Отморозок 4

Глава 1

Поздний ноябрьский вечер. От заснеженного Курского вокзала отошла почти пустая электричка. В холодном, не отапливаемом вагоне, на жесткой деревянной скамейке сидит молодая парочка, парень и девушка. На вид оба — типичные студенты до двадцати лет. Парень высокий и тощий. Он одет в коротковатое ему черное пальто, серые брюки, на голове у него старая меховая шапка, а на ногах потертые черные ботинки. Рядом с ним сидит миловидная девушка, одетая в импортную курточку, синие джинсы и белые ботиночки с меховой опушкой. Парень и девушка так увлечены своей беседой, что ничего вокруг себя не замечают. Кроме них в вагоне едет замотанная в серый шерстяной платок старушка в старенькой черной шубе из искусственного меха. Чуть дальше сидит какой-то солидный гражданин в дорогом пальто с пушистым меховым воротником, и с коричневым кожаным портфелем, лежащим у него на коленях. Еще подальше вглубь вагона едет припозднившаяся мамаша с двумя мальчишками-карапузами лет пяти-шести, а напротив этого семейства, засунув руки в карманы, дремлет молодой парень в черном полупальто с поднятым воротником и в надвинутой на глаза черной кепке. Рядом с ним на сидении лежит туго набитая спортивная сумка.

Электричка, набирая ход, быстро прошла через центр, без остановки миновала Кусково и остановилась на станции Новогиреево. Там в заиндевевший вагон ввалилась шумная компания подвыпивших молодых людей из пяти человек. Заводила в расстегнутой несмотря на мороз теплой куртке, из-под которой торчал толстый ручной вязки шерстяной свитер, сразу заметил сидящих рядышком студентов. Весело подмигнув своим спутникам, он, немного покачиваясь, направился к ним.

Незнакомец грузно сел напротив парня и девушки и, вольготно развалившись на скамейке, стал буравить их тяжелым взглядом. Его приятели, громко гогоча и обмениваясь шутливыми тычками под ребра, расположились на свободных сидениях через проход рядом. Шустрый худой парнишка в черном ватнике и начищенных до блеска кирзовых сапогах вытащил из объемистого звенящего пакета «Жигулевское» пиво и, ловко открыв бутылки об спинку сидения, раздал их остальным. Парни, прихлебывая пиво из бутылок, и перебивая друг друга, стали вспоминать весело проведенный вечер, с интересом искоса поглядывая в сторону своего лидера и сидевшей напротив него парочки. Они ожидали представления, заранее зная, что последует дальше.

Парочка при появлении шумной компании явно напряглась и притихла. Девушка испуганно поглядывала на сидевшего напротив громилу и крепко сжимала руку своего спутника. Тот старался держаться спокойно, но по всему было видно, что и ему сейчас не по себе.

— Вечер в хату, — прервал установившееся молчание усевшийся напротив парочки громила. — Ну а что вы сразу замолчали? Что, вам моя компания не нравится? Давайте мы с вами за жизнь побазарим, пока доедем до места. Кто такие? Куда едете?

— Студенты мы, едем до Реутова, — неуверенно отозвался парень и, поднимаясь со скамейки, настойчиво потянул за руку девушку. — Пойдем Надя, нам как раз сейчас выходить.

— Да куда вы так торопитесь, давайте чуть дальше вместе проедем, познакомимся, пообщаемся, пивка попьем у нас его с собой полно, — громила вытянул ногу и, положив ее на противоположное сидение, закрыл парочке проход.

— Выпустите нас, пожалуйста. Нам нужно сейчас выходить. Мы домой торопимся, — привлекая внимание остальных пассажиров, повысив голос, сказал студент, и нервно посмотрел по сторонам в поисках поддержки.

Бабушка в шубе, сидевшая неподалеку, привлеченная громким разговором, тут же встрепенулась и вскочила со своего места.

— А ну отпусти ребят, ирод! Чего ты к ним привязался? Видишь, они домой торопятся.

Мужик с портфелем напряженно смотрел в окно и как будто ничего не слышал. Мамаша с малышами притихла, обхватив их руками, словно наседка, защищающая своих цыплят. А сидевший спиной к разворачивающимся событиям парень в кепке, не оборачиваясь, вытащил руки из карманов полупальто, хрустнул пальцами, и неторопливо качнул вправо-влево шеей, разминая затекшие мышцы. Потом он, вытащив из кармана полупальто тонкие кожаные перчатки, стал не спеша натягивать их на руки.

