Вращается Колесо Времени, Эпохи приходят и уходят, оставляя воспоминания, которые становятся легендой. Легенды тают, превращаясь в миф, и даже миф оказывается давно забыт, когда Эпоха, что породила его, приходит вновь. В одну Эпоху, называемую некоторыми Третьей, Эпоху, которая ещё грядёт, Эпоху, давно минувшую, над Горами Тумана поднялся ветер. Этот ветер не был началом. Нет начала и конца оборотам Колеса Времени. И всё же он стал началом.
Ветер дул на восток, спускаясь с величественных гор к пустынным холмам. Он полетел через место, известное как Западный Лес, где некогда в изобилии росли сосны и кожелист, но теперь остался лишь густой спутанный подлесок да изредка возвышающиеся над ним дубы. Они казались поражёнными какой-то болезнью — кора клочьями отваливалась от стволов, ветви поникли. Все до единой сосны сбросили свои иголки, точно коричневым покрывалом усеяв ими землю. Ни одной почки не распустилось на иссохших, напоминающих кости скелета ветвях деревьев Западного Леса.
Ветер дул на северо-восток сквозь скрипевший и трещавший под его порывами подлесок. Стояла ночь, и в чахнущей земле рылись тощие лисы в тщетных поисках живой добычи или какой-нибудь падали. Не раздавались трели перелётных птиц, и — что поразительнее всего — по всей земле смолк даже волчий вой.
Ветер вылетел из леса и понёсся через Таренский Перевоз, вернее, через то, что от него осталось. Когда-то это был неплохой, по местным меркам, городок. Мощёные булыжником улицы, возвышающиеся над фундаментами из краснокамня потемневшие теперь дома, возведённые на пороге земель, известных как Двуречье.
Дым уже давно перестал куриться над пепелищем, но восстанавливать было нечего — от городка мало что осталось. Среди руин рыскали в поисках добычи одичавшие собаки. Они голодным взглядом провожали пролетавший ветер.
Ветер устремился на восток и пересёк реку рядом с кучками беженцев, бредущих, несмотря на поздний час, по дороге от Байрлона к Беломостью с факелами в руках. На людей с опущенными головами и поникшими плечами было жалко смотреть. Среди них были меднокожие доманийцы, которые, судя по одежде, с весьма скудными припасами преодолели трудный переход через горы. А некоторые пришли совсем издалека. Испуганные тарабонцы в грязных вуалях. Фермеры из Северного Гэалдана с жёнами. Все были наслышаны о том, что в Андоре есть еда, что в Андоре жива надежда, но пока они не нашли ни того, ни другого.
Ветер дул на восток, вдоль реки, которая извивалась вдоль ферм без урожая. Лугов без травы. Садов без фруктов.
Деревни стояли заброшенные. Деревья больше напоминали обглоданные кости, с кусками недоеденного мяса. На их ветвях часто теснились вороны, высматривая сквозь мертвую траву ослабевших от голода кроликов, а иногда и более крупную дичь. Над этим всем нависли вездесущие облака, давя на землю тяжелой массой. Столь густой облачный покров временами не позволял определять разницу между днем от ночью.
Ветер достиг величественного Кэймлина и свернул на север, прочь от города, горящего оранжево-алым пламенем и неистово извергающего чёрный дым навстречу голодным тучам. Война подкралась к Андору в ночной тиши. Беженцы, стремящиеся сюда, скоро обнаружат, что шли навстречу опасности. И неудивительно — опасность теперь была повсюду. Единственным способом не идти ей навстречу было оставаться на месте.
По пути на север ветер пролетел мимо отчаявшихся людей, сидящих на обочинах дорог поодиночке или небольшими группами. Одни лежали, ослабев от голода, глядя на рокочущие, бурлящие тучи. Другие шли вперёд, навстречу неизвестности. На север — на Последнюю битву, что бы это ни значило. В Последней битве не было надежды. Последняя битва означала смерть. Но там следовало быть, туда нужно было идти.
В вечерней дымке далеко к северу от Кэймлина ветер достиг большого скопления людей. Широкое поле раскинулось среди лесов, и на нём, словно опята на гниющем бревне, теснились палатки и шатры. У лагерных костров ожидали своего часа десятки тысяч солдат, и не без их помощи лес вокруг лагеря быстро редел.
Ветер пронёсся меж солдат, бросая дым от костров им в лица. В отличие от беженцев, они не выглядели отчаявшимися, но всё же нечто внушало им ужас. Они видели исстрадавшуюся землю, гнетущие тучи над головой. Они знали.
Мир умирал. Солдаты сидели, уставившись на пламя, наблюдая, как огонь пожирает дерево. То, что некогда было живым, уголёк за угольком превращалось в пепел.
Несколько человек осматривали доспехи, которые начали ржаветь несмотря на то, что были хорошо смазаны. Группа Айил в белых одеждах носила воду — бывшие воины отказались вновь взять в руки оружие, хотя они уже исполнили свой тох. Кучка испуганных слуг, уверенных, что завтра разразится война между Белой Башней и Драконом Возрождённым, обустраивала хранилища внутри терзаемых ветром шатров.
С уст мужчин и женщин в темноте то и дело срывались горькие слова правды: «Это конец. Всё кончено. Всё сгинет. Конец».
Громкий смех разорвал тишину.
Из большого шатра в центре лагеря струился теплый свет, ярко разливаясь вокруг откидного полога и выплескиваясь из-под его бортов.
Внутри палатки Ранд ал’Тор — Дракон Возрождённый, — смеялся, запрокинув голову.
— Так что же она сделала? — поинтересовался Ранд, когда смех его стих. Он налил себе кубок красного вина, затем еще один для Перрина, которого такой вопрос вогнал в краску.
«А он стал жестче, — подумал Ранд, — но так или иначе не растерял свое прежнее простодушие. По крайней мере, не полностью». Ранду это казалось невероятным. Подобное чудо можно было сравнить с жемчугом, неожиданно найденном в форели. Перрин обладал большой физической силой, но сила не развратила его.
— Да ты и сам знаешь, на что способна Марин, — говорил Перрин. — Она ухитряется даже на Кенна Буйе поглядывать как-то так, будто ему, как ребенку, требуется материнская забота. Наткнувшись на меня и Фэйли, лежащих на полу там, словно парочка глуповатых молодых людей… Ну, думаю, она оказалась перед выбором: то ли ей от души посмеяться над нами, то ли отправить нас на кухню мыть посуду… По отдельности, чтобы держать нас подальше от неприятностей.
Ранд улыбнулся, пытаясь представить себе картину, где Перрин, дородный, крепко сбитый Перрин, ослаб настолько, что едва был способен ходить. Подобное казалось абсурдным. Ранд мог углядеть в рассказе своего друга некое преувеличение, но на честной шевелюре Перрина никогда не замечалось ни единого лживого волоска. Странно было видеть, насколько сильно мог измениться человек, и при этом оставить сущность свою неизменной.
