Пенсионер А.С. Петров вернулся в СССР, чтобы предупредить тов. Сталина

Глава 9. Неисповедимый путь

В храм вошли два чёрных силуэта с фонарями. Батюшка побледнел.

Не теряя ни секунды, кот молнией метнулся обратно в своё укрытие за иконостас, туда, где прятался с самого начала. Священник же торопливо поднялся и, бросив в темноту полушёпотом: «Прости, Господи…», поспешил навстречу непрошеным гостям.

В храм вошли двое: участковый милиционер в промокшей шинели, а вместе с ним сухощавый гражданин в сером пальто и шляпе, державший под мышкой кожаный портфель. Батюшка сразу узнал второго — уполномоченный по делам религии Блинов, тот самый «надсмотрщик» от власти. Милиционер осветил фонариком полумрак и недовольно поморщился.

— Чего тут замышляешь? — буркнул он, окидывая взглядом пустой храм. — Кроме тебя, кто здесь есть?

— Кроме меня и Господа никого. Я молился, — тихо ответил отец Павел, опустив глаза и пряча дрожащие руки в широких рукавах рясы.

Уполномоченный Блинов, качнув головой, шагнул вперёд, принюхиваясь. Ноздри его тонкого носа уловили что-то необычное.

— А это что за запах? — подозрительно спросил он, поводя лучом фонаря. — Вином пахнет?.. Ты, часом не выпиваешь тут?

— Да какое вино, Боже упаси… — замахал руками батюшка. — Это я чаю с морсом немного… горло грею, простыл вот, — объяснил он, указывая на чайник на столе.

Милиционер перевёл луч на табурет посреди храма, где стояла чашка. Рядом на полу блестела лужица красноватого морса.

— А это что разлито? — хмуро спросил он.

— Пролил, — вздохнул священник. — Торопился, когда к вам бежал… споткнулся, вот и расплескал, прости Господи.

Уполномоченный прищурился и обвёл зал взглядом. Кот, притаившийся за иконой Николая, замер, стараясь слиться с темнотой. Луч фонаря мазнул по иконостасу, на миг выхватив из темноты угол киота. Кот зажмурился, чтобы глаза не выдали его отражённым блеском. Блинов ничего не заметил, только поморщился.

Милиционер тем временем усмехнулся, кивнув на чашку:

— В одиночестве, говоришь, чаёвничаешь? А мне вот тут донесли, будто ты в неурочный час с кем-то сборище устроил, — сказал он и всмотрелся в лицо, проверяя реакцию.

— Да с кем же… — развёл руками батюшка. — Разве что… кот тут забегал бродячий, так я его… приютил на минутку, — добавил он после заминки, вдруг решив выдать часть правды.

— Кот, говоришь? — Милиционер хмыкнул с ухмылкой. — Вот те на! Я гляжу — у тебя и миска стоит… Бога, что ли, угощал? Али кота, — пробормотал он грубовато.

Священник вспыхнул и замотал головой, но уполномоченный бросил сослуживцу строго:

— Хватит, Степан. — Затем повернулся к отцу Павлу: — Ладно, проверили – вроде всё спокойно. Никого постороннего, кроме котов, не обнаружили, укажем в отчёте. Только ты будь благоразумен. Ночью двери на замок запирай, нечего тут самовольные ночные собрания устраивать, чай не семнадцатый год на дворе.

— Да я ж не устраивал… — начал было священник, но осёкся и просто кивнул. — Понял, понял.

— И про «гостей небесных» тоже… поосторожнее, — уполномоченный Блинов оглядел батюшку испытующе. — Всякие чудеса нам ни к чему, ясно? Меньше разговоров лишних — спокойнее жизнь.

— Какие уж там чудеса, — пробормотал батюшка, глядя в пол. — Конечно, никаких…

Милиционер фыркнул, поправляя ремень:

— Ну, значит, живи спокойно, отец. А будешь дверь отрытой держать в будни — допрыгаешься.

Уполномоченный неодобрительно покосился на болтливого напарника и, повернувшись, направился к выходу. Милиционер пожал плечами и тоже двинулся за ним, напоследок шаря фонариком по углам. Кот замер без движения, и на этот раз луч тоже прошёл мимо. Двое проверяющих скрылись за дверью, и тяжелое полотно закрылось, отсекая вечерний холод.

Отец Василий несколько секунд стоял неподвижно, вслушиваясь, как удаляются шаги по лужайке. Наконец он перевёл дух и запер дверь изнутри. Храм снова погрузился в тишину, лишь огонёк лампады по-прежнему трепетал в красном стаканчике.

