Внешняя орбита планетоида KX-1128.
Радиус удержания: 4200 км (за пределами сектора обнаружения).
Исследовательский крейсер корпорации «Сварог», борт CL-05, серия «Альтаир». Лабораторный модуль 3/5.
Бортовое время: 07:42.
— Да уж… Подкинул парнишка нам проблем… И недели не прошло…
— И что теперь? Программу придётся сворачивать?
— Сворачивать? Нет, конечно! Цели не достигнуты, миссия не выполнена… Перезапускаем. Стандартная процедура, ничего необычного.
— А нам не нужно для этого получить одобрение руководства или какой-то официальный приказ?
— Ну какой приказ, стажёр?! Я же сказал — это стандартная ситуация, прописанная в инструкции. По протоколу — первые три загрузки на наше усмотрение, если ничего внештатного не произошло, и наши агенты себя не скомпрометировали. А они не скомпрометировали.
— А как же эта… — молодой парень, лет двадцати, с копной рыжих волос и едва заметным пушком усов на верхней губе, недоумённо нахмурился. — Капитан отдела К9? Соколова, вроде.
— А что с ней? — удивлённо посмотрел мужчина лет пятидесяти в белом лабораторном халате и бейджиком «Старший научный сотрудник Гаврилов С. А.» на сидящего рядом с ним за мониторами рыжеволосого парня.
— Агенты признались ей в том, что они подставные лица.
— Ну и что? Больше они ничего не сказали. А то, что они подставные… Так это можно списать на психологические расстройства или даже на банальный розыгрыш. Ничего внештатного не произошло, — повторил Гаврилов, — всё в рамках допустимого сценария.
— Ну а хотя бы причины провала узнать нужно? — не сдавался рыжеволосый парень с надписью «Стажёр» на бейджике.
— Мы их знаем. Случайность, неудачное стечение обстоятельств, погрешность… Такое бывает. Ничего необычного. Подай мне вон тот планшет.
— Этот?
— Да… Угу… Сейчас проведём калибровку, прогоним стандартные тесты, подберём оболочку и сделаем перезапуск… Так… Что тут у нас… Погоди… А ну-ка, давай, помогай! Держи… — Гаврилов сунул электронный планшет в руки стажёра и вальяжно развалился в своём кресле.
— И что мне с ним делать? — растерянно пробормотал парень.
— Займись поиском подходящей оболочки для нашего подопечного… Задай нужные параметры… Вот здесь и здесь… — ткнул мужчина пальцем в экран планшета. — И включи поиск.
— Параметры?
— Чёрт! Чему вас только учат… Пол — мужской, биологический возраст — от 20 лет… Сниженные жизненные показатели… Вот тут нажми… Да… Молодец! Понимаешь, что мы ищем?
— Ну… В общих чертах.
— Понятно… — вздохнул учёный. — Система ищет слабые мозговые импульсы — людей на грани смерти, в коме, умственно отсталых или в депрессии, а ты задаёшь основные параметры. Что сложного?
— Да ничего… Мне просто не по себе оттого, что у меня за спиной на столе голый мужик лежит и блымает глазками, — попытался оправдаться стажёр.
— Это не мужик, а био-оболочка для временного хранения разума агента, — вздохнул Гаврилов. — А лежала бы на столе голая баба, — учёный снисходительно усмехнулся, — тебе было бы легче?
— Ну… Возможно, — парень неуверенно пожал плечами.
— Ладно, не обращай на него внимания. Он безобидный.
— Точно?
— Точно.
— А если он сейчас вскочит с места и начнёт нас душить?
— Не вскочит. У этой оболочки все мышечные функции отключены. Это просто искусственная, бесполезная болванка с поддержкой жизнедеятельности и минимальной мозговой активностью.
— А нельзя просто хранить его сознание на сервере? Зачем использовать живое тело?