— Как бы то ни было, — произнес Перрин, сделав сначала глоток вина, — Фэйли подняла меня с пола и усадила на мою лошадь, и мы вдвоем гарцевали с важным видом. Я мало что сделал. Битву завершили без меня. А я даже чашку к губам не мог поднести, чтобы не испытать серьезные затруднений, — он сделал паузу, и взгляд его золотистых глаз устремился вдаль. — Ты должен гордиться ими, Ранд. Без Даниила, твоего отца и отца Мэта, без них всех, я бы не управился и с половиной того, что мне удалось совершить. Да что уж говорить, и с одной десятой тоже.
— Я не сомневаюсь в этом, — Ранд разглядывал свое вино. Льюис Тэрин любил вино. И это явно не пришлось по вкусу той стародавней частичке Рандовой души, воспоминаниям человека, которым он некогда был. Мало какие вина в современном мире могли состязаться по качеству с лучшими сортами выдержанных виноградных вин, производимых в Эпоху легенд. По крайней мере, ни одно из тех, что он пробовал.
Он сделал небольшой глоток, а затем отставил бокал в сторону. За занавеской, отгораживающей другую часть шатра, по-прежнему спала Мин. Ранд проснулся от собственных сновидений и был рад, что Перрин своим приходом отвлек его от воспоминаний о них.
Майрин Эронайл… Нет. Он не позволил бы той женщине отвлечь себя. Возможно, именно такую цель и преследовал сон, который он только что видел.
— Прогуляйся со мной, — попросил Ранд. — К завтрашнему дню мне надо кое-что проверить.
Вдвоем они вышли в ночную тьму. Несколько дев тут же устремились следом за ними, когда Ранд направился к Себбану Балверу, чьими услугами он с разрешения Перрина временно пользовался. Такое положение вещей вполне устраивало Балвера, так как его, в свою очередь, словно магнит тянуло к тем, кто удерживал самую большую власть.
— Ранд? — спросил Перрин, шествуя возле него и придерживая одной рукой Мах`аллейнир. — Я ведь тебе раньше рассказал обо всем этом: об осаде Двуречья, о той битве… Почему ты снова расспрашиваешь меня об этом?
— Тогда я спрашивал о события, Перрин. Меня интересовало, что тогда произошло, но не интересовали люди, с которыми это происходило, — он глянул на Перрина, одновременно создавая шар света, чтобы разгонять мрак во время их ночной прогулки. — Я должен помнить о тех людях. Забывая о них, я слишком часто повторял одну и ту же ошибку.
Неугомонный ветер принес запах походных костров со стороны лагеря, разбитого по соседству Перрином. Оттуда также доносились отзвуки работы его кузнецов, занятых изготовлением оружия. Ранд слышал истории о вновь обретенном умении ковать оружие при помощи Единой Силы. Посвятив работе все свое время, люди Перрина призывали двух его оборванных аша’манов так же не щадить себя и производить его как можно больше.
Ранд выделил ему столько аша’манов, сколько он мог себе позволить только потому, что едва узнав о такой возможности, к нему явилось множество Дев, потребовавших вооружить их копьями с наконечниками, созданными при помощи Единой Силы. «Только они в бою и нужны, Ранд ал’Тор, — объяснила Берална. — Твои кузнецы должны изготовить в четыре раза больше наконечников, чем мечей». При слове «меч» на ее лице появилась гримаса отвращения, как будто на вкус он был чем-то вроде морской воды.
Ранд никогда не пробовал морскую воду. Это Льюис Тэрин знал ее вкус. Когда-то такие чужие знания очень смущали его. Но теперь он научился воспринимать их, как неотъемлемую часть себя.
— Веришь ли ты, что все произошедшее с нами было реально? — полюбопытствовал Перрин. — О, Свет! Иногда я сам себе задаю вопрос, когда же, наконец, с воплем появится хозяин всей этой изысканной одежды и отправит меня чистить конюшни, чтоб не лез со своим свиным рылом к приличным людям.
— Колесо плетёт так, как желает Колесо, Перрин. Мы стали теми, кем должны были стать.
По мере того, как они продвигались вперед по тропинке между палаток, Перрин согласно кивал головой, а их путь освещал светящийся шар, парящий в воздухе над рукой Ранда.
— Как они… ощущаются? — спросил Перрин. — Воспоминания, которые ты приобрёл?
— У тебя когда-нибудь бывал сон, который ты совершенно отчётливо помнил после пробуждения? Не такой, что тут же исчез, а тот, который бы оставался с тобой весь день?
— Да, — ответил Перрин со странной сдержанной интонацией. — Да, можно сказать, что у меня был такой сон.
— Тут нечто подобное, — сказал Ранд. — Я могу хранить в памяти всю прожитую жизнь Льюиса Тэрина, могу вспоминать его деяния, точно так же, как любой человек иногда не может забыть свои поступки, совершенные им во сне. Я их совершал, но совсем не обязательно они мне нравятся. И я вряд ли стал бы делать что-то подобное, находясь в трезвом уме и твердой памяти. Тем не менее, все это никак не отменяет то обстоятельство, что во сне они казались правильными.
Перрин кивнул.
— Он — это я, — произнёс Ранд. — И я — это он. Но в то же время — нет.
— Ну, пока ты ещё выглядишь почти совсем как раньше, — сказал Перрин, хотя Ранд уловил небольшое сомнение в слове «выглядишь». Перрин вместо него собирался сказать «пахнешь»? — Ты не настолько сильно изменился.
Ранд сомневался, что сможет объяснить всё Перину так, чтобы это не выглядело чистым безумием. Человек, которым он стал, когда принял мантию Дракона Возрождённого… это не было обычной игрой или просто маской.
Он был тем, кем являлся. Он не изменился, не преобразился. Он просто это принял.
Однако это не значило, будто у него уже готовы ответы на все вопросы. Хотя его мозг вместил в себя четыреста лет чужих воспоминаний, ему по-прежнему приходилось беспокоиться о своих предстоящих планах. К сожалению, Льюис Тэрин не знал, как можно надежно запечатать Скважину в Узилище Темного. Его собственная попытка привела к катастрофе. Пятно Порчи и Разлом мира явились следствием заключения Темного в несовершенную тюрьму с помощью печатей, на данный момент уже ставших хрупкими.
Один ответ все время приходил Ранду на ум. Опасный ответ. Тот, который Льюис Тэрин не рассматривал.
Что, если ответом было не запечатывание Тёмного снова? Что, если ответом, окончательным ответом, было нечто другое? Нечто более постоянное и надежное?
«Да, — думал Ранд в сотый раз. — Но возможно ли это?»
К этому моменту они достигли шатра, где трудились писцы Ранда. Девы Копья расположившись веером позади них, когда Перрин и Ранд входили внутрь. Явно припозднившись на своих рабочих местах, писцы не удивились появлению Ранда.
— Милорд Дракон, — неловко кланяясь произнес Балвер, стоявший возле стола, заваленного картами и стопками документов. Этот весьма сухощавый невысокий человек нервно перебирал свои бумаги, а из прорехи в его необъятной куртке торчал шишковатый локоть.
— Докладывай, — сказал Ранд.
