В Киев съезжались не только представители светской власти покорённых южно — русских княжеств. Древнерусскую столицу почтили своим присутствием по приглашению киевского митрополита ещё и многочисленные иерархи церкви. По моему настоянию необходимо было решить вопрос переноса русской столицы в Смоленск — здесь без согласия церковной власти было бы затруднительно обойтись. Ну и попутно следовало обсудить некоторые другие вопросы.
Прежде всего, меня не устраивала система управления русской церковью. Она по — прежнему зависела от константинопольского патриарха, который поставлял для нее митрополитов, произносил окончательный приговор в делах церковных, и на суд его не было апелляции.
А также необходимо было решить вопросы связанные с введением на всей территории Руси нового законодательства — «Новой Русской Правды», отмены церковной десятины, запрета церковного судопроизводства, перевода всех этих судебных дел и разбирательств в сферу светского права. На все эти дела тоже было бы желательно получить церковное благословление, в противном же случае, придётся ломать иерархов через колено.
В покоях киевского митрополита целые сутки к ряду проводилось затянувшееся совещание. Русские епископы на этой предварительной консультации должны были в узком кругу одобрить как перенос столицы, так и отказ от церковной десятины, церковного судопроизводства и способствовать повсеместному введению на Руси НРП. Им было во всеуслышание объявлено, что пока они не придут к консенсусу по этим вопросам, никто не сможет покинуть покои митрополита. Хлеб, воду и ночные горшки им было обещано обеспечить в полной мере.
Но даже несмотря на эти, более чем аскетичные условия, поставленные перед духовенством вопросы, вызвали ожесточённую полемику. Главным лицом, представляющим мои интересы на этом совещании, был смоленский епископ. Его позицию, безусловно, поддерживали духовные владыки Полоцка, Новгорода, Владимира, Суздаля, Ростова и других подвластных мне территорий. А вот духовенство из вновь присоединённых княжеств, выказывало неудовольствие, всячески артачилось и упрямилось. Ни мне лично, ни моим специалистам из спецслужб ещё не удалось с ними серьёзно, вдумчиво поработать. В этой связи я просто рассчитывал на перевес голосов своих сторонников.
— Братья мои! — с надрывом в голосе взывал смоленский владыка Алексий. — Ныне опора Русского государства переместилась в Смоленск! Негоже центр духовной власти держать отдельно от светской. Иначе мы в ересь или в иное какое неустройство и в распри впадём! Поэтому, я считаю, что там, где столицу держит государь всея Руси, там и митрополит общерусский должен быть!
— В Киеве всегда была, есмь и будет вера истинная, православная, не осквернённая! — не соглашался митрополит Иосиф при молчаливой поддержке южно — русских епархий.
— Сила нашего государства, как показал разгром басурман, из центральных областей прибывает. — Громко вещал Полоцкий епископ. — Киев давно уже одряхлел, и вместе с ним ослабла вся Русь. А Смоленск, наоборот, сплачивает и могутным делает всё Русское государство, а вместе с ним и русскую церковь! Негоже нам столицу держать на самой границе со степью, рядом с её нечистыми порождениями. Только Смоленску бысть столицей!
— А без десятины кормиться мы на что будем? — горячился черниговец.
— Спрашивается, монастыри нам на что дадены? — парировал новгородец Спиридон. — Монастырских земель и доходов нас ведь никто не лишает?
— Плюс добровольные пожертвования прихожан, завещания в пользу церкви, — поддержал новгородского архиепископа в своё время хорошо нами «обработанный» суздальско — владимирский владыка Митрофан.
В примерно такой бесплодной пикировке дискуссия длилась без перерыва на сон целые сутки. Договорились владыки о переносе на север столицы, отмены церковных судопроизводства и десятины, о повсеместном принятии новых смоленских законов только на вторые сутки. И то, произошло это благостное событие только после того, как их полностью отрезали от внешнего мира, перестав снабжать едой и водой. Ну а для меня, главное было, что пускай не мытьём, так катаньем, но дело оказалось сделано так, как надо!