— На сервере? Ты фантастики перечитал, парень? — снисходительно усмехнулся Гаврилов. — Нет рабочей технологии, способной держать разум человека на сервере в виде цифры, без потери качества и постепенной деградации. Попросту нет! На данный момент био-оболочка, как временное хранилище — это самый надёжный и единственный способ.
— Ясно… — виновато протянул стажёр. — Я просто думал…
— Думал он! — перебил Гаврилов. — Ты вообще понимаешь, как работает эта технология?
— Ну-у-у… Био-оболочка — это аналог носителя информации. Жесткий диск, только не цифровой, а белково-нуклеиновый. Информация, разум с био-носителя копируется…
— Не копируется! — скривился Гаврилов. — Она полностью переносится. В этом и разница между цифрой!
— Да, точно, — смутился стажёр. — Разум носителя переносится с био-оболочки в разум живого носителя. Био-оболочка остаётся пустой и готовой к новой записи. Если агент погибает или активность его мозга падает ниже определённого порога, срабатывают наши аварийные сенсоры и система выгружает его сознание обратно на био-болванку. Но получается… — задумчиво нахмурился рыжеволосый парень и замолчал.
— Я знаю, о чём ты сейчас подумал.
— Эту технологию можно использовать, чтобы жить вечно? — осторожно произнёс стажёр. — Просто переносить свой разум из одной оболочки в другую? Одно тело состарилось, ты переписываешь разум в новое — молодое и сильное, и живёшь дальше?
— Не всё так просто, — поморщился Гаврилов. — Проблема в том, что лишь один процент людей переживает процедуру био-переноса сознания. Должен совпасть целый ряд факторов — нейропластичность мозга, высокий уровень IQ, гибкость мышления, низкий нейротизм, отсутствие эго-структур, квантовая когерентность. И наши агенты как раз и есть этот один процент. Ну и самое главное — механизмы нейронного самосохранения не позволяют просто так переписать или выгрузить сознание человека на био-болванку в любой момент. Это можно сделать только в момент критической опасности или смерти. Этот защитный механизм организма — одна из главных загвоздок.
— Да уж… Ну, может оно и к лучшему…
— Воистину! — усмехнулся Гаврилов и кивком головы указал на экран планшета. — Что с поиском?
— Ещё ищет…
— Ясно. Хорошо… — задумчиво произнёс учёный, придвинул кресло к терминалу и забегал подушечками пальцев по сенсорной клавиатуре. — Хм… Интересно… — нахмурился он.
— Что-то не так? — встрепенулся стажёр.
— Какая-то аномалия… Да ты сам глянь! — повернул Гаврилов огромный монитор с диаграммами и графиками в сторону рыжеволосого парня.
— И что я должен тут увидеть? — нахмурился стажёр.
— Мозговые волны… Вот здесь и здесь… Такое впечатление, что он всё слышит и осознаёт… Вот! Смотри! Опять! Он явно занервничал! Видишь этот пик?
— Угу…
— Это любопытно… — вскочил со своего места старший научный сотрудник, подошёл к лежащему на столе обнажённому, худощавому телу с отсутствующими первичными и вторичными половыми признаками, и склонился над его бледным неподвижным лицом, пощёлкав пальцами перед глазами. — Эй! Ты тут? Грабовский! Или как там тебя… Хм… Похоже, он в сознании. Странно…
Учёный ещё несколько секунд постоял над телом, задумчиво пошебуршил пальцами свою окладистую козлиную бородку и вернулся обратно кресло.
— Это не опасно? — опасливо покосился стажёр в сторону подопытного.
— Что именно?
— Ну он же нас слышал, наверное.
— Да плевать! — небрежно отмахнулся Гаврилов. — Временная память всё равно не сохраняется.
— А это вообще нормально? — недоверчиво переспросил рыжеволосый парнишка.
— Хм… Да, это странно. Но не критично. Система никаких сбоев не регистрирует, — внимательно посмотрел Гаврилов на мониторы, — а значит, всё в пределах нормы… Ладно, не важно. Лучше скажи, что там с поиском?
