганном беге времени, то убеждали, что минуты тянутся вечность. Мысли плыли вяло, ни на чем не задерживаясь, и только рефреном, жуткой рогатой миной всплывало время от времени из болота сознания:
"Откроется или не откроется?"
Волосы, покрытые коркой запекшейся рабочей жидкости, кололи шею, и Аска иногда специально поводила головой, чтобы почувствовать эти уколы.
"Больно. Жива…"
Кромешная тьма и четыре линии.
"Откроется или не откроется?"
Дверь распахнулась, заливая ее ослепительным светом, но кроме этого света там больше ничего не было. Ни комнаты, ни маленькой Аски, ни луж крови. Аска вскочила, прикрывая ладонью ошпаренные сиянием глаза.
"Мне… Туда?"
Рыжая всматривалась до боли в белое сияние и понимала, что да, ей пора. Странное чувство покоя и правильности происходящего с готовностью заворочалось в груди, выжимая слезы.
"Надо же, – подумала она. – Вот ведь как… А столько не успела. Что я видела, кроме Евы? Ну и… ладно… Все лучше, чем здесь".
– Аска? Ты тут еще?
Рыжая дернулась, оглянулась вокруг: манящий свет из дверного проема омывал ее со всех сторон, скрадывал все, что могло быть во тьме вокруг.
"Странно знакомый голос…"
– Аска, подожди… Не надо…
Боль. Щемящая боль до смерти обиженного ребенка.
– Ну что еще? Я… Мне туда…
– Нет, Аска.
Спокойный и какой-то почти ласковый тон знакомого голоса, немного насмешливый и грустный. Аска невидяще уставилась в направлении этого голоса и откуда-то изнутри пришли самые нужные слова:
– Да что ты говоришь?! А, собственно, какого хера ты вообще лезешь?!! Тебе не пофиг, а?!
Тихий смешок:
– Видишь, ты слишком жива еще. Вот и живи.
Аска увидела, как меркнет сияние, как медленно прикрывается спасительная дверь, как вновь оживает тьма, в которой она не одна. И как эта тьма медленно умирает, серея и бледнея.
– Я…
– Живи. Прекрати себя ненавидеть. Прими, наконец, ту девочку и живи.
Мир вокруг стремительно обретал краски и очертания. Аске даже показалось, что она разглядела странный силуэт, исчезнувший последним.
Темнота комнаты – жалкое подобие густого чернила из кошмара – подсвечивалась красной лампочкой аварийного освещения. Сама она, как быстро выяснилось, лежала на окруженном приборами лежаке реанимационного бокса и задыхалась: "искусственные легкие" прекратили работу, и спасительная когда-то маска теперь душила ее. Она торопливо подтянула слабую руку к лицу и нащупала зажим. Тугая резиновая клипса не поддавалась слабым пальцам, и девушка почувствовала головокружение:
"Это же надо, после всего вот так сдохнуть… Черт, и глаза закрываются."
– Аска?
Чьи-то руки сорвали с нее маску, и Аска, захлебываясь воздухом, жадно задышала и повторно открыла глаза. Над ней нависало чудовищно грязное лицо Синдзи. Увидев, как она открывает глаза, парень слабо улыбнулся:
– Ты жива… Молодчина, Аска…
– Не он… – озадаченно сказала она, протягивая руку к его щеке. – Не ты…
– Что?
Аска уткнула локти в поверхность лежака и попыталась приподняться. Синдзи, заметив это, обнял ее и усадил. "Какая страшная усталость…" Аска непонимающе уставилась в потолок, на едва тлеющую лампу:
– Это что еще? Я чуть не… подохла из-за отключения электроэнергии?
Синдзи сузил глаза и посмотрел на нее:
– Почти. На NERV напали.
– Кто? Вестник? Вы не убили его?
– Нет… Мы… Победили. Но это только начало.
– Начало чего?
– Начало конца.
Аска помотала головой: вымытые и высушенные волосы приятно отличались от кошмарных косм в недрах Сна, и это неожиданно добавило ей бодрости:
– В загадки играешься?
Синдзи кивнул:
– Почти. Это очень долго объяснять. Вкратце, человечеству конец, если мы не доберемся до капсульной. Впрочем, даже если мы доберемся до нее, человечеству тоже настанет конец в одном случае из двух…
– Да ты охренел! – выдохнула Аска, исключительно усилием воли спуская слабые ноги с края лежака.
– Примерно так, – грустно улыбнулся парень. – Нам очертили очень странные перспективы будущего. И сделать все надо быстро, потому что люди на краю пропасти решили, как обычно, пострелять друг в друга.
Аска озадаченно замерла: перед ней, блестя синевой глаз на закопченном лице, стоял очень странный Синдзи – собранный, жесткий и… мудрый. Рыжая протянула руку к нему:
– Ты… Что с тобой, дурачок?
Парень взял ее за руку и помог встать:
– Я… Много чего успел, пока тебя не было. И много чего понял.