— Сиди молча, старая карга, и в окно смотри, чего ты лезешь, куда тебя не просят, — небрежно бросил старушке один из четверки пивших пиво парней.

— Мама твоя карга, щенок, — тут же презрительно бросила в его сторону бабуля. — Молод еще сопляк со старшими так разговаривать.

Электричка тем временем остановилась на станции Реутово. Громила напротив парочки, развалившись на скамейке, все также преграждал ногой путь на выход и презрительно улыбаясь, смотрел снизу вверх на побледневшего студента и его девушку, испуганно жмущуюся к своему спутнику.

— Выпусти их, сволочь, я сказала, — не унималась мужественная старушка, вновь вступившись за студентов. — Вот я сейчас милицию вызову, они тебе покажут, как к детишкам приставать.

— Да я их не держу, пусть себе идут, у меня нога болит, согнуть не могу, — весело осклабился бабуле детинушка и, снова взглянув на парочку, тяжело добавил. — Если торопитесь, перешагните через ногу и идите, куда вам надо.

Парень сделал попытку перешагнуть через ногу детинушки, но тот согнул ее, и студент, не успев среагировать, случайно задел коленку своего визави ботинком.

— Извините, — испугался студент, одернув ногу назад, умоляюще смотря на ощерившегося оппонента.

— Да ты в конец оборзел, сучара! — Моментально вскипел тот и второй ногой сильно пнул парня в бок, опрокидывая того на скамейку. — Я же тебя как человека попросил, перешагни, а ты, сука, все брюки мне испачкал. Сейчас ты всю эту грязь языком слижешь. А твоя телка будет тебе помогать, чтобы не скучно было.

— Слышь ты, шмурдяк, оставь парня и девчонку в покое, пока я тебе твой мутный глаз на жопу не натянул.

В проходе между сидениями стоял тот самый парень в кепке, который сидел напротив мамаши с детьми. Он спокойно смотрел на опешившего от такого обращения детинушку и многозначительно потирал ладошкой левой руки костяшки кулака на правой. Компания детинушки тут же притихла, ожидая реакции своего лидера на подобную дерзость. Реакция не заставила себя долго ждать. Детинушка, выпучив глаза в праведном гневе, рванулся с места к обидчику, раззявив щербатый рот в крике.

— Ты кому это, падла, сказал? Мочи его, суку!

Парень в проходе дождался, когда противник встанет со скамейки, и тут же резко пробил ему мощный фронт-кик правой ногой прямо в солнечное сплетение, отбрасывая того назад на скамейку. Остальная компания рванула со своих мест вперед в атаку. Узкий проход между рядами сидений не давал им возможности обойти парня с флангов, поэтому в проходе сразу образовалась маленькая пробка из желающих посчитаться с дерзким обидчиком. Атакующие бестолково размахивали руками и отчаянно мешали друг другу, а парень в проходе успешно этим пользовался, раздавая точные удары кулаками тем, кто вырывался вперед из общей кучи малы. Электричка уже отошла от станции и набирала ход. В окнах мелькали заснеженные поля, а в холодном вагоне кипела яростная схватка одного против пятерых. Парочка студентов испуганно забилась в угол к окошку. Детинушка уже отдышался после пропущенного удара в солнышко и, ревя как медведь, неуклюже полез через спинки сидений, чтобы зайти обидчику в тыл.

К этому моменту в проходе на полу уже валялся один из нападающих, отрубленный наглухо ударом кулака в челюсть. Двое других пытались достать парня размашистыми ударами своих пудовых кулачищ. Парень, защищаясь, постоянно качал маятник и делал подставки локтями, поэтому атакующие все время мазали и сразу получали в ответку, но тоже пока вскользь. Еще один из гопкомпании, тот самый худой дрыщ, который раздавал друзьям пиво, перескочил таки через спинку сидений со своего края и, разбив пустую бутылку о скамейку, попытался атаковать получившейся розочкой противника в бок. Полупальто защитило парня от ранения, но оказалось пропорото острыми краями разбитой бутылки.

