Паутина долга

Нить четвёртая.

Улица Пьяного фонарщика начинается от Весенней площади и проходит через весь Свечной квартал, выписывая весёлые зигзаги, и впрямь, похожие на путь человека, находящегося в подпитии. А ремесло фонарщика приплели к названию потому, что около семидесяти лет назад, когда в Нэйвосе жарким летом начались пожары, на этой улице дома вспыхивали именно как фонари, поочерёдно то на одной стороне, то на другой, словно кто-то следил за порядком поджига.

Миленький квартал, несмотря на свою печальную историю. Зажиточный, спокойный, улицы выметены и вычищены: нет опасности поскользнуться на ледяной лужице, притаившейся между колдобинами утоптанного снега. И далеко от тех мест, где располагаются игровые дома. Что ж, тем безопаснее. Охраняется усердно: только-только мимо прошёл один патруль, старший офицер которого смерил меня взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, произойди наша встреча в ночное время, а у поворота улицы уже виднеется следующий. Впрочем, мне бояться нечего. Меня ведь ждут?

А кровля и правда, кривая: изгибается волнами, по всей длине. Наверное, чтобы и вода хорошо стекала, и снег не залёживался. Два высоких этажа и один поменьше под самой крышей. Окна плотно закрыты ставнями, но угрожающего впечатления не производят, напротив, дом кажется сонным и мирным. Но полдень уже наступил: на ближайшей башне двенадцать раз пробил колокол, а никакого шевеления не заметно. Как сказал курчавый? «Вас встретят»? Ну и где встречающие?

— Никогда не опаздываешь, да? — Свистяще осведомились у моей спины.

— И другим не советую.

Разумеется, это она. Давешний гаккар. Хоть я и слышал в её исполнении только одно коротенькое слово, но голос запомнил сразу. Даже оборачиваться не надо, чтобы знать, кто стоит сзади.

— Смелый, да?

— Поздновато бояться, когда тебя загнали в угол.

Она хмыкнула и вышла вперёд.

Складки наброшенного на плечи плаща не позволяют увидеть несуразную лёгкость одежды, равно как капюшон бросает тень на лицо, пряча характерные для убийцы магов черты, а таковые имеются в превеликом множестве. Труд Лотиса был сопровождён любопытными иллюстрациями, из которых я узнал примерное расположение ядовитых желез и другие особенности строения тела и поведения гаккара.

Например, кожа. В обычном состоянии лишь чуть более толстая, чем у человека, в минуты опасности она способна приобретать почти роговую прочность, но за счёт распада на отдельные, хоть и плотно прилегающие друг к другу чешуйки. То бишь, добраться до внутренних органов гаккара довольно трудно. К тому же, почти все значимые кровеносные сосуды расположены глубоко под кожей, в плотном слое мышц, и хорошо защищены.

Кровь. Она течёт в несколько раз быстрее, чем у человека, позволяя телу и жить, и двигаться на недоступной обычному смертному скорости. Правда, из-за этого она становится почти кипятком, по нашим меркам, но зато хорошо греет, и даже в самый лютый мороз не даёт гаккару замёрзнуть, а следовательно, сохраняет его способности в целости и сохранности.

Конечно, нет ничего хорошего в том, чтобы жить быстрее других: ведь и умирать приходится раньше. Поэтому, несмотря на всю брезгливость и страх, которые будила во мне женщина с прозрачными волосами, я вдруг почувствовал жалость. Непонятную, но острую до боли. А когда я начинаю кого-то жалеть, перестаю видеть в нём врага. Очень досадное, но, к сожалению, неистребимое качество характера.

В ответ на мой задумчивый взгляд тонкие бескровные губы шипят:

— Считаешь меня чудовищем, да?

Как она произносит это «да-а-а»: с придыханием, одним движением воздуха, а не голосом...

— А разве ты не чудовище?

Широкие костлявые плечи под плащом совершают волнообразное движение. Если бы не приказ встретить меня и доставить к хозяину, могу поклясться: лежать бы мне сейчас на мостовой в луже собственной крови. Но раз уж так вышло, что я должен быть живым и здоровым, можно немного покуражиться. Чуть-чуть. Чтобы спрятать волнение. И похоже, женщина догадывается о ходе моих мыслей, потому что её фигура снова становится обманчиво расслабленной.

— Умный, да?

— Не жалуюсь.

— Идём.

Она направляется к соседнему с кривокровельным дому.

Удивляюсь:

— Нам разве не туда?

— С парадного входа тебя никто не приглашал, — насмешливо огрызается гаккар.

Вот как. Значит, прилегающие строения тоже откуплены хозяином «Перевала»? Надо запомнить.