Преодолевая обрушившуюся слабость, Аска с трудом удержалась на ногах и недоуменно посмотрела на грязного парня, но тот уже отвел глаза, развеивая странную иллюзию:
– Я… Отказался от подарка Рей и уничтожил свой тональ.
– НО КАК???
– Да, и я в своем уме. Какая-то моя часть все еще держит меня здесь. Впрочем, это, похоже, ненадолго…
Аска охнула, а Синдзи насторожился и прикрыл глаза:
– Нам пора идти. Надо добраться до капсульной. Ты со мной? Спецназ обыскивает соседний коридор и скоро будет здесь.
Рыжая кивнула:
– Не сомневайся. Но… – она поколебалась. – Синдзи, откуда ты это знаешь?
Парень улыбнулся:
– Я же теперь почти всемогущий, не забывай.
– И… Каково это?
Синдзи запрокинул лицо в блаженстве:
– Это… Больно и не пусто.
Аска хохотнула:
– На тот свет с психом… Ага…
– На тот свет? – Синдзи скептически поднял бровь. – Нет, Аска. Тебе со мной не по пути. В капсульной ты поможешь мне погрузиться и сама эвакуируешься в спасательном лифте. Есть там один такой. Может, мир и не уцелеет, но я хочу, чтобы у тебя был шанс.
– Да за кого ты меня… – возмущенно начала Аска, но Синдзи посмотрел на нее так, что она тот час же поняла: уложит его и эвакуируется без возражений. Слезы собрались в уголках глаз и медленно потекли по щекам. Рыжая кивнула:
– Поняла.
Они вышли из палаты и медленно двинулись по коридору, продвигаясь к Догме и капсульной.
– Синдзи.
– Что?
– Ты умрешь?
– Не… Знаю. Я уйду. Но для тебя, пожалуй, да – умру.
Синдзи перехватил ее руку, забрасывая себе на шею. Аска горько усмехнулась:
– Ну почему тебе надо было становиться таким крутым аж перед смертью?
– Я всегда таким был, Аска. Оказывается.
Вдруг он остановился, удерживая и ее:
– Стоп. Впереди спецназ. Перекрывает проход на Догму и капсульную лабораторию.
Аска недоуменно посмотрела на него:
– Так ведь ты…
– Нет, – отрицательно качнул головой Синдзи. – Не могу. Мое тело можно уничтожить, и тогда я попаду не в капсульную, а сразу не пойми куда. А… Пробиться сквозь них пока не сумею… Да и тесно тут…
Аска отмахнулась от последних, явно бредовых, слов и, наконец, сообразила, что есть кое-что непонятное в мотивации парня:
– А зачем тебе вообще туда? Ты же теперь как… нечеловек. Давай напрямую во Внешний Сон…
Синдзи в который раз грустно склонил голову с полуулыбкой:
– Если бы. Я многовато сил потратил недавно. Почти ничего не могу, кроме как видеть все вокруг.
Аска села у стены и медленно сжала и разжала кулаки:
– Слушай… Ты… Ведь не за человечеством сейчас туда лезешь?
Парень сел рядом:
– Нет.
– За ней?
Синдзи запрокинул лицо, глядя в потолок:
– Наверное.
Аска кивнула и тяжело поднялась, скептически осмотрела свою пижаму и медленно произнесла:
– Как-то, наверное, глупо в таком виде быть пафосной, но… Я рада, что мы с тобой познакомились, дурачок. Давай, иди, забирай свою Чудо-девочку.
– Аска, – начал Синдзи, – ты…
– Главное, мой дурачок, – прекратить себя ненавидеть. Так просто, Mein Gott, так просто…
Она чувствовала, как где-то внутри нее открылась дверь, и ей в глаза с интересом и немым вопросом взглянула рыжая кроха, с головы до ног залитая кровью. "Все хорошо, Аска, я тебя не ненавижу. Я такая. И глупо отказываться от самой себя".
Аска повернула за угол. Девять спецназовцев. Три ствола уже смотрят на нее, еще два на подходе.
"Я такая. Умрите, твари".
Медленно, слишком медленно растягивались секунды для ее соперников, Аска буквально проскользнула между двумя мгновениями, нанося страшный удар в грудь ближайшему. Вместе они пронеслись два метра до ближайшей стены, и пусть кевларовый жилет выдержал кувалду ее кулака, но это уже не имело значения: пластины защиты сложились на швах, превращая грудную клетку в крупный фарш. Аска впилась в ткань комбинезона солдата, все еще не знавшего, что он уже труп, и отшвырнула его назад, на встречу с выстрелами, до которых оставалось еще так много бесконечных мгновений…
– Eins, – сказала Аска.
*****************************
Кадзи буквально выдернул Мисато с линии огня и втолкнул ее в открывшуюся, наконец, дверь центрального серверного зала. К счастью, для того, чтобы закрыть ее изнутри, потребовалось нажать всего одну кнопку.
