Отродье

Глава 7

Шла Стояна через лес знакомой тропой. На длинных волосах — шерстяная шапка, тело девичье в братнины штаны да рубаху облачено, на ногах — онучи и лапотки, батюшкой сплетенные. Не узнать девицу в мужском платье. Тем паче, что за спиной тяжелый короб, сотами полон. Не обходятся белореченские пиры без меда, что ею и её батюшкой добыт.

Средь пронизанной солнечными лучами зелени и высокой травы углядела Стояна темное пятно. Подошла, осторожно раздвинула кусты и охнула, зажав рот ладонью — ничком на земле лежал человек в окровавленной одежде, с торчащей в спине стрелой. Стояна скинула короб, бросилась вперед, присела над телом, заглядывая в лицо.

— Ёрш?! Ёршушка, миленький… да как же… как же это…

Наплакавшись вдоволь, Стояна перевернула холодное окоченелое тело. На землю из-за пазухи Ерша выпал серебряный подвес с княжьим тавром.

— Что ж такое твориться в нашем краю? — обмерла Стояна, помня, что носил Велизар на груди этот знак.

Обложив тело гридя ветками, чтобы не добралось до него зверьё, Стояна со всех ног бросилась на заимку. Пес Шмелик встретил её радостным лаем у землянки, вертясь у ног и норовя лизнуть в мокрое лицо. Богоша, увидя заплаканную растрепанную дочь, всполошился.

— Чего, стрекоза? Чего ты? Зверь что ли какой?

— Ой, тятя! — бросилась к нему Стояна. — Ёрш там…в лесу… убитый.

Бортник так и сел на лавку, с которой встал.

— Вот, — Стояна показала отцу бляху с тавром. — Знак княжий. У него был.

Богоша оглядел подвес, удрученно покачал головой.

— Худое, видать, стряслось. В чужие руки его напрасно не дают. За подмогой, по всему, суженый твой послан был. Надо бы в Белоречье наведаться, вызнать, что за лихо приключилось.

— Я пойду, тятя, — вскочила Стояна. — Я быстро.

— Сторожко иди! — напутствовал её Богоша.

Пробиралась Стояна к крепости не тореными дорогами, а звериными тропками. Затаившись на опушке в калиновых зарослях, увидала чужие ладьи у берега. Насчитала их столько, сколько пальцев на одной руке. Поодаль от судов на прибрежных камнях, окруженных камышовыми зарослями, белореченские бабы отбивали и мыли белье. С ладей, пересмеиваясь и переговариваясь, на них глядели дозорные.

Спустившись ползком к реке по пологой ложбинке и шмыгнув в прибрежный камыш, Стояна скинула одежду, оставшись в одной рубахе. Тихо погрузилась в воду и по кромке зарослей поплыла в сторону женщин.

Когда, бывало, раньше выходили девки да бабы на постируху к реке, разносились над рекой их заливистые песни да прибаутки. Ныне висло мрачное молчание над водой, только камыш шелестел, да хохотали, словно гаркали, гавраны на своих кораблях. Не до песен стало в Белоречье.

В шорохе камыша до бабы донесся шепот, и стебли раздвинула чья-то рука.

— Тетка Смиляна! Тетка Смиляна!

— Чур меня! — шарахнулась та, подумав, что русалка приплыла по её душу.

В камышовых зарослях возникло девичье лицо.

— Стояна! — ахнула тетка.

И тут же, спохватившись, приникла к воде, громко заплескав бельем.

— Что за люди? — стрельнула Стояна глазами на ладьи.

— Пришлые вои. Ой, худо, худо, Стоянушка! — шепотом запричитала Смиляна. — Князя убили, мужиков наших много кого посекли. Почти в кажной хате пришлые теперь, наши бабы у них женами. Новый князь в Белоречье теперича. Марга-гавран.

У Стояны захолонуло сердце.

— А княгиня?