Получивший неожиданный удар розочкой в бок парень отшатнулся от второго тычка дрыща и тут же атаковал того жестким стаптывающим ударом ребром ступни в колено сбоку. Колено дрыща с хрустом подломилось, и тот, уронив свое оружие, с диким воплем от сильной боли в выломанном коленном суставе, рухнул на грязный пол. Детинушка, наконец перелезший через сидения с другой стороны, воспользовался тем, что парень отвлекся на дрыща и был вынужден отмахиваться от двух его приятелей, нанес резкий и сильный удар парню в голову, опрокидывая того на сидение. Воодушевленный своим успехом, он вместе со своими дружками кинулся, чтобы добить парня. Но тот, ловко извернувшись, упал на лавку спиной и успел подтянуть колени к груди, чтобы сразу резко выстрелить обеими ступнями летевшему на него противнику точно в голову, отправив того в обратный полет. Детинушка, нарвавшись на встречный удар, мешком отлетел назад и, стукнувшись затылком об угол спинки сидения, и потеряв сознание безвольно, как сломанная кукла, сполз на пол.

Двое оставшихся на ногах нападающих не дали парню встать с сидения, а зажав его в углу, стали изо всех сил молотить кулаками, пытаясь вырубить своего оказавшегося в ловушке противника. Тот, сумев сесть на лавке, и прижавшись спиной к спинке сидения, довольно успешно уклонялся и ловил их удары на локти, закрывая свою голову, при этом пиная их ногами в живот и по ногам. На какой-то момент установилось шаткое равновесие. Двое хулиганов мешали друг другу, и никак не могли нанести четкие прицельные удары. Они тяжело дышали и постоянно матерились, в ярости от того что у них не получается забить парня, да и тот не будь дураком, очень ловко перекрывался, не давая попасть себе по голове и отпинываясь ногами, тем самым стопоря своих противников. Но и он, сидя на лавке, не мог нормально вложиться в ответный удар, чтобы выключить хоть кого-то из нападающих.

Наконец, улучив удобный момент, парень нырнул под размашистый удар сбоку противника, который перекрывал ему дорогу к проходу, и мощно оттолкнувшись правой ногой от пола, быстро ушел влево. Пока хулиганы находились в замешательстве, еще не поняв, куда внезапно делась их жертва, он подскочив сзади, сильным толчком с подсечкой швырнул одного нападающего на другого. Агрессоры как кегли завалились на сидение один на другого, и парень налетел сверху, нанося жесткие акцентированные удары кулаком в затылок тому, кто оказался наверху. Вскоре тот обмяк, привалив собой второго, которому тут же несколько раз прилетело в челюсть успокоительное от нападавшего.

Отчаянный бой, который длился не более пары минут, вдруг резко закончился. Парень, тяжело дыша, остановился, посмотрел на своих недавних противников, которые больше уже не представляли опасности, и, разглядев на полу свою слетевшую в драке кепку, поднял ее. Отряхнув грязь ладошкой, он одел кепку на голову. Посмотрев на ошалевших соседей по вагону, он громко произнес:

— Граждане пассажиры, прошу всех соблюдать спокойствие. Хулиганы примерно наказаны добровольной дружиной по охране правопорядка в подвижном составе. Прошу вас перейти в другой вагон и по возможности вызвать милицию для их задержания. Всего вам хорошего и счастливого пути.

Прихватив свою спортивную сумку с сидения, парень легко повесил ее на плечо и засунув руки в карманы полупальто, быстро пошел по проходу на выход. Электричка уже тормозила на станции Салтыковская. Спасенная парочка кинулась за ним следом.

— Спасибо вам большое! Вы настоящий герой, — крикнула девушка уже ему в спину.

На что тот, оглянувшись, смущенно улыбнулся и на прощание просто махнул рукой, показывая, что мол, пустое это все.

Выйдя из электрички, я потер скулу, в которую прилетел удар детинушки, и, нащупав приличную опухоль, чертыхнулся про себя. Больно блин. Вот же-ж скотина, мало я ему дал, надо было ему гаду еще и руку сломать для науки. Хотя, то как он лежал, когда я выходил из вагона, говорило о глубоком нокауте. Хорошо бы он там вообще кони не двинул. Все же в полете он крепко приложился затылком об жесткую деревянную спинку сидения. Будем надеяться, что голова у него чугунная, мозгов в ней мало и он благополучно отлежится. Поймать на пустом месте себе проблемы с милицией мне вот никак не улыбается. Советское правосудие всегда носило обвинительный характер, и за превышение необходимой самообороны мне легко пятерик впаяют за милую душу. Никто не будет разбираться, что этих ублюдков было пятеро, и что они могли меня запросто забить до смерти. Судья будет настаивать, что я, как комсомолец, должен был их сначала уговорить вести себя хорошо, и только потом, если бы добрым словом не получилось, тогда, как самбист разрядник, я должен был скрутить их и сдать в милицию, не принеся вреда драгоценному здоровью хулиганов. Вот только ни один судья не скажет, как это можно сделать практически. Здесь даже Федору Емельяненко пришлось бы их валить наглушняк, не считаясь со степенью воздействия на хрупкие организмы асоциальных элементов.