Привратника нет, да и вообще нет ни единой живой души: женщина сама отпирает входную дверь и пропускает меня внутрь. Потом захлопывает дверь, погружая прихожую в кромешную темноту. Не самые приятные ощущения, надо сказать: знал бы, взял бы с собой «светлячка»... Эй! Уверенные и бесцеремонные руки ощупывают меня с головы до ног, и только по окончании досмотра загорается свет — крохотный огонёк на браслете гаккара.

— Ты ведь ничего не принёс с собой, да?

Звучит угрожающе. И почему-то я начинаю злиться. Мало того, что хотят заставить, мягко говоря, преступить закон, так ещё пугают, надо и не надо.

— Трясёшься за хозяйскую шкурку?

Длинные пальцы ласково собирают воротник моей куртки и затягивают, существенно затрудняя дыхание.

— Умный... Но язык лучше держать за зубами, пока они на месте. Понятно, да?

Понятно. Чего уж тут непонятного? Но ответить не получается: сдавленное горло не позволяет. Приходится судорожно кивнуть.

Воротник отпускают на свободу, в отличие от меня: мне предложено следовать за провожатым, по тёмному коридору куда-то вглубь дома.

Курчавый хозяин «Перевала», heve Майс, если верить словам Кайрена, ожидал меня в самом настоящем рабочем кабинете. Честно говоря, мои представления о времяпрепровождении владельца и управителя игрового дома были совсем иными... Наивными не в меру. А собственно, чему удивляюсь? Работа, она и есть работа. Дело есть дело. Игорный дом ничуть в этом смысле не лучше и не хуже любой управы. Подозреваю, что и у Локки, моей давней и хорошей знакомой, владеющей домом свиданий, имеется точно такой же кабинет, в котором она, нацепив на нос оправу с увеличительными стёклами, ведёт книги приходов и расходов и принимает деловых партнёров.

Майс сидел в глубоком кресле, чуть отодвинувшись от стола, словно приглашая к беседе. Безукоризненный костюм, снова застёгнутый на все пуговицы, лицо выглядит свежим, хотя вряд ли сон длился больше нескольких часов. Если правильно понимаю ситуацию, хозяин «Перевала» следит за игровым домом большей частью не днём, а в ночные часы, следовательно, спать лёг не раньше шести утра, а сейчас встречает меня, так сказать, во всеоружии и без тени дремоты. Хотя, есть на свете счастливые люди, которым достаточно только ненадолго прикорнуть на кушетке, чтобы чувствовать себя бодрыми сутки напролёт...

Кьела рядом не видно. Означает ли это повышенную важность разговора? Гаккар, по крайней мере, остался в кабинете, но не за моей спиной, а устроился на широком подоконнике, вроде прислушиваясь к разговору и приглядываясь ко мне, но в то же время уделяя внимание чему-то, происходящему во внутреннем дворике, куда выходило окно.

А присесть мне не предложили... Ну и не надо. Либо мы сойдёмся в цене и величине услуг, либо разбежимся. И для того, и для другого многие часы не понадобятся: пары минут хватит.

— Что вам нужно от меня?

Майс погладил пухлыми пальцами тщательно выбритый подбородок.

— То, что вы можете.

— Что именно?

И вот тут произошло нечто странное. Хозяин «Перевала» пожал плечами и улыбнулся:

— Вам виднее.

Непонимающе хмурюсь:

— То есть?

— Я ничего не знаю о ваших возможностях, поэтому не буду говорить, что вы должны сделать то-то и то-то. Я жду ваших предложений.

Ничего себе! Сам могилу выкопай, сам гроб сколоти, так ещё и сам себя закапывай? Ни в какие ворота не лезет. Ну, знаете!..

Хотя, он, конечно, прав. Допустим, цель имеется, но путей её достижения — неисчислимое множество, а вот как выбрать кратчайший и удобнейший? Случайная встреча со мной надоумила Майса. На что-то, но он и сам не может понять, на что. Придётся помогать разбираться.

Я сделал глубокий вдох, выгнал взашей обиду, злорадство и уныние, сгоняющие мои мысли в суматошный хоровод. Надо работать — будем работать. Только бы не даром.

— Всё, что будет сказано в этой комнате, в её стенах и останется?

— Вне всяких сомнений.

Ответил охотно и без запинки, что вызывает нехорошие предположения... Нет, прочь, прочь, прочь! О плохом думать некогда.

— Как вы уже знаете, я могу узнать, каков результат броска, ещё до открытия костей. Но это не всё.

— На что вы ещё способны? — Приподнял бровь Майс.

— Сам по себе результат вас не слишком интересует, верно? Только если вы не ставите на кого-то из игроков, но приём ставок, как правило, заканчивается либо с началом партии, либо с началом последнего круга, а стало быть, угадывать результат бессмысленно. Так вот, я могу предложить кое-что другое. С большой долей уверенности определить, кто из игроков имеет лучшие шансы победить.

— Разве это возможно?

— Вполне.