Иосиф был низложен и отправлен назад в Никею. Собор епископов избрал смоленского епископа Алексия на митрополичью кафедру в обход решения патриарха, тем самым положив начало автокефалии (самоуправлению) русской церкви.
Весь следующий день, в скромном сопровождении десятка охранников, я «путешествовал» по живописным, по — весеннему зеленеющим улицам Киева. Если периодически встречающиеся боярские усадьбы с их деревянными хоромами и каменными палатами были неотличимы от аналогичного боярского жилья в привычных мне северных регионах, то на архитектуре домов простых киевлян сказывалась близость степи и дефицит леса — в основном они были глинобитными, с выбеленными стенами и камышовыми крышами, а вместо основательных заборов из частокола — хлипкие плетни. Эта южно — русская архитектура передавала всему городу специфическое своеобразие.
Завидев и заслышав, из — за бешеного лая собак во дворах, приближение нашей кавалькады, любопытные киевляне, распахивая калитки, осторожно высовывались на улицу и провожали всадников удивлёнными взглядами. Потом подходили друг к другу, кучкуясь в небольшие сборища, интересуясь, кто это сейчас проезжал, уж не сам ли их новый государь и властитель всея Руси?!
У нескольких хат я спешивался, осматривая изнутри дом, и оценивал бытовые условия проживания. Что сказать? Не знаю, что будет в этих домах летом или зимой, а сейчас, весной, в них было очень сыро, так как хаты были наполовину врыты в землю. В этих, по — сути полуземлянках, имелась круглая печь — каменка, топящаяся по — чёрному. Внутреннее пространство помещения было разделено перегородкой на две комнаты, имелось соответственно два оконца. Из мебели наличествовали только лавки, пара столиков и многочисленные ящики, сундуки, плетеные корзины с зерном, кадки с солёными и квашеными продуктами. Хотя условия жизни и спартанские, но зато ситуация с пожароопасностью куда благоприятней, чем на севере, с его доминирующими деревянными строениями. Поэтому, градостроительную программу, предусматривающую каменно — кирпичное, цементное и глинобитное строительство в городах, на южные области пока можно было не распространять.
Нижняя часть Киева, Подол, был настоящим «промышленным сердцем» города. Здесь в своих мастерских проживали и производили свои товары многочисленные искусные умельцы всех специальностей. В этом районе я вдыхал печной дым кУзнец, слушал перестук плотников и общался в непринуждённой обстановки, можно сказать по-свойски, с местными литейщиками, гончарами и оружейниками. В частности, агитировал их переехать работать на мои новые заводы в Тулу или Карелию. Меня со всем вежеством и вниманием слушали, кивали головами, обещали подумать. Неволить и в принудительном порядке высылать на новое ПМЖ я никого пока что не собирался, не было в этом сейчас острой необходимости. Управиться бы с тремя десятками тысяч ополченцев — полоняников, собранных Михаилом со всех подвластных ему земель Южной Руси!
Софийская площадь, лишённая недавно своей функции народного вечевого представительного органа, обрела своё второе, чисто рыночное, торгово — коммерческое лицо. Торг здесь шёл круглогодично и уже не один век, но сейчас, по понятным причинам, заметно оскудел. Многонациональная пестрота толкущихся на Торге иноземных купцов тоже сильно поиссякла. Здесь теперь невозможно было увидеть булгарских купцов с их восточными товарами, вместо них добром из разграбленных монгольских обозов и из городов покорённой Булгарии торговали смоленские, новгородские и владимиро — суздальские купцы. Число половцев продававших здесь скот и кожи тоже серьёзно подсократилось. По — прежнему присутствовали венгры, продающие своих отборных коней и крымские купцы итало — греческих национальностей торгующих солью, одеждой, винами. Вместо немцев янтарь стали продавать смоленские, полоцкие и гродненские купцы. Сильно уменьшившаяся немецкая диаспора, теперь торговавшая только металлоизделиями и сукнами. Даже невооружённым глазом было заметно, что на Торгу среди импортных, относительно местного киевского рынка товаров, явно доминировали готовые изделия и полуфабрикаты смоленского производства.
