Оторва. Книга третья

Глава 5

Проснулась от барабанной дроби. Кто-то настойчиво постукивал костяшками пальцев по двери в комнату и молчал. Так как мама вошла бы без стука, оставался только один вариант.

— Дядя Илья? — подала я голос, натягивая простыню до шеи.

— Можно войти?

Определила голос — как не совсем жизнерадостный. И что могло случиться? Глянула на будильник. Без пятнадцати девять. Мама на работе, а Люся собирается в школу и мне бы для начала нужно узнать, где находится наш гараж. Но выбора мне, похоже, не оставили.

— Конечно.

Дверь приоткрылась, и появилось мужественное лицо майора. И очень хмурое.

— Я тут нам завтрак сфарганил, — на его лице появилась натянутая улыбка, — давай поднимайся, нужно поговорить.

Я кивнула и как только дверь закрылась, выползла из-под простыни. Мысли разбежались в разные стороны, но остановиться хоть на одной мало-мальски значащей идеи не удалось. К тому же настроение было замечательным. Вчера с лёгкостью решила ребус маньяка и точно знала, что в запасе целых десять дней, а за это время, Машу, которая Антуанетта, можно было легко разыскать.

Из ванны направилась прямиком на кухню. Илья Спиридонович расстарался: яичница с котлетами, полная салатница, на тарелке пирожные и чайник отдувался на плите.

И поступил майор тактично: пока завтракала ни словом не обмолвился о деле, хотя по нему было видно, что готов сожрать меня с потрохами.

Мне торопиться было некуда, пережёвывала пищу очень тщательно и раз пять успела прокрутить все моменты, где могла проколоться. Как выяснилось: не отгадала ни одного.

— Начнём с самого начала, — заявил он, когда я отодвинула тарелку от себя, — так что тебе вчера Валера рассказал? Быстро и подробно.

Неожиданно. Но и мы умеем отбиваться от назойливых атак.

— Вздор всякий нёс, — пожала плечами, — стихи новые сочинил, в любви признавался.

— Не юродствуй, — он выложил на стол вчерашний листок из блокнота и упёрся указательным пальцем в верхнюю фамилию, — вот эта, сегодня ночью вернулась домой и оказывается такие прогулки у неё не впервые.

Вчера мне в какой-то момент тоже показалось, что фамилия незнакомая, но решила — раз одну потеряшку точно припомнила, значит и вторая попала под маньяка. И меня обдало холодком. А ребус? Первую и вторую цифру сложить вместе. Число 11 апреля. Идеально вышла двойка. 20 апреля? Слишком близко. Значит только 20 марта. Включила калькулятор, высчитывая дни. В остатке 10⁈ Но если вчера было девять дней, то Маше осталось жить, машинально перевела взгляд на будильник стоящий на тумбочке: осталось жить чуть больше 13 часов?

Закрыла глаза пытаясь восстановить передачу. Словно веером разложились на столе шесть карт рубашками кверху. Мысленно перевернула одну, вглядываясь фото. Сверху: фамилия, имя, отчество. Внизу мелким шрифтом надпись: 20 марта 1977 года. Стол размыло и я, не удержавшись на табуретке, опрокинулась назад, смахивая тарелку на пол.

В последний момент успела сгруппироваться, и потому удар вышел значительно слабее. Тряхнула головой и поддерживаемая майором поднялась на ноги, словно ватные.

— А вот это уже что-то новенькое, — хмыкнул он, усаживая меня табуретку и придвигаясь ко мне вплотную, — итак?

И даже не поинтересовался что со мной? А что было со мной на самом деле?

— Я солгала.

— Я это понял сегодня утром, но ты даже не представляешь какие рычаги едва не начала двигать. С тех пор как ты сбежала из больницы, тебя стало слишком много. Зачем ты это сделала?

— Зачем я это сделала? Во-первых, сама не была уверенна, а во-вторых, я не знаю, могу ли я вам доверять, — сказала и твёрдо глянула ему в глаза.