Ладно, это все лирика к делу не относящаяся. Теперь мне нужно как-то побыстрому свалить отсюда, не привлекая излишнего внимания. Сойдя с перрона, я увидел видавшую виды «шестерку», одиноко приткнувшуюся у сугроба рядом с закрытым ларьком Союзпечати. Из приоткрытого окошка водительской двери время от времени выходил легкий дымок и мелькал огонек сигареты. Я подошел к машине и, наклонившись к приоткрытому окну, вежливо спросил у водителя:

— Шеф, до Балашихи сколько возьмешь?

— А там куда? — окинув меня внимательным взглядом с головы до ног, спросил водила — крепкий седоволосый мужик в потертой рыжей дубленке.

— В центр, на Ленина.

— Чирик, — немного подумав, сказал водила.

— Пойдет, поехали, — кивнул я и, обойдя машину сзади, сел на переднее пассажирское сидение, поставив сумку с вещами себе на колени.

Десять рублей от Салтыковки до Балашихи дороговато конечно, но мне нужно поскорее свалить со станции, не мозоля тут никому глаза. Моя поездка к симпатяше Верочке в поселок Купавна на сегодня накрылась медным тазом, ну и да фиг с ней с этой поездкой. Свобода мне явно дороже, чем амурные дела.

Хорошо прогретая машина, вильнув задом на скользкой дороге, сорвалась с места, а я, разморившись после холодного вагона электрички в теплой машине, впал в полудрему, вспоминая события уже почти прошедшей осени.

После завершения акции с цехом Вахо, я провел в Краснодаре целую неделю, прежде чем решился вернуться домой. На этот раз я жил в гостинице, умудрившись все же заселиться туда, накинув дежурной двадцать пять рублей сверху. Всю ту неделю я два раза в день тренировался на местном стадионе, благо погода была хорошая, медитировал в парке и много гулял по старому городу. За все время я пару раз звонил матери, рассказывая ей о своих отношениях с несуществующей девушкой Олей. Между делом я интересовался обстановкой. Никто меня не искал, и никаких необычных происшествий вокруг нашего дома не было.

Кроме мамы, у меня был еще один сторожок в виде Славки и Игоря. Перед отъездом я попросил их понаблюдать за обстановкой вокруг нашей квартиры, привлекая к наблюдению еще парней с нашей группы, но особо не вдаваясь в подробности. Поэтому, вернувшись, я первым делом поехал не домой, а к Игорю в институт. Встретив обрадованного моим возвращением Игоря после третьей пары, я подробно расспросил его об обстановке и, удовлетворенный ответом, что ничего подозрительного замечено не было, рванул домой. Приятель попытался узнать у меня причину моего внезапного отъезда, и зачем были нужны такие предосторожности. Я, усмехнувшись, ответил, что у меня снова была стычка с некими нехорошими людьми, но теперь все хорошо и никаких дополнительных стрелок с ними проводить не нужно. Игорь, в ответ, только покачал головой и ничего мне на это не сказал.

Потом, кратко пересказывая последние новости, он упомянул, что по слухам где-то за городом недавно была перестрелка, где положили много народа, а потом, через несколько дней около цыганского поселка расстреляли каких-то очень авторитетных цыган. Я выслушал все это с бесстрастным лицом, как будто меня это никак не касалось.

Зато колесики в моей голове бешено закрутились. Машину цыган расстреляли не просто так. В СССР случаи применения огнестрельного оружия были чрезвычайно редкими, и причина для расстрела должна была быть очень веской. Если предположить, что это была месть цыганам, как предполагаемым поджигателям и убийцам Хорька сотоварищи, то все ложится в цвет. Скорее всего, люди Вахо, не имея возможности вычислить истинного виновника, постреляли цыган наугад. Теперь все кому надо знают, что хозяин города, потеряв начальника службы безопасности, пару боевиков и важный актив в виде цеха не скис, а сразу же ответил ударом на удар, и готов показательно покарать любого, кто покусится на его владения. Вахо далеко не дурак, чтобы остановить поиски истинных виновников произошедшего, и после этой показательной акции его люди по любому будут рыть землю носом. Ну и пусть роют. Вчерашний школьник Юра, да еще и ударенный по голове монтировкой, никак не может быть связан с прошедшими событиями.