Хозяин «Перевала» подался вперёд:

— С какой долей уверенности?

— Почти наверняка.

— «Почти» или «наверняка»?

— Второе ближе к истине.

Он снова осел в кресло, упёрся локтями в подлокотники и начал сплетать и расплетать пальцы. Круглые глаза, уставившиеся в одну точку где-то на краю стола, дрожали, словно перед взглядом курчавого проносились неведомые мне картины.

Я попал в цель? Необходимо именно это моё умение?

— Что вам понадобится?

О, дяденька перестал считать в уме будущую прибыль и снизошёл до продолжения разговора.

— Ничего особенного. Время и хороший эль.

— Сколько времени?

— Это будет зависеть от игроков. Я должен за ними понаблюдать.

— Не вопрос! Но всё же? Сколько?

— На каждого не более полутора часов. В худшем случае.

— А потом? Потом вы сможете сказать, кто из них...

Майс проглотил окончание фразы. Так сильно волнуется? Странно.

— Я смогу сказать, кто из них выиграет.

Он снова сплёл пальцы, расплёл и хлопнул ладонями по подлокотникам.

— Замечательно!

— Но я не буду работать без платы.

Круглые глаза слегка сузились.

— Вы не в том положении, чтобы...

— Это вы не в том положении, чтобы скаредничать. Вам ведь нужны мои услуги?

Майс скрипнул зубами.

— Вижу: нужны. А взамен я прошу сущую безделицу. Жизнь мага, которого отравила ваша прислужница.

Женщина спокойно и размеренно выдохнула:

— Нет.

— Но, Риш...

— Я сказала.

Она снова отвернулась к окну.

— Мне отказывают?

Майс приподнялся:

— Не будем торопиться...

— Нам не о чём больше разговаривать. Велите проводить меня к выходу.

— Вы плохо поняли вчерашний разговор? — Хозяин «Перевала» решил побряцать оружием. — Мне стоит только шепнуть надзорным, что вы мошенничаете с помощью печати Заклинателя, и вас сотрут в порошок!

— Возможно. Но моя жизнь — это моя жизнь, и я могу распоряжаться ей, как вздумается. А вот жизнь другого человека, по моей вине близкая к завершению, волнует меня больше. Или ваша прислужница даст противоядие, или сделка не состоится. В любом случае, ваши планы не исполнятся. У вас ведь уже имеются планы, и большие, верно?

Губы Майса шевельнулись, беззвучно произнося что-то вроде «сволочь», а может быть, «мразь». Значит, сегодня я догадлив, как никогда. Но буду также удачлив или нет?

— Ришиан!

— Я сказала.

— Если ты не согласишься, я пересмотрю договорённость. И боюсь, нам придётся расстаться.

Женщина медленно повернула голову и посмотрела на Майса. Долгим, полным отчаяния взглядом. Но хозяин «Перевала» остался непреклонен:

— Выбирай.

Представляю, насколько тяжело гаккару соглашаться вернуть поверженного врага к жизни: ещё до рождения в кровь будущего убийцы закладывается ненависть к магам, но не простая всепоглощающая страсть приносить смерть одарённым, а невозможность существовать, не уничтожая. Гаккар живёт тем, что убивает магов. Он живёт лишь для убийства. Но, как выяснилось минуту спустя, встретившийся мне гаккар появился на свет ещё для чего-то (а может быть, нашёл причину несколько позже рождения?), потому что безресничные веки дрогнули, покорно и устало прикрывая пепельно-серые глаза.

— Хорошо. Я дам противоядие.

— Но только после исполнения! — Не преминул уточнить Майс.

Хоть об одном договорились. Славно! Буду надеяться, дела и дальше пойдут успешно.

— Как пожелаете. Я могу пройти посмотреть зал, в котором будет происходить игра?

— Конечно! Риш, проводи!

Женщина покинула подоконник текучим движением, болезненно напомнившим скорпа, и распахнула передо мной дверь кабинета:

— Извольте.

Я шагнул в коридор, Ришиан последовала за мной, нависла сзади и прошипела в самое ухо:

— Ты заплатишь за это. Понятно, да?

— Заплачу. Только не продешеви, когда будешь определять размер платы.

Игровой зал располагался на втором этаже особняка и больше всего походил на гостиную ллавана какой-нибудь управы, не особенно богатой, но и не прискорбно бедной, к тому же, претендующей на влияние в среде сильных мира сего. Впрочем, рассматривать убранство будущего поля боевых действий с помощью одного-единственного подсвечника — только напрягать зрение:

— Зажги свечи.

Моя бесстрастная просьба не возымела ничего, лишь всколыхнула воздух. Тогда я повернулся к гаккару и вопросительно приподнял брови.

