Орда

Глава 12

Князь Михаил Всеволодич всю свою сознательную жизнь провёл в военных походах, да на кровавых ратных поприщах. В молодости он ещё застал времена Калки, хоть сам непосредственно и не бился в том разгромном для русских ратей сражении. Зато потом, мало какие междоусобицы русских князей обходились без его активного в них участия. И вот сейчас он был на пике своего могущества, сумев фактически стать единоличным правителем всей Южной Руси. Да, в его неимоверно разросшуюся империю были встроены удельные княжества и формально независимый Новгород — Северский, с правящем там его родичем — князем Глебом, но эти обстоятельства никого не вводили в заблуждение. Все — от простых смердов до всерьёз поубавившихся за последнее время князей прекрасно понимали, что на Руси остались только два полновластных монарха — он и Владимир Изяславич. Последний объединял под своей пятой не только всю Северную Русь, но и многих инородцев — от чудин и литовцев на западе, до булгар на востоке. И сейчас неимоверно вознёсшийся, особенно после разгрома мунгалов, а потому зазнавшийся северный правитель, как искренне считал черниговский князь и его окружение, просто потерял голову! А как ещё объяснить собственноручное раздробление Владимиром его могучей рати сразу на четыре руки. Смоленский правитель начал действовать широчайшим фронтом — от Волги до галицких Карпат. Да, его войска сильны как никто и никогда, но не настолько же! Такое рассосредоточение сил было уже явным перебором

Сам Владимир во главе одной из им же разделённых ратей, по пути взяв Вышгород, сейчас направлялся на Киев — в самое логово притаившегося медведя. Михаил собрал в Киеве все свои лучшие войска, привлёк союзников — клобуков, половцев и европейских наёмников, добившись тем самым многократного перевеса в живой силе. Теперь он будет громить коварного князя — клятвопреступника по частям — сперва уничтожит вторгнувшиеся рати во главе с самим Владимиром, а потом займётся остальными, раздёрганными на тысячи вёрст и уже обезглавленными вражескими войсками. Осаждённым смоленскими войсками Чернигову и Галичу оставалось продержаться совсем немного, час их избавления от осадного сидения был уже близок. Михаил Всеволодич отдавал себе отчёт, что именно здесь и сейчас, когда силы врага разрознены, ослаблены мунгалами, был его единственный шанс попытаться потягаться с Владимиром. Потому как противостоять напору объединённым железным северным ратям сейчас вряд ли бы кто смог в целом мире! Смоленским пушкам и «железным» пехотинцам можно было противопоставить разве только, что широкую международную коалицию из европейских народов. Но пока «крестовый поход» против Смоленска, дальше кулуарных разговоров, в практическую плоскость не переходил. И этот решающий бой должен состояться сегодня, здесь и сейчас! Конные дозоры докладывали о вышедших из Вышгорода смоленских ратях. А теперь Михаил и сам, собственными глазами видел клубящиеся облака пыли, что вздымались в небо с северо — востока, чёрной пеленой растянувшись над линией горизонта

Войска Южной Руси начали выстраиваться, готовясь к бою. Звенели латы, шелестели кольчуги, в полголоса разговаривали обычно болтливые и непоседливые ополченцы пеших полков. Стяги вздымались над выстроившимися полками. От пешего войска исходил приглушённый шум тысяч голосов, непрерывно звякали мечи и щиты, то и дело раздавались окрики тысяцких и сотников. От конных дружин доносились ржание, переступ подкованных копыт.

Михаил, восседая на своем угорском коне, в который уже по счёту раз, прищурив глаза, окинул быстрым взором своё воинство. На левом крыле стояли чернигово — северские всадники. На правом крыле расположились конные отряды галицко — киевских дружин. В середине располагалась многотысячная пешая рать, состоящая из разных городовых полков, собранных со всей Южной Руси. Все последние месяцы их усердно обучали военному делу, на манер смолян. На многих командирах пешцев блестели на солнце проволочные кольчуги и пластинчатые латы. Но основная масса пехоты носила самодельную бронь из тегиляев, иногда усиленных железными пластинами. Половина пешцев была вооружена длинными копьями, половина — слабыми луками однодревками, примерно десятая часть была вооружена деревянными самострелами. В качестве второго оружия использовались в основном ножи, топоры и деревянные дубинки. И эта орава, собранная, вооружённая и обученная по подобию смоленских железных воев готовилось к битве

