Он неторопливо вошел в комнату и молча опустился в предложенное кресло; недоуменное выражение, казалось, застыло на его лице. Здоровенный малый, доставивший его с самой Аляски, вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Он остался один на один с человеком, который, восседая за столом, бесцеремонно рассматривал его. «Уильям Вулф» — было написано на небольшой табличке, но фамилия не соответствовала внешности хозяина кабинета — он больше походил на порядочных размеров лося, нежели на волка.
— Мистер Моури, вы вправе требовать объяснений, — бесстрастно произнес Вулф и, чуть помедлив, добавил: — Вы их получите.
Моури молчал, каждой клеткой ощущая неприятный, колючий взгляд Вулфа.
— Когда? — наконец отозвался он.
— Потерпите. — Вулф не мигая изучал Моури; лицо его было столь же теплым и выразительным, как булыжник. — Не сочтите за труд, встаньте.
Моури нехотя оторвался от кресла.
— Повернитесь.
Моури устало повернулся.
— Пройдитесь-ка.
Моури искоса посмотрел на Вулфа, но, ничего не сказав, прошелся от стены к стене.
— Так-так, — пробурчал Вулф. — А теперь, мистер Моури, не примите за шутку, пройдитесь вразвалку.
Моури скрипнул зубами и, как медведь в цирке, прокосолапил круг по комнате.
— Надеюсь, за этим стоят деньги, — проворчал он, возвращаясь в кресло. — Больно хотелось переться за три тысячи миль и выступать здесь в роли клоуна, да еще задарма.
— Ни цента, — металлическим голосом обрубил Вулф. — Если вы удачливы, мистер Моури, то, может, вам удастся выжить.
Моури прикусил губу.
— А если нет?
Вулф развел руками.
— Да-а-а… — протянул Моури. — Вы чертовски откровенны. Что ж, спасибо и на том.
— Это мой долг. — Вулф снова вперил долгий, пронизывающий взгляд в Моури. — Вы подойдете. Да, я уверен, вы подойдете нам, Джеймс Моури.
— Простите, подойду для чего?
— Одну минуту… — Вулф достал из ящика стола какие-то бумаги. — Вот, прочтите, это вам кое-что прояснит.
Моури взглянул на бумаги — обычные газетные вырезки — и, откинувшись в кресле, погрузился в чтение.
Первая заметка была про какого-то чудака из Румынии, которому втемяшилось в голову встать посреди дороги и орать, уставившись в небо: «Вспышки! Голубые вспышки!» Вокруг стали собираться зеваки. Толпа росла как на дрожжах и вскоре выплеснулась в переулки. Полиция попыталась разогнать людей, но тщетно. Какой-то кретин вызвал пожарную команду. Нашлись недоумки, божившиеся, что своими глазами видят в облаках нечто зловещее. Вездесущие репортеры только поспособствовали распространению самых невероятных слухов. По указанию правительства в воздух поднялись военные самолеты-наблюдатели, что усугубило панику, охватившую территорию в две сотни квадратных миль. Тем временем шутник, заваривший всю эту кашу, благоразумно скрылся.
— Забавно, — прокомментировал Моури.
— Читайте дальше.
Второе сообщение касалось дерзкого побега из тюрьмы. Два закоренелых уголовника угнали автомобиль и за четырнадцать часов проделали более шестисот миль, прежде чем их задержали.
Третья заметка была из рубрики «дорожные происшествия». Обычная авария: машина — в лепешку, трое — скончались на месте, четвертый, девять часов спустя, — на операционном столе.
Моури вернул бумаги Вулфу.
— Ну и что?
— Что?! Возьмем хотя бы первый случай. Ведь румын этот, по сути, ничего не сделал: ну, встал посреди улицы и начал нести околесицу — так что из этого? Однако власти запрыгали, как блохи на раскаленной сковородке. Вот вам пример, как с помощью минимума средств можно добиться чудовищных результатов.
