Остров отложенной гибели

Глава 3

Он меня тоже увидел — или услышал, скорее. Глаза закрыты, косматая борода свисает до пояса, культи ниже колен. Желудок крутнулся внутри меня, но наружу ничего не хлынуло — пусто, с самого утра!

— Кто… снова, да… пшли вон, поганцы, — пробурчал человек невнятно. — Грязное дикарьё, свиньи, имел я вас… ты кто?

Последние два слова я разобрал не сразу. Ошалел от картины. Не сразу понял, что обращается человек уже конкретно ко мне.

— Саня, — ответил глупо, зато искренне. — А вы… ты тоже наш, русский?

— Что?! — человек вскинул голову, белки глаз блеснули на грязном лице. — Кем ты меня назвал?! Значит, они работают на вас, так и думал, свиньи проклятые! Всё дерьмо по всему миру — на вас…

— Не знаю, о чем вы говорите, уважаемый, но догадываюсь, что приняли за кого-то другого, — речь моя от стресса, полилась рекой, не заткнешь. — На меня здесь никто не работает, к сожалению, а если вы имеете в виду этих дикарей…

— Коммунист?

— Что? — повторил я за незнакомцем, река на пару секунд иссякла, и слова закончились. Молча лупал глазами, а подвешенный разглядывал меня тяжело, не мигая, будто целился.

— Ты русский, а значит — комми, не отпирайся, — просипел он, наконец. — Рузвельт решил, что с вами можно дружить, но с волком нельзя… он всегда вцепится в глотку. Ваш дядюшка Джо… похитрее лисицы Черчилля, куда уж этим ослам-демократам…

— Не понимаю вас, — ответил я стопроцентно искренне. — Я беспартийный, если это важно, никогда коммунистом не был, а по-русски вы ведь тоже нормально говорите! В чем проблема?!

Показалось, что безногий закашлял, продолжил шепотом, хоть и громким:

— Кхе, кхе, кх-хе!.. По-русски, кх-х-х… недавно здесь, потому такой гладкий?! Ноги на месте, шрамов не вижу!

— И не надо их видеть! Что, вообще, смешного сказал?!

— Тиш-ше! Если услышат… подойди, не укушу. Шепотом говори!

— Да без проблем! Я представился, кстати, а от вас до сих пор ничего, кроме хамства.

— Роджерс, — отозвался безногий, будто плюнул. — Сэм Роджерс, отставной капрал морской пехоты США. Воевал на Окинаве, два ранения, медаль «Пурпурное сердце»… а теперь они меня жрут! Представляешь, ты?!

— К-как, жрут?!

— Зубами, кретин! Гнилыми, погаными зубами! Мы с тобой здесь деликатес, мы пришлые… эти крысы верят, что можно забрать нашу силу, и проход откроется.

— Какой проход?

— О, матерь Божья! — безногий зажмурился надолго, потряс головой. — Ты откуда явился такой тупой?

— Издалека. У вас в Америке все такие хамы?!

— А у вас в России все идиоты, драть их туда-сюда?! Или ты из Сибири, где даже читать никто не умеет?!

— Слушай, калека, а не пошел бы ты?! — прорвалось у меня, наконец. С инвалидами надо быть терпеливым и понимающим, но я вам не волонтер на полставки. Хватит того, что башка болит, и в горле пересохло!

— Не можешь общаться по-человечески, болтайся дальше, бренчи своим «Пурпурным сердцем»!

— Стой! — вскинулся Роджерс, даже про шепот забыл. — Подожди, парень, не горячись. Мне настолько хреново, что… две недели здесь, или два месяца… как в бреду. Эти «крысы», они себя так зовут… они пляшут, отпиливают куски… прижигают железом, чтобы кровь не текла. Почему я не сдох до сих пор?!

— Не судьба еще, — ответил я глупо, но хоть как-то. Не привык утешать людей, наполовину съеденных. А на крыс мне везет сегодня, во всех смыслах.

— Вы… ты тоже сюда из моря вылез, капрал? Что это за место, вообще?!

— Из моря? Ну, нет! Там меня бы давно уже съели, там такое водится… похлеще акул, мать их за ногу! «Крысы» мечтают свалить, пока это всё не явилось оттуда… за стену, там жизнь, там спасение… дай воды, парень.

— Без проблем, — огляделся, но ни кувшинов, ни бочек рядом. Только грязные лежаки из неведомого хлама.