За выстроенными ратями, укрывшись перелеском и холмом, стоял засадный ударный верхоконный полк, набранный со всей южно — русской земли и состоящий из лучших дружинников. В этом же полку присутствовали европейские рыцари. У каждого красный щит, все, как один, в металлических шлемах, в кольчатой или пластинчатой броне, с копьями, мечами и луками

Михаил Всеволодич хорошо знал, что победу всегда приносит численное превосходство, сила, мужество и умение владеть оружием. Не раз применял он эти военные правила, атакуя сам, обходя и охватывая противника свежими полками или заманивания врага на засадный полк, который его и добивает

Но такого непредсказуемого, мощного противника с неведомым оружием у великого князя еще не бывало. Мысли Михаила неожиданно были прерваны громким окриком.

— Княже! Смоленские «чёрные конники» на холмах

Михаил, в красном корзне, частью скрывающие доспехи с золотой насечкой, напряжённо вглядываясь в даль, велел немедля подозвать к себе представителя Котяна. С ханом была достигнута предварительная договорённость об ударе половецкой конницы с тыла по смоленским войскам, как только те завяжут бой с основными силами южно — русского войска

— Пускай твой хан снимается и начинает обходить Владимира! Атакуете смолян по условленному сигналу

— Слушаюсь, княже

Подханок немедля послал своего коня к видневшимся в дали шатрам — ставке Котяна

Воеводы и простые дружинники Михаила заметно занервничали, узрев на холмах плотно сбитые коробки смоленской пехоты. Смоленские рати, ощетиненные длинными копьями, словно неведомые животные, расползались по холмам, растягиваясь по равнине длинной, изогнутой вереницей, которая вскоре отчётливо приняла форму полукруга или подковы, развёрнутой концами на противника. Однако эта «подкова» не была монолитной, между образующими её войсками просматривались довольно приличные интервалы

— Глянь, Михайло Всеволодич, как смоляне выстраиваются. Бить полки смолян поочерёдно, выстроенных в линию, обхватывая при этом их с краёв при таком построении смоленских войск у нас не получится! — сделал правильный вывод из увиденного воевода.

Михаил лишь досадливо сморщил лицо, его заранее составленный умозрительный план битвы стал давать первые трещины

— Теперь самое слабое место смолян — выступающие вперёд крайние полки «подковы», да и то, при их атаке по определённой стороне

— При таком их построении, — вмешался Заслав, — при нашей атаке конницей сразу с обоих сторон, их полки не будут перекрывать друг другу сектора обстрела. Если же атакуем только один из флангов — то из битвы выпадет половина смоленского войска. Конечно, это меньше, чем мы рассчитывали, но больше, чем ничего!

— Верно говоришь, боярин! — согласился великий князь с последнем рассуждением. — Теперь самое слабое место у них — это внешние стороны «подковы». Причём, придётся всей конницей выбирать для атаки только одну сторону, а иначе силы зазря распылим. Ничёх, други, прорвёмся! Наши пешцы их отвлекут, связав боем. Копчённые с тылов ударят, а там уж и мы «зевать» не будем. Сразу снесём левую от нас сторону подковы — поле с той стороны шире и ровнее

— Верно княже, судишь! — похвалил своего князя Заслав, но тут же подпустил «шпильку» — Но сила смолян не только в оружии. По ходу боёв они могут быстро перестраиваться. Атакуемая сторона может быстро переместиться, и мы тогда угодим под перекрёстный обстрел

Услыхав это мнение, Михаил Всеволодич только зло сплюнул

В это время легендарная смоленская пехота — само живое олицетворение неодолимой силы, застыла в грозном молчании. Жёлтые надоспешники с чёрными крестами плохо скрывали от пытливого взгляда воронённые латы, а чтобы рассмотреть железные шлемы, длинные копья, бердыши и луки, сжатые в руках, и вовсе не требовалось напрягать зрение. Передние ряды скоро заполнялись сотнями полевых пушек, вручную передвигаемых четвёрками пехотинцев — самого страшного оружия Владимира