Мисато тяжело плюхнулась в кресло и осмотрелась: резервная подстанция включилась после выхода из строя основной, но обеспечивала только крайний минимум – Догму, капсульную, МАГИ и серверы. Кадзи бросил быстрый взгляд на видеопанели, отображающие информацию с камер наблюдения:
– Странно… У нас на хвосте повисло всего две двойки. Как-то мало их… Должно быть, что-то случилось снаружи.
– Редзи, что будем делать?
– Копируй все подряд, что позволяет твой доступ, вот сюда… Нет, погоди, мой доступ тут тоже еще должен работать… Сейчас…
Кадзи постучал по сенсорной клавиатуре, разблокировав на три уровня секретности глубже, чем было позволено СНС Кацураги. Мисато кивнула и принялась составлять пакет документов, а Кадзи всмотрелся в изображение на одном из экранов:
– Ми-тян, тут у нас проблема… Давай то, что собрала, на вот этот адрес, и иди сюда…
Кацураги подняла взгляд на монитор и увидела, как спецназовец крепит какие-то полоски на дверь серверной под прикрытием одного солдата позади и еще двоих чуть поодаль по коридору.
– Давай к замку, Мисато. Когда я уберу в кулак все пальцы, открой дверь. Как только я скажу "пять", закрывай. Все поняла?
Мисато прислушалась к себе: сжатый кулак, "пять" – что тут не ясно? Еще почему-то тошнило. Омерзительно, гадко тошнило. Как с перепоя.
Ориентируясь по изображению на экране, Кадзи опустил пистолет на уровень головы присевшего сапера и приставил ствол почти вплотную к поверхности двери. Потом посмотрел на Мисато и начал загибать пальцы на свободной руке. Дрожащая Кацураги до рези в глазах всматривалась в его руку и, когда перед ней оказался кулак, зажмурилась и нажала на кнопку блокировки замка.
Грохнул выстрел, второй, загремели рикошеты. Мисато вздрагивала в своей искусственной тьме, повторяя тихое заклинание: "Пять… Пять… Пять… Пять…"
– Пять!
Она ударила по запору замка и, наконец, открыла глаза.
Редзи Кадзи зажимал раненное плечо, сидя на втащенном в помещение трупе незадачливого подрывника. Мисато бросилась к инспектору, но он сразу убрал руку с раны, показывая, что там и правда лишь поверхностная царапина.
– Эй, все хорошо.
– Как ты…
– Пазы, в которые уходит дверь, срезают с нее С4. Пуля сквозь очки этому идиоту, потом пулю в шею стоящему сзади, потом – несколько выстрелов вдоль коридора и втащить дохлый склад боеприпасов сюда… Кстати, а как там копирование?
Мисато села прямо на пол и, глядя инспектору в глаза, сказала:
– 28 процентов ушло по твоему адресу. И когда улыбчивый говнюк стал таким… таким…
Кадзи взъерошил челку женщине:
– Я круглый сирота, который выжил в хаосе после Второго Удара, Мисато. "Таким" я был всегда, сколько себя помню. И… может, оно и не время, но улыбчивым говнюком я попытался стать только ради тебя.
Мисато отвернулась к мониторам, чувствуя, что будто бы стремительно просыпается.
– Эй, там уже 30 процентов! – бодро воскликнула она дрожащим голосом.
– Да ты что? – деланно изумился Кадзи и с улыбкой посмотрел на экраны.
***************************
– FЭnf…
Удар сверху раздробил сразу два шейных позвонка.
– Sechs…
Отобранная винтовка прикладом впивается под шлем, размазывая губы, кроша зубы и дробя челюсть.
– Sieben…
Легко уйдя от короткой очереди, Аска ударом снизу развернула автомат стволом к стрелявшему, и все еще лежащий на гашетке палец, прежде чем сломаться, успевает отправить в голову своему хозяину две пули.
Спецназ умирал, и Синдзи едва успевал своим обостренным восприятием за пылающим "Берсерком". И пусть ей недоступна истинная форма этой ипостаси, сейчас Аска была богиней жестокой победы. Парень моргнул: не отвлекаясь от последних двух соперников, немка ударом руки смахнула шальную пулю, летящую в его направлении.
– Acht…
Босая пятка слегка мазнула солдата по голове, и пока он падал, Аска в воздухе совершила пируэт, уклоняясь от выстрелов последнего оставшегося в строю, и приземлилась коленом на лицо поверженному.
Синдзи заворожено смотрел на эту смертельную пляску. Его сознание разрывало миллионами образов из этого и соседних миров, его душа кричала в агонии, удерживаемая на месте лишь пониманием того, что надо прожить всего лишь еще чуть-чуть, всего немного… Несмотря на все это, Синдзи не мог оторвать глаз от "Берсерка".
И тут что-то сломалось. Стремительный рывок девушки прервался, она споткнулась на ровном месте, и почти кубарем покатилась к врагу. Парень подался вперед, намереваясь выплеснуть последние жалкие крохи, оставшиеся от явленной на площади мощи, но Аска – уже не "Берсерк" – успела выхватить из поясной кобуры спецназовца пистолет и выстрелить снизу вверх в лицо оторопевшего солдата.