Для себя я также отметил, что на Киевском рынке очень широко и одновременно как — то буднично, ходили по рукам купцов и покупателей наши бумажные деньги и прочие банковские бумаги. Как мне позже объяснили в Киевском представительстве «РостДома», смоленские дензнаки вместе с ценными бумагами стали «тихим сапом» проникать сюда ещё несколько лет назад. Сначала они стали использоваться при купле — продаже товаров наравне с гривнами, местными и приезжими купцами, а чуть позже смоленские деньги «распробовали» и простые розничные покупатели — киевские обыватели. К тому же, как мне пояснили местные «банкиры», наши деньги в куда более скромных объёмах можно встретить и в соседних странах, торгующих с Русью — от византийской Никеи на юге и до Швеции на севере. Естественно, эти финансовые новости меня очень даже порадовали.
Старшин от иностранных купцов я пригласил на следующий день в свою резиденцию. Необходимо было с ними обсудить и на новом уровне, с учётом изменившегося статуса Киева и прочих южно — русских городов, урегулировать наши торговые взаимоотношения.
С немецкими купцами дело обстояло следующим образом. С момента основания в 1201 году Риги к ней «проложили путь» странствующие немецкие купцы, которые объединились с купцами острова Готланд. Они же ревностно помогали епископу Альберту в войне с народами Прибалтики и с Русью. По привилегии 1225 года, данной Альбертом, оседлые купцы получили господство в Риге. В 1215–1234 годах в ее пределах возникает северо — западный «пригород», где находился «русский квартал» (Russiche dorp). Там разместилось подворье полоцких, смоленских, витебских купцов и церковь св. Николая.
Роль северогерманского купечества в Балтийской торговле на рубеже XII–XIII веков, в связи с начавшимся в это время покорением немцами Восточной Прибалтики, заметно возрастает. Тогда сфера их торговой деятельности расширилась, вышла за пределы острова Готланд и достигла северо — западных княжеств Руси. Немецкое купечество «сблизившееся» еще на острове Готланд с русскими, с жадностью стремилось завязать непосредственные торговые связи с Русью.
Сначала северогерманское купечество служило агрессивным целям немцев, способствуя продвижению их в восточные славянские земли — («Drang nach Osten»). Сотрудничая с «крестоносцами», во главе которых стоял их Орден, на первых порах защищавший «людей торговли», северогерманское купечество помогало немецкому вторжению в Прибалтику, в расчете на рынки завоеванных земель и на создание более благоприятной для себя позиции в торговле с Русью.
Правда, партнёрство между Орденом и северогерманскими купцами оказалось недолговечным, по всем известным причинам, связанным с разгромом немецких орденов. И как результат, уже в прошлом году северогерманское купечество образовало свой независимый от Ордена союз — объединение торговых центров: Висби, Готланда, Любека. Силы этого союза (Ганзы в эмбрионе) направленные на борьбу против тех, кто намеревался стеснять свободу немецкой торговли, я намеривалась использовать в собственных целях, слегка подстегнув вперёд историю.
Немцы хотя и лишились своих Прибалтийских земель, но не потеряли своего торгового интереса в России, скорее наоборот. Вот я и собирался организовать из купечества северогерманских городов некое подобие Ганзейского союза. Полностью копировать исторический опыт Ганзы было бы глупо, да и невозможно. Я намеривался придать новому немецкому торговому союзу такую специфику, которая сделала бы его всецело зависимым от России, а, следовательно, послушного ей. В конечном итоге укрепление торговых контактов между странами Балтийского бассейна должно сделать европейское купечество куда более миролюбивым, изменить его взгляды на необходимость завоевания русских земель, что может стать решительным препятствием осуществлению военно — клерикальных планов вынашиваемых в Ватикане и в среде отдельных католических правителей.