— Атакуем их, княже? — спросил нетерпеливый Заслав

— Рано! — великий князь, бросив взгляд на поднимающих пыль степняков, скорой рысцой уходящих на северо — запад. — Половцы ещё не изготовились. К тому же, подождём, может кривичи спустятся с холмов. Хоть они и не высоки, но лучше атаковать их в ровном поле, чем взбираться на эти склоны

Напряжённое ожидание длилось больше часа. Вдруг за спинами выстроившихся в линию смоленских полков послышалась частая пальба

— Неужто копчёные смолян атакуют? — оживились в ставке киевский князь

— Видать, тыловые полки смолян вступили в бой с половцами! — вслух поделился своими мыслями воевода Заслав. И ход его мыслей совпадал с мнением Михаила. Что ещё ожидать от копчённых? Они не впервой раз ломали все планы русских князей. И вот сейчас, когда ещё битва даже не завязалось, они преждевременно атаковали тылы смоленских войск.

Михаил Всеволодич понимал, что сейчас надо на что — то решаться — или дальше чего — то ожидать, или атаковать основные силы Владимира, когда половцы сковали боем часть тылового охранения противника. В конце концов, войск у киевского князя в два — три раза больше, чем у супротивника, а в коннице перевес ещё более значителен

Раздумья Михаила Всеволодича прервали редкие попадания картечных гранат, что начали рваться в построениях пешего ополчения

— Княже, смоляне начали пристрелку! Надо двигаться, сбивать им прицел, а не то они скоро нас всех тут и положат

— Это что же, Владимир своими пушками открыл пальбу, стреляя прямо из — за спин своих полков! Вот это да! — восхитился Заслав

— С чего ты взял? — усомнился князь

— А ты, княже, приглядись, в передних рядах все малые пушки как один молчат, ядра вылетают откуда — то из ложбины

— Княже! Верно сказал Заслав, нам надо шевелиться! Нам надо на что — то решаться — или отступать, или атаковать

— С ополчением мы никуда толком не отступим, разбегутся черти! Посмотри, они уже драпануть готовы. Если бы не наши конные дружины за их спинами, они уже бы сейчас побежали без оглядки, куда глаза глядят

Михаил Всеволодич перевёл взгляд на свои городские ополчения, разбитые по большим полкам. Пешцы там действительно волновались, то и дело, бросая затравленные взгляды на ставку своего князя. Вот ещё одно ядро, как мячик скачущее по земле со всего размаха врезалось в галичан. Судя по всему, если судить по упавшему на землю стягу, досталось звенигородцам. Кровавая просека прошила весь строй

За спинами смоленских полков разом знатно громыхнуло и через пару мгновений всё южно — русское войско — и пешцы и конница, оказались накрыты частыми дымными облачками разрывов. Чугунная дробь и осколки, влёт, прошивала тела, и даже доспехи. Минуту спустя опять последовал раскат рукотворного грома прозвучавшего за спинами кривичей, а затем южно — русское войско оказалось накрыто теперь уже целым облаком визжащих осколков и дыма. Дымы предыдущего артобстрела наложились на новый залп

— Княже! — взмолился Заслав. — Атакуем или уходим! Иначе будем со своим собственным ополчением биться. Посмотри на киян — они уже, прокладывая себе путь к бегству, кидаться на наших конников стали.

Великий князь перевёл взгляд в указанную сторону. Действительно, в просветах дыма, виднелись изрубленные мечами тела двух десятков киевлян и оттуда доносились неимоверные крик и ор

— Труби атаку! Пешие полки в бой! — приказал Михаил, его возглас потонул в очередном грохоте разрывов

Пешие полки, лишь заслышав трубный вой, тут же резво ломанулись всем скопом вперёд. Никто из них и не думал идти в бой мерным шагом, укрываясь щитами, выставив копья, соблюдая линии — в общем, так, как их упорно учили всё последнее время. Они просто побежали в разнобой, лишь бы только побыстрей уйти из — под накрытия гранат. Причём, если бы у них сзади не «висела» конница, перекрывающая пути к отступлению, ополчение уже давно повернуло бы в обратную сторону

Михаил Всеволодич лишь неприязненно скривился, увидав, как его пешцы побежали в бой. Вся ратная наука пошла для этого сиволапого мужичья — псу под хвост