— Роэдран прибудет на встречу, — ответил Балвер тонким четким голосом. — Королева Андора уже послала за ним, обещая ему создать переходные врата с помощью своей Родни. Наши люди при его дворе сообщают, что он в ярости о того, что для своего перемещения ему требуется ее помощь, и все же он настаивает на своем непременном присутствии на этой встрече… хотя бы для того, чтобы не сложилось впечатления, будто бы его оставили не у дел.
— Замечательно, — произнёс Ранд. — Илэйн ничего не знает о твоих шпионах?
— Милорд! — с возмущением сказал Балвер.
— А ты установил, кто среди наших писцов занимается шпионажем в ее пользу? — поинтересовался Ранд.
Балвер фыркнул.
— Никто…
— Это лишь вопрос времени, кто-нибудь наверняка перейдет на ее сторону, — с улыбкой поведал ему Ранд. — В конце концов, именно она учила меня, как это делается. Впрочем, это уже не важно. После завтрашнего дня все и так узнают, что я собираюсь делать. И секреты будут уже ни к чему.
«Все, кроме самых моих заветных».
— Значит, здесь они и соберутся, так? — спросил Перрин. — Каждый сколько-нибудь важный правитель? Тир и Иллиан?
— Амерлин уговорила их уделить нам внимание, — ответил Балвер. — У меня тут имеются копии их писем друг к другу, если вы, милорды, вдруг пожелаете с ними ознакомиться.
— Я хотел бы, — сказал Ранд. — Пришли их в мою палатку. Просмотрю их сегодня ночью.
Внезапно под ногами затряслась земля. Писцы подхватили стопки бумаг и попытались удержать их на своих местах, вскрикивая всякий раз, когда мебель с грохотом падала на земляной пол шатра. Снаружи раздавались крики людей, заглушаемые звоном металла и треском ломающихся деревьев. Удаленным гулом застонала земля.
Ранд ощутил это как болезненные судороги, которые обычно бывают, когда сводит мышцы.
Небеса потряс удар далекого грома, словно предвестник надвигающихся событий. Затем подрагивание земли пошло на убыль. Тем не менее писцы по-прежнему придерживали стопки своих бумаг и не отпускали их. По-видимому, тем самым они предохраняли их от возможного обрушения.
«Она и в самом деле уже близко, — думал Ранд. — Я не готов — мы не готовы, но в любом случае она уже на пороге».
В течении многих месяцев он ждал пришествия этого дня. С той самой поры, когда ночью явились троллоки, с той самой поры, когда Морейн и Лан вытянули его из Двуречья, он боялся того, что должно прийти.
Последняя битва. И конец. Встречая их, он обнаружил, что в нем нет ни капли страха. Он волновался, но не был напуган.
«Я иду к тебе», — подумал Ранд.
— Расскажите людям, — попросил Ранд писцов. — Развесьте предупреждения. Землетрясения будут повторяться. И бури. Настоящие землетрясения и ужасные бури. Произойдет Разлом, и мы не сможем избежать его. Темный попытается растереть этот мир в порошок.
Писцы закивали головами, при свете ламп обменявшись между собой быстрыми обеспокоенными взглядами. Перрин выглядел задумчивым, но и он слабо кивнул, как будто самому себе.
— Еще какие-нибудь новости есть? — осведомился Ранд.
— Королева Андора, возможно, сегодня ночью что-то затевает, милорд, — откликнулся Балвер.
— «Что-то» не слишком точное слово, — заметил Ранд.
Балвер поморщился.
— Прошу прощения, милорд, но у меня пока больше нет ничего, заслуживающего вашего внимания. Хотя есть вот эта записка, только что полученная мною. Королеву Илэйн недавно разбудили ее советники. К сожалению, у меня нет никого среди ее ближайшего окружения, чтобы разузнать причину.
Ранд начал хмуриться, возложив руку на меч Ламана, висевший у него на поясе.
— Сие может означать всего лишь подготовку к завтрашнему дню, — промолвил Перрин.
— И то правда, — произнес Ранд. — Балвер, оповести меня, если вдруг обнаружишь что-нибудь стоящее. И спасибо тебе. Ты прекрасно тут со всем справляешься.
Услышав похвалу в свой адрес, Балвер распрямился. В последние дни, столь темные дни, все люди подыскивали себе занятие, где они могли бы принести пользу. Балвер был лучшим в своем деле, и не сомневался в своих способностях. Однако не повредит ему напомнить, что наниматель его тоже ценит, тем более, если наниматель — сам Возрожденный Дракон.
Когда Ранд покинул шатер, Перрин последовал за ним.
— А ты ведь все-таки переживаешь, — сказал Перрин. — Что бы там ни говорили, из-за пустяков Илэйн будить бы не стали.
— Они бы не подняли её без уважительной причины, — тихо ответил Ранд. — Учитывая её положение.
Она — беременна. И беременна его детьми. О, Свет! А он только узнал об этом. Почему она сама не рассказала ему обо всем?
Ответ был прост. Илэйн могла ощущать эмоции Ранда так же, как и он ее. Она в состоянии была почувствовать, что он испытывал, например, недавно. До Драконовой горы. И еще раньше, когда…
Выходит, она решила не волновать его своей беременностью, пока он в таком состоянии. Да и найти его было не так просто.
И всё же это оказалось потрясением.
«Я скоро стану отцом», — подумал он. И это случится уже не в первый раз. Да, у Льюиса Тэрина были дети. Ранд помнил их, помнил и любовь, которую испытывал к ним. Но сейчас речь шла о чем-то совсем ином.
Это он, Ранд ал`Тор, станет отцом. Если, конечно, победит в Последней битве.
— Они не подняли бы Илэйн без серьезного на то основания, — возобновил он прерванный разговор. — Я беспокоюсь не из-за того, что там произошло, а из-за возможной распри. Завтра будет важный день. Если у Тени появится хотя бы слабое подозрение, как важен завтрашний день, она попытается использовать любую возможность, чтобы помешать нашей встрече и союзу.
Перрин почесал свою бороду.
— Есть у меня люди из ближайшего окружения Илэйн. Люди, которые по моему приказу следят за самыми важными событиями.
Ранд поднял руку.
— Так пойдем же и поговорим с ними. Мне сегодня ночью нужно переделать массу дел, а тут… Да! Но такое я не могу упустить.
И все ускоряя шаги, друзья поспешили к лагерю Перрина, расположенному неподалеку. Телохранители Ранда последовали за ними подобно теням с вуалями и копьями.
Ночь была чересчур тихой. Сидя в своей в палатке, Эгвейн писала письмо Ранду. Она пока не была уверена, следует ли его доставлять адресату, так как дело не казалось настолько важным. Однако работа приводила в порядок ее мысли, помогая подобрать те слова, которые она хотела ему сказать.
В палатку, придерживая меч, вошел Гавин, едва слышно колыхнулся его плащ.
— На этот раз ты намерен остаться? — поинтересовалась у него Эгвейн, макая перо в чернильницу. — Или собираешься вернуться туда, откуда пришел?