— Всё ещё ищет, — глянув на планшет, произнёс стажёр. — А для чего всё это, Савелий Анатольевич?
— Что именно? — почесал Гаврилов макушку.
— Для чего мы внедряем агентов в колонию?
— Хм… У тебя уровень допуска какой? — надменно глянул учёный на своего стажёра.
— Третий. Вот! — парень с гордостью извлёк из нагрудного кармана халата прозрачную карточку с зелёной голограммой цифры «3» по центру. — Вчера вечером получил.
— Хм… Третий… — задумчиво покачал головой учёный. — И тебя не ввели в курс дела?
— Только в общих чертах. Сказали что-то про промышленный шпионаж и…
— Мы не занимаемся промышленным шпионажем, — не дал договорить парню Гаврилов, с опаской глянув на видоискатели камер под потолком. — Это корпоративная разведка и аналитика перспективных технологий.
— Да, точно! — усмехнулся стажёр. — И какую перспективную технологию мы анализируем в этой отсталой колонии у чёрта на куличках?
— В этой отсталой колонии, как ты выразился, генетикам удалось кардинально модифицировать геном человека, усилить регенеративные функции человеческого тела, подавить механизмы клеточного старения и обеспечить организму практически неограниченный ресурс обновления. По сути, если говорить простыми словами, жители колонии KX-1128 получили потенциально бессрочный жизненный цикл с вечной молодостью. Как тебе такое от отсталой колонии у чёрта на куличках? — усмехнулся Гаврилов.
— Неплохо! — восхищённо покачал головой рыжий парнишка. — А почему Корпорация просто не купит эту технологию у колонистов?
— Нельзя, — поморщился Гаврилов. — Есть определённый перечень того, чем может торговать колония. И технологии в него не входят и не будут входить ещё лет сто, согласно Декларации Независимости Свободных Колоний.
— Ну, можно тогда просто высадиться на планете, похитить их специалистов, выкачать информацию и подтереть память, — усмехнулся рыжеволосы парень. — Технически, это не торговля.
— Ты идиот?! — удивлённо вытаращился на собеседника Гаврилов. — Напомнить тебе, кто у нас сейчас у руля и кто занимает должность генерального Канцлера Содружества?
— Госпожа Третьякова, — поморщился стажёр. — Старая сука!
— Вот-вот! — усмехнулся старший научный сотрудник Корпорации. — Бабка очень скора на расправу, и методы у неё будь здоров…
— Не, ну а как они узнают? Местные пожалуются? Если всё сделать тихо, то и не к чему будет придраться.
— Лет пять назад мы так и сделали, — вздохнул Гаврилов. — Ты, наверное, не помнишь ту шумиху в новостях, тебе лет пятнадцать было на то время…
— Это когда Корпорация нарвалась на многомиллиардный штраф и два члена совета директоров покончили с собой?
— Именно! Только они не сами покончили, — хмыкнул учёный.
— Не сами?
— Говорят, им помогли…
— Ого!
— Ага! Корпорация тогда решила исследовать технологию квантового переноса материи, разрабатываемую в колонии KX-0057. Группа наших исследователей проникла на объект, получила информацию и подтёрла все следы своего пребывания. А потом оказалось, что за планетой наблюдала Служба Безопасности Канцлера, и мы не первые, кто попался на эту удочку. Корпорация купилась на примитивную провокацию и дорого поплатилась за это!
— Это была провокация?
— А то! Канцлер просто решила пополнить бюджет Содружества за счёт корпоративных средств. Ловко, да?
— Серьёзно? А я не знал! — удивлённо покачал головой стажёр.
— Конечно не знал. В новостях рассказали ровно то, что должны знать простые обыватели. Что жадные Корпорации обидели бедных колонистов и за это были справедливо покараны и оштрафованы…
— То есть, — задумчиво нахмурился рыжеволосый парень. — Сейчас мы ничего не нарушаем?