Ришиан смежила веки, даря мне не менее удивлённый ответный взгляд. Правда, удивление в её глазах было скорее неприятным, а в моих — нетерпеливым. Не люблю работать в сжатые сроки. Ненавижу. А когда кто-то ещё и нарочно мешает... Как бы мне ни было жаль эту женщину, себя жаль гораздо больше.

— Ты разучилась понимать речь?

— Ещё скажешь, «человеческую», да?

Не разучилась. Просто вредничает. Разумеется, имеет право после выслушанных от меня стороны дерзостей. Но ведь пикировка давно закончилась, как она этого не понимает? Я уже РАБОТАЮ. А значит, все распри оставлены за порогом комнаты:

— Мне нужен свет.

— Нужен — делай.

Тяжёлый случай. Но не для меня: мозолить руки — дело привычное. Беда, что не смогу правильно оценить тепловые потоки, потому что буду стоять у их истоков, а не наблюдать со стороны... Ладно, справлюсь. Имеется здесь огниво?

Нашёл. И ящик с новыми, ни разу не зажжёнными свечами. То, что надо! Пройтись по всем светильникам, меняя огарки на свежие восковые палочки, потом запалить одну из пользованных свечей и с её помощью водрузить лепестки пламени на кончики фитилей, было не особенно долго и совсем не трудно: для Тайрисс я когда-то зажигал и больше огней. Ришиан смотрела на мои действия без какого-либо чувства, но в самом конце, когда в комнате стало светло, как днём, ехидно прошипела:

— Хозяин будет недоволен... Ты нарочно, да?

— Мне так нужно. А недовольство хозяина — его проблема, да?

Невольное, но вполне уместное передразнивание породило на губах гаккара зловещую ухмылку, из чего стало окончательно ясно: отношения между нанимателем и работником не самые тёплые и дружеские. Плохая новость. Если женщина предана господину, исполнит его приказ, но если ненавидит... Воспользуется первым попавшимся случаем, чтобы нанести урон. И похоже, в накладе останусь я, а не heve Майс. Следовательно, необходимы обходные пути... Только где их искать? А может быть, прокладывать самому? Вопрос, требующий ответа, но чуть позже.

При свете картина заиграла новыми красками. Зал оказался весьма уютным, а расстановка столов ровно на таком удалении друг от друга, чтобы не мешать игрокам-соседям, говорила о большом опыте хозяина заведения, потому что теоретические расчёты лишь способны намекнуть, в каком направлении двигаться, чтобы добраться до заветного результата, а всё же практический опыт — есть практический опыт.

Что ж, попробую определить, в каком углу комнаты мне предстоит делать своё «тёмное» дело. А может, вовсе и не в углу, а, скажем, в середине: отражаясь от стен, потоки воздуха имеют дурную привычку складываться, причём место сложения избирают произвольно. Людей за столами нет, их дыхание придётся учитывать уже «на ходу», но свечи буду гореть примерно так, как горят сейчас. На сколько хватит восковой палочки? О чём нам скажет клеймо, выведенное краской у основания свечи? Полусуточные. Двенадцать часов? Вполне достаточно. Если зажгут свежие и зажгут перед началом игры, до рассвета фитиль выгорит чуть больше, чем наполовину. Впрочем, я не собираюсь задерживаться до рассвета.

Обвожу ладонью вокруг ближайшего огонька, прислушиваясь к тёплому воздуху, мягко скользящему по коже. Повторяю опыт с другой свечой, потом с третьей, четвёртой... На втором десятке успокаиваюсь: свечной мастер работал безукоризненно, и серьёзных изъянов не допустил. Так, теперь выясним, куда и откуда текут потоки.

Двери, как таковой нет: проём занавешен толстой бархатной портьерой, на окнах — её родные сестры. Лёгкое колыхание присутствует, но основной воздух уходит вверх, под потолок, где явственно заметны решётчатые оконца для проветривания. Стало быть, здесь курят. Ой, как плохо! Не терплю трубочный дым. А единственный способ борьбы с упомянутым отвращением — лишнее горячительное, принятое на грудь. Упьюсь ведь до безобразия... Грустно.

Влияние дверного проёма незначительно, потоки поднимаются вверх, даже не слишком вихрясь. Колец не образуется... Мелочь, а приятно. Источники света мне не помешают. А как насчёт остального?

Идём дальше. За каким столом будет удобнее всего? Только не у двери: там будут постоянно сновать подавальщики с напитками и закусками, сбивая настрой. Значит, ближе к окнам. Если не ошибаюсь, они расположены на северной стороне дома, а сам зал тянется с запада на восток. По логике вещей, привитой мне обучением в Академии, западные участки пространства больше подвержены случайным либо направленным влияниям, нежели восточные, даже на такой крохотной территории. Мне «случайности» не нужны, значит, выбираем восточную часть зала, тем более, там имеется весьма симпатичный столик...