— Княже! Прикажи дружине заходить смолянам с фланга! Смоляне пристрелялись! Не пройдёт и часа как от нас здесь останутся только лужи крови

— На пехоту может обстрел переведут? — неуверенно раздался голос боярина

— На хрена? Для пехоты у них припасены малые пушки. — Он указал пальцем вперёд. — Видишь, ими весь передний край полков усеян

Не успел он закончить говорить, как конь под ним поднялся на дыбы, осколок от близкого разрыва вошёл животному в бок

— Вытащите боярина из — под коня! — приказал Михаил Всеволодич своим гридням, отскакивая подальше от места происшествия

— Пускай наши полки сначала врубаться в порядки смоленской пехоты, а уж потом мы подскачем! А сейчас отходим назад на перелёт стрелы! Сменим место

Дружина, развернув коней спиной к противнику, лавиной устремилось назад. Этот манёвр не остался незамеченным среди пешцев Михаила. Среди бегущих, как на убой пехотинцев, поднялись гневные, панические выкрики. — Нас предали! — Нас кинули! — Всё пропало

Некоторые сотни в полной растерянности начали останавливаться, другие продолжали свой забег. Сумятица и полная неразбериха застала южно — русские полки прямо посреди поля, в двух — трёх сотнях метров от передовых позиций смолян. И тут это запаниковавшее войско накрыл дружный залп из луков… многих тысяч луков. Этот массовый обстрел стрелами оказался для пешего войска Михаила Всеволодича последней каплей, дело даже не пришлось доводить до применения полевой артиллерии. Пешцы принялись бросать оружие, усаживаясь на землю, обхватывая голову руками — так сейчас было принято сдаваться в плен

Увидав творящиеся на поле боя — повальную сдачу в плен своего воинства, Михаил Всеволодич решился на отчаянный шаг — послать в бой всю свою конницу, сам лично возглавив конный засадный полк. Но лишь только дружинники начали разбег, как увидели, что предполагаемый к атаке фланг быстро начал смещаться на 45 градусов — от своего крайнего редута к редуту соседнего конца. Пешцы, на которых к этому моменту полностью перестали обращать внимание обе воюющие стороны, начали потихоньку разбегаться кто куда, не представляя более никакой опасности для войск Владимира

— Атакуем с тыла крайнюю левую сторону подковы! — во всю мощь своей глотки проорал Михаил Всеволодич

Залпы смоленских лучников, ежесекундно обрушившиеся на головы дружины, были встречены конниками Михаила Всеволодича на скаку. Дружинники пытались укрываться от стрел своими щитами, но не многих это спасло, на поле повсюду, там и здесь, валялись сшиблены с сёдел, многие кони оказались ранены, вздымая вверх своих всадников и обрушиваясь наземь

Конники уже заходили для атаки бывшего тыла подковы, быстро преобразованную смолянами в их новый правый фланг, как увидели скрытые ранее от их глаз многочисленные препятствия, тянущиеся от правого фланга подковы на три сотни метров до самого заросшего перелеском овражка. То был разбросанный перед ними железный чеснок. А сразу за кольями, укрывшись мешками с землёй, позицию занимала тяжёлая артиллерия смолян, которая сразу же и открыла губительный огонь картечью. Монголы минувшей зимой это изобретение уже испытали на собственной шкуре — их, вместе с лошадьми, буквально разрывало на куски. Избиваемая пушечным картечным огнём конница, волей — неволей, начала уходить правее, попадая, таким образом, как и предсказывал Заслав, в огненный мешок.

Михаил Всеволодич понял, что Владимир, как полководец, переиграл его по всем статьям, от этой мысли он ещё больше распалился, продолжая свою безумную, обречённую на провал атаку

Южно — русская конная рать, хоть и вся исколотая стрелами и болтами, смогла врубиться в порядки каре, перед этим испытав на себе залп сотен орудий полевой артиллерии. Но для того, чтобы разрывать коробки железных каре на части, у конницы уже не было ни скорости, ни сил

— Половцы возвращаются! — привлёк внимание Михаила Всеволодича чей — то окрик

— Какого … они тут делают!? — вслух выкрикнул великий князь. — Они должны если не атаковать, то хотя бы тревожить наскоками спины смолян

Копчёные повели себя странно, сходу начав заворачивать коней, нацеливаясь на тыл конницы Михаила, атаковав его сплошной лавой! Коварные намерения степняков полностью прояснились, как только на дружину князя хлынул поток стрел.