Виновников произошедшего будет усиленно искать и милиция. Два массовых расстрела, произошедших один за другим в короткое время, с вероятностью в сто процентов привлекут внимание Москвы. Возможно, оттуда приедут следователи, чтобы помочь местным милиционерам в расследовании. Тут есть тонкий момент, мент из Москвы Казанцев знает, что я искал Марину и знает, что мне известно описание человека, который вывозил тело Марины из ее квартиры. Свяжет ли он это описание с Хорьком? По идее не должен, Казанцев вообще-то служит в другом ведомстве. Его епархия — это экономические преступления, а тут убийство. Хотя, если связать сгоревший накануне неподалеку цех и три трупа на двух «волгах», которые появлялись у цеха во время пожара, то можно и протянуть ниточки. Если грамотно пошарить на пепелище, то можно найти не сгоревшее до конца оборудование, ту же фурнитуру от джинсов и понять, что это был за цех. А дальше связать московских БХССников и убойщиков в одну команду и начать это дело крутить по полной. Вот только опять же, ну не подходит мальчик Юра на роль боевика, который это все мог провернуть. У нормального опера или следака, такое допущение просто в голове не поместится. Тут уж нужно напрягаться Вахо, это ведь его цех и его люди. Но как бы то ни было, мне нужно поскорее валить из этого городишки, слишком уж я тут наследил.

Дома я огорошил мать известием, что с Олей у меня ничего не вышло и вообще, Краснодар — это не тот город, где я хотел бы остаться, масштаб для меня не тот. Что теперь я нацелен на Москву и на поступление там в институт. Для этого я собираюсь поехать туда, и устроившись работать на завод, усиленно готовиться на вечерних курсах к поступлению в следующем году в институт. Мать, конечно, была в шоке, но я умею быть убедительным, да и мое желание работать и учиться в Москве ее порадовало. Она немного опасалась, что я могу влипнуть в какую-нибудь неприятную историю, но все же согласилась, что так будет для меня лучше. Я ведь последние месяцы был то на море, то в Краснодаре и ничего плохого со мной не случилось. Наоборот, я почти совсем оправился от травмы и теперь готов к новым свершениям.

Мысли о Вахо и о Потапове я пока задвинул на самый край сознания. Вахо свое уже получил, а до «оборотня в погонах» — полковника Потапова я еще доберусь. Мне надо выждать некоторое время, чтобы никто не связал недавние события в подпольном цехе Вахо и то, что произойдет с этим полканом. Говорят, что месть — это блюдо, которое подают холодным, ну что же, пусть она хорошенько остынет. Потапов никуда не денется, я привык платить свои долги. Пусть этот долг еще немного подождет, пока уляжется шумиха с моим сольным выступлением на складской базе.

Я снялся с места всего через неделю после своего возвращения из Краснодара. За это время я закрыл все свои насущные дела. Подготовил погрустневшим парням план тренировок на ближайший год и помог им договориться об аренде подвала для тренировок в холодный период. Старшим остался Игорь. За время наших совместных занятий он очень сильно спрогрессировал как боец, а за время моего отсутствия, он показал себя отличным тренером. Надеюсь, что под его руководством, основанная мной маленькая секция не захиреет и переживет годы запрета восточных единоборств, чтобы впоследствии стать полноценной сильной школой ММА. У парней есть все шансы. Сумма аренды подвала составила пятьдесят рублей в месяц, что ребятам было вполне по силам, но я все же оплатил аренду по май включительно, сделав маленький прощальный подарок своим ученикам.

Матери я оставил, несмотря на ее возражения, пятьсот рублей. Оставил бы и больше, но она и это-то брать не хотела, говоря, что мне в Москве деньги нужнее будут. Пришлось мне проявить настойчивость, и мать, в конце концов, сдалась.

В Советском Союзе существовал институт прописки, согласно которому любой человек должен был проживать по месту своей прописки и, переезжая на длительное время в любой город, он должен был выписываться у себя в паспортном столе и прописываться по новому месту жительства. В моем случае, проблемой было то, что в таких городах, как Москва, Ленинград, Киев и некоторые другие, прописаться было почти невозможно. Хуже всего было с пропиской в Москве. Официально прописаться было только несколько возможностей, и все они были проблемными.