Синдзи сорвался с места одновременно с выстрелом и успел отбросить в сторону падающее на Аску тело.
– Neun… – тяжело выдохнула девушка, обмякая в его объятиях.
Синдзи бережно поднял ее на руки, прислушался и посмотрел на большую дверь:
– Открывайте, Директор. Мы пришли.
*****************************
Козо Фуюцки истекал кровью, но был искренне счастлив, впервые за эту долгую ночь, едва не положившую конец его мечте. Он по-глупому нарвался на случайную пулю, он запечатал себя в Догме, где не было ни единой аптечки, он умирал, но умирал счастливым, потому что у дверей капсульной лаборатории стоял Синдзи с Аской на руках.
С коротким тяжелым хрипом Директор подался вперед и разблокировал дверь с центрального пульта. Взгляд умирающего скользнул по Синдзи, и старый профессор свел брови: от внимательного ученого не укрылись нежность и участие на лице парня, укладывающего бесчувственную рыжую в лифт экстренной эвакуации. Парень наклонился к ней, что-то прошептал на ухо и отстучал команду на пульте.
Тяжелые двери лифта закрылись, и в лаборатории остался только Третье Дитя.
Фуюцки смотрел на экран и видел там странного человека, лишь походившего на Синдзи Икари, и точно не имевшего ничего общего с тем парнем, который вылез из капсулы после уничтожения Пятого Вестника.
– Директор, я хочу узнать две вещи, прежде чем отправлюсь.
Сквозь маску решительности на лице странного парня просматривалась растерянность и скорбь. Фуюцки хрипло рассмеялся: хотя перед ним стоял новый Синдзи, он мог сам озвучить его вопросы. И ответы на оба никак не могли порадовать Синдзи, стоящего на краю нового мира. Он скосил взгляд на один из экранов: теряя капля за каплей свою жизнь в ожидании Детей, он пересматривал вновь и вновь некий видеоотчет, который был ответом на второй вопрос парня. "Или на первый?"
– Я не могу сказать тебе, за что отдали жизнь твои родители, но то, что касается смысла жизни Рей – больше не тайна.
Синдзи легко кивнул:
– Хорошо. Тогда ответьте на один вопрос.
Фуюцки с подозрением посмотрел на него:
– Ты… От твоего… Теперь уже от твоего решения зависит весь мир. И ты хочешь выслушать от умирающего старика и так уже известные тебе вещи?
– Да, – еще один кивок в ответ.
– Рей – Печать Договора, образец для оружия, милосердно подаренный нам. Наши гены, их материал, смешанная душа. Неспособная жить, обреченная на смерть, – зло сказал Фуюцки. – Ты доволен?
– Нет. Вы не сказали, что вы любите ее. Что вы воспитывали ее как человека. Что она была настолько дорога вам, что вы пожертвовали двумя своими учениками, когда обнаружили ее неспособность жить…
Фуюцки хрипло вскрикнул.
… Три кровати – две большие по обе стороны от третьей, крохотной, для младенца. Обвитые проводами тела взрослых бессильно обмякли, а малютка, которую он держал в руках, была жива, хотя уже восемь минут назад должна была умереть. Как умирала уже почти четыре года подряд после выхода из родной Мглы. Каждые двадцать четыре часа…
– Ей… Синдзи… Ей чего-то не хватало… Великие и я, мы… Чего-то не учли, чего-то важного… Без чего девочка не могла жить. И тогда я предложил случайный перебор последовательностей в синхронном сне со взрослыми людьми. Твои… родители не выдержали эксперимента… Но Рей перестала умирать…
Синдзи отвернулся к капсуле.
– Как… Как ты узнал? – Директор затаил дыхание, силясь успеть услышать ответ.
– Вы непрестанно думаете об этом. Я почти слышу этот ужас. Перестаньте. Слышите?! ПЕРЕСТАНЬТЕ!!!
Парня трясло, он с третьей попытки смог набрать нужную комбинацию на замке капсулы.
– Синдзи…
– Да, Директор?
Будто и не было взрыва полминуты назад – ледяное спокойствие и выдержка. Фуюцки не чувствовал уже ничего: Синдзи Икари с открытием этих истин окончательно стал непредсказуемой фигурой. Мечта всей жизни Директора зависела от человека, который только что узнал, что его родители погибли, отдав какие-то части душ его любимой.
– Я хочу быть уверен, что ты выберешь Слияние.
Синдзи обернулся, уже стоя в капсуле:
– Правда?
– Да. Для тебя это пустое слово, я не успел тебе всего объяснить, но когда ты погрузишься, тебе предложат выбор…
– Знаю.
"Знаю…" Вот и все. Ему известна правда. Лоренц? Нагиса?.."
– Старший инспектор Редзи Кадзи, профессор, – сказал Синдзи, погружаясь в жидкость. – А теперь, пожалуйста, закройте капсулу.
– НЕТ!!! Поклянись! Слышишь?! Поклянись!!