— Сейчас мы всё делаем по уму! — поучительным тоном произнёс Гаврилов. — Никакого физического контакта, никакого вмешательства или шпионажа с помощью технических средств. Ну кто догадается, что мы загружаем наших агентов в местных жителей? А даже если и догадается, то это невозможно доказать. Агенты с нами никак не связаны и ничего не смогут о нас рассказать. Они ничего не помнят и ничего не знают. Всё чисто!
— Кстати об этом — всё хотел спросить… — оживился стажёр, поёрзав в кресле. — Зачем стирать им память каждый раз после миссии и откатывать всё до нуля? Разве не проще сделать так, чтобы они всё запоминали и накапливали опыт? Со временем это принесёт свои результаты и повысит успешный процент выполнения миссий.
— Думаешь, самый умный? — усмехнулся Гаврилов. — Тысячи учёных разрабатывали этот метод, а тут ты такой пришёл, и говоришь — эй парни, а вы всё неправильно делали последние триста лет!
— Да ничего я не говорю, — обижено насупился парень. — Просто спрашиваю…
— Ладно, не кисни… Ты в чём-то прав, — признал мужчина. — Мы не стираем им память, а просто угнетаем формирование новых воспоминаний, блокируя их консолидацию в гиппокампе. Поэтому у агентов и возникает иногда чувство дежавю. Это не баг, а фича. Понимаешь?
— Понимаю…
— И ты прав — агенты накапливают опыт и развиваются. И даже если они не помнят детали, мозг всё помнит и быстрее адаптируется. Плюс, рефлексы, нейронные связи — это всё никуда не девается, а даже наоборот, тренируется и развивается. Да и истерик стало заметно меньше. Раньше агенты после внедрения часто перегорали — кто-то истерил, кто-то попадал в дурку, кто-то сыпался на мелочах и его забирали спецслужбы, а нам в экстренном режиме приходилось делать извлечение и уничтожать оболочки силами других агентов. Понял, стажёр?
— Да понял, конечно, — пожал рыжеволосый парень плечами. — Примерно так я и думал. И сколько внедрений уже было у этого агента? — кивнул он в сторону бесполого тела позади себя, всё так же беспомощно блымающего глазами в потолок.
— Около восьмисот, как и у его напарницы.
— Ого! Восемьсот?
— Ага, — самодовольно хмыкнул Гаврилов. — Это наши уникумы! Обычно, агенты не переносят больше двух-трёх десятков внедрений. А эти двое… — восхищённо покачал он головой. — Словно слеплены из другого теста.
— И они всегда работают в паре?
— Так результативность выше, — пожал учёный плечами. — Они словно дополняют друг друга.
— Но они не помнят о том, что знакомы?
— Нет, конечно. — усмехнулся Гаврилов. — И самое забавное, они всё равно пересекаются в каждой миссии и начинают сотрудничать. Необъяснимый парадокс.
— Слушай, а откуда у вас вообще полицейский из СССР восьмидесятых годов двадцатого века и студентка из далёкого двадцать первого? Или это созданные воспоминания и сгенерированные личности?
— Обижаешь! Самые что ни наесть настоящие! Наша гордость! Опер был подстрелен на службе и пролежал в коме почти 40 лет. Не знаю, кто на это пошёл и почему. Там кажется какой-то эксперимент был. Но факт в том, что в двадцать пятом году двухтысячного он стал одним из первых, чей разум перенесли на прототип первой био-болванки.
— А студентка?
— А студентка была подопытной в то же время в том же эксперименте. Добровольцем. Решила подзаработать, но что-то пошло не так и она прямо на столе дала дуба. Наши спецы успели выгрузить её разум, но им пришлось подчистить немного её память, удалить момент смерти и все воспоминания о связи с Корпорацией, чтобы не было никаких следов, сам понимаешь…
— Бедняги… — вздохнул стажёр.
— Я бы так не сказал, — поморщился Гаврилов. — Они получили шанс прожить новые жизни, увидеть новые миры и побывать на сотнях планет. Просто они об этом не помнят. Чем плохо?