Первая — это жениться. Жениться на москвичке или выйти замуж за москвича было заветной мечтой многих провинциалов или провинциалок со всего необъятного Союза. Вот только москвичи и москвички в своей массе не горели желанием прописывать на своей дефицитной жилплощади иногородних. Поэтому вопрос женитьбы и прописки реально решить можно было только большой любовью или большими деньгами. Две три — тысячи рублей и ты обладатель штампа в паспорте о браке, и что гораздо более важно для тебя — штампа о московской прописке.

Жениться меня пока не тянет, да и денег мне на это жалко. Пару-тройку тысяч за эту услугу потенциальная «невеста» у меня точно запросит. У меня, после всех растрат, оставалось чуть более девяти тысяч рублей. В принципе, даже три тысячи рублей за фиктивный брак для меня не смертельно, но зачем торопиться связать себя узами Гименея, да еще и за деньги? Весной мне, вполне возможно, придется уйти в армию, и заплаченные деньги просто пропадут, потому как ты прописываешься на жилплощади «жены» не навсегда, а только на определенное время, согласно договору.

Вторая возможность получить московскую прописку — это стать «лимитчиком», то есть устроиться на какой-нибудь завод. Крупному промышленному центру всегда нужны рабочие руки, и при желании можно было устроиться на несколько десятков заводов и получить койко-место в общаге. Немного поразмыслив, я откинул и этот путь. Что такое жизнь в общаге, я прекрасно знаю, и она меня никак не прельщает. К тому же работать на заводе мне тоже не очень-то и хотелось. Слишком большие ограничения и слишком плотный надзор за простым работягой. Я же, в конце концов, не хочу делать карьеру на заводе. В свете предстоящей перестройки, развала СССР и скорого закрытия многих предприятий, до директора завода я точно не дорасту, а выбиваться в ИТР, совмещая работу и учебу на вечернем, мне тоже не нужно.

Был еще один легальный путь задержаться в Москве — устроиться в ЖЭК дворником или сантехником. На эти довольно не престижные должности в Москве всегда набирали приезжих. В мое время, в Москве будущего, многочисленные таджики заняли почти все вакансии дворников. Сейчас, в это время, среди дворников много татар, чувашей и мордвин. Работа тяжелая, малопочетная и мало оплачиваемая, но как плюс, дворнику обычно полагалось служебное жилье, какая-то комнатушка на первом этаже или вообще в полуподвальном или подвальном помещении. Конечно, не хоромы, но первое время пожить можно.

Именно вариант с устройством в дворники в ЖЭК я и решил рассмотреть поподробнее. Да, по началу мне придется попотеть и помахать метлой и лопатой, но зато у меня откроются некоторые возможности, которых я не получу на заводе. О возможностях можно подумать позже, а пока нужно попасть в славную когорту работников метлы и лопаты.

Я, пружинистым шагом, буквально взлетел по ступенькам панельной девятиэтажки на улице Сталеваров, ведущим к отдельному входу с вывеской «Жилищно-эксплуатационная контора № 16 ЖКУ КЭО г. Москвы». Открыв тяжелую скрипучую дверь на тугой пружине, протиснулся в освещенный тусклой лампочкой длинный коридор и уверенно двинулся вперед. Бам! Отпущенная мной дверь, разогнанная неумолимо сжимающейся пружиной, чуть ли не до первой космической скорости, едва не наподдала мне под зад. Хорошо, что я не стал ловить ворон на проходе, а то могло бы получиться весьма забавно, если бы я кубарем покатился по полу, сшибленный с ног массивной дверью. Как интересно сюда ходят жители района, особенно преклонного возраста?

— Кого еще там черт принес ни свет, ни заря? — Из открытой двери справа по выкрашенному зеленой масляной краской коридору высунулась женская голова в мелких кучеряшках, крашенных в медный цвет хной, и раздраженно уставилась на меня. — Там же ясно написано, что прием населения у нас по вторникам с десяти до четырнадцати часов!

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался я с мощной женщиной лет сорока на вид. — Вам дворник или сантехник на работу не нужен?

— А ты что, сразу и дворник, и сантехник в одном флаконе? — Ехидно поинтересовалась она у меня, показавшись из-за косяка двери полностью.

Женщина была одета в толстый голубой свитер под горло и синие джинсы, заправленные в рыжие полусапожки. Размеры местной обитательницы потрясали. Блин, ей бы с такими габаритами только шпалы ворочать или мешки с мукой таскать, причем сразу по два, по одному под каждой мощной ручищей. Рядом с такой дамой я буду казаться просто задохликом. Это была не просто крупная дама, это была женщина-богатырь, из тех, «что коня на скаку остановит и в горящую избу войдет».