Фуюцки вскочил, чувствуя, как усилился бег крови по груди:
– Поклянись!
– Нет. Я не буду ничего вам обещать. Все решится на месте, – синие глаза спокойно изучали объектив камеры. – Но если вы меня не отправите, у вашего замысла вообще нет шансов.
Фуюцки тяжело осел в кресло и протянул руку к клавиатуре:
– Убирайся.
Тяжелая плита закрывала капсулу, и последние силы, оставляющие профессора Фуюцки, ушли на то, чтобы криво улыбнуться, нажать кнопку запуска вычислений для погружения и в последний раз откинуться на спинку кресла Директора NERV. Его личный сон, переполненный далеким идеалом и уверенными шагами к нему, заканчивался кошмаром с крохотным лучиком надежды.
*************************
Клубящаяся Мгла медленно перемещалась слоями, будто пронизанная течениями, и в этом подвижном беззвучном пространстве рождался мост, тянулся вслед за голубоволосой девушкой, которая прокладывала себе дорогу к одной ей ведомой цели. Мгла медлила заращивать проторенный в бездне путь, закручиваясь вокруг него спиралью. Ватный полог раздвинулся перед путницей, обнажая ровный, вымощенный камнем круглый островок, на котором стояло пятеро мужчин в простых длинных балахонах.
– Великие, – слегка поклонилась девушка.
Фигуры склонили укутанные капюшонами головы:
– Печать.
Фигура в золотом выжидающе посмотрела на нее, и девушка покачала головой:
– Ни Козо Фуюцки, ни кто-либо из его представителей не придет, Великий Спящий.
– Придет кто-то еще от имени человечества? Лоренц? – с ноткой изумления спросил облаченный в серо-зеленые одежды.
– Нет. За мной нет никого.
– Только ты и мы, – констатировал тот, кого она назвала Великим Спящим.
– Да. И я хочу получить право голоса.
– Разумеется, – прозвучал голос из-под черного капюшона. – Но сначала… Тебе нужно занять подобающее место.
Мгла тяжело плеснула, вздыбились нитями ее причудливые волны, и рядом с островком величественно вынырнула из небытия высокая стела, испещренная ровными строками. Под рядами странных символов полыхали две размашистые подписи, и в одной из них безошибочно угадывалось имя "Фуюцки".
Девушка кивнула, развела руки, и между ней и стелой протянулась череда ее силуэтов, сияющих всеми оттенками синего. Запели тонкие переливы звона колокольцев, и объятую светом собственных отражений девичью фигуру втянуло внутрь стелы.
– Твое слово, Печать, известная как Рей Аянами, третья сторона этого Договора! – медленно проговорил облаченный в золото, и от его звучного голоса Мгла начала втягиваться в себя, обнажая все больше пустоты вокруг их парящего острова.
– Какого мира ты хочешь, Печать? – спросил до сих пор молчавший мужчина в рясе цвета самой Мглы.
– Твое слово, Печать, – хором повторили все пятеро, склоняя головы.
Ниже подписей вспыхнул силуэт худенькой девушки, быстро обрел объем и цвет, превращаясь в великолепный барельеф. Рей открыла сияющие красные глаза и медленно произнесла:
– Я… Полагаю, что мы должны закрепить победу человечества…
Под удивленными взглядами, ощутимыми даже из-под глухих капюшонов, она слегка улыбнулась:
– Мое слово – да начнется Слияние.
*************************
Кадзи и Мисато нависли над терминалом, как если бы от их пристального внимания зависела скорость и надежность передачи. Спецназ оперативно уничтожил линии проводной связи и большинство спутниковых антенн Института, но оставались еще хорошо замаскированные средства вещания, и внимание инспектора разрывалось между прогрессом отправки и отобранной у мертвого сапера коротковолновой рации.
– Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… – тихий шепот Мисато сопровождал каждый уходящий документ, каждый архив с данными, и Кадзи неосознанно улыбнулся: первые, самые важные данные уже наверняка изучались его знакомыми аналитиками из Отдела контроля, которые, наверняка, сейчас пытаются вызвонить его и начинают проверять, почему японские операторы связи так срочно отключили все номера Старшего инспектора.
Хрипы и отрывистые команды, передающиеся из рации, привлекли внимание Кадзи, который предусмотрительно нацепил наушник, чтобы Мисато не слышала отчетов о жертвах среди сотрудников.
"Хрррр… Пшшш… Прекратить передачу любой ценой… Пшшш… Да, Седьмой, с верхнего уровня, в вентиляцию… Пшшш… "Гриль" на подходе… "
– Мисато, тут такое дело…
Кадзи скосил глаза и все понял: на мониторе наблюдения за входом в серверный зал показались тяжеловооруженные солдаты, которые подтащили к двери какой-то короб с неприятно мощного вида дулом, уперли его в стену напротив входа и отошли, держа коридор под прицелом. "Кумулятивный одноразовый гранатомет с дистанционным управлением. На жаргоне – "танковый гриль".