М-да, столик: чудовище из тёмно-красного деревянного массива, установленное на внушающих ужас ножках. Причём, внушающих ужас своим исполнением — фигурками то ли драконов, то ли других легендарных тварей, чей внешний вид, видимо, полностью сообразовывался с больной фантазией мебельщика. Я бы за такое не сел. И вовсе не из излишней придирчивости, нет! Просто, когда залезаешь немытыми руками в давно забытое или никогда не знаемое, будь готов к тому, что оно тоже запустит лапы. В твою душу. А мне, к примеру, становиться жертвой древнего проклятия, не хочется. Совсем. Мне своих бед хватает.

Покрыт сукном. Ворс очень короткий, почти не ощущается. Провожу ладонью по ткани, туго обтягивающей столешницу, легонько похлопываю... Хорошее место для игры. Сукно не ущипнуть, поверхность стола удивительно ровная, цельноточеный кант образовывает бортик, невысокий, но достаточный, чтобы кости остановили свой бег, наткнувшись на него. Да, пожалуй, место для игроков я выбрал. А где лучше находиться мне? Дома, в тёплой постели, конечно же, но сейчас не до шуток...

Закрываю глаза, подставляя лицо течению воздуха, несущего в себе тепло от свечных огоньков. Нет, слишком всё непонятно. Надо внести ясность.

— В этом доме подают выпивку?

Гаккар откликается не сразу, хотя прекрасно понимает: вопрос предназначен лишь одному из нас, и вовсе не мне.

— Горло пересохло, да?

— Угадала. Будь так любезна, принеси мне... Эля. Светлого, но покрепче. И не слишком пенящегося. Не меньше двух тил[4].

— Смеёшься, да?

— Ни капельки. Можешь послать кого-нибудь, если сама должна находиться при мне неотрывно. Только передай мои пожелания в точности. Понятно, да?

Она хотела что-то сказать, но передумала и выскользнула за дверь, чем поставила меня в тупик. Уверен, heve Майс приказал следить за мной в оба, но гаккар нарушил приказ. Почему? Конечно, бежать мне некуда и незачем, но кто поручится, что не подгажу в игровом зале, чтобы мелко и подло отомстить хозяину «Перевала»? Я бы и сам не поручился. Тогда в чём причина неожиданного доверия? Любопытно... Спросить? А что, и спрошу!

— Держи.

Ого, стеклянный бокал! Наверное, чтобы было виден цвет эля. Красивый, кстати: светло-золотистый, но по прозрачным стенкам скатывается густо, почти масляно. Делаю глоток на пробу. Хм... Крепкий. С лёгким привкусом мёда. Голова будет раскалываться.

Залпом выпиваю содержимое бокала. Ришиан смотрит с насмешливым уважением, и я даже могу предположить, о чём она думает. О том, что ловкий прохвост сейчас за счёт заведения крепко выпьет, плотно поест и всласть покуражится над хозяином, благо тот попался на крючок собственного азарта.

— Можно спросить?

— Нужно разрешение, да?

Предлагает новый словесный поединок? Я бы с удовольствием: как противник, гаккар очень даже интересен, но не хочу растрачиваться по пустякам, хоть и приятным.

— Это серьёзный вопрос. И я хочу услышать на него серьёзный ответ. Так как, согласна?

— Сначала спроси, потом увидим. Да?

Я поставил бокал на стол, прислушиваясь к начинающему разгораться в сознании костру хмеля.

— Почему ты сама пошла за выпивкой? Неужели под рукой не нашлось ни одного бездельника? Ты ведь должна быть здесь, со мной?

Она улыбнулась, сложив губы в тонкую линию:

— Соскучился без присмотра, да?

— Можно и так сказать. А всё же? Я ведь мог стянуть отсюда что-нибудь ценное или...

— Ничего бы ты не стянул.

— Имеешь в виду, что обыскала бы? Знаешь, есть способы прятать вещи от досмотрщиков!

— Знаю, — Равнодушно кивнула Ришиан. — Только ты и не думал о краже. Ты был в плену другой страсти.

— И какой же?

— Тебе нужно решить задачу, да? И ты не видишь ничего и никого, кроме неё!

Последние слова она почти выплюнула мне в лицо, выплюнула с неожиданным жаром, будто своим рвением я смертельно её оскорбил. Или напомнил о чём-то оскорбительном, а быть может, болезненном.

Глаза, почти такие же прозрачные, как тонкий шёлк волос, оказались совсем рядом, и мне впервые удалось увидеть, насколько они красивы: радужка вдруг заискрилась хрустальными брызгами, отразив пламя свечей, а зрачок сузился до тонкой вертикальной полоски. Нечеловеческие глаза. Совсем нечеловеческие. Но чувства, которые пылают в них, ничем не отличаются от чувств любого из жителей Нэйвоса. Нет, она не чудовище. Она всего лишь другая сторона листа, сквозь которую просвечивает чернильная надпись, но разобрать, из каких букв состоит, не получается. Сразу не получается...