— И электрик тоже, — кивнул я, удивленно прицокнув от масштабов увиденного.

— Ну, заходи сюда, и электрик тоже, — довольно усмехнулась женщина, увидев мои потрясенные глаза, и вильнув массивными бедрами, скрылась в комнате.

Я зашел вслед за ней и увидел заставленную обшарпанной мебелью комнатку с заваленным серыми папками подоконником. За столом около окна сидел усталый худосочный блеклый мужчина в поношенном сером костюме. При моем появлении он поднял голову и оценивающе осмотрел меня с ног до головы. Встретившая меня в коридоре женщина села массивной задницей прямо на прогнувшуюся под ее весом крышку второго стола, стоящего напротив первого, и с интересом уставилась на меня.

— Давай рассказывай, дворник, сантехник и электрик, кто такой, откуда прибыл, чего хочешь? — Строго потребовала она.

— А чего рассказывать, — развел руками я. — Я приехал из города Энска. В этом году закончил школу, но по болезни не успел никуда поступить. Сейчас уже выздоровел и приехал в Москву работать и учиться.

— Поступать значит хочешь? — Подал со своего места голос мужчина в костюме. — А куда если не секрет?

— В МЭИ. Московский энергетический институт, — как можно солидней сказал я.

— Это который на Красноказарменной что ли? — Вскинул густые брови мужчина.

— Ну да, — кивнул я.

— Солидно, — отзеркалил мне кивок собеседник.

— Звать-то тебя как? — Снова встряла в разговор женщина, сидящая на столе.

— Юра, — начал было я, но тут же поправился. — Юрий Костылев, комсомолец, семнадцать полных лет, образование среднее.

— А почему именно дворником решил стать? Почему не на завод, АЗЛК или не на ЗИЛ, например?

— Не хочу идти на завод, — честно ответил я. — Мне будет удобней дворником или сантехником. Я ведь хочу в следующем году поступать в институт на вечерний. Мне готовиться надо, и потом, когда поступлю, хочу так же работать и учиться, совмещая. Ну и к тому же, я знаю, что дворнику положено служебное помещение для проживания, для меня это тоже немаловажный фактор.

— А ты, однако, не дурак студент, — засмеялась женщина.

— Я пока еще не студент, — улыбнулся ей я.

— Так будешь, я по глазам вижу, ты умненький, — усмехнулась она и добавила. — Меня зовут Валентина Павловна, я инженер по эксплуатации.

— Виктор Семенович, руководитель этой богадельни, — представился сидящий за столом мужчина. — Так говоришь ты и в сантехнике и в электрике соображаешь?

— Да, — утвердительно кивнул я. — Могу и кран починить, и засор пробить. По электрике розетки делаю, могу проводку тянуть, еще много что могу.

— Где научился?

— Чему-то отец научил, — честно ответил я, имея в виду своего настоящего отца. — Чему-то трудовик в школе, да и вообще приходилось в старших классах подрабатывать себе на карманные расходы, вот и поднатаскался.

— Ну что же неплохо, — кивнул мне Виктор Семенович. — Служебное жилье дворнику, конечно, полагается, только у меня сейчас все служебные квартиры заняты. Есть одно помещение, но условия, я тебе прямо скажу, там спартанские. Да и зарплата дворника не сказать, чтобы очень большая — семьдесят пять рублей всего, а работать надо будет много. Ну что, не передумал?

— Да нет, — пожал плечами я. — Работы я не боюсь, а со спартанскими условиями жизни как-нибудь разберемся.

Мужчина кинул взгляд на сидящую на столе женщину-инженера.

— Валь, покажи ему пятый участок и помещение в полуподвале, что у нас сейчас пустует. Если все устроит, пусть идет оформляется и поскорее приступает к работе, — начальник ЖЭКа строго посмотрел на меня. — С документами, я надеюсь, у тебя все в порядке?

— Конечно, — радостно кивнул я, еще не веря, что с первого же захода я нашел работу и жилье.

Помещение, которое мне выделили под проживание, находилось в полуподвальчике пятиэтажной панельной хрущевки. Вход в него был с обратной стороны здания. Бетонные ступеньки вели вниз на небольшую площадку, которая, как и сами ступеньки, была засыпана битыми стеклами, бычками и разнообразным мусором. На площадке рядом находились две стальных двери. Здесь ощутимо воняло мочой. Инженер по эксплуатации подошла к той что слева, достала ключ из кармана куртки и сделала несколько оборотов в замке, а потом дернула за ручку. Стальная порядком поржавевшая дверь, по которой, судя по отпечаткам, кто-то бил ногами в ботинках, поддалась не сразу, но устоять перед богатырским напором инженера по эксплуатации не смогла и с протяжным жалобным скрипом открылась.