— Мне не нравится эта ночь, Эгвейн, — он оглянулся через плечо. — Такое ощущение, что с ней что-то не так.
— Готовясь к тому, что сулит день завтрашний, мир затаил дыхание, Гавин. — Ты послал за Илэйн, как я просила?
— Да. Но только вряд ли она проснется. Время уж больно позднее для нее.
— Посмотрим.
Как раз перед самым его приходом посыльный доставил небольшое свернутое письмо из лагеря Илэйн. Эгвейн его прочитала, а затем улыбнулась.
— Пошли, — бросила она Гавину, поднимаясь на ноги. Прихватив с собой всего несколько вещей, она взмахнула рукой, и, рассекая воздух, перед ними открылись переходные врата.
— Так мы собираемся туда перемещаться? — спросил Гавин. — Тут и пешком идти не далеко.
— Даже на такое короткое расстояние Амерлин должна призвать Королеву Андора к себе. Иногда мне не хочется предпринимать действия, которые вынудили бы людей задавать лишние вопросы, — пока Эгвейн произносила эти слова, Гавин первым шагнул через врата и обследовал то, что было по другую их сторону.
«Суан убила бы за то, чтобы приобрести такую способность», — подумала Эгвейн, пройдя через врата. Насколько больше интриг могла бы сплести эта женщина, если бы умела посещать других так же быстро, тихо и просто?
На другой стороне врат у теплой жаровни находилась Илэйн. На королеве было надето платье светло-зеленого цвета, под которым все сильнее проступал живот с растущими внутри него малышами. Она поспешила к Эгвейн и поцеловала ее кольцо. У одного из откидных пологов палатки, скрестив руки на груди, стояла Бергитте, облаченная в широкие шаровары небесно-голубого цвета и короткую красную куртку, свою золотистую косу она перекинула через плечо.
При виде сестры Гавин удивленно приподнял бровь.
— Признаться, удивлен, что ты не спишь.
— Я жду донесение, — ответила ему Илэйн, жестом предлагая Эгвейн присесть на соседний стул с мягкой обивкой, стоявший рядом с жаровней.
— Что-нибудь серьезное? — спросила у нее Эгвейн.
Илэйн нахмурилась.
— Джесамин забыла выйти со мной на связь из Кэймлина. Я ясно велела этой женщине, чтобы она давала о себе знать через каждые два часа, а она по-прежнему где-то развлекается. О, Свет! Возможно, беспокоиться тут, собственно, и не о чем. Тем не менее, я попросила Серинию побывать на тех площадках для Перемещений и разведать там для меня обстановку. Надеюсь, ты не против.
— Тебе сейчас нужен отдых, — сложив руки на груди, промолвил Гавин.
— Спасибо большое за совет, — отозвалась Илэйн, — которым я пренебрегу. Как до этого я проигнорировала Бергитте, советовавшую мне то же самое. Мать, о чем ты хотела со мной поговорить?
Эгвейн передала ей письмо, над которым работала.
— Так оно Ранду? — осведомилась Илэйн.
— Ты смотришь на него несколько иначе, чем я. Расскажи мне, что ты думаешь об этом письме. Может быть, я не стану его отсылать. Я пока еще не решила.
— Тон… повелительный, — отметила Илэйн.
— Ни на какой другой он, кажется, не реагирует.
Потратив на чтение около минуты, Илэйн опустила письмо.
— Возможно, мы просто должны позволить ему поступать так, как он хочет.
— То есть, разбить печати? — опешила Эгвейн. — И выпустить Темного?
— Почему бы и нет?
— О, Свет! Илэйн!
— Так это ведь все равно произойдет, разве не так? — проронила Илэйн. — Темный попытается сбежать. Я это подразумеваю. Он и так уже почти свободен на самом деле.
Эгвейн потерла виски.
— Прикасаться к этому миру и свободно в нем существовать — это большая разница. Во времена Войны Силы Темный так ни разу по-настоящему и не вошел в этот мир. Он мог лишь касаться нашего мира сквозь скважину в своем узилище, но ее повторно запечатали еще до того, как он сумел сбежать. Если бы Темный проник в этот мир, то сломалось бы само Колесо Времени. Я принесла показать тебе вот это.
Эгвейн вытащила из своей книжной сумки пачку исписанных бумаг. Эти листы были поспешно собраны библиотекарями Тринадцатого хранилища.
— Я не берусь утверждать, будто бы нам нельзя ломать печати, — продолжила Эгвейн. — Я просто высказываю мнение, что мы не имеем права рисковать, соглашаясь с этим еще одним необдуманным планом Ранда.
В ответ Илэйн лишь с нежностью улыбнулась. О, свет! Да она же влюблена. «Так я могу на нее положиться или нет?» Как же тяжело стало с Илэйн разговаривать в последнее время. И еще ее увлечение Родней…
— Мы, к сожалению, не нашли ничего относящегося к данному вопросу в твоем тер`ангриале-библиотеке, — статуя улыбающегося бородатого мужчины едва не вызвала в Башне бунт, ибо каждой сестре захотелось прочитать те тысячи книг, которые в ней хранились. — Все эти книги, по-видимому, были написаны еще до того, как Скважина была распечатана. Они, конечно же, продолжат свои поиски, но эти записи содержат все, что мы могли собрать о печатях, узилище и Темном. Если мы сломаем печати в неподходящее время, я боюсь, это будет означать конец всему. Вот, прочти, — и она протянула страницу Илэйн.
— Это «Кариатонский Цикл»? — полюбопытствовала Илэйн. — «И иссякнет свет, и не придет рассвет, и узник все плачет о доле своей». Узник — это Темный?
— Предполагаю, что да, — ответила Эгвейн. Пророчества никогда не бывают ясными. Ранд намерен вступить в Последнюю битву и тут же сломать печати, но эта идея никуда не годится. Мы стоим на пороге затяжной войны. Поэтому освобождение Темного в данный момент только усилит мощь Тени, а нас, наоборот, ослабит.
Если все же это надо будет сделать, а я ведь до сих пор не знаю, что так все и должно быть, то мы обязаны ждать до самого последнего момента. По крайней мере, мы просто обязаны вначале все обсудить. Ранд был прав во многом, но и неправ тоже. Нельзя ему позволять подобные решения принимать в одиночку.
Илэйн, перебирала листки бумаги, пока не остановилась на одном из них.
— «И кровь его дарует нам Свет»… — она водила по странице большим пальцем, словно погрузившись в свои мысли. — «Служите Свету». Кто добавил эту запись?
— Это копия перевода Караэтонского цикла Термендэль, принадлежавшая Дониэлле Алайвин, — сказала Эгвейн. — Дониэлла делала свои собственные заметки, и они были предметом практически такого же числа дискуссий, сколько случалось вокруг самих Пророчеств. Ты знаешь, она была Сновидицей. Единственная Амерлин, о которой нам это известно. До меня, во всяком случае.
— Да, это так, — согласилась Илэйн.