— Загляденье, да?

— Да.

Она отвернулась и шагнула в сторону. А я начал выписывать круги. Медленные. Очень медленные, потому что шёл с закрытыми глазами и на каждом шаге останавливался, чтобы сложить в копилку сознания очередное ощущение. Когда она наполнится, буду делать выводы, но не раньше: поскольку не могу быть уверенным, буду усердным и дотошным.

Огоньки слабо колышутся в такт моим движениям — мне не нужно видеть. Я чувствую. Тёплый ветер, каждая из струй которого приносит весточки от одной-единственной свечи. В обычном состоянии мне трудно отделить их друг от друга, но в подпитии, особенно резком, когда между душой и телом расширяются существующие каверны, множество пустот, жаждущих заполнения... Остаётся только пустить в них внешний мир и послушать эхо, отражающееся от стен пещеры сознания.

Не слишком приятное занятие, и я не люблю это делать. Почти никогда не делаю, потому что без позволения ветер мира не поднимет волны внутри меня, и довольно только построже быть с самим собой, чтобы не оказаться в ловушке горьких сожалений о потерянном могуществе. Зачем я сглупил? Чтобы развлечь принцессу? Стоил ли мимолётный восторг травяной зелени глаз последующих бед? Почему мне кажется, что стоил?..

О, совсем забыл! Свечи горят на уровне моей груди и выше, а что творится внизу? Надо выяснить.

Опускаюсь на пол, сажусь, скрестив ноги. Останавливаю ладони в нескольких волосках от начищенного паркета. Выжидаю минуты две, потом соединяю руки в жесте, напоминающем молитвенный. Кому? Хозяину «Перевала», который, наконец-то, соизволил посмотреть, чем я занимаюсь:

— Разговариваете с богами? Они не откликнутся. Разве вам не известно, что боги никогда не вмешиваются в игру?

— В отличие от людей.

Опираясь о близстоящий стул, встаю. Heve Майс, подойдя ближе и уловив моё дыхание, морщится:

— Вы пьяны?

— Ещё нет. Но сегодня ночью буду пьяным. Вы против? Жаль нескольких кружек эля?

— Да хоть бочонок высосите, если... Это поможет?

— Должно помочь. Я выбрал место для игры. Вон тот стол. Не имеете возражений?

Курчавый поджал нижнюю губу:

— Тот, так тот. Он ничем не хуже прочих.

— Он лучше прочих... Сколько будет игроков?

Он помедлил прежде, чем ответить.

— Трое.

— Мужчины? Женщины?

Кажется, вполне невинный вопрос заставил хозяина «Перевала» напрячься:

— Какое это имеет значение?

— Никакого. Или огромное. На ваш выбор. Мне необходимы все возможные сведения, которыми вы располагаете. Чтобы не терять время зря. Ну так?

— Одна женщина и двое мужчин.

— Возраст?

— Вы ещё будете спрашивать их родословную?

О, он почти готов взвиться под потолок. Грозным коршуном.

— Будете смеяться, но история поколений и смешение линий крови весьма важны... Впрочем, сейчас обойдусь малой толикой знаний. Скажите хоть, они старше двадцати одного года или нет?

— Дурацкий вопрос! — фыркнул Майс, но ответил: — Насколько мне известно, старше. Это всё, что вы хотели услышать?

Положим, вопрос отнюдь не дурацкий, хоть и задан человеком, зачастую оказывающимся в дураках. Совершеннолетие имеет огромное значение для тела и духа, а соответственно, и для их положения в Потоке. Но мне нужно знать кое-что ещё. Самое важное:

— Скажите, heve, ведь в этом зале играют только те люди, которые обладают пропуском?

— Разумеется.

— Влиятельные, богатые, знатные?

— Да, вне всякого сомнения. К чему вы клоните?

— Сейчас поясню. Для того чтобы изучить шансы игроков, мне необходимо находиться к ним как можно ближе, то бишь, присутствовать здесь во время игры.

Майс поморщился, недовольный пережёвыванием всем понятных вещей:

— Вы и будете присутствовать!

— А на каком основании?

— Основании? Я же дал вам жетон!

— Дали. Но кто знает об этом кроме вас, вашего кьела и вашей прислужницы?

Он слегка насторожился, уловив в моих словах тень подвоха:

— На что вы намекаете?

— Все жетоны «Перевала», насколько могу судить, у вас наперечёт, и их обладатели — тоже. Более того, все они знают друг друга в лицо и по игровому столу. А вы хотите, чтобы в зале появился совершенно неизвестный человек, который вызовет недоверие, беспокойство и прочие подобные чувства... Да меня и на шаг не подпустят к нужной компании!

Майс коснулся пальцами подбородка.