Внутри была большая, метров двадцать пять комната, оклеенная старыми подранными местами зелеными обоями. С левой стороны было выделенное внутри комнаты отдельное помещение с деревянной окрашенной белой масляной краской дверью — это, скорее всего, санузел. На полу в комнате лежал серый линолеум с какими-то непонятными желтыми пятнами причудливой формы. Свет, падавший из небольшого грязного окна у потолка, скудно освещал бедненькую обстановку моего нового пристанища. Там был желтый продавленный диван с прожженной местами обивкой, старый ободранный стол и два таких же ободранных стула. Рядом со столом стояла, как ни странно, вполне приличная газовая плита. В общем, гадюшник как он есть.

— Ну что, конечно здесь не хоромы, — весело сказала мне Валентина Павловна, которая по дороге сюда кратко очертила мне круг моих новых обязанностей. — Но ты и не барин, чтобы жить в хоромах.

— Ну да, — задумчиво сказал я, прикидывая про себя, сколько денег мне придется сюда вложить, чтобы по минимуму обустроить жилье. По ходу не так уж и много, рублей в пятьсот-семьсот влезу. Понять бы теперь, что с санузлом, это помещение, судя по остальному, потребует максимальных вложений.

Я подошел к отгороженному внутри комнаты помещению и, включив свет, открыл дверь. Это действительно был санузел, со стенами, обложенными обвалившейся местами синей кафельной плиткой. Из сантехоборудования небольшой душевой поддон и со старым краном и высокой штангой душа, старая жестяная раковина, покрытая ржавым налетом, и такой же старый порядком загаженный унитаз с металлическим бачком, стоящим на высокой трубе. Ну да, так и есть — работы здесь непочатый край.

— Ну что, студент, подходит тебе такая жилплощадь? — Ехидно спросила меня Валентина Павловна, подошедшая сзади.

— Подходит, — со вздохом ответил я и уточнил. — Я тут могу сделать небольшой ремонтик за собственные средства?

— За собственные деньги можешь делать все, что твоей душе угодно, — ухмыльнулась Валентина Павловна. — Хоть Эрмитаж здесь сделай, главное чтобы у тебя на участке порядок был.

— А что тут за вторая дверь? — поинтересовался я, когда мы вышли из помещения.

— Да ничего особенного. Там просто помещение забитое разным хламом. Оно уже давно пустует без дела.

— А можно посмотреть? — Я сделал умоляющие глаза.

— Ладно, можно, — сдалась Вера Павловна и найдя нужный ключ на связке открыла второе помещение и включила свет.

Это полуподвальное помещение было площадью раза в три больше соседней служебной квартиры и в нем было уже три забранных решётками оконца. Стены были кирпичные, пол бетонный, а по дальней стене шли трубы отопления и канализации. В нем было сухо и тепло. Примерно одну треть помещения занимал разнообразный бытовой и строительный хлам.

— Вера Павловна, а вот это все нужно? — кивнул я на хлам.

— Да поэтому мусору давно помойка плачет, только выкинуть это некому, да и особо никому это и не надо. Все равно помещение никак не используется. У нас таких подвалов по району много. — пожала плечами инженер.

— У меня потом к вам будет шикарное предложение по этому подвальчику — туманно сказал я, обдумывая некий перспективный план.

— Эй парень, просыпайся, приехали, — вырвал меня из дремы настойчивый голос.

Я вскинулся, не понимая, где нахожусь, и с трудом сфокусировав глаза на каком-то мужике в дубленке, сразу все вспомнил. Я только что навалял гопникам в электричке и вышел в Салтыковке, на всякий случай, скорее всего я там перестарался и кого-то покалечил. Уже там на станции я подошел к бомбиле на белой «шестерке» и сейчас он привез меня в Балашиху.

— Спасибо, шеф! — я поблагодарил шофера, положил на панель приборов десять рублей и вышел из машины.

«Шестерка» тут же отъехала от тротуара и, совершив лихой разворот, убыла в обратном направлении. А я, закинув сумку на плечо, засунул руки в карманы полупальто и бодрым шагом пошел на станцию, чтобы успеть на последнюю электричку до Москвы. Я специально не поехал до самой станции чтобы, если милиция начнет опрашивать водителя, мои следы затерялись в Балашихе.