— Жива, что ей сделается, — баба сплюнула в сердцах. — Она в крепость тайным ходом вороньё и провела. Чужаку ложе греет, мужем зовет. Отец её на первом счету у Марги. Остальные-то гавраны с вождем своим, Варуной, на лодиях вверх по реке ушли. Ох, ждет кого-то в тех краях наша доля.

Тетка встрепенулась, ожившими глазами глядя на Стояну.

— Одно тешит — Велизар гонцом Ерша в Зареборье послал, три дня уж как ушел. По всему, скоро помощь придет.

— Не придет, — покачала головой Стояна. — Видела я Ерша. Мертвый он. В лесу.

Баба, сраженная недоброй вестью, осела в прибрежную волну. Если б не сторожа на ладьях, завыла бы в голос.

— Пропали мы. Ох, пропали.

— Мы с тятей в Зареборье пойдем, — глянув исподлобья на прохаживающегося невдалеке воя, вымолвила Стояна.

— А дойдете? — с надеждой глянула на неё тетка.

— Дойдем, — свела брови Стояна. — Туда пять дён. Обратно столько же. Через две седмицы у этих камышей меня и жди.

Прошуршали заросли, скрывая от тетки девичье лицо.

Вернулась Стояна на заимку уж под вечер. Горестно качал головой Богоша, слушая дочь.

— Тятенька, в Зареборье идти надобно. Окромя нас, некому.

— Надобно, доня. Токмо сперва Ёрша землице предать надобно, неровен час зверьё поест. Костер бы ему погребальный сложить, да дым далеко виден будет, негоже.

Взял Богоша заступ и лопату и отправился вместе со Стояной хоронить молодца, что не стал ему сыном названным. Вернулись затемно, и долго горела лучина в Богошиной землянке — собирались бортник и его дочка в дальнюю дорогу. Как разгорелась заря, уложив харч в котомки да одевшись по-дорожному, вышли из землянки. Спавший у входа Шмелик потянулся, приветливо замахал хвостом. Но вдруг навострил уши, отбежал к краю поляны, зарычал и ощетинился. Где-то в лесу хрустнула ветка, а затем фыркнула вдалеке лошадь. Пес залился лаем. Богоша насторожился, скинул с плеч торбу и передал её Стояне со словами:

— Схоронись-ка подалее отседова, стрекоза. Шибче. Опосля нагоню.

Накинув на плечо отцовский мешок, Стояна поспешила прочь от заимки. Да тревога за отца не дала уйти далече. Упрятав ношу в зарослях малинника, Стояна пробралась обратно. Сквозь густо переплетенные ветви кустов увидала на поляне четверых спешившихся вооруженных гавранов и Олелю верхом на лошади. Меж копыт коней сновал Шмелик, облаивая незваных гостей. Учуяв знакомый запах, взвизгнул и кинулся туда, где притаилась Стояна, но Богоша ухватил его за косматую шерсть.

— А ну нишкни! — цыкнул Богоша, понявший песий порыв и, склонившись к псу, но глядя в сторону спрятавшейся Стояны, прикрикнул. — Сиди на месте!

Опасаясь быть обнаруженной, Стояна тихо взобралась на дерево и притаилась в листве, примостившись на толстом суку.

Богоша поклонился княгине земным поклоном, сопровождающих её стражей окинул неодобрительным взором.

— Здрава буди, светлая княгиня Олеля. Здрав ли князь наш, Велизар?

Один из гавранов — рослый рыжий воин — нехорошо ухмыльнулся.

— Скончался тому как три дня, — недрогнувшим голосом ответила Олеля. — Новый князь Марга в Белоречье, кланяйся ему.

Глянул Богоша на того, в чью сторону указала Олеля, и, насупившись, покачал головой.

— Новый князь? Чтой-то не припомню, когда ж Вече в Белоречье сходилось? Нового князя-то, коли не княжеский он отпрыск, Вече ставит. А энтот молодец на твое чадо не походит, светлая княгиня.