— Ну, тоже верно… — согласился рыжеволосый парень. — А какова вообще вероятность того, что наши агенты раздобудут нужные данные? Они ведь на дороге не валяются. И как вынести их с планеты? Какой носитель информации используется? Я что-то не пойму…
— Носитель у них в голове! — Гаврилов постучал пальцем по своему виску.
— В смысле?
— Никаких сторонних носителей мы не используем. Сам знаешь почему. Но разумы агентов модифицированы под определённые задачи.
— Модифицированы? — нахмурился стажёр.
— Да. Они впитывают информацию, как губки. Скорее даже, как пылесосы. Всё, что они видят, даже мельком или случайно, всё что слышат — всё это остаётся в их памяти. Они даже сами этого не осознают и не понимают, потому как не могут обращаться к этим скрытым участкам мозга. А мы можем. По окончании миссии и возвращению агентов, нейросеть перебирает записи их мозга и извлекает нужную нам информацию. Всё просто.
— И как долго они должны находиться там? Год? Пять лет?
— Нет! Ты что! Стандартное время для таких миссий — это месяц.
— Месяц?! — удивлённо посмотрел стажёр на своего более опытного коллегу.
— Максимум, что я помню — это три месяца, — признал Гаврилов. — Да и то, это была сверхсекретная военная информация. Нам пришлось заслать агентов на подземную военную базу Китайского Анклава. А Китайцы, сам знаешь, те ещё параноики.
— То есть, никаких реальных следов и доказательств причастности Корпорации к добыче информации нет? — подвёл итог разговора стажёр.
— Именно! Единственный след — это нахождение нашего исследовательского крейсера поблизости колонии. Но у нас на это есть официальное разрешение — мы исследуем туманность ZX-18. Все официальные бумаги у нас на это оформлены.
— Да уж… Ловко придумано… А если агенты всё же ничего не узнают?
— Сделаем повторную загрузку. И ещё раз, если понадобится, и ещё…
— А если опять не узнают? Какова вообще вероятность того, что эти двое будет искать именно ту информацию, которая нам нужна?
— Я же сказал уже… — начал Гаврилов, но стажёр перебил его.
— Да, я понял — впитывают, как губка. Но что, если они вообще будут там только жрать, срать и трахаться? Не выходя из дома.
— За идиотов нас не держи. Все наши агенты подобраны по специальным психотипам. Они любознательны, любопытны, они не могут сидеть без дела, у них повышенное чувство справедливости… Если хочешь, я дам тебе досье каждого — почитаешь на досуге. Но если кратко — то даже неосознанно они добывают нужную нам информацию.
— Ясно…
— Ещё вопросы? — усмехнулся учёный.
— А если, в смысле, когда агенты всё узнают и добудут нам всю информацию? Что будет дальше?
— В смысле? — нахмурился Гаврилов. — Поясни.
— Ну, если мы добудем технологию, то и остальные смогут. Или, когда она выйдет на рынок, знающие люди могут понять, откуда она взялась.
— Хм… Ты задаёшь опасные вопросы, стажёр, — покосился в сторону камер на потолке учёный. — Ходит слух, но это только между нами, не вздумай ляпнуть это где-то!
— Да я могила! — клятвенно заверил стажёр.
— Так вот… Ходит слух, что сразу после окончания нашей прошлой миссии, в колонии на миллион жителей, в которую мы внедряли агентов, произошла какая-то техногенная катастрофа. Ни один человек не выжил — планета просто взорвалась изнутри, как гнилое яблоко.
— Чёрт! — выдохнул парень.
— Это миллиардный бизнес, стажёр! Тут всё серьёзно… Но это лишь обычное совпадение! — преувеличено бодро произнёс Гаврилов. — Так что не забивай себе голову этой чепухой, а просто делай свою работу. Ферштейн?
— Ферштейн, Савелий Анатольевич.
— Ну и отлично! Что там с поиском?
— Закончен. Есть одно совпадение. Западный район… Рик Санчез. Мужчина. 27 лет. Отёк головного мозга. Начинаем загрузку?