— Что? — Илья Спиридонович прокашлялся, пододвинул графин с водой и налил полный стакан. Опрокинул его в себя как водку и в задумчивости уставился на гранёное стекло. Прошло около минуты. То ли меня проверял, то ли пытался найти ответ, но потом, отставив стакан в сторону, уверено заявил, — А кому ты ещё кроме меня, в данной ситуации можешь доверять?

Я усмехнулась.

— Какой-то еврейский ответ, например себе.

Майор поднялся, сделал шаг влево, потом вправо. Наверное, привык думать, расхаживая по кабинету, только вот кухонька для таких целей не предназначена.

— Я был лучшим другом твоего отца и вполне законно считаю себя твоим лучшим другом, — наконец выдавил он.

— Поэтому вы продали меня за двести рублей?

Он снова попытался сделать круг по кухне. Убрал две свободные табуретки под стол, но это добавило в плюсе только один шаг.

— Ты просто не знаешь, как устроена иерархическая лестница.

— Так в чём же дело? Расскажите.

На его лице появилось выражение, словно съел несколько долек лимона.

— Ты как-то неестественно повзрослела за одну неделю.

— Учителя были хорошие, — не моргнув глазом, сказала я.

Илья Спиридонович вытащил из-под стола табуретку и сел.

— На тебе следы, которые можно заработать, например, упав, вот как ты сейчас и удариться об угол кровати. Можно было бы оспорить, но ты ещё сиганула со второго этажа. И даже в этом случае что-то придумать можно, но. Ты оставила после себя двух контуженых женщин, поэтому мы решили согласиться баш на баш. Игорь, — майор кхекнул, — дядя Игорь, наш общий друг, мой и твоего отца, взялся выступить посредником. Это он предложил надавить с позиции силы и потребовать с доктора моральный ущерб. Был уверен, что они согласятся. Такая репутация врачу точно не нужна, да и тестю его. И оказался прав. И я оказался прав, когда говорил тебе, что Валера Сазонов тебе не пара, — я сдвинулась с места, но майор выставил руку вперёд, — я догорю.

Я и не собиралась его перебивать, просто пересела удобнее. Когда ещё удастся узнать хоть что-нибудь о Еве.

— Его отец, смотрит на это как на новую игрушку сына и не мешает забавляться. А вот мама, Наталья Павловна Сазонова, так не считает. В её окружении много женщин, которые спят и видят свою дочку замужем за Валерой. А ещё есть младшая сестра, у которой тоже имеются любимые подружки. Кто из них решил тебя упечь в Костюжены, я доподлинно не знаю, но полагаю, что мама. У дочки пока мозгов на это не хватает. А ты, своим поведением только дала им лишний повод. Впихнули бы тебя туда, и пока я успел бы вмешаться — диагноз поставили. К примеру, немотивированная агрессия или что ещё. Да тебя там даже никто проверять не стал. Двух — трёх дней вполне хватило бы заявить, что провели обследование. Наталья Павловна хочет тебя просто подвинуть, но с таким диагнозом, ты себе всю жизнь сломаешь. Сейчас она проиграла, но это не значит что успокоилась. Подождёт когда сын уедет обратно и возьмётся за новые козни. У неё время есть. А я всего лишь майор, а дядя Игорь майора получил месяц назад и над нами начальников больше чем крыс на элеваторе, — он снова налил полный стакан воды и залпом осушил, — а теперь я хочу знать, зачем ты попыталась рассорить меня с нейтральной стороной. Это уж точно не в твою пользу.

Много текста и ничего нового. Но хоть понятны мотивы. Пытается меня защитить, вот только как-то хреново это получается. Если бы я не очнулась в этом теле, Еву уже заперли в дурке. А от Валеры однозначно нужно избавиться. И как объяснить мотивы? Как бы майор после моего рассказа сам не захотел отправить меня на принудительное лечение. Или плюнуть на девчонок и зажить спокойной серой мышкой? Но тогда почему я услышала голос на кладбище, а сейчас увидела, как нашли первую жертву? И всего двенадцать часов до смерти Маши.