Инспектор быстро выключил монитор. Заметив его движение и, наконец, сообразив, что он что-то сказал, Мисато изумленно повернулась:
– Что там, Редзи?
– Я… Понимаешь… В общем…
"Как же время-то убегает… Ну что, так сложно, сколько раз врал так, инспектор? Жаль раз правду сказать?"
Кадзи улыбался, видя все больше расширяющиеся глаза, и, случайно бросив взгляд мимо ее лица, увидел на экране рядом с сообщением "83% передано…" огонек пришедшего сообщения и развернувшееся окно с гербом ООН.
"Не успели… Ни я, ни они"
– Мисато…
– Кадзи?
Кадзи сделал шаг вперед, вжал свои губы в ее и, глядя в невозможные, самые-самые прекрасные глаза, где зажигалась странная искра понимания и счастья, зажал ладонями ей уши, чтобы она не услышала ни глухого хлопка отстреленного заряда, ни катящихся по вентиляции гранат.
************************
Каору дернулся от боли и обернулся: далеко-далеко полыхнула стела Договора, разгоняя Мглу, и волна, освобождающая звенящее ничто, окатила его, сдернула ватный туман. Нагиса стоял у моста, проложенного Рей, стоял на жалком огрызке камня, висящем в пустоте, единственной точке, с которой можно было попасть на мост.
– Подумать только, – вслух произнес седой парень, щурясь в напрасных попытках разглядеть, где заканчивается свободная от Мглы бездна, – для исполнения Договора Сон очищает сам себя… Завораживает, правда, Икари?
Нагиса обернулся. Опираясь на невысокий камень, стоял парень в закопченной рубашке с чумазым лицом и всклокоченными волосами.
– Хочешь туда, Икари?
Парень не реагировал, всматриваясь вдаль, и на его лице жили только глаза.
Нагиса хмыкнул:
– Зачем? Сестра, к сожалению, сделала не тот выбор, который должна была. Один шанс из трех. Жаль, что SEELE так и не пронюхал о ее праве голоса.
– Жаль?
Нагиса улыбнулся:
– Ты разорвал себя на куски, Икари-кун. Уничтожил все на своем пути сюда. Ради чего? Ты хочешь чего-то иного? Слияние даст тебе забвение всех страданий. Ты вновь станешь человеком, даже не растворишься в безграничном Сне…
– До сих пор я и так не растворился, – спокойно произнес Синдзи. – И пока не собираюсь.
– Пока? – Нагиса поднял брови. – Это что, от тебя зависит? Ты думаешь, что способность притащить один из обликов своего нагваля в явь делает из тебя исключение?
Икари промолчал, его притягивал сияющий остров, где вершился Договор, и все еще ни разу не посмотрел на Каору. Красноглазый парень сдвинулся, перекрывая ему направление взгляда:
– Эй, так что тебе нужно здесь?
– Мне нужна моя судьба.
– Судьба. Это ты о наведенной любви? Той, что вызвана огрызками душ твоих родителей? Или ты о простом оттиске на скале Договора? Или ты о жалких минутах вашего хладного, как лед, первого секса? – Каору был спокоен и, судя по тону, разочарован. – Что такое твоя судьба?
Синдзи оторвался от камня и медленно подошел к нему:
– Каору, ты ведь сейчас здесь полностью?
– Да. Не такой сияющий рыцарь, каким был ты недавно, но все же смогу помешать тебе наделать глупостей.
– Глупостей?
Каору изучающе рассматривал подошедшего к нему вплотную Синдзи и не мог понять, что с ним не так: все же человеческая сущность Икари давно должна была уйти в безначальные глубины, и тем не менее…
– Да, глупостей. Поговорить, разузнать, убедить, узнать, не пойдет ли она с тобой в счастливое будущее…
– Каору… Ты напрасно меня провоцируешь. Замысел твоего хозяина все равно не удался. Что ТЕБЕ нужно от меня?
Каору запнулся. "Что мне нужно? Он жалок в своем стремлении в последний момент все исправить. Он глуп в надежде на невозможное. Чего мне хотеть от него? Что… Что я здесь делаю?"
– Ты умер, Каору.
Седой парень опомнился, зажатый в кулак Евангелиона.
– Ты умер, – повторил прямо в голове отрешенный голос. – И должен был потерять все эмоции, все человеческое, стать опять хамелеоном. Но почему-то все пошло не так, ты застыл на странном раздорожье. Ты сомневаешься? Я помогу…
Бронированные пальцы слегка сжались, и Каору понял, что не может сам стать Евой: от Икари, добровольно уничтожившего себя жалкого Икари-куна текли сейчас такие волны мощи, что истинная сущность искусственного человека бежала от него.
– Перед тобой простой выбор: умереть сейчас или пожить еще немного, пытаясь понять, зачем ты вытащил Аску?
"Вытащил? Я?.. Это я?.."
Каору твердо посмотрел в горящие глаза, отчаянно давя бунт внутри:
– Это не выбор. Это шантаж.