И Богоша отпустил Шмелика, которого до того держал за лохматый загривок. Пёс снова заметался меж стражей, скаля клыки и надрываясь от лая. Один из воинов взмахнул мечом и пёс, заскулив, упал. Трава под ним окрасилась алым.

Притаившись за стволом, Стояна смотрела, как вои, подбив Богошу под колени, подволокли к копытам княгининой лошади.

— Ерша ты хоронил? — молвила Олеля, холодно глядя сверху на бортника.

— Я, — ответил Богоша.

— Знак при нем был, тавро серебряное. Брал?

— Не видал оного.

— Врешь, моховик старый. Отвечай, где подвес?

— А можа то бравый вой, что молодца насмерть уходил, тавро княжье присвоил? — прищурился Богоша. — Вороньё — оно на блеск падко.

При этих словах Олеля взглянула на рыжего гаврана. Тот отрицательно мотнул головой и кивнул своим воям:

— Обыщите его нору.

Гавраны ввалились в землянку.

— Стояна где? — вновь обратила Олеля взор на Богошу.

— Намедни соты с бортей брать ушла.

— Куда?

— В лес.

— Не дерзи княгине, — Марга ткнул бортника в плечо острием ножа. — Куда пошла твоя дочь?

— Медосборы на два дня ходу по округе стоят. Как знать, на какой она сперва наведается? Как короб наполнит, так и вернется.

Из землянки появились гавраны, развели руками — не нашли, мол.

— Хорошие меды у тебя были, Богоша, — сказала Олеля, трогая бока лошади и заставив отойти назад. — Не будь дочь твоя столь же сладка да лакома, жил бы себе дале.

— Повезло Велизарову гонцу, не звери по косточкам растащили, — вытянул Марга из-за пояса нож. — А тебя, старик, погребать несть кому.

Бортник обвел глазами лес, поляну, коротко взглянул в ту сторону, где притаилась дочь, и отрицательно повёл головой. Стояна закусила губы, чтобы не закричать, судорожно вцепившись руками в ствол. «Тятя» — прошептала, прижавшись к стволу щекой и распахнув глаза.

Рыжий воин зашел к бортнику сзади и, ухватив за седеющий чуб, запрокинул ему голову. Олеля отвернулась, когда из располосованного горла бортника на холщевую рубаху полилась кровь. Отерев оружие об одежду убитого, рыжий приказал двум своим воям:

— Останьтесь здесь и ждите девку. Как явится — к княгине ведите.

Сев на коня, Марга вместе с Олелей скрылся за деревьями, окружающими заимку.

Солнце поднималось выше. Лившиеся из глаз Стояны слезы стекали по еловому стволу, сочившемуся пахучими смоляными каплями. Плакала о бортнике старая ель, обнимая пушистыми лапами девицу-сироту. Да не поможешь беде слезами, не омоешь ими смертные раны, ровно живой водой, сколь не лей.

Утерев глаза, выглянула Стояна из-за ствола. Сторожа, разморенные теплом и найденной в запасах бортника медовухой, прикорнули у входа в землянку. Разгорелась у Стояны в сердце жаркая месть, но, понимая, что не справится с двумя воями, осадила она себя: «До Зареборья добраться надобно! Не меня одну осиротили вороги. Кто подмогу приведет, коли и я сгину?».

На росшем рядом дереве прилепилось к суку осиное гнездо. Стояна проползла по еловой ветви, перебралась на соседнее дерево, сломала тонкую ветвь и хлестнула по гнезду. Потревоженные осы гневно зажужжали, выползли наружу. Стояна уперлась ногой в гнездо и сбросила его на землю. Разъяренный рой выметнулся наружу, сделал круг над заимкой и набросился на осоловевших стражей. Под крики и ругань гавранов, отмахивающихся от ос и мечущихся по поляне, Стояна незаметно спустилась с дерева и скрылась в лесу.