— Где ее набрать?

— Откуда ж я знаю, кретин… прости, снова вырвалось. Вся вода и жратва у них там. Меня иногда выносят, вижу окрестности. Скальную стену вижу. Там другие, высшие… стреляют, а «крысы» туда рвутся. Все туда хотят! Подальше от моря, от ужаса. Чего бы мне сюда с Окинавы не провалиться… с винтовкой и гранатами?!

— С винтовкой? А в каком году это было?

— В сорок пятом, конечно! — вытаращил глаза Роджерс. — Еще скажи, что не слышал про наш «Стальной тайфун»! Надрали япсам задницу, без всякой атомной бомбы! Это потом уже Трумэн решился… войне конец, мне медальку в зубы и на улицу. В Сиэтле работу нашел, девчонку… и провалился. В сраном подвале каком-то! Думал, бред, веришь?! Думал, лежу на войне, дырявый, душа отходит, вот и мерещится, а потом опять эти… режут, жгут… лучше бы япсы мечами кишки выпустили…

— Не торопись умирать, — вырвалось у меня привычное, «манагерское». — Всё еще поправимо, люди без ног тоже живут, а я доберусь и приведу помощь…

Не закончил, стыдно вдруг стало. Будто убалтываю клиента, потерявшего сотню тысяч в рублях, обещаю неслыханные бонусы и бесподобные скидки, чтобы самому зарплату не урезали! Капрал на это даже не выругался, лишь задышал сильнее, изобразил подобие улыбки. Страшной как оскал черепа.

— Помощь? Это вряд ли. Ищи орлов, они тебя могут спрятать… «крысы» их боятся. Там, где проход. Колдуны и шаманы. Творят чудеса, только ноги не вырастят, кх-хе! К скале не суйся, высшим всё равно, для них ты тоже крыса…

Взгляд Роджерса скользнул мне за спину, лишь потом я учуял чужое присутствие. Оглянулся.

Ребенок! Мальчишка лет десяти, чумазый, глядит с изумлением.

— Привет, — улыбнулся я, как сумел. — Тс-с, не кричи, ладно? Я сейчас ухожу, а ты…

— Чжой! — ответил пацан на смеси русского с китайским. — Чжой, пришлый, мяско-мяско-мяско!

Сорвался с места, лишь пятки замелькали, а голос оказался громким и звонким, блин! На всю деревню завопил!

— Вот теперь беги, — подмигнул капрал. — Вдвоем бы тут веселее было, но жаль кретина… хоть и комми!

Повторять ему не пришлось — из хижины я вылетел с позабытой уже и несолидной скоростью. Со стороны костра бегут детишки и женщины, а вот в дальнем конце селения мужики объявились! Те самые, грабители парусника. Несут поклажу, ничего еще не поняли, но это дело считанных минут!

Рванул не вправо, и не влево — поперек. Между хижинами, по камням. Впереди поднимается серый скальный массив, параллельно морю, но других направлений нет!

— А-а-а! Атуй, атуй, дгня-ай! — завопили сзади хриплые мужские глотки, перекрыли азартный визг детей и баб. Увидели, значит! Ну, и хрен на вас! Добежать хоть куда-нибудь, схватить булыжник, или палку — лучше пусть сразу копьем проткнут, чем подвесят как этого америкоса!

— Дгняй, спрва, спрва быр-ря! — какофония звуков, будто попугай пытается людей дразнить, но не смешно. Целая стая попугаев-людоедов. Легкие давно превратились в сгусток боли, кишки свело, ноги ватные. Не останавливаться! До скальной стены не больше сотни метров, наверху видны строения, вроде будок с бойницами. Голоса всё ближе, хрен-то там они боятся этих самых «высших»! Бегут не по прямой, с боков охватывают, самый шустрый вырвался вперед — швырнет копье, и приехали. Ускориться бы!

Не успел.

Шустряга прыгнул, загородил дорогу, бежать стало некуда. Ростом с меня, но поджарый, мускулистый, даже под лохмотьями видно, чумазая харя сияет счастьем, рот ощерился гнилыми зубами. Такими меня самого будут жрать, если сдамся.

