Оторва. Книга третья

Глава 1

Слава Богу, он не сверлил меня глазами. Скорее назвала бы его взгляд растерянным. И как мне казалось, даже не слушал, что ему втирала очкастая мымра.

А учитывая, что она это крутила по третьему кругу, я вообще отключила от неё своё внимание. Представила, что держу в руках айфон и мотаю ленту про котиков, тем более, у уважаемого директора, Пал Палыча, физиономия была точь-в-точь, как у моего кота Барсика. Когда он слопал утиную ляшку, попил молочка и нагадил в углу. А потом не понимал, за что по мордасам надавали? Ведь и ляшку и молоко обнаружил в своей тарелке и не воровал. А то, что нагадил, так про то давно забыл.

Вот и смотрел совершенно растеряно. В полной непонятке.

Единственное что пришло на ум директору, когда он внял, о чём идёт речь, отправил своего секретаря, красивую длинноногую барышню, с экзотическим именем Тория, в 22 кабинет, за классным руководителем класса в котором училась возмутитель спокойствия, Бурундуковая Ева. То бишь я.

Тамара Афанасьевна влетела в кабинет директора, проскочила мимо меня и Люси, стояли как манекены в углу около стеклянного шкафа с книгами, и сразу с порога, всплеснув для приличия руками, заявила:

— Павел Павлович, вы же знаете, всего два урока в день для повторения главных материалов мало. Произношение хромает. Неужели нельзя обсудить второстепенные нюансы после консультации? И если вы по поводу олимпиады, то повторюсь. Считаю, что должна ехать Бурундуковая. Её мелкие недочёты с лихвой восполняются именно произношением. Тем более она уже не в больнице, она дома, я с ней лично вчера общалась, — Тамара Афанасьевна замолчала, видимо только сейчас заметив около стола директора англичанку.

И оглянулась. На Люсю, перевела взгляд на меня и её брови встали почти вертикально. Она прокашлялась и, развернувшись к директору, спросила:

— Павел Павлович, а что случилось?

Ответить пан директор не успел. Ольга Павловна выпятив вперёд свой широкий подбородок, отчего он стал казаться квадратным как у мультяшного героя Карла Фредриксена, даже очки почти совпали, вылила на наши головы в четвёртый раз историю, приправив сочными подробностями для убедительности.

Захотелось перебить и откреститься от некоторых слов, которые я точно не произносила, но потом решила не вмешиваться в речь оратора. Зачем? Может она не доживёт до 2007 года и не сможет поучаствовать в шоу Гарика Мартиросяна. Пусть хоть здесь себя потешит.

Тамара Афанасьевна, наклонив голову градусов на двадцать вниз, словно заинтересовавшись узорами на полу, простояла около минуты. В оцепенении что ли? Потом развернулась вполоборота и, встретившись взглядом со мной, спросила:

— Это правда, Ева.

Я ответить не успела.

— А я, по-вашему, лгунья⁈ — заорала очкастая мымра, — вот значит как!

— Да подождите вы, Ольга Павловна. Тамара Афанасьевна просто хочет уточнить некоторые моменты. Правильно я понимаю? — и взгляд Пал Палыча почему-то остановился на мне.

— Что тут уточнять? Консультация сорвана и теперь это время не восполнить.

Вот же чучело. Или все Павловны такие? Мгновенно вспомнилась тёзка этой зануды, что вчера меня голой назвала. Лет через десять, тоже будет сидеть на скамеечке перед подъездом, и хаять девчонок.

— Ева?

Ах да, вопрос. Сбила с мысли каракатица.

Кивнула.

Тамара Афанасьевна ещё раз кашлянула и сказала:

— Так, давайте этот вопрос будем решать потом, а сейчас, — она глянула на нас, — марш по классам. После уроков обсудим.

— Не-не-не, — я отрицательно мотнула головой.

Какой на хрень французский. Я ни слова не знаю, а Ева первый претендент на олимпиаду. Мне там вообще не выкрутиться.

— Что, не-не-не, — передразнила меня классная, напомнив интонацией Пантелеймоновича.

— Я не могу, никак не могу. Два языка одновременно не усваиваются. А английский для меня важнее.

— Видели? — поддакнула мымра.

— Но как же так, Ева? А олимпиада? А Куба?

Куба? Причём тут Куба? Еву на Кубу решили отправить? За каким? И на Кубе основной язык испанский, а в 1977 году на острове полно школ было, где изучали русский. Какое отношение имеет французский? Или Куба не про то?

Не определилась. А олимпиада? И что? Это же не олимпиада французского языка. Иностранных. Так и сказала.

— На английском? — в голосе Тамары Афанасьевны прорезались нотки ревности.

— Ну да, — я дважды кивнула.

Классная несколько секунд смотрела на меня ошарашено, потом задала главный вопрос:

— А где ты учила английский?