— Дядя Илья, поклянитесь, то, что я вам расскажу, не выйдет за пределы квартиры.

Майор закинул руки за голову и рассмеялся.

— С одним условием. Ты мне не врёшь.

Я кивнула.

— Клянусь, — торжественно пообещал он, выставив вперёд ладони.

— И не перебиваете, пока не закончу.

— Клянусь, — лицо майора сделалось серьёзным.

Про Синицыну я, разумеется, говорить не собиралась. Нечто дозировано и только правду. Ну, или почти правду.

— Я думаю у меня это после сотрясения. Давайте для начала проверим мои слова. Воробьёва Светлана Игоревна. Обнаружена 20 марта на берегу озера повешенной на ветке. Конкретнее не скажу. В кармане обнаружили записку приблизительно такого содержания: «Это было моё последнее испытание. Я его не выдержала. Я в жизни ещё никому ничего плохого не сделала, но я слабый человек, а слабый человек опасен». И решили что суицид. Еще вчера я этого не знала. Но, мне было доподлинно известно, что в городе за последние, приблизительно два месяца, было убито три девушки. Изнасилованы и убиты. И это сделал один человек.

Я умолкла.

— Что значит доподлинно?

— Давайте проверим Воробьёву. Данных достаточно?

— Ева, ты меня дозировано не корми. Выкладывай всё.

— Проверим Воробьёву, чтобы тут кто-то не решил, что я сбрендила. Тогда и дальше двинемся. Время пока есть.

Майор потёр ладонями лицо.

— Ладно, одевайся, — и поднялся с табуретки.

— Зачем? — не поняла я.

— Помогу всё лишнее до гаража донести. Или сама будешь корячиться?

Майор дело предложил. Люся придёт после обеда, а перетаскивать всё равно мне. Заодно и узнаю где гараж. Мало ли за каким меня в него пошлют.

Здоровенный мешок с трёхлитровыми банками самоотверженно понёс Илья Спиридонович. Как я бы его дотащила, даже не смогла представить. Видимо именно так, как сказал майор. Корячиться.

Мне достались две небольшие сетки с пол-литровыми, и даже этот груз тащить было неудобно. К тому же из всей обуви пришлось выбрать уже ставшими родными — босоножки. Остальные под те две юбки, которые я согласна была носить, никак не подходили.

Дядя Илья снял с гвоздя ключ, сантиметров двадцать в длину и мы двинулись.

Гаражи оказались совсем рядом, сразу за углом дома, выстроились вереницей. Добротные, каменные. Наш оказался крайним, метрах в пятидесяти от подъезда, что сразу порадовало. А когда майор открыл амбарный замок и распахнул ворота, я замерла. Посреди гаража стояла новенькая «Ява».

Именно на таком мотоцикле я училась ездить в XXI веке. Но, то был старичок видавший виды, а этот буквально лоснился от свежего воска, словно хищный зверь, приготовившийся к прыжку. Я опустила банки в углу гаража и, подойдя ближе, провела рукой по холодному баку, ощущая мурашки под кожей. Вдохнула запах бензина и кожи.

— Нравится? — с удивлением спросил майор, глядя, как я с нежностью поглаживаю руль.

— Красивый, — подтвердила я.

— Но ведь ты против мотоциклов. Я ведь тебе предлагал научиться.

Вот же Ева косорукая, мотоциклы ей не нравились.

В той жизни я имела итальянский спортивный байк. Всего 50 кубиков. Никогда не носилась как угорелая, в отличии моих сверстниц, да и максимум разгонялась моя игрушка до 120. Но мне этого было совершенно достаточно. Лёгкий, вёрткий. Всего 90 кг. А вот «Ява» весила около 160, но, вероятнее всего, в это время ничего лучше ещё не придумали.

— Пожалуй, я передумала.

— Ну и ладно, на выходных покатаемся, а сейчас давай, двигай за мной.

Он запер гараж и увлёк меня через дорогу к двухэтажному зданию, окружённому высокой металлической оградой.