— Мммммя-а-а-ско! — протянул гнилозубый рот, а древко копья метнулось неуловимо, ткнуло меня под дых. Твою же мать, больно как! Рухнул на спину, перевернулся, еще получил. Спешить ему некуда, ублюдку, наслаждается процессом! Мне бы камень побольше, а тут лишь песок — его и кинул грязнуле в лицо. Снизу вверх. Чуть самому глаза не запорошило, но врагу досталось по полной программе. Копье оборванец не выронил, лишь зарычал и схватил меня свободной рукой, потянул к себе. Мой кулак лупанул ему в зубы, но бестолку, а стальные пальцы нашли моё горло, сдавили.

— Мяс-с-ко… ухр-р-р!!!

Последний звук прозвучал диссонансом ко всем предыдущим — слишком жалобно, что ли. Глаза врага раскрылись в изумлении, руки ослабли. Начал заваливаться на меня — только теперь стало видно три оперенных прутика, торчащих из спины. Заодно прояснилось, почему меня до сих пор не рвут толпой — некому! Самые шустрые бегуны обнаружились в нескольких метрах, утыканные стрелами как подушка-игольница, остальные бегут к своим хижинам. Со скальной стены на нас смотрят люди с длинными, в человеческий рост луками, всё серьезно! Не похоже на костюмированную киношку! Спасителей надо благодарить, потому я махнул рукой и успел даже крикнуть.

Потом меня ударило в плечо.

Глянул на что-то лишнее, торчащее прямо из мышцы — очередная стрела, разумеется — боли пока не почувствовал, зато очень сильно захотелось блевануть. Так, от стресса. От осознания самого факта: меня пробили грязной деревяшкой с железом на конце, и вряд ли в этом странном мире существуют антибиотики!

Последняя разумная мысль — потом я рухнул на спину и замер. На инстинктах. Как жук, который притворяется дохлым, чтобы никто не сожрал. Гордость — штука хорошая, но стрелы выглядят убедительнее!

Добивать меня не стали, да и следить поленились. Стена, наконец, опустела, а я пополз прямо к ней, в «мертвую зону» под самой скалой. Метров двадцать, показавшихся марафонской дистанцией. Адреналина хватило как раз до финиша, потом стало вовсе плохо. Легкие разорвало кашлем, башка закружилась, попробовал встать и сразу упал. Кирдык мне, похоже. Плечо превратилось в очаг боли — кость, вроде, не задета, но мышцу прошило насквозь. Набрался решимости, заломил здоровую руку за спину, потрогал. Нормальный такой наконечник, классический! С двумя зубьями! Вытянуть невозможно, а сломать древко, как делают киношные воины… ну, не знаю! Тем, кто это снимает, самим бы вогнать полметра древесины толщиною в палец — пусть переломят одной рукой, прямо в собственном мясе!

Еще идея, совсем дурацкая: америкосу сейчас гораздо хуже, чем мне, и неплохо бы его вытащить. Хоть козел, но свой, практически! Отлежаться, вынуть стрелу, дождаться ночи…

На этой фантазии шторка упала — опять темнота…

…Темнота и свет впереди. Костяная труха под ногами, знакомое место, где много бутылок. Человек, которого тоже много. Во всех, блин, смыслах!

— Приветики! Тяжело тебе, колобок диванный, совсем утомился, да?

— Кто бы говорил за колобка! — хмыкнул я почти миролюбиво. Устал конфликтовать, а тут хоть не убивают сразу!

— Кто ты всё же такой?! Только не говори опять, что ты — это я!

— Океюшки, не скажу, — пузан в узких плавках привстал со стула, отвесил поклон, жировые складки заколыхались. — Ты прав, я скорее твоя противоположность, говенное альтер эго. Зови меня Ашас, это Саша, наоборот. Или Скела, если производить из Алекса. Звучит, как Акела, вожак стаи, но при виде тебя мне сразу хочется крикнуть: Акела промахнулся, промахнулся, промахну-улся!

— Хрена ли ты паясничаешь?! Помог бы лучше!

— За тобой повторяю, хрюшка-дружок! Ты ведь у нас большущий мастер сглаживать углы и переводить конфликты в шутку, да? С детства умеешь! Очень хороший навык для бизнеса, только здесь у тебя так не выйдет. Здесь зубы нужны. Да и там бы не помешали, если честно! Парня с крепкими зубами никто бы не променял на девку с большими сиськами, а у тебя везде пролет, Сашок.

— Перестань меня так называть, кха-кх-хха!

Кашель пришел даже в сон, наполнил грудь раскаленными углями. Сплюнул — белоснежная труха под ногами украсилась алым мазком.