— Вы правы. И как я не подумал? Значит, всё впустую...

— Почему же? Просто придумайте законный и простой способ, которым мне заполучить жетон. Справитесь?

— Законный и простой... — Он скрестил руки на груди и отправился гулять по залу. — Законный, значит, не вызывающий сомнений и вопросов, а простой, значит, лёгкий в исполнении... Законный... Простой...

Мы с гаккаром смотрели на мельтешащего и бормочущего хозяина «Перевала», получая, признаться, удовольствие от созерцания неприятной нам персоны, поставленной в затруднительное положение. Но heve Майс не был бы владельцем и успешным управителем игрового дома, если бы не умел выпутываться из силков. Менее чем через четверть часа он остановился посреди зала, развернулся к нам и победно провозгласил:

— Законный и простой способ получения жетона? Извольте. Вы его выиграете!

Пока на плите грелось ведро с водой, моё сознание попеременно восхищалось находчивостью курчавой головы хозяина «Перевала» и... Посылало на ту же самую голову проклятия, которые, буде услышаны блюстителями кротости духа из общины жрецов Марроса, непременно привели бы меня к крупным денежным потерям: последние лет эдак пятьдесят служители культов предпочитают воспитывать почтение к небожителям исключительно путём облегчения кошельков богохульников, а не кровавыми походами в защиту истинной веры. И слава богам! Как мне представляется, самим Хозяевам Неба по большей части плевать на людские слова и мысли, впрочем, не осмелюсь открыто заявить о своих логических построениях. От греха подальше.

Её императорское высочество хмуро покопалось пальцами с неровно остриженными ногтями в миске с пирожками — остатками утренней трапезы, плюхнулось на лавку и вопросило:

— Где был?

Тон голоса мне не понравился. Совершенно. Но вовсе не приказными нотками, а эхом мрачных сомнений, звучащим достаточно отчётливо, чтобы быть заметным даже для столь увлечённого собственными раздумьями человека, как я.

— Где был, там сейчас нет. Я должен предоставить вашему высочеству полный отчёт о своих перемещениях за истёкшие часы?

Сари уныло склонила голову набок, придав взгляду помимо упрёка немного снисходительности.

— Нет, чтобы по-человечески поговорить...

— Позвольте напомнить: вчера вы тоже вели себя не вполне обычным образом, но я не ставлю вам это в вину.

Принцесса чуть оживилась:

— А хочешь поставить?

— Нет, не хочу.

Задор, едва наметившийся в травяной зелени глаз, снова потух, и Сари разочарованно вздохнула, впиваясь зубами в заметно увядший пирожок.

Всё понятно: девушка скучает. Но к сожалению, я сегодня призван развлекать других особ, вдали от стен мэнора.

— Я была совсем одна.

— Не вижу в этом ничего страшного.

— Мне было скучно. И грустно.

— Иногда полезно немного погрустить.

— Я даже не могла выйти из дома! — Принцесса нанесла сокрушительный удар. Предположительно, по моей совести.

— Вам и не нужно было выходить.

— Нужно, не нужно... — Пробормотала Сари. — Твоя жуткая собака меня не пускала!

— Хис не «жуткая» собака, а очень понятливая и рассудительная.

Принцесса угрожающе сузила глаза:

— Это ты её надоумил?

Я присел на край кухонного стола.

— Признаться, даже не собирался. Но если бы нашёл время, непременно оставил бы подобное распоряжение.

— Это ещё почему?

— Потому что сейчас вы уязвимы, как никогда.

Сари оскорблённо мотнула головой:

— И вовсе я не уязвима!

— Шаткое равновесие духа вкупе с отягчающими внешними обстоятельствами... Вам, и в самом деле, не следует выходить из дома.

— Но почему? Только из-за того, что Кэр болен?

— Кстати, о Кэре. Как его имя звучит полностью?

— Лакэрен. А зачем тебе знать?

— Чтобы не ошибиться в надписи на надгробной плите.

Принцесса дёрнулась было (наверное, собиралась вскочить и залепить мне пощёчину), но застыла на месте, а в следующее мгновение по бледным щекам потекли слёзы. Целые реки слёз в сочетании с совершенно неподвижными чертами лица и невидящим взглядом.

Я зачерпнул кружкой воды и со всего размаха плеснул прямо в зарёванную мордашку. Холодные брызги обожгли лицо Сари и, предложив в качестве источника раздражения другого кандидата, то бишь, меня, слегка умерили горе её высочества:

— У тебя совсем нет сердца!

— По крайней мере, рыдать над вашим наставником не собираюсь.

— Скажи ещё, что хочешь поскорее его похоронить!

— В ближайшую ювеку он не умрёт.

Мои слова должны были бы внушить надежду, но вместо того вызвали к жизни закономерный для расчётливого правителя вопрос:

— А потом?