Стало понятно, как майору удалось так быстро прийти домой. Тут всего сто метров от подъезда.

У входа столкнулись с дядей Стёпой. Курил на скамеечке, над которой была прибита большая красная табличка: место для курения. Здесь же стояла пепельница, невероятно огромных размеров наполовину заполненная окурками и распространяя вокруг не совсем ароматные запахи.

Я поморщила носик и отошла в сторону.

— Степан, давай за мной, — кивнул ему Илья Спиридонович и мы вошли в узкий тёмный коридор.

Никакой вертушки, дежурного. Пустой коридор, заходи, кто хочет.

Шагов через двадцать, майор отпер дверь и пропустил внутрь сержанта, а мне предложил посидеть на скамейке. Сидеть не хотелось, поэтому я прошла ещё несколько метров и заглянула в открытое помещение, откуда раздавались громкие голоса. Человек восемь сгрудились в центре просторной комнаты и что-то обсуждали.

— О, Ева, — проговорил парень с погонами старшего лейтенанта, — привет, ты Козырева ищешь?

Народ развернулся в мою сторону, здороваясь.

Сказал же майор сидеть на скамейке под дверью, и надо было сесть. Судя по всему, присутствующие Еву знали, поэтому я, натянув улыбку на лицо, поздоровалась.

Четверо в штатском и трое в форме. Семеро, показалось, что у окна кто-то стоит, но это просто тень так легла.

— Я с ним пришла. Он сказал подождать в коридоре.

— Вот и хорошо что к нам заглянула, поди сюда, — продолжил старший лейтенант, — ты ведь в этом году девятый закончила?

Я кивнула, робко перешагивая через порог. Парни расступились, и я увидела стол, на котором лежал АКМ.

— А мы как раз обсуждаем школьные нормативы по НВП. Вы как там, автомат разбираете?

— Конечно, — согласилась я, подходя ближе.

— Вот и отлично, — он расплылся в улыбке, — а мы, как раз с Людмилой Викторовной, — он кивнул на миловидную девушку с погонами лейтенанта, — должны в субботу подойти в 55 школу. У них военный кружок имеется, и они готовятся к городским соревнованиям по сборке и разборке автомата. У вас в 28-ой, ведь тоже такой кружок есть. И ты, кажется, ходишь.

И что ответить? Сделала полукивок. Вроде как согласилась, а вроде просто головой мотнула, слегка. И непонятно.

— Давай тогда, представь себя на соревнованиях и разбери автомат. А мы на наглядном примере увидим все ошибки, которые допускаются на НВП.

Я пожала плечами. Хоть в руках подержать, а то стало казаться, что прошлой жизни у меня и не было.

— Хорошо, — я развернула АКМ магазином от себя, — командуйте.

Мужчина лет сорока вынул из кармана секундомер и спросил:

— Готова?

Я снова кивнула и он начал обратный отсчёт с тройки.

Были бы руки Синициной, я бы им преподала мастер-класс, а так, показалось, что всё делала очень медленно. Коснулась газовой трубкой стола и пошла в обратном порядке. В принципе, ничего сложного. Для меня это вчерашний день.

— Чего-чего, — проговорил старший лейтенант, когда я присоединила магазин и убрала руки от стола.

Ну да, медленно, ну так я девочка, мне это, по сути, вообще не нужно. Главное, что справилась.

— Паша, сколько там натикало?

Мужик с секундомером в руках поднял на меня глаза, сделал их недоумёнными и повернулся к старлею.

— Не поверишь, Саша, двадцать две с половиной.

Ого. В самом деле, долго. А сколько в СССР была норма? Когда я училась, НВП не преподавали, но, вроде с 23 или 24 года собирались снова ввести в обязательную программу. А я нормами никогда не интересовалась. Мы просто чтобы скоротать время занимались разборкой, спорили на пиво, на коньяк, по-разному было. Все побеждали с переменным успехом.

— А ты уверен, что правильно нажал? — спросил старший лейтенант Саша.