Пребывавшие в Киеве немецкие купцы расселись вдоль стола и с опаской поглядывали в мою сторону. Эти купцы были родом из разных городов Германии — Любека, Гамбурга, Штеттина. «Ганза» — союз торговых городов, предводительствуемый немцами ещё не сложился, и надеюсь уже никогда не появится, так как отдавать в руки немцев, за здорово живёшь, Балтийскую торговлю я не собирался.
Я взглянул на своего переводчика Якова, «Мол, готов к работе?», получив в ответ от него спокойный и уверенный взгляд, я сдёрнул шторку с «карты» Поволжья и Урала. Взгляды немцев устремились на мою «мазню». Из меня был тот ещё картограф — изобразил схематично моря, реки и горы с известными населёнными пунктами. Но в это время картография была ещё на примитивном уровне, поэтому моё творчество смотрелось на прилично высоком уровне. Тем более точность, соблюдение реальных пропорций географических объектов — опережали всё ныне известное. И собакоголовых людей не было …
— Господа купцы, рад вас приветствовать на Русской земле! — немцы, заслышав перевод повскакивали со своих мест и поклонились, что — то доброжелательно «гавкая» в ответ.
— В этой карте, в каждом сантиметре примерно 250 километров. — Толмач стал переводить названные мной единицы измерения, в понятные для немцев меры длинны.
— На карте показан Волжский путь из Балтийского (Варяжского) моря до южного Хвалынского (Каспийского) моря — чьи воды омывают Персию и страны Средней Азии, — глаза немцев стали буквально поедать карту, а я продолжил.
— Раньше мы не могли пользоваться этим путём, так как Волгу нам перегораживала Волжская Булгария, недавно разбитая монголами, а теперь, после учинённого Русью полного разгрома монголов, перешедшая под мою юрисдикцию.
— К чему я вам это всё говорю и показываю, спросите вы? — немцы на мой риторический вопрос никак не реагировали, а дисциплинированно молчали. — Я вам отвечу — чтобы организовать с вами сразу две торгово — промышленных компании, с разделом паёв 51 у меня и 49 у вас. Сразу предупреждаю, что не допущу с вашей стороны ни церковь, ни рыцарские ордена. Это предложение вас заинтересовало?
Послышалось частое немецкое «— Я! — Я!» не нуждающееся в переводе.
— Одна компания «Азиатская Русско — Немецкая Компания» («АРНК») будет расположена в дельте Волги и будет заниматься торговлей со странами Каспийского региона русскими и немецкими товарами. Для этой цели надо будет построить город в дельте. Вторая компания — «Уральская Русско — Немецкая Компания» («УРНК») будет осваивать ресурсы вот этих гор — я показал указкой на очертания Уральского хребта. Там много металлов, есть золото и серебро.
Я замолчал, немцы оживлённо загудели, переводчик даже не старался что — то перевести в этой разноголосице. Наконец, минут через пять установилась тишина, и один из немцев спросил по — русски.
— Государь, какие будут условия? Компанией в Генуе называют двустороннюю «комменду». Каковы будут доли внесения капитала? Будем ли мы вместе нести ответственность перед третьей стороной по договорам? Как будут делиться прибыли и затраты, по доле внесённого капитала? Могут ли посторонние лица внесением капитала становиться компаньонами? — немец засыпал меня вопросами.
— Как прибыль будет делиться, я думаю, вы догадались — 51 на 49. На Урале и в дельте Волги я вам предлагаю основать свои торговые поселения, наподобие немецкой ганзы (т. е. гильдии) в Висби, что на острове Готланд. Я не буду вмешиваться по пустякам в дела немецких ганз, отношения у нас будут такие же, как у германского императора Фридриха II с его имперскими городами, такими, например, как Любек. Этим немецким городкам будет даровано самоуправление, но с сохранением верховного суверенитета государя России. Этими городами будет управлять магистрат, во главе магистрата будет стоять бургомистр.