— Сестры, которые собрали для меня эти заметки, пришли к такому же выводу, что и я, — продолжила Эгвейн. — Может и придет еще время, чтобы сломать эти печати, но это произойдет не в самом начале Последней битвы, чтобы там Ранд ни замышлял. Мы должны дождаться подходящего момента, и поскольку я — Блюстительница Печатей, то выбрать подобный момент — моя прямая обязанность. А я не стану рисковать нашим миром из-за какой-то очередной чрезмерно драматичной военной хитрости Ранда.
— В нем все-таки есть что-то от менестреля, — в голосе Илэйн опять зазвучала любовь. — Твой аргумент — достаточно убедительный, Эгвейн. Представь его Ранду, и он выслушает тебя. Он хочет, чтобы все было хорошо, поэтому его можно переубедить.
— Посмотрим. А пока я…
Внезапно Эгвейн почувствовала укол тревоги, исходящей от Гавина. Быстро оглянувшись, она заметила, как он поворачивается в другую сторону. Снаружи раздавался топот копыт. Слух у Эгвейн был не намного хуже, но слышать все, что твориться вокруг, вменялось в обязанность именно ему.
Эгвейн обняла Истинный Источник и призвала Илэйн сделать то же самое. Бергитте же успела откинуть полог шатра и схватилась за меч.
Соскочившим с лошади гонцом оказалась измученная женщина с выпученными глазами. Она с ходу влетела в шатер, где ее тут же перехватили Бергитте и Гавин, не отступавшие от нее ни на шаг и следившие за тем, чтобы она соблюдала дистанцию.
Она и не пыталась ее нарушать.
— Кэймлин подвергся нападению, Ваше Величество, — проговорила эта женщина, пытаясь отдышаться.
— Что?! — Илэйн вскочила на ноги. — Как? Неужели Джарид Саранд все-таки добился…
— Троллоки, — перебила ее посыльная. — Все началось с приходом сумерек.
— Такого не может быть! — воскликнула Илэйн, хватая женщину за руку и вытягивая ее из шатра. Эгвейн поспешила следом за ними. — Прошло уже более шести часов, как наступили сумерки, — заявила она посланнице. — Почему до сих пор нам ничего не сообщили? И что произошло с Родней?
— Меня не извещали, моя королева, — ответила та. — Капитан Гайбон поручил мне привести Вас к нему без промедления. Он только что прибыл через врата.
Площадка для перемещений находилась неподалёку от платки Илэйн. Собралась толпа, но мужчины и женщины расступались перед Амерлин и королевой. За несколько минут они обе уже были там.
Группа мужчин в окровавленных одеждах с трудом проходила через открытые врата, волоча за собой телеги, нагруженные новыми боевыми устройствами Илэйн — драконами. Многие из этих людей, по-видимому, едва держались на ногах. Они насквозь пропахли дымом, а их кожа почернела от сажи. Нередко кто-нибудь из них внезапно падал, теряя сознание, когда солдаты Илэйн, пытаясь им помочь, отбирали у них телеги, которые, очевидно, все-таки полагалось тянуть лошадям.
Сериния Седай и несколько наиболее сильных женщин из Родни — Эгвейн не хотела думать о них, как о Родне Илэйн, — открыли поблизости другие переходные врата. Беженцы хлынули через них как воды полноводной реки.
— Отправляйся, — обратилась Эгвейн к Гавину, сплетая свои собственные врата, ведущие в район перемещений неподалеку от лагеря Белой Башни. — Позови всех Айз Седай, кого мы сможем поднять среди ночи. Поговори с Брином, пусть подготовит своих солдат и разъяснит им, что они должны подчиняться приказам Илэйн. Направь их через врата в предместья Кэймлина. Мы намерены проявить единство с Андором.
Кивнув головой, Гавин погрузился в переходные врата. Эгвейн позволила ему завершить скольжение, а затем поспешила занять свое место возле Илэйн рядом с ранеными и смущенными солдатами. Еще одна женщина Родни — Сумеко, взяла на себя обязанность присматривать, чтобы первыми Исцеление получали наиболее серьезно пострадавшие люди.
Воздух пропитался запахом гари. Торопясь поскорее оказаться рядом с Илэйн, Эгвейн все же успела за одними из врат кое-что разглядеть мимоходом: охваченный пламенем Кэймлин.
«О, Свет!» Испытав сильное потрясение, она лишь на мгновение приостановилась, но затем заставила себя бежать дальше. Илэйн разговаривала с Гайбоном — командующим Гвардии Королевы. Этот статный мужчина, казалось, едва держался на ногах, а количество красных кровяных пятен на его обмундировании и руках вызывало тревогу.
— Друзья Темного убили тех двух женщин, которых Вы оставили для отправки донесений, Ваше Величество, — сообщил он усталым голосом. — Еще одна погибла в бою. Но мы вернули себе драконов. Как только мы… мы вырвались… — его явно что-то угнетало. — Как только мы вырвались через лаз в городской стене, так сразу же наткнулись на несколько отрядов наемников, которые обходили город, пробираясь к воротам, которые продолжал удерживать лорд Талманес. По случайному стечению обстоятельств эти люди оказались достаточно близко от нас, чтобы помочь нам спастись.
— Вы хорошо справились, — произнесла Илэйн.
— Но город же…
— Вы славно потрудились, — повторила Илэйн уже с твердостью в голосе. — Разве вы не возвратили драконов и не спасли всех этих людей? Я прослежу, чтобы тебя вознаградили за это, капитан.
— Отдайте вашу награду людям этого Отряда, Ваше Величество. Это была их работа. И еще, будьте добры, если у Вас есть хоть какая-то возможность чем-то помочь лорду Талманесу… — он указал рукой на павшего в бою человека, которого как раз несли через врата несколько членов Отряда.
Илэйн встала рядом с ним на колени, и к ней присоединялась Эгвейн. Кожа Талманес потемнела, словно от старости, поэтому сначала Эгвейн предположила, что он умер. Но затем он вдруг резко втянул воздух.
— О, Свет! — воскликнула Илэйн, исследуя его распростертое тело с помощью Силы. — Я никогда не видела ничего подобного.
— Клинки кузниц Такан`дара, — сообщил Гайбон.
— Здесь мы бессильны, — объявила Эгвейн королеве, поднимаясь на ноги. — Я… — Она умолкла, уловив за стонами солдат и скрипами телег кое-что еще.
— Эгвейн? — тихо напомнила о себе Илэйн.
— Окажи ему всю посильную помощь, — произнесла Эгвейн, собираясь немедленно покинуть ее. Протиснувшись сквозь растерянную толпу, она поспешила туда, где ей послышался тот голос. Было в нем что-то… Да, это «там». На краю платформы она обнаружила открытые врата, откуда торопливо выходили Айз Седай, облаченные в самые различные одежды. Они стремились поскорее увидеть раненых. Гавин хорошо выполнил свою работу.
Найнив довольно громко требовала показать ей того, кто руководит этим безобразием. Эгвейн подобралась к ней сбоку и схватила за плечо, застав врасплох.
— Мать? — вытаращила глаза Найнив. — О чем это вокруг толкуют, будто Кэймлин горит? Я…
Она запнулась и остолбенела, увидев раненых. Но затем попыталась пройти к ним.