— Что ж, пожалуй, в этом что-то есть, — допустил Моури.
— Случай второй. И тоже вроде ничего особенного: двое заключенных перемахнули через тюремную стену, угнали машину, но, заметьте, схватили их только тогда, когда в баке кончился бензин. — Вулф всем телом подался вперед и, делая ударения на каждом слове, отчеканил: — Два, всего два человека в течение четырнадцати часов отвлекали на себя шесть самолетов, десять вертолетов, сто двадцать патрульных машин; парализовали восемнадцать телефонных- и радиостанций, блокировали все линии передач. Я уж не говорю о помощниках шерифов, национальных гвардейцах и прочих добровольных охотниках… Двадцать семь тысяч человек! Только представьте, двадцать семь тысяч человек гонялись за этой парочкой по трем штатам!
— Да, не шутка…
— Ну, и наконец, автокатастрофа. Хотите узнать причину аварии? Об этом успел рассказать перед смертью четвертый пассажир. Обыкновенная оса. Водитель не справился с управлением, пытаясь отогнать зудевшую у него перед носом осу.
— Я тоже чуть однажды… — начал было Моури, но Вулф пропустил его реплику мимо ушей.
— Все осы — тьфу, по сравнению с человеком оса — ничто, единственное ее оружие — крошечное жало, которое в нашем случае ей и не пригодилось. И вот это ничтожество гробит четверых мужиков и разносит вдребезги машину!
— Понятно, но я-то здесь при чем?
— А при том, что из вас должна выйти недурная «оса».
Моури прищурившись посмотрел на Вулфа.
— Я, конечно, нахожусь в правительственном учреждении, это понятно; тот малый, что доставил меня сюда, — секретный агент, это тоже ясно; вы, безусловно, здесь большая шишка… Но, несмотря ни на что, мне кажется, у вас не все дома.
— Может быть, — невозмутимо ответил Вулф, — однако я так не считаю.
Моури нахмурился.
— Вы что, хотите, чтобы я сунул голову в какое-нибудь паршивое пекло?
— Да.
— Сделал нечто из ряда вон?
— Да.
— Рискуя собственной головой?
— Да.
— Задаром?
— Да.
— Тогда ищите другого идиота, я — не псих. — Моури встал.
— Вы будете психом, если откажетесь от нашего предложения.
— Что вы имеете в виду? — опешил Моури, снова опускаясь в кресло.
— Идет война…
— Вы полагаете, я этого не знаю? Каждый пацан знает. Уже десять лет мы воюем с Империей Сириуса, и все десять лет газеты, радио, телевидение только и мусолят это событие. У меня нет оснований не верить правительству.
— Тогда, возможно, вы захотите узнать кое-что новенькое для себя? — Вулф выжидающе посмотрел на Моури.
— Например?
— Мы, земляне, чересчур самоуверенны, и, пока не грянет гром, не почешемся. Да, мы отбили две серьезные атаки против Солнечной системы. Да, наша оборона несокрушима…
— Если так, чего беспокоиться?
— Войну можно либо выиграть, либо проиграть — третьего не дано. Но так не может продолжаться вечно, мы не в состоянии бесконечно сдерживать противника, не предпринимая решительных контрмер. От несокрушимой обороны до победы еще, ох, как далеко. — Вулф неожиданно грохнул кулаком по столу. — Но мы не будем ждать! Мы перейдем в наступление и не оставим от Империи камня на камне.
— А разве есть какие-то сомнения в исходе войны?
— Сомнения есть всегда. Все зависит…
— Зависит от чего?
— От того, насколько полно мы используем все наши возможности, в частности, вас, Джеймс Моури.
— Интересно. А поконкретней? — полюбопытствовал Моури.
— Извольте. Сирианцам в техническом оснащении своей армии с нами не сравняться, но… — Вулф сделал многозначительную паузу. — И этого не знает широкая аудитория… Они в двенадцать раз превосходят нас численностью и, что немаловажно, богаче природными ресурсами.