У немцев подобный опыт колонизации уже есть, и не малый, тот же Любек — бывший полабский Любич. За последнюю сотню лет в германских землях основано почти три сотни городов. Колонизируют и создают города немцы не только под короной германского императора, но и под властью иноземных правителей, чему пример Польша, Чехия, Венгрия.
К примеру та же Венгрия активно привлекает переселенцев из Германии, Франции, Фландрии, Италии, Польши, Чехии, степной зоны Северного Причерноморья (ясы, печенеги, половцы) и даже из Русских земель. Иммиграционная политика венгров весьма продуманная. Степняков они селят на границах для охраны перевалов. Германские переселенцы осваивают залежи металлов в Трансильвании. Переселенцы из итальянских земель действуют в торговле. Русских переселенцев можно встретить в самых разных сферах — королевское окружение, комесы, судьи, но более всего в «йобагионах» (военно — служилое сословие).
Поэтому исходящее от меня предложение — вполне в духе времени и не является чем — то фантастическим или очень неожиданным для немцев.
Я долго думал, как мне в дальнейшем выстраивать отношения с европейскими странами, прежде всего с Германией, и понял, что вместо того, чтобы с ними воевать, надо мирно запустить их в Россию. Но не абы кого, а прежде всего деловых людей — купцов, ремесленников, даже крестьян. Рыцари с их орденами и всевозможные паписты нам тут совершенно не нужны. И пускай они обустраивают здесь свой фатерлянд, обживают дикие, медвежьи углы, налаживают там производство и торговлю, а заодно принимают на себя удары орд степняков и туземцев. Раз вы так стремитесь к восточным богатствам — нате вам, пожалуйста! Торгуйте с азиатами, но под крышей русского государства. В итоге всем хорошо и все счастливы, разве, что кроме Фридриха II, папы Римского и великовельможной тусовки, так как от них подданные убывают, ослабляя их земли и одновременно усиливая Россию. Остаётся только продумать, как побыстрее и качественнее новых подданных ассимилировать. Опыт Российской империи и многих других стран показывает, что это вполне возможно.
А русским купцам пока за глаза хватит: внутрироссийская торговля нуждается в дальнейшем развитии, собственная Балтийская торговля, а в перспективе Северная и Черноморская. Архангельск воздвигнуть недолго, вопрос с Крымом я планирую решить уже этим летом. А затем дело за малым — построить судоверфь в Севастополе, заложить корабли и оснастить их пушками — и венецианцев с генуэзцами — как ветром сдует! Монголы ещё год — два точно не сунутся, а может, дай — то Бог, не на одно десятилетие я у них охотку отбил за Волгой появляться.
Мысленно отвлёкшись на мгновение, я вновь продолжил идеологическую «обработку» имперских купцов. Расписывал им красочные перспективы торговли, промышленного развития и обогащения Нижневолжской и Уральской немецких торгово — промышленных колоний, клятвенно обещая этому процессу всемирно содействовать. Купцы, как и следовало ожидать, согласились принять активное участие в совместной работе и в капитале формируемых компаний.
В конечном итоге немцы обязались снарядить четыре судна с экипажем в 200 человек. Они брали на себя все расходы по освоению дельты Волги и Урала, обещали в течение двух лет основать два поселения — крепости по 300 человек, а на Урал прислать из имперских земель два десятка горных мастеров, для обнаружения копий и рудных жил. Колонистам предоставлялись в собственность участки земли для строительства домов и занятия сельским хозяйством. Немцы освобождались от всех налогов и пошлин, кроме как уплаты в казну половины всех чистых доходов компаний. На Урале немцам разрешалось заниматься меховой торговлей с аборигенами, при условии, что 90 % доходов от меховой торговли будет ими вкладываться в развитие уральского горного дела.