– Выбор. Как ты уже понял, иногда смерть – лучший вариант. Итак, Каору-кун, что ты выберешь: смерть или просто смерть прежнего себя? Ты дорог сам себе? Ты ненавидишь умирать и рождаться вновь? Может, ты хочешь просто остановиться?
Каору молчал: взгляд фиолетовой Евы выворачивал его наизнанку, читал строчку за строчкой его странную душу.
– Жизнь? А если жизнь – и есть страдание? Синдзи-кун, ты как никто другой должен понимать, что жизнь – лишь сон, и иногда сон бывает кошмаром. Так зачем проникаться законами этого кошмара?
– Котята видят сны не так, как мы. И даже… Как тебе объяснить… Каждый из нас видит свои сны. Так зачем решать за других, когда им пробуждаться? Может, лучше просто помочь?
– Я не понимаю тебя, Синдзи-кун…
– Ха… Я и сам не понимаю… Слушай, раз уж ты его поймал… Давай отнесем котенка в приют? Из милосердия?
– Милосердие? Почему я должен это чувствовать?
– Не знаю, Каору-кун. Вообще-то, не должен… Но… Разве ты не хочешь?"
Каору захохотал:
– Слушай, Синдзи-кун, а кто из нас тогда был прав?
– Спасибо за честный ответ. Прощай, Каору-кун.
Бронированный кулак сжался, и седой парень впервые в своей наполненной собственными смертями жизни понял, что впереди его ждет нечто новое.
**************************
– Итак, твой выбор…
– Да.
– И ты отдаешь себе отчет в последствиях.
– Да.
Великий Спящий кивнул ей и обернулся к своим спутникам:
– Время.
Фигуры в балахонах разошлись и встали спиной к стеле.
И поэтому успели увидеть прыжок огромного фиолетового тела, оканчивающийся точно в центре острова. Мост к острову разваливался, опадая в бездну.
– Представитель человечества, полагаю? – хладнокровно констатировал обладатель черного балахона, прямо перед которым остановилась огромная нога. – Вы опоздали. Решение принято.
– Подожди, Темный, – ответил мужчина в мглистой одежде. – Договор не начал воплощаться, а право Печати скорее исключение.
Обмен взглядами, скрытыми в тенях капюшонов, продолжался, несмотря на то, что прямо перед Великими Евангелион быстро распадался, теряя броню, дымчатую плоть и превращался в человеческую фигуру. Оставшийся на месте гиганта парень с тоской смотрел на барельеф под текстом Договора.
– Хорошо. Мы выслушаем тебя, Синдзи Икари, единственный пришедший человек.
– Я хочу знать о последствиях выбора.
Великие переглянулись. Фигура в сером кивнула остальным и повернулась к Икари:
– Я Великий Пути.
…Тьма, пронизанная молниями. Ленты-крылья. Низко надвинутый капюшон…
– Да, – кивнул Великий. – Это был мой Вестник, Вестник Пути. Итак, что именно ты хочешь узнать? Задавай вопросы.
– Что такое Слияние? – спросил Синдзи, с трудом отрывая взгляд от ослепительно красивого барельефа.
– Мир, где желания идут в ногу с возможностями. Где кошмар лишь укрепляет, боль предупреждает, а путь вселяет уверенность в своей конечности. Где ты не будешь грустить по утраченному. Этот мир обретет плоть в яви, найдя поддержку во Сне. Люди останутся людьми, Спящие – Спящими, но наша связь станет непреложна.
– Что люди потеряют?
– Память о своей жизни. Стремление к уничтожению. Лживость. Желание боли… – Великий замолчал. – Много чего. Сон не идеален, но лишен огромного количества недостатков.
Синдзи задумался, а Великие просто молчали, терпеливо ожидая продолжения. Наконец, парень поднял голову:
– А что произойдет, если вы просто заберете всех людей в свой Сон?
– Да, это второй вариант Договора. Человечество в целом и люди в частности прекратят свое существование. Спящих станет больше. Мы прекратим связь с вашими снами. Для нас так больше преимуществ, меньше риска. Это невозможно объяснить человеку.
Вновь обвалилась густая тишина. Где-то далеко часы прежнего мира отстукивали последние секунды своей работы, чутко прислушиваясь к следующим словам щуплого подростка.
– Я хочу, чтобы вы знали… Я шел сюда не вершить судьбу мира, а за своей судьбой. Поэтому я хочу знать, что станет с Печатью Договора. Что будет с Рей Аянами?
Великий Пути обернулся к стеле:
– Ответишь на этот вопрос?
– Печать Договора прекращает свое существование в момент свершения Договора, – безразлично сказала Рей. – Я лишь гарантия мира.
Синдзи молча кивнул, и Великий Спящий с ощутимым интересом сказал, подходя ближе:
– Ты очень необычный человек, Синдзи Икари… Ты ведь не для того себя уничтожил, чтобы совершить последний рывок и услышать это?