— Да, начинай… И не забудь обнулить ему память перед загрузкой. А то мало ли… Знаешь, как?
— Знаю, конечно…
Чёрт! Голова трещала, как будто меня кто-то много, интенсивно и настойчиво бил по ней носком армейского ботинка… Ещё и этот дурацкий сон… Космический корабль, агенты, корпоративный шпионаж… Я лежу на холодном столе, словно препарированная лягушка, и не могу пошевелить даже пальцем. Приснится же такое… Ещё и звон этот в ушах… И крик толпы… Чёрт! А крик толпы тут откуда? Я же…
Я оставил Светку досыпать в постели после нашей с ней бурной ночи, взял машину и поехал за Химиком. Мы с ним немного поговорили, даже в некотором роде нашли общий язык, и поехали к Ольке… Слежку я заметил сразу, пытался уйти хитромудрыми переулками, но схлопотал заряд из гранатомёта прямо под днище автомобиля Соколовой. Вот чёрт! Я что, снова умер? Снова? И почему у меня опять это дежавю? Об этом говорили те двое в лаборатории? Чёрт! Мне вообще это приснилось или нет? Что происходит?
Я поднял голову, оглядел незнакомое помещение, два ряда шкафчиков, ощутил характерный для мужских раздевалок запах пота и неторопливо поднялся с длинной деревянной скамейки, слегка пошатнувшись от ощущения чужого тела.
Заметил на дверке одного из шкафов большое зеркало, подошёл к нем и уставился на отражение здорового широкоплечего метиса с перекатывающимся по телу буграми мышц.
Чёрт! Значит, не приснилось…
— Эй, Рик! Мой дружище, сам Рик Санчез! Ты идёшь с нами выпить?! — с шумом ввалилась в раздевалку толпа парней, громко о чём-то споря и поздравляя друг друга с победой и удачной ставкой. — Бахнем по стаканчику и пойдём в бордель. Говорят, там новеньких девок завезли. Нужно проверить. Да и победу твою не помешает обмыть как следует.
— Какой сейчас год? — произнёс я, словно со стороны услышав свой новый, незнакомый и непривычный мне голос.
— Год? Ого! Неплохо тебя Дик по прозвищу Пик по голове приложил, да? — радостно усмехнулся незнакомец, подойдя ко мне ближе и похлопав по плечу.
— Год какой?! — рыкнул я чужим голосом.
— Да не кипятись ты так… — испуганно отшатнулся он на шаг назад. — Год всё тот же, что и с утра был — 2734…
— Мы в Комсомольске?
— А где нам ещё быть, дружище? В нём родимом. В самой лучшей его части — в Западном районе. Ты как?
— Нормально всё… — вздохнул я.
— Ну и слава богу! А то наш доктор что-то там бормотал про кровоизлияние в мозг, не жилец и овощ! А я ему сразу сказал — наш Рик ещё тебя переживёт! Верно?
— Угу… — буркнул я, пытаясь разложить по полочкам информацию в своей голове и понять, почему мне не стёрли память после прошлого внедрения, как говорили те двое, и почему я всё помню.
— Хотя, глаза у тебя и правда красные… Ладно, пошли. — снова хлопнул меня по плечу незнакомец. — Выпьем — и всё пройдёт. Сегодня я угощаю! Знаешь, сколько я на тебя поставил?
— Сколько?
— Дохрена, дружище! До-хре-на! И выиграл тоже не мало!
— Знаешь, как попасть в центр? — определившись с дальнейшими действиями, задал я парню вертящийся на языке вопрос.
— В центр? Конечно знаю. Но это уже не сегодня.
— Мне нужно сегодня! — настойчиво повторил я.
— Ну, прости, дружище, — равнодушно пожал плечами незнакомец. — Подземка туда ходит только раз в сутки. Так что, придётся потерпеть. Так как? Ты с нами?
— С вами… — вздохнул я.
До завтра, действительно, можно и потерпеть…