Оторва. Книга 6

Глава 4

Каренин припарковал автомобиль прямо за импровизированной трибуной, обдав стоящих на небольшом помосте (если его можно было так обозначить — что-то сколоченное из досок высотой сантиметров двадцать) сначала пылью, которую ветер отнес на членов президиума (или кто они на самом деле), а потом автомобиль чихнул большим облаком черного дыма.

Мне-то было абсолютно все равно, да и моей одежде. Она давно перестала походить на военную форму, и в ней я больше была похожа на окруженца из сорок первого года, который не меньше месяца бродил по тылам немецко-фашистских захватчиков и при этом активно строил козни интервентам.

Когда пыль и дым рассеялись, я разглядела майора Истомина, который стоял с открытым ртом, переводя взгляд с капитана на меня. Вероятно, узнал Каренина и рот открыл лишь для того, чтобы наорать на подчиненного за такой драйв, но тут его взгляд зацепился за меня. Скорее всего, не узнал: видела себя в зеркальце автомобиля, хоть лицо и отмыла, выглядела не ахти. Даже мысль в голове мелькнула, что Каренин целоваться отказывался именно по этой причине. Побоялся — с ведьмочкой, а вдруг через рот своим шаловливым язычком проклятие на него наложу или порчу. Глупости! Если бы что и могла — то только приворот. Вспомнила шарик Пантелеймоновича: вот прям очень бы пригодился.

А вот гимнастерка, которая единственной была похожа на себя, и притягивающее внимание декольте майору явно показались знакомыми, и он на них заострил свое внимание. Особенно на последнем. Сделал шаг в мою сторону, позабыв, что находится на каком-то возвышении, и едва не клюнул носом в землю. Сориентировался мгновенно — на то он и майор. Чтобы не упасть, стал быстро передвигать ножками, в результате чего покрыл расстояние, разделявшее нас, за считанные секунды и придавил своим животом меня к автомобилю, уткнувшись лицом, в силу своего роста, в идеальную подушку безопасности.

Ойкнула. Хотя какой к черту «ойкнула», взвизгнула голосом Бурундуковой. Ребра еще от пинка Каренина не отошли, а тут повторно и снова об дверь, с той лишь разницей, что теперь с наружной стороны. Но и слава богу, майор недолго наслаждался прелестями Бурундуковой (ну да, так и считала их, хотя уже несколько недель они и принадлежали вроде как мне), оторвал голову, но глазами продолжил исследовать то, куда его лицо так удачно приземлилось. Об Синицыну мог и нос сломать, а тут и в самом деле повезло. Самортизировало.

Поднял всё же глаза. Удивлённо-возбуждённые. Сразу и не поняла, от чего: по мне соскучился или из-за того, что сиськи мне лицом помял?

И, слегка заикаясь, выговорил:

— Бурундуковая! Живая!

Я попыталась отодвинуть майора, а когда не удалось, промямлила:

— Не совсем, Александр Николаевич (выяснила у Каренина, как зовут замполита), и если вы меня немедленно не отпустите, умру от асфиксии. У меня уже и первые симптомы проявились: тошнота и лёгкое головокружение.

От чего я могу умереть, даже если майор не понял, то главное уловил: от человека, которого тошнит, нужно стоять подальше, и отступил назад не меньше чем на метр, дав возможность сделать глубокий вдох.

Но освобождение моё длилось недолго. Замполит рассматривал меня меньше минуты, а потом то, что маленький и кругленький, совершенно не помешало ему сграбастать меня в охапку.

Возможно, будь я на шпильках, ему это вот так сходу сделать не удалось бы, но босоножки я оставила на сиденье в автомобиле и стояла по форме вольно, подогнув коленки, он и воспользовался моей беззащитностью. Облобызал и щёки, и по-брежневски трижды приложился к губам, оставив неприятный запах спирта вперемешку с табаком.

Читала у одного классика, что от мужчины должно пахнуть не одеколоном, а именно вот такой угарной смесью. Он бы у жены своей поинтересовался: сильно ли её возбуждают подобные ароматы? Ким Бейсингер после съёмок в фильме «Девять с половиной недель» очень точно охарактеризовала этот момент в одном интервью: целуешься словно с пепельницей, в которую по ошибке плеснули немного дешёвой водки.

Может, они с Микки под конец что-то не поделили, и она ему в отместку такое выдала, но по мне — именно так.

Хорошо хоть майор на каждый поцелуй не тратил больше секунды, а то если бы как мы с Карениным, то отыскал то, что целой ротой разыскивали почти сутки. Бездыханное тело Бурундуковой.