— Впервые слышу. Это точно?
— Это — факт. Просто никто не хочет пугать общественность. У нас — качество, у них — количество. На одного землянина — двенадцать сирианцев. Это уже не такая безобидная фора, даже если учесть, что землянин впятеро или вшестеро сильнее сирианца физически. Оттягивать же время и заниматься повышением рождаемости просто глупо.
— Пожалуй. — Моури призадумался.
— Однако, если вспомнить, что один человек в состоянии взбудоражить целую страну, два — парализовать двадцатисемитысячную армию, а крошечная оса — прикончить четырех великанов, не считая машины, то, может, все и не так страшно. — Вулф перевел дыхание, давая Моури время осознать сказанное, затем продолжил: — Из этого следует, что один-единственный человек, скажем, нацарапав в определенном месте и в определенное время определенный текст, в силах сковать целую дивизию.
— Да-a, оригинальный способ ведения войны.
— И, думаю, весьма действенный.
— Мне тоже по сердцу подобные идеи…
— Я знаю. — Вулф достал из стола толстую папку. — В четырнадцать лет вас оштрафовали на сто сирианских гульдов за то, что вы на свежевыкрашенной стене государственного учреждения выразили свое мнение о некоем официальном лице. Платить и извиняться, конечно, пришлось вашему отцу, который сослался на юношескую горячность сына. Ваше счастье, что вы тогда отделались лишь легким испугом.
— Разадуф — безмозглая жирная свинья! Я и сейчас готов написать это где угодно. — Моури кивнул на досье. — Надо полагать, это — мое жизнеописание.
— Да.
— Хм, любознательности вам не занимать.
— Такая работа. — Вулф отложил досье. — На каждого землянина у нас своя перфокарта. В считанные минуты мы можем отсортировать всех обладателей искусственных зубов, или тех, кто носит обувь одиннадцатого размера, или — всех без исключения отпрысков рыжеволосых мамаш, или — потенциальных дезертиров. В общем, нам раз плюнуть выудить из общего стада любую разновидность барана.
— Понятно. Значит, я — тот несчастный баран, который попался к вам на удочку.
— Фигурально говоря — да. Только не расстраивайтесь. Не вы первый, не вы последний. — На лице Вулфа мелькнуло подобие улыбки. — Сначала мы собрали в нашем загоне не менее шестнадцати тысяч «баранов», свободно говорящих на различных сирианских диалектах. Затем исключили женщин — осталось девять тысяч. Потом, шаг за шагом, отпустили всех хилых и немощных, старых и малых, ненадежных и неуравновешенных, не в меру толстых и неоправданно худых, слишком высоких и чересчур маленьких, больных, глупых, ленивых, ну и так далее. Короче, подходящих на должность «осы» осталось не так уж много.
— Но что определяет «осу»?
— Во-первых, прижатые уши, потом, багровый цвет лица и, в-третьих, косолапая походка… Другими словами, нам нужен человек, способный и внешне и, в некоторой степени, внутренне перевоплотиться в коренного сирианца.
— Ни-ког-да! Ни за какие миллионы! Я — не багроволицый, у меня оттопыренные уши и вот, вот — зуб мудрости.
— Лишний зуб мы удалим, уши прижмем аккуратно и безболезненно, можете не волноваться — заживет за две недели. Нет, нет, и не спорьте. — Тень улыбки опять пробежала по лицу Вулфа. — Что касается цвета кожи, то и здесь нет проблем. У некоторых землян из-за частых возлияний рожи покраснее сирианских. — Вулф хрипло рассмеялся, довольный своей шуткой. — Ерунда, у нас есть пигмент с гарантией на четыре месяца, мы вас живо превратим в настоящего сирианца.