— Как скажешь, — улыбнулся пузан, и на шее под челюстью у него вдруг выперла багровая шишка. — Гляди, что есть! Всё от тебя, но я не злопамятный, я прощаю. Могу вообще Шурой покликать, это будет как Ашур, древний бог Ассирии! Тебе до него как до Китая раком, но всё же… в этом мире, кстати, божества другие, а проблема твоя совсем не в них. Гляди еще!

Вдавил свою шишку обратно в шею, чиркнул себя пальцем от ребер до таза — кожа лопнула, вдруг, развернулась как в учебнике анатомии.

— Ты что творишь?! — меня замутило окончательно. — Шашлыка захотел пожарить?!

— Объясняю, почему тебе так плохо. Наглядно показываю соотношение в нашем с тобою теле мышц и подкожного жира, которое не позволило тебе убежать от погони и не позволит впредь, если будешь дураком. При условии, конечно, что тебя не убьет чума, или заражение крови от стрелы! Здесь всё не в твою пользу, Саша-Шура-Алекс! Шанс выжить — процентов десять, но это больше чем ноль. Пробирайся к дальней ограде, ищи «орлов», это племя такое. Хватит спать как больная, ленивая хрюшка!

— Погоди, еще вопрос! Почему я понимаю их язык?!

— Элементарно, Свинсон! Ты провалился через портал, и он тебя конвертировал для этого мира. Здесь одна речь на всех, да и многое другое одинаково, а вот местный календарь и меры с весами придется освоить. Слишком разные понятия об этом у тех, кто сюда попадает! Всё, подъем!

Снова боль, снова кашель. Там, во сне, были явно цветочки, а реальность скрутила меня в бараний рог. Солнце жарит, при этом холодно — температура? Мышцы болят, попытался вдохнуть глубже, но фигушки. Пневмония, наверное. Очень хочется так думать, хотя в моём положении это уже не важно. Футболка пропиталась кровью, к стреле не притронешься.

Пипец, в общем! Лечь и сдохнуть тут же, а этот жирдяй во сне пусть дальше плачется! Ночью приползут людоеды, утащат мой труп на мясо, и всем в этом долбаном мире будет хорошо. Даже мне.

Стоп, а если еще живым буду?! Они ж разбираться не станут, разделают без наркоза! Фиговый какой-то вариант, не годится! Что там этот… Ашас говорил про «дальнюю ограду» и про «орлов»? Американец их тоже упоминал, а в моем положении, что орлы, что цапли — лишь бы не «крысы»! Вон там, в километре, минимум, протянулось что-то желтое между скалой и морем, туда и рванем!

Попытался, обратно рухнул. Конечностями двигать сложно — лимфоузлы в подмышках надулись, мешаются. Вдобавок, мою попытку заметили те, кому не надо бы, засвистели от хижин, запрыгали как мартышки, только вооруженные. Трое так и лежат со стрелами в организмах, но оставшихся это не смущает — лишнее мясо, даже если протухнет до ночи!

У меня, зато полный свежак, хоть и заразный! Есть надежда, что это сборище тоже загнется в ближайшее время, но я всё равно не увижу.

Ползти отсюда! Хоть на карачках, хоть на пузе. Там, дальше, кусты, можно через них, для маскировки, еще немного поваляюсь и вперед…

Уснул, похоже, заново. Совсем плохой стал! При пробуждении увидел солнце гораздо ближе к зениту, да и печь оно стало куда душевней. Вполне обычное, кстати, «земного» вида. Поджарит меня и не глянет, что я тут гость! Надо ползти! Враскоряку, с матерками! Всё, пошел, пошел, пошел!

Пару раз конечности подгибались, стрела задевала землю, бодрила меня моментально. Людоеды свистели вслед, потом замолчали. Двинулись параллельным курсом. Это фигня, что кусты могут спрятать — вот изорвать одежду колючками могут запросто. Жара, как ни странно, придала скорости, сверху, на скале ощущалось недоброе движение, но дополнительные стрелы пока не летели. Если кто меня и увидел, то наблюдали из любопытства.

Потом кусты, вдруг, закончились, а «дальняя ограда» оказалась совсем рядом. Невысокая, в пару метров, из обмазанных глиной здоровенных камней. Проем-калитка и рисунок, намалеванный в три краски — орел с распростертыми крыльями.