Михаил Всеволодич, с застывшей на лице маской недоумения, смотрел на происходящий прямо у него на глазах полный крах собственного, тщательно лелеемого войска. Только рассекающие воздух со зловещим шёпотом вражеские стрелы смогли его вывести из временного ступора. Одна стрела обожгла ногу, ещё несколько стрел со звоном отлетели от доспехов. От этого звона у князя засосало под ложечкой, вызвав нервный озноб, и волосы вздыбились в подшлемнике

Лживые половцы, за пару минут расстреляв целые колчаны стрел, сходу обрушились на русскую конницу. Завязалась сумасшедшая конная рубка. Всадники перемешались, закружились, свои смешались с чужими, только сверкали на солнце вздетые в небо наконечники копий и лезвия мечей. Смоляне предусмотрительно прекратили обстрел, опасаясь задеть своих союзников. Число коней потерявших всадников и бугорков человеческих тел на поле боя ежесекундно множилось. Русская тяжёлая дружинная конница явно одолевала легковесных половцев. Головные части легкоконного неприятельского войска увязли в бою перестав продвигаться вперед, неся при этом большие потери. Тогда, под звуки медных труб и ударов в бубны, половецкие всадники разделились надвое и стали охватывать полковые порядки, таким образом, окружая всё южно — русское конное воинство в двойной обхват. Для Михаила Всеволодича стало ясно, что его конец сейчас близок как никогда. Из этого капкана надо было срочно прорываться!

— Трубите сбор! — Михаил Всеволодич дал знак группе всадников держащих в руках стяги хоругвий и рожки. — Все разом идём на прорыв через промежутки между смоленскими ратями

Всадники, так толком и не построившись, из — за непрерывного обстрела, ведущегося по ним, поскакали на прорыв вразброд, не сумев составить ударные прорывные клинья. В местах прорыва рубка закипела с еще большим ожесточением. Смоленские пешцы выпустили в них убийственный вихрь из стрел, болтов и картечи, что с кровью вырывали из седел сотни всадников. Задние скакали через упавших, втаптывали в грязь мертвых и раненых. Но всё же, пусть и с огромными потерями, со стонами и вскриками, ободранные частоколом копий и прореженные стрелами, дружинники Михаила Всеволодича все — таки продрались сквозь жуткие построения смоленской пехоты

Михаил Всеволодич повернулся к своей сильно поредевшей дружине, одним взглядом охватил бледные, напряженные лица

— За мной! — он поднял меч, и конь рванулся вскачь

— Вперёд! — из надтреснутых глоток раздался рёв дружинников

Набирая разгон, ощетинившись копьями, русичи ударили по своим отошедшим назад половецким визави. Половецкий строй колыхнулся изломанной волной, изготавливаясь для встречного боя. Кочевники, выхватив луки, сошлись ближе — и стрелы стеганули с убойной силой. Они впивались в щиты и брони, пробивали конские попоны, разили в лица воинов, поражали насмерть. Дружинники, как пожелтевшие на деревьях листья в ненастную, ветряную погоду посыпались из сёдел, многие падали наземь вместе с конями.

Кавалерия Михаила Всеволодича рванула вперёд, сокращая дистанцию и навязывая врагу ближний бой. Всадники сошлись грудь в грудь и закружились в водовороте смерти. Свалка закипела, запузырилась кровью, задышала смрадом, зазвенела лязгом мечей, изошла криками боли и ненависти.

Прямо перед Михаилом Всеволодичем возник половец сумевший нанести удар по шелому вскользь. Кто — то из ближних мечников князя ткнул половца под ребра, и тот свалился под брюхо своей лошади. Высверки мечей, звериные хрипы — то ли лошадей, то ли людей, едкий запах пота, лязги железа о железо — все смешалось в этой быстротечной, но кровавой сече.

По иронии судьбы, сил прорваться из окружения воинству великого князя придали подошедшие с тыла и сразу ударившие, насевшие и вцепившиеся в загривки княжеских дружин смоленские полки. Дружинники Михаила Всеволодича, не желая получить копьём или стрелой в спину от смоленских пешцев, усилили свой натиск и сумели — таки прорвать плотный половецкий заслон, вырвавшись на свободу. Но радость недавних окруженцев длилась не долго.