— Здесь есть тот, кого ты должна осмотреть первым, — заявила Эгвейн, подводя ее туда, где лежал Талманес.
Найнив тяжко вздохнула, а затем встала на колени, аккуратно отпихнув Илэйн в сторону. Погрузившись, она стала осматривать Талманеса, но потом застыла, широко раскрыв глаза.
— Найнив? — окликнула ее Эгвейн. — Так ты можешь…
Найнив внезапно точно «взорвалась» плетениями, будто солнечный свет пробился из-за туч. Из Пяти стихий она сплела сияющий столб и, направляя его, опустила в тело Талманеса.
Эгвейн оставила её за работой. Возможно, это поможет, хотя казалось, он был на полпути к смерти. Если будет на то воля Света, Талманес выживет. В прошлом он произвёл на неё впечатление. Он, похоже, тот самый человек, который-Отряду-и-Мэту-нужен.
Илэйн находилась возле драконов и расспрашивала женщину с волосами, заплетенными в мелкие косички. Это, должно быть, Алудра — создательница драконов. Эгвейн подошла к оружию и прикоснулась пальцами к длинному бронзовому стволу. Конечно же, она много слышала о них. Кто-то утверждал, что они напоминали Айз Седай, отлитых из металла и использующих в качестве зарядов порох фейерверков.
Через переходные врата прибывало все больше и больше беженцев, среди которых оказалось много горожан.
— О, Свет! — сказала Эгвейн сама себе. — Их слишком много. Мы не можем разместить всех покидающих Кэймлин лишь на одном Меррилорском поле.
Закончив разговор, Илэйн оставила Алудру проверять фургоны. Эта женщина явно не собиралась этой ночью спать, отложив осмотр до утра. Илэйн же направилась к вратам.
— Солдаты полагают, что район врат вне города надежно защищен, — уведомила она Эгвейн, проходя мимо. — Я намереваюсь переместиться туда и взглянуть.
— Илэйн… — позвала Бергитте, будто вырастая из-под земли позади нее.
— Мы должны! Идём.
Эгвейн решила не принимать участия в новой затее королевы, и опять принялась распоряжаться. Романда вызвалась руководить Айз Седай и, осматривая пострадавших, стала разделять их на группы в зависимости от срочности, с которой им требовалось Исцеление.
Во время обзора царящей вокруг неразберихи, Эгвейн вдруг заметила пару людей, стоящих неподалеку: мужчину и женщину. С виду — иллианцев.
— Что вам двоим тут надо?
Женщина преклонила перед ней колени. Она была светлокожей и темноволосой и, судя по ее лицу, обладала твердым характером, несмотря на высокий рост и хрупкое телосложение.
— Я Лейвлин, — заявила она с акцентом, который невозможно было спутать ни с каким другим. — Я сопровождала Найнив Седай, когда прозвучал призыв к Исцелению. Мы сопроводили ее сюда.
— Так ты шончанка, — произнесла Эгвейн с тревогой в голосе.
— Я пришла, чтобы служить тебе, Престол Амерлин.
Шончанка. Эгвейн по-прежнему удерживала Единую силу. О, Свет! Не все Шончан, с кем ей приходилось встречаться, представляли для нее угрозу. Тем не менее, она решила не рисковать. Как только из одних переходных врат вышли несколько гвардейцев Башни, Эгвейн тут же указала пальцем на пару Шончан.
— Отведите их куда-нибудь в безопасное место и не оставляйте без присмотра. Я займусь ими позже.
Солдаты закивали головами. Мужчина пошел неохотно, но женщина проявила большую готовность. Она была не способна направлять Силу, поэтому не могла быть вольноотпущенной дамани. И все же это не означало, что она не могла вдруг оказаться сул’дам.
Эгвейн вернулась к Найнив, все еще стоявшей на коленях возле Талманеса. Болезненные изменения на его коже пропали, теперь она была просто бледной.
— Заберите его куда-нибудь, где бы он смог отдохнуть, — устало проговорила Найнив нескольким бойцам Отряда, дежурившим неподалеку. — Я сделала все, что в моих силах.
Как только мужчины унесли его, она подняла глаза на Эгвейн.
— О, Свет! — прошептала Найнив. — Это истощило мои силы… Хотя я использовала свой ангриал. Когда-то меня поразило, как Морейн сумела проделать это с Тэмом, еще в те времена… — казалось, в ее голосе еле уловимо прозвучала нотка гордости.
Она сама хотела исцелить Тэма, но у нее не получилось. Хотя, конечно, Найнив не понимала, что именно она тогда делала. С тех пор она прошла долгий, долгий путь.
— Так это правда, Мать? — спросила Найнив, поднявшись с колен. — Насчет Кэймлина?
Эгвейн кивнула.
— Это будет долгая ночь, — сказала Найнив, глядя на раненых, поток которых сквозь врата по-прежнему не иссякал.
— А завтра ещё более долгий день, — произнесла Эгвейн. — Сейчас давай соединимся. Я одолжу тебе свою силу.
Найнив выглядела крайне удивленной.
— Мать?
— В Исцелении ты сильнее меня. — Эгвейн улыбнулась. — Я может быть и Амерлин, Найнив, но я продолжаю оставаться Айз Седай — слугой всего сущего. Мой запас сил еще пригодится тебе.
Найнив кивнула, и они образовали круг. Обе присоединились к группе Айз Седай, которую Романда создала для Исцеления беженцев с самыми тяжёлыми ранами.
— Фэйли создала для меня сеть глаз‑и‑ушей, — сказал Ранду Перрин, пока они оба торопливо шли в его лагерь. — Она, возможно, с ними сегодня. Но предупреждаю, не уверен, что ты ей нравишься.
«Глупо было бы, если б я ей нравился, — подумал Ранд. — Скорее всего она знает, что я от тебя потребую прежде, чем это закончится».
— Кажется, — произнёс Перрин, — она довольна тем, что мы с тобой знакомы. В конце концов, Фэйли кузина королевы. Думаю, она всё же беспокоится из-за того, что ты можешь сойти с ума и навредить мне.
— Безумие уже пришло, — сказал Ранд, — и я взял его под контроль. В том, что касается причинения вреда, она вероятно права. Сомневаюсь, что я сумею не ранить тех, кто меня окружает. Это было тяжёлым уроком.
— Ты намекаешь, что сошел с ума, — ответил Перрин, снова положивший руку на молот. Он носил его на боку, несмотря размер; ему определённо надо было придумать для молота специальные ножны. Удивительная работа. Ранд всё хотел спросить, был ли он из того выкованного с помощью Силы оружия, которое делали его Аша`маны. — Но Ранд, на мой взгляд, ты совершенно нормален.
Ранд улыбнулся, и на краю его сознания возникла мысль.
— Я безумен, Перрин. Мое сумасшествие в этих воспоминаниях и намерениях. Льюис Тэрин пытался взять верх. Я был двумя людьми, которые боролись за контроль надо мной. И один из них был совершенно безумен.
— О, Свет! — прошептал Перрин. — Звучит жутко.