С удивлением обнаружила среди членов президиума, с интересом разглядывающих меня, мымру в своих очёчках от Карла Фредриксена. Кто бы сомневался, что она и сюда пролезет со своим горлопанским голосом! Смотрела на меня поверх очков, как Грейс Кулидж на призрак Линкольна из окна жёлтой овальной комнаты, а потом потянулась к карману и выудила пузырёк с таблетками. Мелькнула мысль, что сейчас завалится на стоящего рядом Валерика, куда ж без него, и бедную скрутит судорогой. Бывший жених (теперь уж точно бывший после горячих губ Каренина), вероятно, тоже об этом подумал, глядя на англичанку, которая косилась в разные стороны, разыскивая себе опору, и на всякий случай отошёл, встав за спиной Истомина. Очередь занял, решив на радостях меня обслюнявить. Разве так встречают внезапно воскресшую невесту?

Майор перевёл взгляд на Каренина и дрогнувшим голосом спросил:

— Женя, ты где её отыскал?

— В ЗИПовой, — раздался за спиной весёлый голос капитана, — сидела на ящиках, ела торт и запивала водой.

Народ вокруг оживлённо заговорил. Я узнала девушку из одного из прибалтийских автобусов, тоже находящуюся среди главных устроителей слёта, но остальные мне были совершенно незнакомы. Да и её узнала по одной причине: очень напомнила мне лицом Наташу, жену «Старого», только в молодости. И хоть в юности Наташу никогда не видела и познакомились мы, когда ей уже хорошо за тридцать стукнуло, — сразу обратила внимание на внешнее сходство ещё там, в расположении части, случайно скользнув по незнакомке взглядом. Девушке было не больше двадцати пяти, и Наташей, разумеется, быть не могла, так как сама Наталья должна была родиться только в следующем, 1978 году. Просто навеяло. Ведь и сам «Старый», муж Наташи, сейчас размазывал сопли и готовился в сентябре отправиться в первый класс. Даже защемило где-то внутри. Теперь, если нам когда-нибудь удастся пересечься, — уже я буду старой.

Задумалась и не заметила, что Валере наконец удалось протиснуться ко мне, даже ручки стал протягивать, но в этот момент между ним и мной втиснулась Люся с мокрым от слёз лицом и смеющимися глазами. Обхватила меня за шею, что-то гундося себе под нос. Я тоже обняла подружку, вероятно, единственную, кто любил Бурундуковую просто так, за то, что она существовала, а не за какие-то особые заслуги.

— Ева, — замполит попытался вклиниться между нами, но, сообразив, что это практически невозможно, обратился ко мне из-за Люсиной спины, — как тебе удалось спастись?

— Товарищ майор, — я криво усмехнулась, — я точно не буду крутить по второму кругу свои приключения. Давайте потом соберёте всех желающих, и я одним махом удовлетворю любопытство каждого.

— Замечательно, — обрадовался Истомин, — я уверен, что после того, как все узнали о твоём поступке, каждому присутствующему здесь комсомольцу будет интересно: что руководило тобой в момент опасности? Какие мысли были в твоей голове, и думала ли ты о том, что можешь погибнуть? И как тебе удалось выбраться из горящего бензовоза, спастись? И, — он нахмурил брови и добавил, — где ты находилась почти двадцать часов, что тебя не могли найти? Пойдём, тут и микрофон есть.

— Но позвольте, — встряла в разговор мымра, — Александр Николаевич, вы ничего не забыли? День открытия слёта, и раз Бурундуковая жива и здорова, наверное, не стоит откладывать это мероприятие на завтра. А о её небывалых приключениях мы можем и в другой день послушать. Никуда не денутся её расказки.

Грубовато, конечно, отнеслась англичанка к моему воскрешению, но в данный момент готова была сама её расцеловать. Стоять целый час и расписывать, как я героически спасалась от огня бегством, совершенно не было никакого желания. К тому же уже темнело. Мне тупо хотелось добраться до душа и снять с себя грязные плавки, которые уже начинали натирать ляжки.

Ну и главное: мы с Карениным не закончили начатое.

Не успела подумать о нём, как капитан оказался рядом и заговорил полушёпотом:

— Товарищ майор, пока не совсем стемнело, было бы неплохо Еву с журналистами свести. Я что-то Жерара не вижу. Пусть они у неё интервью возьмут и снимков понаделают, пока она в таком виде. Вы же понимаете, как это нужно.

Истомин стащил с головы фуражку и потёр лоб.