— Княже, туда глянь! — в ушах раздался чей — то невнятный, истеричный крик. Посмотрев в указанную сторону, Михаил Всеволодич разом обомлел

Князь увидал, как аккуратно объезжая сбившиеся в кучки южно — русских пешцев, на поле боя во всей красе выезжала появившаяся со стороны Днепра смоленская конница — грозные ратьеры. Набирая ход, они врезались в запаниковавших дружинников, своими пистолями прошивая насквозь тела, открывая частую пальбу на убойных дистанциях. Дружинники князя ничего не могли поделать, кроме как замертво падать, словно скошенная серпом трава. Для дистанционного боя с ратьерами у них толком не было ни стрел, которые они поизрасходовали, ни копий уже успевших застрять, потеряться и обломаться, ни скорости, чтобы взять разбег, ни — че — го… Потому ратьеры и шли через русскую дружину, как горячий нож сквозь масло, не неся практически никаких потерь в собственных рядах. Не тратя время на перезарядку пистолетов ратьеры стали выхватывать из ножен свои тяжёлые палаши, но воевать им было уже по — сути не с кем..

Михаил, к сожалению, сумел — таки вырваться из захлопнувшегося капкана, но оставил в нём много своего мяса. А вообще, к Киеву, в общей сложности, сумели прорваться конные отряды общей численностью примерно в две тысячи всадников, среди которых преобладали европейские наёмники. Наёмники в дружине Михаила Всеволодича стали главенствовать во многом из — за того, что далеко не все вышедшие из боя дружинники последовали вслед за своим князем в столицу. Некоторые бояре со своими «детскими» предпочли рассеяться по округе, нежели залазить в распахнутую ловушку, что сейчас собой представляла древнерусская столица. Поэтому я не очень удивился, когда при подходе к Киеву мои войска во множестве встречали «хлебом — солью» некоторые из бояр, принимавших участие в сражении с нами. Прямо как свадьба в Малиновке! Быстро местные вельможи «переобулись». И все эти деятели страсть как желали выслужиться перед новой властью

Среди этих «переметчиков» присутствовали во множестве мобилизованные Михаилом галичане, но особенно много было черниговских и северских бояр с их отрядами. Дело в том, что черниговцы, бежавшие вместе с Михаилом в Киев, попытались самовольно отплыть из Киева. У причалов Верхнего города и Подола они похватали ладьи с насадами и на них предприняли попытку переправиться через Днепр. Но, на середине русла, им повстречались наши патрульные галеры. Топить никого не пришлось, хватило предупредительного залпа — ближайшие к галерам суда сразу сдались. Остальные же, пользуясь возникшей заминкой, пока на них не обратили пристальное внимание пушечные жерла галер, по — быстрому, смотали назад, к Киевским причалам. А потом уже, не желая возвращаться к Михаилу в осаждённый город, черниговцы с северцами добровольно сдавались моим, подходящим к Киеву, войскам.

Таким образом, от Михаила, так или иначе, дезертировало большая часть его уцелевшего от разгрома войска. Теперь в заблокированном Киеве основную силу стали представлять венгро — польские наёмники. Сейчас штабом, по различным каналам, уточнялась численность осаждённых в Киеве войск

Хана, точнее теперь уже князя Котяна Сутосевича, во главе с пятитысячным конным отрядом половцев направил к устью Волги, в помощь «Волжской группы войск». В минувшей битве он меня не подвёл, сумел вовремя ударить по Михаилу, тем самым окончательно деморализовав противника. Сразу после битвы, при общем построении войск, на шею Котяну, в числе первых награждённых я повесил орден и вручил полагающуюся к нему денежную премию. Мой родственничек, остался произошедшим публичным награждением, весьма доволен. Вручённый ему орден, губернаторскую боярскую форму и нашивные знаки различия классных чинов он с тех пор постоянно и прилежно носил. Остальные половецкие командиры — от сотника и выше получили нашивные знаки различия, аналогичных сотнику ратьеров и далее по восходящей.