Внедрение «НРП», и прежде всего статей ограничивающих рабовладение, на первых порах обернулось разорением для большинства южно — русских земельных феодалов. В соответствии с «НРП», лица православного исповедания не могли быть чей — то собственностью (рабами, холопами). «Теневое» рабство, в виде института «закупов», тоже было отменено. Должники, попавшие в кабалу, отрабатывали свой долг перед кредитором не посредством смены своего юридического статуса на «закупов», а приобретая новый статус «ограниченно свободных». Кроме того, долг, по постановлению суда, отрабатывался не напрямую у заимодателя, а у посторонних хозяйствующих субъектов, в том числе и в государственных организациях. Эти принудительные работы в обязательном порядке оплачивались, но с удержанием части зарплаты в пользу кредитора.
К тому же, по всей Южной Руси уже начали внедряться смоленские законы, по которым частные участки земли (вотчины) могли обрабатывать только лично свободные арендаторы, с запретом барщины. Арендаторы обрабатывают выделенные конкретно им участки и платят за это арендодателю не более половины получаемого урожая.
Крестьяне вервей и весей также становились частными собственниками участка, который они обрабатывают. Общинные земли упразднялись, вскоре останутся земли только частные и государственные. При этом крестьяне обязаны платить налог государству — 1/3 урожая — в натуральном или денежном выражении.
В ранее не тронутых, целинных землях Южной Руси также будет разрешаться брать участки для обработки земли в частную собственность с согласия уездных властей.
Эти законы вынуждали всю земельную аристократию или приобретать не православных рабов, или переходить на селе к капиталистическим отношениям — нанимать за отдельную плату батраков и/или сдавать свою землю в пользование частным арендаторам.
На Смоленской Руси этот процесс проистекал уже на протяжении трёх лет. На первых порах он был смягчён притоком огромного количества дармовых рабов из Прибалтийских земель. Но бесплатный рабский труд не оказался панацеей — быстро разобравшись, что к чему, прибалты без каких бы то ни было понуканий, целыми селениями стали креститься в православие. Процесс принял лавинообразный масштаб и уже к нынешнему году на Смоленской Руси бесплатный рабский труд фактически полностью исчез. Причём исчез он не только в исконно русских землях, но и чужеродные новые прибалтийские области стремительно переходили в православие. Надеюсь, что очень скоро подобные процессы повторяться и в мусульманской Булгарии.
Смоленские бояре были вынуждены на это как — то реагировать, компенсируя свои финансовые потери. К этому моменту в государстве уже сложились и развились выгодные альтернативы русскому бунту, бессмысленному и беспощадному. Помимо найма работников и сдачи земель в аренду появились и другие варианты.
Во — первых, в боярских вотчинах стали быстро развиваться промышленные отрасли, прежде всего перерабатывающие с/х сырьё (производство полотна, пеньки, масла, мукомольное производство и т. д.). Благо, что смоленская промышленность могла предложить сельхозпроизводителям самые современные машины и оборудование для этих целей, в том числе и по низкопроцентным кредитам.
Во — вторых, у «тружеников села» перед глазами был пример государственных земель, где не только утвердились многополье и плодосменная система, но и свою наглядную эффективность продемонстрировали хозяйства, работающие на базе коллективной собственности (совхозы). Совхозы, как это не смешно звучит, уже сейчас превратились в эффективные капиталистические предприятия, развивающие товарное, ориентированные на экспорт и продажу в городе торговые земледелие, огородничество, садоводство и, конечно же, животноводство.
В — третьих, многие из бояр вообще разрывали все свои связи с сельскохозяйственным производством, вкладывая свои капиталы в более доходные городскую промышленность и торговлю.
В — четвёртых, у них всегда оставался вариант перейти в хорошо оплачиваемую категорию служилых или ратных людей.