— Дело, конечно, правильное. Но вот какая заковырка: этот месье Жерар укатил в обед в Симферополь. Машину за ним прислали. Всё пытался выкупить у меня «Комсомолку», ту самую. А потом к Евгению Петровичу пристал. Не знаю, сколько он ему пообещал, но укатили они вдвоём. Ты когда мне рапорты привёз, их уже не было. Но фотограф из «Комсомольской правды» здесь где-то. Пошёл менять плёнку в кассете. Пусть отшлёпает пару кадров.

Каренин помрачнел.

— А из журналистов только «Черноморский» остался? Этому не дадут тиснуть, это уж точно, пока весь разбор не закончится.

— Будем надеяться, что Евгений Петрович завтра вернётся, — ответил Истомин. — Говоря словами Штирлица: «Время пока терпит». — И, развернувшись ко мне, спросил: — Но как ты умудрилась спастись? В двух словах мне скажи.

Меня опередил Каренин.

— Не поверите, товарищ майор. Сиганула с обрыва.

— Как с обрыва? — опешил Истомин. — Вот конкретно где бензовоз взорвался?

— Так точно, — подтвердил капитан.

Замполит перевёл взгляд снова на меня.

— Вот прямо там, вниз-вниз?

Пожала плечами. Высоко, да. Но в моё время даже соревнования устраивали с высоты поболее. Да и не поверю, что местные не прыгают со скал.

Истомин достал из кармана платок уже не первой свежести и вытер выступившие на лбу капли пота. Оглянулся на Каренина и совсем тихо произнёс:

— Но там же глубины чуть больше двух метров. — И снова глянул на меня: — Никто не поверит. Это невозможно. Разбилась бы.

— Чуть больше двух метров? — переспросила и, вспомнив свои ощущения, уверенно заявила: — Нет. Я глубоко ушла, метров на шесть, не меньше.

— В расщелину угодила, — выдохнул Каренин. — Других вариантов нет. Везучая девчонка. Всю дорогу сюда только об этом думал.

— Но она же шириной всего два метра и далеко от скалы, — возразил майор. — Если её даже днём флажками обозначить, никто не решится прыгнуть, да ещё с такой высоты.

Я, когда в море бухнулась, по сторонам не смотрела. Сразу вверх голову задрала, всплывая. Осталось в памяти: очень удивило, с какой скоростью огонь распространялся. А на самом деле, как выяснилось, освобождался обзор, когда двигалась к поверхности.

Почувствовала, как по спине потёк ручеёк. Это же сколько удачи у меня накопилось, чтобы такой квест выполнить с первого захода? И понятно стало, почему Женька был такой заторможенный.

— Нужно, товарищ майор, — донёсся словно издалека голос Каренина, — чтобы вы в Симферополь позвонили. Пусть экспертов пришлют из главного ведомства. А иначе не докажем.

— Сам поеду, — ответил Истомин, — тут звонком не отделаться. Будут несколько дней согласовывать, — он замолчал, внезапно сообразив, что вокруг нас начал собираться народ, — давай, делайте фотографии и ко мне в палатку.

Пришлось прождать ещё минут двадцать, пока фотограф нарисовался и сделал освещение. За это время меня окружили не только ребята и девчонки из нашего отряда, а организовалась огромная толпа, и каждый старался стиснуть в своих объятиях. Даже подумала в какой-то момент: хотят закончить то, что не успел замполит, когда прижал меня к автомобилю.

Каренин выручил, пробившись ко мне, попросил разойтись. За ним протиснулся и фотограф. Очень вовремя, потому как голова начала пухнуть от количества вопросов, задаваемых с разных сторон.

Фотограф отщёлкал десяток кадров, заставляя принимать самые героические позы, после чего я в сопровождении Люси спряталась в палатке, пообещав, что обязательно проведём брифинг и я отвечу на все вопросы. Потом, когда-нибудь.

А в первую очередь мне нужно было добраться до душа и смыть с себя всю грязь, накопившуюся за пару дней.

Я ещё отмывалась, когда раздался громкий голос мымры, идущий из динамиков. Она приказала всем отрядам встать в периметр и приготовиться к торжественному открытию военно-патриотического слёта, посвящённого 60-летию Великого Октября.

Зацепило. Когда мы приехали, на всех плакатах было что-то связанное с комсомолом, и военрук об этом не раз говорил. А тут уже нечто другое. Хотя первый плакат, встретивший меня в этой жизни на стене алиментары, кричал именно об Октябре.

Дёрнулась, когда внезапно яркий красный свет залил кабинку, в которой я нежилась под струёй воды, прикрыв глаза. Первая мысль, пришедшая в голову, была: «Где-то вспыхнула ещё одна цистерна».