Священник медленно оглядел полутёмный зал. Будто и не было тут ничего необычного: пустые скамьи, молчаливые иконы. Только на столе остались вещественные доказательства пережитого: огрызок просфоры, пустое блюдце из-под сыра да валявшаяся на боку кружка. На полу блестели несколько капель разлившегося морса. Батюшка перекрестился, глядя на всё это хозяйство, и вдруг тихо усмехнулся.

Отец Василий провёл ладонью по своему кресту и покачал головой, то ли удивляясь, то ли радуясь. Чудо это было или хитрая шутка — одному Богу ведомо. Но душа его неожиданно оттаяла, наполнилась лёгкостью. Не напрасно, выходит, топил он печь и зажигал свечу даже в пустом храме: всё же Его дождался. Батюшка улыбнулся в бороду, вытирая со щёк непрошеную слезу: чудны дела твои, Господи…

В этот миг кот вышел из укрытия и поклонился батюшке. Священник Павел поклонился в ответ.

— Тебя, значит, в Москву надобно доставить? Что ж, раз Господь приказал, сделаю!

Павел не стал медлить. Едва проводив непрошенных гостей, он наскоро потушил свечи в храме, погасил лампаду прикрыл печь. Затем сложил причастные дары в мешочек и опустив кота за пазуху поспешил домой. Кот уютно устроился, словно понимая всю важность момента.

Дома батюшка дрожащими руками собрал в дорожную сумку немного белья, теплый свитер, три бутылки красного кагора, хлеба, немного сыра, колбасы, домашних солений — грибов и огурцов бочковых, сухари, дюжину яиц и другие припасы. Сердце его билось неровно — отчасти от пережитого, отчасти от неожиданной решимости: впереди ждала Москва. Сам бог повелел!

Уже через час отец Павел стоял на перроне маленькой станции, кутаясь в поношенный тулуп и натягивая поглубже шапку-ушанку. Ночь обещала быть морозной, звёзды мерцали над заиндевевшими проводами. Где-то вдали протяжно ухал паровоз, и ветер доносил горьковатый запах угля. Кот выглянул из-под полы рясы и ловил носом ночной воздух. Отец Павел прижал пушистого спутника покрепче: «Тихо-тихо... скоро уж наш поезд». Ему повезло — товарняк с единственным пассажирским вагоном затормозил у платформы. В такое позднее время народу оказалось мало. Кондуктор со сноровкой проверил билет Павла и мельком взглянул на шевельнувшийся живот. Батюшка смутился:

— Прости, друг, котик со мной… Не мог же я его в храме бросить, — тихо сказал он извиняющимся тоном, ощутив внезапный страх, что животное не пустят.

Кондуктор устало хмыкнул и махнул рукой:

— Вези уж, раз взял. Только чтоб места не занял.

Павел горячо закивал, поблагодарив. Он забрался в тёмный вагон. Пахло чаем и копотью, под ногами заскрипели доски. На другом конце вагона тихо побрякивал самовар — проводник готовил кипяток для чаю. В вагоне едва горела тусклая лампочка под зелёным колпаком. Несколько пассажиров дремали, закутавшись в пальто. Отец Павел выбрал место у окна и осторожно уселся, посадил кота рядом. Кот блеснув глазами в полумраке.

— Ну что, поехали, — прошептал батюшка и перекрестился.

Поезд вздрогнул и, набирая ход, постукивая сцепками, покатил в сторону Москвы. За окном поползли назад заснеженные деревья да телеграфные столбы. Вагон покачивало, тихо ухало на стыках: ту-тук… ту-тук… Не спалось. Павел смотрел, как дрожит в такт стуку жёлтый блик на стене, и думал о случившемся. Чудо ли это было? Испытание? Или страшная обольщающая игра?..

Кот негромко мурлыкнул, расположившись рядом на скамье. Теперь, когда опасаться чужих глаз было незачем, пушистый спутник сидел напротив, аккуратно поджав лапы, будто и вправду был равноправным попутчиком. Отец Павел поёжился — то ли сквозняк тянул из щелей, то ли от неожиданности: впервые доводилось ему ехать в поезде в такой компании…

— Значит, в Москву, — негромко сказал Павел, стараясь говорить как можно тише, чтобы не разбудить соседей по вагону. — Надеюсь, Господь ведёт нас верным путём.

Но кот не ответил, только окатил его зелёным взглядом, свернулся клубком и уснул.