Поэтому патриархальному, всё ещё живущему по дедовским заветам и отсталым сельским технологиям боярству южно — русских княжеств, от внедрения в правоприменительную практику «НРП» сразу же сделалось плохо. От немедленного бунта спасло только то обстоятельство, что это самое боярство оказалось хорошо прореженным в недавних боях. К тому же альтернатив хозяйственного развития и вложения капиталов у южных бояр было заметно меньше, чем у их северных собратьев. Пока всё дело здесь ограничивалось переводом землепашцев на арендные отношения. Эти недавно присоединённые южные области, с точки зрения развития промышленности, торговли, кредита, спроса и предложения, естественной сейчас серьёзно отставали от северных областей. Да и сами бояре здесь были всё ещё несколько иного склада ума, поскольку жили в регионе, где ещё не началась «промышленная революция» со всеми её сопутствующими явлениями. Сложившаяся ситуация до боли напоминала Гражданскую войну в США между патриархальным, отсталым, рабовладельческим Югом и капиталистическим, промышленно развитым Севером. Нация вроде бы одна, но мировоззрения у людей несколько разные. Но у нас, слава Богу, не всё так запущено, как было у янки с конфедератами, через несколько лет ситуация должна выровняться.
Правовая, финансово — экономическая и денежная системы Смоленской Руси сами по себе, просто в виду своей прогрессивности, должны способствовать стремительному слиянию вновь присоединённых земель в единое политическое, правовое и экономическое пространство, что очень скоро нивелирует все наблюдаемые на данный момент местные различия.
Но самое главное, стал стремительно складываться всероссийский рынок, охватывающий более 1 млн. кв. км. коренной территории русских княжеств — областей, с 7–ми миллионным населением и 300 городов!
Централизованное государство с унифицированным законодательством и отменой внутренних таможен автоматически, всегда и везде мгновенно вызывает многократное усиление товарообмена между территориями. Это стимулирует не только их поступательное развитие, преодолевается прежняя экономическая замкнутость, происходит их слияние в по — настоящему всероссийский рынок.
К слову сказать, если мне не изменяет память, то в РИ подобные события начали происходить только в 16–17 вв., в условиях куда более отсталой, по сравнению с западными соседями, экономико — правовой базой. А сейчас же, у нас сложилась ситуация прямо противоположенная. Западу придётся закладывать «финты ушами» и «выделывать кренделя», насилуя своё общество и естественные процессы развития, только чтобы как — то компенсировать неимоверное военно — экономическое отставание от своего огромного восточного соседа по континенту. Удачи, в столь сложном деле, я им всё — таки ни словом, ни делом, желать не буду, пусть не рассчитывают!
Всё это, по большей части праздное времяпрепровождение в Киеве, продолжалось почти месяц. Войска отдыхали, а интендантские службы, наоборот, спешно готовились к походу в Крым. Помимо приёмов я ежедневно получал информацию из Галицкого княжества и Булгарии, ныне преобразованных в области, с губернаторами во главе. Пока что на западных и восточных рубежах всё оставалось относительно спокойно, тучи нигде не сгущались. Причин откладывать Крымский поход не было.
Для поднятия боевого духа войск и горожан, как было объявлено официально, а в основном для вразумления и предостережения съехавшихся ото всюду южно — русских бояр, был устроен грандиозный смотр войск совмещённый с парадом. Через весь Киев, парадным маршем, нога в ногу, чётко печатая шаг, прошли все находящиеся здесь корпуса. Замыкали шествие ратьеры и «крылатые телохранители» произведшие на обывателей не меньший фурор, чем многотысячные колонны пехотинцев, закованных в железо.
Вместе с высшим командным составом я стоял на импровизированной трибуне, отдавая честь проходящим мимо полкам под несмолкаемую какофонию, перекатывающуюся от полка к полку громкому «Слава!» и оглушающий грохот барабанов. Все киевляне и гости города, видевшие это небывалое доселе зрелище, остались весьма впечатлены. Забегая вперёд скажу, в моё отсутствие никаких волнений и уж тем более мятежей и в помине не было, ни в Киеве, ни в других вновь присоединённых княжествах и землях. Видать, этой весной хорошо проняло ранее совсем не отличавшееся спокойствием южно — русское боярство!