— Но…
— Никаких «но». Вы родились на Диракте — родной планете сирианцев, в столице Империи — Мэшеме, где ваш отец промышлял торговлей. Вы прожили там до семнадцати лет и вернулись с семьей на Землю уже взрослым юношей. Сейчас вам двадцать шесть, языком вы владеете в совершенстве, причем говорите с явным мэшемским акцентом; рост, внешность… словом, вы почти готовый сирианец, так сказать, превосходное средство для наших целей.
— Интересно, как вы посмотрите, если я пошлю вас вместе с вашими целями к чертовой матери?
— Мне будет искренне жаль, — ровным голосом произнес Вулф. — На войне во все времена действует старая мудрая пословица — один доброволец стоит ста мобилизованных.
— Это значит, что меня загребут по повестке? — Моури раздраженно махнул рукой. — Проклятье! Лучше я вляпаюсь в дерьмо по собственной воле, чем дам затащить себя силком.
— И об этом сказано в досье: «Джеймс Моури, двадцать шесть лет, неугомонный и упрямый. На него можно положиться, если не оставить ему выбора».
— Вы говорите совсем как мой отец. Это он вам нашептал?
— Служба не выдает своих агентов.
— Хм, — Моури почесал затылок. — Ну, предположим, я соглашусь, что дальше?
— Мы пошлем вас в школу, где вы пройдете довольно тяжелый, но срочный спецкурс, от полутора до двух месяцев. После окончания в вашем арсенале будет все: оружие, взрывчатка, саботаж, пропаганда, психологическая война, чтение карт, ориентирование по компасу, маскировка, дзюдо, радиотехника и масса других полезных вещей. Поверьте, вы выйдете оттуда идеальным раздражителем.
— А дальше?
— Вас забросят на одну из планет Империи, где вы и приступите к своим обязанностям «осы».
Они надолго замолчали.
— Однажды, — нарушил молчание Моури, — отец в гневе бросил: «Джеймс, ты дураком родился, дураком и умрешь». — Он печально вздохнул. — Старик оказался прав. Я согласен.
— Мы в этом и не сомневались, мистер Моури, — самодовольно произнес Вулф.
Он окончил изнурительный курс с удовлетворительными оценками. Спустя два дня в школе объявился Вулф и не преминул навестить Моури.
— Ну, как? — спросил он.
— Форменный садизм, — тут же откликнулся Моури, скорчив жуткую мину. — Перед вами моральный и физический урод, контуженный калека.
— Ничего, у вас есть время прийти в себя. Вы отправляетесь во вторник, да и дорога не из близких.
— Ну и куда меня засылают?
— Вот этого я не могу вам сказать. Капитан корабля вскроет пакет с инструкциями только перед последним «скачком». В случае, если вас перехватит противник, он обязан уничтожить пакет, не распечатав.
— Вы так спокойно говорите о перехвате…
— Я уже объяснял вам, что в техническом оснащении мы много впереди сирианцев, но кто знает… Лучше не рисковать. Вы же наслышаны о Сирианской Службе Безопасности — Кайтемпи, у них и немой заговорит. Так что, если вдруг вас по дороге захватят в плен, враг не должен проникнуть в наши планы, чтобы заранее не подготовиться к встрече вашего преемника.
— Моего преемника?! Здесь никто не хочет отвечать на этот вопрос, может быть, вы меня просветите?
— Какой вопрос?
— Должен ли я рассчитывать только на себя или…
— Вы будете единственным землянином на сто миллионов миль, а значит, никого не сможете выдать Кайтемпи. Как бы вас не пытали — им не вытянуть того, чего вы не знаете.
— Я вижу, вам доставляет удовольствие смаковать мрачные перспективы моего, и без того не безоблачного, будущего, — укоризненно произнес Моури. — Нет, чтобы приободрить человека, так вы наоборот… Хотя бы знать, что на каждой планете по одной «осе», и то уже не так тоскливо.
— Вы что, проходили курс в одиночестве? Или другие были лишь для того, чтобы вам в школе не было скучно? — Вулф покачал головой. — Ну, что ж, мистер Моури, вот и все. — Он протянул руку. — Прощайте. Будьте проклятьем для врага. Удачи вам и благополучного возвращения.