— Приятного мало. Но… вот в чём дело, Перрин. Я всё больше уверяюсь, что мне была необходима эта память. Льюис Тэрин был хорошим человеком. «Я» был хорошим человеком, но что-то пошло не так — и я стал слишком высокомерным, решил, что смогу сам со всем справиться. Мне надо было об этом вспомнить; если бы не сумасшествие… без этих воспоминаний я мог бы снова взвалить всё на себя одного.
— Так ты собираешься работать вместе с остальными? — спросил Перрин, глядя туда, где располагался лагерь Эгвейн и Белой Башни. — Ужасно похоже на то, что армии здесь собрались ради битвы друг с другом.
— Я сделаю так, чтобы Эгвейн поняла, — сказал Ранд. — Я прав, Перрин. Нам надо разбить печати. Не понимаю, почему она отказывается.
— Она теперь Амерлин, — Перрин почесал подбородок. — И она Блюстительница печатей, Ранд. Это ее обязанность — следить за тем, чтобы с ними ничего не случилось.
— Так оно и есть. Поэтому мне надо убедить ее, что мои планы относительно них составлены верно.
— Ты уверен насчет того, чтобы сломать их, Ранд? — спросил Перрин. — Абсолютно уверен?
— Вот скажи мне, Перрин. Если металлический инструмент или оружие разбивается вдребезги, можешь ты его опять склеить воедино и заставить работать должным образом?
— Ну, вообще-то можно, — отозвался Перрин. — Но лучше так не делать. Ведь структура стали… ну, полностью перековать — это почти всегда лучше. Расплавить и начать с нуля.
— Здесь похожая ситуация. Печати расколоты словно клинок. Мы не можем просто взять и залатать эти обломки. Из этого ничего не выйдет. Мы должны удалить осколки и создать что-нибудь новое, что могло работать вместо них. Что-то лучшее.
— Ранд, — произнес Перрин, — это самое разумное из того, что кто-либо говорил на эту тему. Эгвейн ты объяснял это также как и мне?
— Но она же не кузнец, друг мой, — улыбнулся Ранд.
— Она сообразительная, Ранд. Сообразительнее любого из нас. Она поймёт, если ты ей доходчиво все объяснишь.
— Будет видно, — изрек Ранд. — Завтра.
Перрин остановился, и его лицо озарилось светом шара, созданного Рандом с помощью Единой Силы. Его лагерь, располагавшийся рядом с лагерем Ранда, вмещал в себя войско, не уступающее по силе любому другому на этом поле. Ранду по-прежнему казалось невероятным, что Перрин собрал так много людей, включая — подумать только! — белоплащников. «Глаза и уши» Ранда заявляли, что всякий человек в лагере Перрина был ему предан. Даже находящиеся при нем Хранительницы мудрости и Айз Седай чаще предпочитали делать то, что Перрин говорит, а не наоборот.
Перрин стал королём — это ясно, как небо и ветер. Не таким как Ранд — королём для своих людей, живущим среди них. Ранду такой путь не подходил. Перрин мог оставаться человеком. Ранд ещё на некоторое время должен был быть чем-то большим. Символом, силой, на которую каждый мог положиться.
Это ужасно выматывало. Не только физически, усталость таилась глубже. Быть тем, в ком нуждались люди, изнуряло, подтачивало его так же, как река — гору. В итоге река всегда побеждала.
— Я поддержу тебя, Ранд, — сказал Перрин. — Но мне надо, чтобы ты пообещал, что не позволишь начаться борьбе. Я не стану сражаться с Илэйн. Ещё хуже будет выступить против Айз Седай. Мы не можем позволить себе ссор.
— Сражения не будет.
— Пообещай мне, — лицо Перрина стало настолько твёрдым, что, казалось, об него можно было сломать камень. — Дай мне слово, Ранд.
— Обещаю, друг мой. На Последнюю битву я поведу вас объединившимися.
— Так и сделай. — Перрин вошёл в лагерь, кивая часовым. Оба двуреченцы — Рид Солен и Керт Вагонер. Они поприветствовали Перрин, затем перевели взгляд на Ранда и немного неловко поклонились.
Рид и Керт. Он был знаком с ними обоими — Свет, он смотрел с почтением на них, когда был ребёнком, — но Ранд уже привык к людям, которых он знал и которые относились к нему как к чужаку.
— Милорд Дракон, — сказал Керт. — Неужто мы… в смысле… — он сглотнул и посмотрел на небо, на тучи, которые, кажется, сползались к ним, несмотря на присутствие Ранда.
— Скверно выглядит, да?
— Бури часто бывают скверными, Керт, — ответил Ранд. — Но двуреченцы переживут их. Снова, как и прежде.
— Но… — опять начал Керт. — Это плохо выглядит. Испепели меня Свет, так оно и есть.
— Будет так, как сплетёт Колесо, — произнёс Ранд, глядя на север. — Мир, Керт, Рид, — тихо сказал он. — Почти все Пророчества исполнились. Этот день был предсказан, и испытания для нас известны. Мы не встретим их неподготовленными.
Ранд не обещал, что они победят или выживут, но оба мужчины выпрямились и закивали с улыбкой. Людям нравилось знать, что существует план. Весть о том, что есть кто-то, кто всем управляет, была лучшей поддержкой, какую Ранд мог им предложить.
— Хватит приставать к Лорду Дракону со своими вопросами, — сказал Перрин. — Убедитесь, что этот пост хорошо охраняется — и никакого сна, Керт, и никакой игры в кости.
Оба снова отдали честь, когда Перрин и Ранд прошли в лагерь. Он был приветливей, чем все остальные, расположенные на поле. Походные костры казались чуть ярче, смех немного громче. Так, словно каким-то образом народ Двуречья принёс с собой дом.
— Ты отлично ими руководишь, — тихо сказал Ранд, быстро идущий позади Перрина, который кивал сидевшим у палаток людям.
— Они без моих указаний должны знать, что делать, вот и всё, — однако когда в лагерь прибежал посыльный, Перрин сразу же вернулся к своим обязанностям. Он назвал худого парня по имени, и, заметив, что у того от страха перед Рандом кровь прилила к лицу и задрожали ноги, отвёл его в сторону, где тихо, но твёрдо расспросил мальчишку.
Перрин отослал парня на поиски леди Фэйли, после чего вернулся.
— Мне вновь надо поговорить с Рандом.
— Ты с ним и говоришь…
— Мне нужен настоящий Ранд, а не человек, который научился говорить как Айз Седай.
Ранд вздохнул.
— Это действительно я, Перрин, — возразил он. — Я стал самим собой так, как не был целую вечность.
— Ну, ладно, мне не нравится разговаривать с тобой, когда ты скрываешь свои чувства.
Проходившая мимо группа двуреченцев отсалютовала им. Ранд внезапно почувствовал укол холодного одиночества при виде этих людей, понимая, что он больше никогда не станет одним из них. Это было самое сложное при общении с двуреченцами. Но ради Перрина он позволил себе немного расслабиться.
— Так в чём дело? — спросил он. — Что сказал посланник?