И что ответить? Самоучка? Сомнительный ответ. Но я ведь даже не предполагала, что в СССР учили двум иностранным языкам. Я училась в трёх разных школах, и в каждой был только английский. А здесь я знаю только одного преподавателя — мымру очкастую. Но вот совсем не верилось, если я ткну в неё пальцем и скажу: мол, она меня втихаря учила последние два года, что такой ответ прокатит.

Так ещё они втроём припечатали меня своими взглядами к стене как гвоздями.

— Моя мама учит, — внезапно пискнула Люся.

— Мария Александровна? — заинтересовался Пал Палыч, а Ольга Павловна превратившись в каменную статую, поджала губы, ещё сильнее увеличив подбородок.

— Да, — подтвердила Люся, хотя, что там подтверждать, раз директору она знакома, да и Тамара Афанасьевна приняла растерянный вид.

Вот только как мне реагировать на неожиданную помощь? Пнуть Люсю незаметно в бок и сказать: «Браво, Киса».

— И давно? — спросила классная.

— Почти два года, — ответила я быстро, чтобы подружка не ляпнула, что не в тему.

— Ну, тогда чего проще, — внезапно повеселел Пал Палыч, — давайте проверим её на профпригодность. Ольга Павловна, подготовьте назавтра несколько текстов и устных упражнений. Тогда и будем решать, что делать дальше.

— Но позвольте, — взвизгнула мымра, — я считаю этот вопрос невозможно решить вот так, парочкой текстов. Ученики, чтобы достигнуть знаний, пять лет обучались. Я думаю нужно поставить вопрос на совет комсомольской дружины.

Мне отчаянно захотелось ударить старую кошёлку чем-нибудь тяжёлым. Вот причём здесь какая-то комсомольская дружина? В СССР что, шагу нельзя было без комсомола сделать?

Спас мымру от расплаты опять Пал Палыч.

— Ольга Павловна, вы что, хотите создать пример для подражания? Чтобы ученики начали бегать из одной группы в другую, потому что не хотят изучать, как там, язык лягушатников? Почему, кстати, лягушатников? Это как-то связано с бассейном?

— С бассейном? — переспросила я. Какая связь? Но, — может и с бассейном, — подумав, согласилась, — если там разводят лягушек.

Они втроём опять припёрли своими зенками меня к стене, а потом и Люся стала помогать. В СССР французов не называли лягушатниками? Не знали, что те предпочитали есть на обед?

— Потому, что они лягушек едят и тому подобное, — сказала и обвела всех взглядом.

Точно не знали. Аж вспучились дружно.

— Какой бред, — заявила мымра, — и Павел Павлович. Я всё-таки требую: созвать педсовет и поставить вопрос о недостойном поведении Бурундуковой на комсомольской дружине. Зачем, скажите на милость, советский комсомолец изучает ещё один иностранный язык? Я бы ещё и заявила куда следует.

Вот же карга. Как зачем? Через 15 лет СССР квакнет в болото. Ей, понятно, к тому времени место на кладбище нужно будет подыскивать. Чтобы и солнышко светило и тень от деревьев падала, а мне только 30 стукнет. Но про это точно говорить не нужно. Да и думать в таком обществе об этом опасно, а вдруг что вслух ляпну? Поэтому покрутила в голове извилины в поисках чего-нибудь патриотического. Нашла нечто подходящее.

— Как зачем? Язык идеологического врага нужно знать. Вдруг война и я радистка Кэт. Сразу спалюсь и что? Где мне Штирлица искать?

Глаза моих оппонентов сделались ещё больше.

— Какая война, Бурундуковая? Что ты мелешь?

Вот интересно, кто-нибудь заткнёт мымре рот, чтобы вонь не разводила. Орёт, да ещё и при глубокой убежденности в собственной моральной правоте.

Или история с русским разведчиком ещё не вышла на экраны? Да нет, недавно в интернете читала, что легендарному фильму 50 лет. А это, включив калькулятор, сразу определила, он уже лет пять, как будоражит умы советского пролетариата.

У Пал Палыча в глазах появилось нечто вроде теории управляемого хаоса, которое мгновенно накрылось практикой абсурда и с полным отсутствием каких-либо конструктивных задач.

Одну всё-таки выудил. Встал из-за стола и, подойдя к шкафу с книгами, протянул мне небольшой томик.

— Открой где-нибудь в середине и читай. На английском.

Я глянула на обложку. Ну, надо же, третий том — «Война и Мир».

Мы, кажется в последнем классе его проходили. Однако — тест. Все ученики в советское время так могли? Открыл книжку и сразу читаешь с переводом? Но вероятно да, иначе бы мне такой экзамен не устроили.

Не знаю как для Бурундуковой, а для Синицыной раз плюнуть. Разделила пальцем приблизительно на две равные части, пробежала глазами по тексту. Читала в прошлом году, чтобы убедиться, для школы — это неправильное произведение. Тем более по меркам 2022 года оно попадает под 18+. Но всё с тем же, тупым упорством заставляют несовершеннолетнюю молодёжь изучать это произведение. Его многие и в сорок лет понять не могут.