— Я вернусь, — вздохнул Моури, — я обязательно вернусь. Пусть даже мне предстоит пройти все семь кругов ада.
Вулф ушел, а Моури подумал, что в обещании вернуться нет и толики уверенности — одна мечта. В самом деле, как расценить замечание Вулфа о «преемнике»? Задание сверхопасное, потери неизбежны, каждая «оса» должна быть подстрахована — незаменимых нет.
Моури пришло в голову, что и сам он тоже чей-то преемник. Возможно, на той планете, куда его посылают, Кайтемпи уже схватила какую-нибудь невезучую «осу» и медленно, по-садистски, разорвала на части. А если так, то его наверняка там поджидают и облизываются в предвкушении очередной жертвы, жертвы по имени Джеймс Моури.
Ну да ладно, он связал себя по рукам и ногам, и обратной дороги нет. Похоже, он обречен стать героем, и все потому, что не захотел быть трусом.
Со временем Моури примирился со своей злополучной судьбой, и когда, несколько недель спустя, капитан корвета пригласил его в библиотеку, он был спокоен и невозмутим.
— Как спали? — спросил капитан.
— Сегодня что-то неважно, — признался Моури. — У меня было такое чувство, что наш корабль всю ночь трясло, как в лихорадке.
Капитан криво усмехнулся.
— Ваше чувство вас не обмануло — за нами гонялась четверка истребителей, но нам удалось оторваться.
— В самом деле?
— Они остались за пределами действия наших детекторов, следовательно, они нас тоже не видят и не слышат.
— Слава богу.
— Я распечатал пакет. Мы будем на месте через сорок восемь часов. Планета Джеймек. Вы что-нибудь слыхали о ней?
— Так, кое-что. В «Сирианских новостях» о ней упоминали время от времени. Малонаселенный, недоразвитый мир… Вот, пожалуй, и все, что мне известно. Но, черт возьми, — вдруг взвился Моури, — секретность — это, конечно, замечательно, однако они посылают человека к черту на рога, не дав ему никаких сведений! Как вам это нравится?
— Не горячитесь, мы завалим вас информацией, — успокоил его капитан. — Здесь все, что вам может понадобиться: карты, фотографии, документы… — Он вручил Моури толстенную папку. — А это, — капитан указал на прибор у стены, — стереоскоп, он пригодится для определения места посадки. Выбор полностью за вами. Моя задача — высадить вас там, где вы пожелаете.
— Сколько у меня времени?
— Сорок часов.
— Понятно. А сколько времени на высадку?
— Самое большее — двадцать минут. Мне очень жаль, но ничего не поделаешь. Мы даже не будем приземляться, иначе после старта останется красноречивое свидетельство нашего визита, которое непременно обнаружат воздушные патрули — тогда вам несдобровать. Мы зависнем на антигравах, но они безбожно жрут энергию, поэтому двадцать минут — это все, что мы можем себе позволить.
— Понятно, — смиренно выдохнул Моури и, как только капитан ушел, открыл папку.
Джеймек — девяносто четвертая планета Сирианской Империи. Масса — семь восьмых земной. Площадь суши — половина земной, остальное — океан. Освоение началось два с половиной столетия назад. В настоящий момент население составляет около восьмидесяти миллионов человек. Города, космопорты, железные дороги, прочие прелести цивилизации… И тем не менее большая часть планеты до сих пор в первозданном виде — не исследована, не освоена, не заселена.
Покончив с текстовым материалом, Моури подступил к стереоскопу — оставалось выбрать место посадки. Задача оказалась не из простых: любое, на первый взгляд подходящее место имело свои недостатки — то маскировка ни к черту, то расположено оно под самым носом у противника, то одно, то другое, то третье. И все же к исходу сорокового часа Моури сделал свой выбор.