— А до «потом» мы ещё не дожили! У меня есть кое-какие идеи на счёт возвращения мага в строй, но твёрдо обещать не буду, потому что не всё зависит от меня.

— От кого ещё зависит? — В голосе Сари появился нехороший азарт.

— Вам знать не нужно.

— Нужно!

— А есть ли смысл? Допустим, я назову имена. И что вы сделаете? Отправитесь требовать и угрожать? А по какому праву?

— Если ты забыл, я — наследница...

— И кто об этом знает?

Принцесса угрюмо сдвинула брови.

— Правильно, никто. И не следует никого ставить в известность. Поэтому вы несколько дней побудете в мэноре.

— Несколько дней? — Девушка быстро произвела в уме несложные подсчёты. — Но ведь это будет как раз праздник!

— Придётся поскучать.

— Да как ты...

— Я не допущу, чтобы ваша жизнь подвергалась опасности. И не допущу, чтобы кто-то случайно смог узнать о принадлежности будущей императрицы к числу одарённых.

Сари испуганно округлила глаза:

— Что ты сказал? Одарённых?

— Да, ваше высочество.

— Это неправда!

Я подошёл к ней, положил ладони на тощие плечи и начал мягко разминать напряжённые мышцы.

— Правда.

— Нет! Мне бы сказали...

— Если я правильно понял, то кроме вашего наставника и защитника никто не сталкивался с вашими попытками управления стихиями, а все прочие проявления вполне могли остаться незамеченными. И останутся. До вашего совершеннолетия.

Отчаянная попытка вернуть всё вспять:

— Какими стихиями? О чём ты говоришь?

— Вы — маг, ваше высочество. Но не простой маг. Заклинательница.

Кажется, она перестала дышать. На очень долгое мгновение.

— Ты... Нет, ты бы не стал нарочно придумывать ТАКОЕ...

— Я и не придумываю. Вчера вечером вы были в шаге от начала Танца.

А вот теперь лгу, и безбожно. Сари уже танцевала. Неуклюжий, скованный, нелепый, но самый настоящий Танец. И, сама того не подозревая, бросила мне вызов по всем правилам. А я ответил. Только не по собственной воле и не собственным разумом, а холодным и бесчувственным пробуждением печати, на несколько вдохов взявшей власть над моим телом в свои незримые руки. Кукла на ниточках, вот кем я был вчера. Моя душа была отставлена в сторону и могла только с горечью наблюдать за поединком, в котором у Сари не было ни единого шанса выстоять, потому что... Сэйдисс усовершенствовала печать в моей груди. Если обычному человеку нельзя доверять могущества больше, чем он способен вынести, то мне, чьи дух и тело так и не смогли срастись заново, было вполне по силам справляться не только со стражем и наблюдателем, но и с воином.

Теоретически тело любого человека способно взаимодействовать с потоками Силы, но только одарённые могут сделать этот процесс постоянным, а все прочие вынуждены довольствоваться краткими вспышками под руководством внешнего управителя. Такого к примеру, как печать Заклинателя. Неверно полагать, что она всего лишь клеймо раба. Она больше. Неизмеримо больше, и в первую очередь потому, что её власть над телом — лишь побочное проявление. Печать следит за равновесием здоровья, душевного и физического. Печать позволяет повелительнице чувствовать беду, постигшую её подопечного и приходить на помощь. А ещё печать способна защищать, на короткое время даря телу возможность осязать потоки Силы, то бишь, управлять ими.

Конечно, основная задача печати — предотвратить посягательство Заклинателя со стороны на чужое имущество, но если бы я столкнулся с магической атакой обычного одарённого, подозреваю, итог был бы тем же самым. В чём мне повезло, так это в неопытности Сари и неразвитости её дара: во время обучения под руководством Сэйдисс приходилось отражать самые разные атаки, и опытным путём были установлены мои пределы, совсем невеликие, чего уж скрывать. Против Заклинателя уровня Валлора я продержался бы не дольше минуты, а потом лёг бы костьми, не успев провести даже мало-мальски пристойную контратаку. А если учесть, что Валлор — отнюдь не самый умелый Заклинатель...

— Т-т-танца? — Еле выдавила Сари.

— Да, ваше высочество. И я непременно расскажу вам всё, что знаю об этом, но прежде хочу попросить: посидите эти дни дома. В пределах мэнора и вам ничто не угрожает, и ваши... способности не вызовут разрушительных последствий. Согласны?

— Я... С этим можно что-нибудь сделать?

Она повернула голову и умоляюще посмотрела мне в глаза.

— «Что-нибудь»?

— Ну... избавиться?

Я смахнул слезинку, сползшую на скулу принцессы.

— Нет.

— Что же мне теперь делать?

— Успокоиться и набраться терпения.

— Терпения? Зачем?

— Хотя бы подождать появления у меня свободного времени.