Зачитала полстраницы, на мой взгляд, слишком бегло. Но за два года, в принципе, такое вполне возможно. Глянула на Пал Палыча.

— Видите, — опять взъелась очкастая, — сколько ошибок. Я ведь говорила.

— В каком месте? — я аж подпрыгнула.

Мымра буквально выхватила книгу из рук и, тыкая пальцем в текст, стала разглагольствовать. И при этом каждый раз, поднося раскрытый том к лицу Пал Палыча.

— Что за бред, — не выдержала я, — это вопросительное предложение, а вы ставите подлежащее перед сказуемым. Это не я, а вы ошибаетесь.

— А ведь верно, — спохватился Пал Палыч, — Ольга Павловна, как же так?

Она снова сплющила свой рот. Наверное, нужно будет ей сказать, чтобы не поджимала губы, а то и так красотой не блещет, а тут полный Франкенштейн.

— Ну, значит так, — резюмировал пан директор, — Люся, в класс, Тамара Афанасьевна и Ольга Павловна, я вас не задерживаю.

Классная фыркнула и удалилась. За ней вприпрыжку ускакала Люся.

— Бурундуковая, выйди в приёмную, — заявила мымра и когда я удалилась, с силой захлопнула за мной дверь.

Но, вероятно, вместо того, чтобы приблизиться к директору, осталась стоять на месте, и потому каждое её слово было отчётливо слышно.

— Павел Павлович, так нельзя и вы это прекрасно понимаете. В прошлом году на олимпиаду поехало шесть человек, но в десятку вошла только Бурундуковая. И бронзовую медаль школе досталась благодаря ей. А это, как вы помните, премии, бесплатные стенды и путёвки. А у меня радикулит и в Сергеевку мне просто необходимо поехать. Мне нужны грязи, ванночки и массаж. А поэтому, вы просто обязаны настоять на своём. Что это значит, не будет она на французском изъясняться. Мала ещё спорить с взрослыми. А если на английском у неё ничего не получится? Вы хотите лишить коллектив премии? Нет, Павел Павлович, я этого не позволю. Я доведу дело до комсомольской дружины, я напишу в райком комсомола, но её заставят выкинуть дурь из головы.

Я охренела. Я то думала уважаемая Ольга Павловна, мымра недоделанная, за школу ратует, а она, коза драная за свой карман переживает. Радикулит у неё. Точно до 2007 не доживёт.

Сбоку раздался смешок. Я обернулась.

Тория развалившись на стуле и прикрыв рот рукой, смеялась.

— Бурундуковая, я никому не скажу, — шёпотом произнесла она, продолжая хихикать.

Я опять болтаю вслух? Синицына, когда-нибудь это тебя погубит.

Я кивнула в ответ и тоже улыбнулась. Девчонке лет 19–20. Юбочка, расклешённая до середины бёдер. Грудь, поменьше, чем у Евы, но вполне. Красивые карие глаза, одним словом секси. И, наверняка, мымру тоже терпеть не может.

— Ты и вправду сама выучила английский? Слышала, как ты на нём шпарила. Я со школы вообще ничего не помню, хотя по-иностранному имела твёрдую четвёрку.

— Мне нравится языки изучать, — я пожала плечами.

Она покивала.

— Везёт, а у меня нет терпения, даже книжку почитать. Вот только что тебе скажу. Ты давай сейчас не дави на английский, — она приподняла двумя пальцами кипу листов А4, — я уже все списки составила, с характеристиками и личными достижениями. Горюнов завтра должен отвезти в райком и у меня нет никакого желания это перепечатывать. А ты мелькаешь примерно на 15 страницах.

— Чего? — не поняла я, — какие списки?

— Как какие? На XI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. Ты не помнишь? Ну, ты даёшь. Для тебя что, поездка на Кубу, всё равно, что в соседнее село махнуть?

Ага. Значит про Кубу — это всё же остров. И каким боком здесь Бурундуковая? Осторожно поинтересовалась.

— Как каким? В прошлом году делегация из Франции, забыла? В Вадул-луй-Водах было какое-то авиа представление. И среди них присутствовал прославленный француз, граф, — Тория подняла палец в потолок, — участник эскадрильи Нормандия-Неман. Герой Советского Союза. Ты спела песню, написала как раз для французов и растрогала графа до слёз. А на фестивале будут присутствовать ветераны Великой Отечественной войны. И из Франции. Вот граф через посольство попросил, чтобы ты спела эту песню, — девушка наклонилась ко мне и зашептала, — для сопровождения выделили всего три места, так тут химичка с физичкой сцепились. Ходят слухи, что таскали друг друга за волосы. Всем хочется на Кубу, — и она подмигнула, — так что оставь английский в покое.

Мамочка моя родная. В каком покое? Куда эту дуру Бурундуковую занесло? Уж лучше б с пацанами вино с горла трескала, больше пользы было бы. Поэтесса недоделанная.