— Ты был прав, что забеспокоился, — ответил Перрин. — Ранд, Кеймлин пал. Кишит троллоками.
Лицо Ранда окаменело.
— Ты не удивился, — сказал Перрин. — Ты взволнован, но не удивлён.
— Нет, — признал Ранд. — Я предполагал, что они ударят на юге — слышал о тамошних троллоковых шпионах, и я почти уверен, что это дело рук Демандреда. Без армии ему всегда было неуютно. Но Кеймлин… да, умный ход. Как я говорил, они попытаются отвлечь нас. Если им удастся разделить Андор и оттянуть её силы, мой союз станет весьма шатким.
Перрин посмотрел в сторону лагеря Илэйн, разбитого рядом с лагерем Эгвейн.
— Но разве для тебя не будет удобней, если Илэйн уйдёт? В этом противостоянии она на другой стороне.
— Нет другой стороны, Перрин. Есть только одна, с разногласиями относительно того, что делать дальше. Если Илэйн не будет на встрече, это разрушит всё, чего я пытаюсь достигнуть. Она, вероятно, самая могущественная из правителей.
Разумеется, Ранд мог чувствовать её через узы. Всплеск тревоги от неё дал знать, что и она получила это сообщение. Должен ли он пойти к ней? Наверно, ему стоило послать Мин. Она уже встала и двигалась прочь от палатки, где он её оставил. И…
Он моргнул. Авиенда. Она была здесь, на поле Мериллор. Но ведь её тут не было пару минут назад? Перрин в упор посмотрел на него, но Ранд и не подумал стереть с лица удивление.
— Мы не можем позволить Илэйн уйти, — сказал Ранд.
— Даже ради защиты своей родины? — недоверчиво переспросил Перрин.
— Если троллоки уже взяли Кеймлин, Илэйн ничего не изменит. Ей остается только заняться спасением людей через врата. Для этого Илэйн не обязательно быть там, но она должна присутствовать здесь. Завтра утром.
Как ему убедиться, что она останется? Илэйн, как и все женщины, плохо реагировала тогда, когда ей говорили, что делать, но если он намекнёт…
— Ранд, — сказал Перрин, — что если мы пошлём Аша`манов? Всех? Мы могли бы сразиться за Кеймлин.
— Нет, — ответил Ранд, хотя слова ранили его. — Перрин, если город действительно захвачен — а я отправлю людей, чтобы убедиться, — значит, он потерян. Слишком много сил уйдёт на то, чтобы отбить назад эти стены, по крайней мере сейчас. Мы не можем допустить, чтобы коалиция распалась прежде, чем у меня будет шанс сплотить всех. Нас спасёт единство. Если все побегут тушить пожары у себя дома, тогда мы проиграем. Вот ради чего была эта атака.
— Полагаю, это возможно… — сказал Перрин, касаясь пальцами молота.
— Нападение должно было задеть Илэйн, заставить ее действовать, — размышлял Ранд, рассматривая десяток различных линий поведения. — Вероятно, теперь она скорее согласится с моим планом. Было бы неплохо.
Перрин нахмурился.
«Как быстро я научился использовать других». Он научился смеяться. Научился принимать свою судьбу и встречать её с улыбкой. Он научился, как примириться с тем, кем он был и что сделал.
Но понимание не мешало Перрину использовать имеющиеся у него в распоряжении орудия. Он нуждался в них, во всех до последнего. Разница только в том, что теперь он видел в них людей, а не просто средства для достижения нужной ему цели. Так он себя уговаривал.
— Всё же я считаю, мы должны как-то помочь Андору, — сказал Перрин, почёсывая бороду. — Как они туда добрались по-твоему?
— Через Пути, — рассеяно ответил Ранд.
Перрин хмыкнул.
— Ну, ты сам говорил, что троллоки не способны пользоваться переходными вратами. Значит, они как-то сумели с этим справиться?
— Во имя Света, надеюсь, что нет, — сказал Ранд. — Единственными Отродьями, которые спокойно проходили через врата, были голамы, а Агинор оказался достаточно умен, чтобы изготовить их всего несколько штук. Нет, я поставлю всю удачу Мэта на то, что это кеймлинские Пути. Я думал, она держала их под охраной!
— Если дело в кеймлинских Путях, кое-что можно предпринять, — произнёс Перрин. — Нельзя позволить троллокам буйствовать в Андоре; если они покинут Кеймлин, то окажутся у нас за спиной, а это катастрофа. Но если они соберутся в одном месте, мы сумеем остановить их вторжение, напав на них там.
Ранд усмехнулся.
— Что тут весёлого?
— По крайней мере у меня есть оправдание, почему я знаю и понимаю то, что недоступно обычным юнцам из Двуречья.
Перрин фыркнул.
— Иди и прыгни в Винный ручей. Ты действительно думаешь, что это Демандред?
— Именно это он и попытался бы сделать. Раздели своих врагов, а затем раздави их по одному за раз. Одна из старейших стратегий в военном искусстве.
Демандред сам обнаружил её в старых записях. Они ничего не знали о войне, когда каверна была впервые открыта. О, они считали, что всё понимали, но это были знания учёного, погруженного в пыльные древности.
Среди всех тех, кто обратился к Тени, предательство Демандреда казалось наиболее прискорбным. Человек, который мог бы стать героем. Который должен был стать героем.
«И в этом тоже есть моя вина, — подумал Ранд. — Если бы я чаще предлагал руку, а не насмешку, если бы чаще поздравлял с победами, а не соперничал. Если бы я был таким человеком, которым теперь стал…»
Уже не важно. Он должен связаться с Илэйн. Лучше всего направить помощь для эвакуации города, Аша`манов и верных Айз Седай, чтобы те сделали врата и освободили как можно больше людей — и убедились, что троллоки пока остаются в Кеймлине.
— Хорошо, думаю, эти твои воспоминания хоть на что-то сгодятся, — сказал Перрин.
— Хочешь знать, что у меня упорно крутится в голове, Перрин? — еле слышно спросил Ранд. — Что заставляет дрожать как от ледяного дыхания Тени? Порча, которая свела меня с ума и подарила воспоминания о прошлой жизни. Они пришли в шёпоте Льюиса Тэрина. Но безумие в том, что они и дали мне необходимую для победы подсказку. Видишь? Если я одержу победу, то именно порча станет причиной поражения Тёмного.
Перрин тихо присвистнул.
«Искупление, — подумал Ранд. — Когда я пытался сделать это в прошлый раз, моё безумие погубило нас».
«В этот раз оно нас спасёт».
— Иди к жене, Перрин — сказал Ранд, взглянув на небо. — Это последняя ночь, хоть немного напоминающая мир, больше не будет до самого конца. Я разузнаю, насколько плохи дела в Андоре, — он снова перевёл взгляд на друга. — И не забуду своего обещания. Прежде всего должно быть единство. В прошлый раз я потерпел неудачу, потому что пренебрёг им.
Перрин кивнул, затем положил руку Ранду на плечо.
— Да пребудет с тобой Свет.
— И с тобой, мой друг.