Вот только куда-то бежать и спасать мир желание не появилось. Всё, чего я хотела, — доползти до своей койки и вырубиться. Ещё наркомовские кто налил для здорового сна, и совсем было бы замечательно.

И в это время громкий звук, напоминающий взрыв, долетел до моих ушей. Едва голой не выскочила из кабинки.

Но в следующее мгновение тёплый, изящный голос громко произнёс:

— Уважаемые комсомольцы! Вас приветствует вокально-инструментальный ансамбль «Скоморохи».

Чем-то голос Александра Градского напомнил. Может, и не обратила бы внимания, но у меня его песня из фильма «Поговорим, брат» на смартфоне стояла, и каждый входящий начинался с неё. И не просто песня. Эксклюзив. Он её лично для меня исполнил на гитаре в день своего 70-летия. И снова внутри защемило.

Мы в тот день реально опаздывали, но «Старый» убедил меня сделать крюк, сообщив, что Александр Градский в честь своего юбилея даёт грандиозный концерт. И раз уж мы так удачно оказались, не иначе как волею судьбы, в Красногорске, должны заскочить и поздравить именинника с юбилеем, а иначе Наташа ему, «Старому», по ушам надаёт, если он этого не сделает.

Каким образом удача оказалась на нашей стороне, я и без «Старого» прекрасно поняла, но связи никакой не обнаружила. И причём тут Наташа, окончательно поставило в тупик.

Но когда нас без проволочек пропустили за кулисы и перед нами предстал легенда русского рока, я мысленно пообещала Ивану всю башку расколупать. Мог же предупредить, прекрасно зная моё отношение к Градскому. Первая встреча, а я не в платье и на каблучках, а в горке и армейских ботинках. Сюрреализм полнейший.

Но Александр принял нас радушно, не обратив на мой конфуз никакого внимания. Даже обрадовался, увидев перед собой женщину в форме, и не поленился чуть нагнуться и поцеловать мою ручку, чем совсем загнал в краску.

Он принял наши поздравления, поинтересовался, как дела у Наташи, а узнав, что она вместе с детьми будет третьего дня в Москве, очень обрадовался. Неожиданно вышло. А я и не предполагала, что Наташа приходилась Александру дальней родственницей.

И вот в этот момент у меня заиграл телефон. Нужно было видеть лицо Градского, когда я, быстро достав смартфон, отключила его, бурно извиняясь.

В тот вечер мы со «Старым» опоздали, потому как Градский достал шампанское и разрешил мне называть его Сашей. Мы выпили на брудершафт, а потом он исполнил ту самую песню на гитаре. Ну да, он сразу распознал во мне почитательницу своих талантов и честно признался: если бы я была в платье и на каблуках, он не обратил никакого внимания.

Наверное, поэтому я не стала колупать голову напарнику.

А вот про скоморохов впервые слышала, хотя где-то читала, что в семидесятых годах этих «ВИА» было в СССР как собак нерезаных.

Но вот нашли же время эти дудочники песни распевать! А я ещё мымру расцеловать хотела за то, что избавила меня от роли рассказчика и организовала открытие слёта. Чёрт бы её побрал!

Я сплю замечательно, вот только засыпать предпочитаю в тишине, а потом хоть куранты пусть бьют.

Вышла я из душа уже злая как зверь под громкий голос шоумена, который продолжал развлекать народ шуточками.

Люся меня ожидала в компании нескольких девчонок, среди которых была уже знакомая узбечка.

Увидев моё выражение лица, она сразу кинулась с расспросами:

— Ева? Что случилось? Ты не ранена?

О, первая, кто поинтересовался моим здоровьем, хоть и не сразу. В XXI веке меня бы уже давно оттранспортировали в больницу и устроили консилиум по поводу того, как меня лечить и, главное, от чего.

Я отмахнулась.

— Слишком громкий звук, я же не засну.

— Ты устала? — озабоченно поинтересовалась подруга, — А я думала, ты на открытие слёта пойдёшь. Сейчас танцы будут.

— Потом отдохнёшь, — поддержала подругу Садия.

— Конечно, пойдём, — сказал невесть откуда взявшийся Виталик.

— Там классно будет, — подхватила Инга.

— Нет, ребята, вы уж извините, но я хочу спать, — сказала я и замерла, прислушиваясь.

— Что? — спросила Люся, увидев, что я встала как вкопанная.

— Тихо, — проговорила я, ещё не веря своим ушам, — Ты слышишь?

Девчонки завертели головами, а из динамиков полилось до боли знакомое: «Оглянись, незнакомый прохожий…»

— Это же Саша Градский! Он что, здесь⁈