— Да ладно, Сашок, даже визуально было видно, — ответил кто-то сбоку.

— Это что, — спросила озабоченно Людмила Викторовна, — сейчас в школе так обучают?

Ответить никто не успел. В дверях появился мальчишка, которого я мгновенно узнала по вихрастой голове. Он тоже меня узнал и сразу насупился.

— Я, Миронов Николай, — заявил пацан, в упор разглядывая меня, — в этом году заканчиваю десятый класс 55 школы. Мне нужен старший лейтенант Титов Александр Владимирович. Через месяц соревнования состоятся по разборке автомата Калашникова, и я пришёл повысить свои показатели.

Картина маслом. Все уставились на вихрастого, как на привидение.

Первым выпал из задумчивости мужик с секундомером, которого Александр назвал: Павлом.

— А сейчас какие у тебя показатели, — поинтересовался он у мальчишки.

— Я отличник, — заявил пацан и смерил меня презрительным взглядом, — семнадцать секунд, но до соревнований хотел бы довести до 15.

Все дружно замолчали. Никакого гудения, только сосредоточенные лица.

— Ты вот, что, Миронов Николай. Ты сейчас иди домой, он сегодня занят. А завтра обязательно тебе позвонит и назначит время, — сказал Павел и подтолкнул пацана к выходу.

Мальчишка посмотрел на стол, на котором лежал автомат и глянул на меня ещё более озлобленным взглядом, но молча удалился.

Первой заговорила Людмила:

— Ты тоже отличница? — спросила она у меня.

— Нет, — помотала головой, — хорошистка.

— Это что, получается, — продолжила тему Людмила, — в прошлом году Женька из Фрунзенского получил грамоту за первое место, когда уложился в 25 секунд, а в школе за это тройки ставят?

Я скукожилась. Но ведь пацан тоже в 17 секунд укладывается, а хочет за 15 это делать и что не так?

— Я в субботу в школу не пойду, — внезапно заявил Александр, — хорош я там буду со своей демонстрацией. А потом выйдет вот такая, — он кивнул на меня, — да надо мной вся школа ржать будет. И не только надо мной. Вы себе ситуацию представили?

Дослушать мне не дали. В комнату заглянул сержант Стёпа и поманил пальцем. И я бочком выскользнула в коридор под разгорающийся спор.

— Идём, тебя Илья Спиридонович зовёт.

Кабинет майора был ещё хуже, чем моя комната. Побелённые стены, у входа металлическая вешалка, два стола расположенные буквой «Т», кушетка как в больнице, стеллаж с папками и огромный сейф. У него даже кресла не было, сидел на обыкновенном стуле.

Сплошной хаос и разорение.

— Садись, — он мне кивнул на стул, но я уселась на край кушетки.

— Твоя информация подтвердилась. Было такое. И дальше?

И я, вздохнув, заговорила. Рассказала про вторую девушку, которая числилась пропавшей, потом про третью.

— Подожди, — он меня перебил, — ты хочешь сказать, что знаешь, где находится вторая?

Я пожала плечами и, облокотившись на стену, закрыла глаза. Вновь рассыпались веером карты, и я мысленно перевернула вторую.

Очнулась, почувствовав, что меня кто-то трясёт.

— Опять? — Илья Спиридонович сидел рядом, — и давно ты так можешь?

Я помотала головой.

— Несколько дней.

— Почему сразу не сообщила?

— Что? Что могу слышать голоса и находить покойников? А меня в дурдом никто не отправит после такого заявления?

Илья Спиридонович потёр лоб.

— Пока никому не будем говорить. Только я и ты. Поняла?

Я согласно закивала.

— И где находится вторая?

— Давайте мы вторую оставим пока в покое. Она лежит там уже месяц и ничего ей не будет, если полежит ещё сутки.

— Не понял. Что значит, не будем. Ева — это преступление и об этом нужно сообщить.

— Сообщим, завтра. Мёртвые могут подождать. Всё дело в том, дядя Илья, сегодня вечером он убьет четвёртую.