Капитан вошел со словами:
— Надеюсь, вы выбрали точку на ночной стороне планеты? У нас нет времени кружить по орбите в ожидании сумерек, так нас сразу обнаружат.
— Вот, — Моури ткнул пальцем в фотоснимок. — Правда, далековато от дороги — миль двадцать, да еще через бурелом — целый день пути, не меньше. Зато никому не придет в голову рыскать в эдакой глуши.
Вложив фотографию в стереоскоп, капитан включил подсветку и прильнул к окуляру.
— Точка на скале? — несколько обеспокоенно спросил он.
— Нет-нет, у основания утеса, там еще какой-то разлом, немного к северу. Любопытно, что это?
— Трудно сказать, похоже на пещеру. — Капитан выпрямился и подошел к переговорному устройству. — Хэм, зайдите-ка в библиотеку.
Главный навигатор Хэмертон отыскал указанную точку, сопоставил с детальной картой Джеймека, сделал какие-то вычисления и объявил:
— Времени в обрез, но мы можем поймать ее на ночной стороне.
— Вы не ошиблись? — спросил капитан.
— Если не медля пойти прямым курсом, у нас в запасе останется еще два часа…
— Но мы не можем идти прямым курсом, их радары определят место высадки с точностью до полумили, — возразил капитан.
— Совершенно верно. Поэтому мы должны нырнуть под зону действия радаров, а этот маневр займет не менее полутора часов.
— А давайте прямиком, — вмешался Моури. — Вы ничем не рискуете, даже напротив, а я хочу попытать судьбу.
— Бросьте, — отклонил его предложение капитан, — они нас уже давно запеленговали. Мы приняли их запрос, но не можем ответить, не зная кода. Очень скоро они поймут, кто мы, и тогда — только успевай уворачиваться от ракет. Правда, они как всегда опоздают, нас здесь уже не будет. Но они могут предпринять широкомасштабные поиски, радиусом в двести-триста миль. И вы, — он озабоченно посмотрел на Моури, — окажетесь как раз в центре этого круга.
— Похоже, такая работка вам не в диковинку? — вставил Моури, рассчитывая на откровенный ответ.
— Мое дело — доставить вас туда, куда вы скажете, не наделав при этом шума на всю планету. Любая оплошность — провал операции. А поэтому, будьте так любезны, не лезьте не в свое дело.
— Извините, — смущенно пробормотал Моури.
Капитан и навигатор вышли, оставив его наедине с самим собой.
Внезапно взревела аварийная сирена, Моури схватился за поручни и как раз вовремя — корабль тряхнуло так, что, не успей он удержаться, наверняка бы валялся с проломленной головой. Глаза заволокло туманом, в ушах стоял глухой вой поворотных двигателей, а воображение рисовало душераздирающую картину — несметный рой начиненных гремучей смесью снарядов, подобно стрелам дикарей, вонзается в сверкающее тело их корабля.
Одиннадцать раз надрывалась сирена, одиннадцать раз корвет совершал акробатические трюки, одиннадцать раз Моури прощался с жизнью. Но вдруг все стихло, и только мягкий свист свидетельствовал о том, что они вошли в атмосферу.
Моури рассеянно посмотрел на руки — они не дрожали, но ладони покрылись капельками холодного пота; по спине бегали мурашки, колени подкашивались.
Далеко-далеко, на другом конце космической бездны, оставалась его родная планета с ненавистной и вездесущей системой перфокарт. Моури стоял, прислонившись к стене, и мысленно проклинал и саму эту систему, и тех, кто ее изобрел, и тех, кто с ней работал.
Однако к моменту, когда корабль беззвучно завис над выбранной точкой, Моури уже ощущал в себе мучительное животное нетерпение человека, стоящего перед дилеммой — сейчас или никогда.
Он первым полусбежал-полусоскользнул по нейлоновой лестнице, за ним — остальные.
Люди работали как одержимые, то и дело поглядывая на светлеющее небо.