Парень поднял глаза и всмотрелся в безмятежную тень под капюшоном:
– Нет, не для того. Что будет, если я разорву Договор? Она выживет?
Фигура в одежде цвета тумана тоже подошла ближе и с хорошо слышным удивлением спросила:
– Ты хочешь сказать, что готов во имя своей любви пожертвовать счастьем человечества?
– Нет, – поправил его Синдзи. – Я хочу, чтобы она жила. Это возможно?
Барельеф на стеле не изменился в лице, хотя даже Великие невольно обернулись к той, во имя которой приносилась эта жертва.
– Да, – наконец сказал Великий Спящий. – Но известна ли тебе цена разрыва Договора?
– Тебе известно, хочет ли она жить? – в тон ему спросил Великий Темный.
– Нет, не известно. Нет, как и ей, – спокойно ответил Синдзи.
Великие переглянулись, и Великий Пути тихо произнес:
– Цена Договора – наш мир. Ваши сны отравляют нас. Вы слишком… тяжелы даже для Внешнего Сна, и страдания человечества всей невероятной тяжестью давят на нас. Мы, Лорды Сна – его ипостаси. Отрицание, Познание, Кошмар, Путь и Видение. Страданию нет места тут.
– По крайней мере, не было, – добавил Темный, – пока человечество не научилось видеть сны.
– Поэтому, – продолжил Великий Пути, – нам нужно или исправить человечество, или забрать его, или… Получить кого-то, кто станет Лордом Боли.
– Это бессмертие, ограниченное всемогущество в пределах Сна и просто могущество вне его, – добавила фигура цвета Мглы. – Но вместе с тем, это боль. Непрерывная и бесконечная, тем ужасная, что она дистиллирована, сгущена, и она всегда есть.
– Я полагаю, этим Лордом должен стать тот, кто расторгает Договор? – просто спросил Синдзи.
– Да.
– Приемлемо, – кивнул Синдзи, глядя в глаза Рей.
Фигура в серо-зеленом подошла к нему вплотную и положила руку на плечо:
– Ты плохо понимаешь, что такое бесконечность, Синдзи Икари. Я обречен до конца существования разума во Вселенной ощущать сомнения, вечно отрицать и противоречить себе, не в силах принять окончательного решения даже в вопросе жив ли я…
– Вечная тьма, кошмар… – добавил Великий Темный.
– Путь без конца, без надежды поставить точку, ненависть к остановкам, презрение к упавшим…
– Непрестанное познание, самосовершенствование, поиск ответов, которые лишь обращаются вопросами…
– Видение за видением, ни единого четкого образа, и так всю вечность, Синдзи Икари, – тихо окончил Великий Спящий. – И самое главное, ты останешься человеком, без единого шанса, что эти ощущения притупятся. Да, ты станешь могучим, научишься мыслить и чувствовать одновременно со страданием, но отрешиться от него не сможешь…
Синдзи молчал, но раздумье было недолгим:
– Если это цена жизни Рей… Я это приму.
– Человечество, как всегда, никого не интересует, – удивленно сказал Великий Познания. – Ты очень сильный и волевой, но все же ты человек.
– Да, – добавил Великий Спящий. – Людям станет немного проще жить с появлением Великого Боли, но не более того. Ты все еще намерен расторгнуть Договор?
– Да.
Великие молчали, бездна ждала, замершая на Скале Договора Рей пустыми глазами смотрела на Синдзи. Часы мира сделали неуверенный ход и вновь замерли.
– Рей, скажи мне кое-что, – обернулся к барельефу Великий Темный. – Что ты будешь делать, если останешься в живых?
Когда зазвучал ее ответ, Синдзи впервые вздрогнул.
– Я уйду в мир людей.
Темный удовлетворенно кивнул и посмотрел на Синдзи, продолжая обращаться к Рей:
– Почему?
– Он любит меня. Я ничего не чувствую к нему. Но это не значит, что я… Вправе умножать его страдания собой…
– Рей, о чем ты?!! – воскликнул Синдзи. – Какие страдания? Мы будем вместе! Ты же сказала, что тебе нужно быть со мной! Это же… Судьба!
– Этим придется пожертвовать. Ты уничтожил себя и обрел свои чувства. Я так не могу.
Парень задрожал, с трудом сдерживая рвущееся наружу отчаяние, но все же опомнился:
– Понимаю. Ну что же… Мое решение неизменно. Я разрываю Договор.
Великий Спящий подошел к стеле и взмахом ладони стер свою подпись, после чего обернулся к Синдзи:
– Подойди.
Подпись "Фуюцки" сменилась на "Икари", и Синдзи, подняв взгляд на Рей, глаза которой расширились от боли, смахнул свое имя с белого камня. Девушка закричала, исчезая, и бездна начала стремительно затягиваться Мглой, которая рождалась клубками, захватывала пространство вокруг, поглощая и растворяя ничто. Прежде чем исчезнуть в туманной дымке, Великий Спящий взялся за края своего капюшона и, сбрасывая его, сказал:
– Добро пожаловать в мир боли, наш Великий брат.