Оставшиеся на хозяйстве в котяновой орде старшие сыновья хана получили приказ начать откочёвывать на ПМЖ в Приднестровские степи. А самому Котяну я повелел по дороге к Волге попутно приводить под мою руку все попадающиеся ему на пути уже битые монголами в прошлом году куманские (половецкие) и прочие степные народы, пасущиеся на Дону, в Приволжских и Северо — Кавказских степях. Не забыл лишний раз напомнить новоиспечённому князю и губернатору о субординации, о том, что он на всё время совместных действий с «ВГВ» подпадает под оперативный контроль и управление Бронислава. Степняк попался адекватный, вроде как внял моим словам и предостережениям, всецело посвящённый негативным последствиям вольницы, неповиновению или неисполнению в должной мере приказов и распоряжений, исходящих от моих воевод.

Дел «ВГВ» ещё предстоит переделать много. Прежде всего, до конца этого года им была поставлена задача взятие главной восточно — кавказской крепости и по совместительству прикаспийского порта — города Дербента. Являющегося к тому же главным рассадником ислама во всём Кавказском регионе. Мне совсем ни к чему в будущем межконфессиональные трения среди российских подданных. Тем более, сейчас, среди горских народов, преобладают, как принято говорить, языческие верования. А из мировых религий, благодаря аланам — ясагам, грузинам, армянам, близости ныне похеренной крестоносцами Византии, более всего распространено именно христианство. Поэтому в «ВГВ» присутствовали священнослужители — перед этими пастырями — подвижниками ставилась цель проповедование христианства православного толка, приумножение паствы и строительство храмов в «тёмных», ещё не просветлённых Словом Божием, горах. Это всё были, конечно, далеко идущие стратегические цели, по привязке к Руси северо — кавказского региона. Перекрестить весь Кавказ — задача не на одно десятилетие, но, как известно, даже самый долгий путь начинается с первого шага. В краткосрочной перспективе, здесь и сейчас, Дербент мне был необходим для того, чтобы отсечь всё Южное Закавказье, и прежде всего азербайджанские степи, переполненные тюрками, персами и монголами. Чтобы раз и навсегда лишить их возможности проникать через Дербентский проход на Северный Кавказ и далее в русские степи

Так вот, я отвлёкся. Под стенами Киева передовые разъезды ратьер застали целый лагерь, состоящий из представителей служившего Михаилу боярства, даже дело чуть было не дошло до боестолкновения. По сути дела дезертировавшие из армии Михаила южно — русские нобили в своём верноподданническом порыве, стремясь услужить новой власти, первыми самостоятельно начали осаждать свою бывшую столицу

Сутки спустя, при моём непосредственном появлении в их стане, все бояре — перебежчики, как и следовало ожидать, дружно бухнулись на колени и прямо на месте присягнули своему новому государю. При себе я оставил с десяток бояр — требовалась их консультации по некоторым вопросам. Всех остальных бояр, усиленных их личными дружинными отрядами, я разослал по городам и весям южно — русских княжеств, с наказом приводить все эти населённые пункты и земли под подданство Смоленской Руси. В провинции от них будет больше пользы, Киев я как — нибудь и без их помощи возьму

Изрядно потрёпанная в прошедшем бою южно — русская конница на протяжении нескольких часов отдельными группами, торопливо и беспорядочно, въезжала в Золотые ворота Киева. Мало кто из нервных дружинников, скачущих впопыхах на взмыленных лошадях, вспоминал о надвратной церкви, скорыми движениями перекрещиваясь прямо в седле. Усталая, вымотанная до предела конница сразу же растекалась по улицам и площадям города. Вокруг всадников моментально образовывались любопытствующие группки киевлян, заваливая их расспросами. Не прошло и часа, как о полном поражении войска киевского князя знала вся столица. С дальнейшим прибытием жалких остатков разгромленных полков и отдельных беглецов тревожные вести только продолжали множиться, обрастая самыми невероятными подробностями. На исходе дня смоленские войска представлялись мирным столичным обывателям не иначе как грозная и абсолютно неодолимая сила. Очень показательным стал сразу начавшийся исход многих бояр и прочих горожан из Киева. Если раньше, при подступлении к столице неприятеля, в город стекались все окрестные смерды, вооружённые дубинами, рогатинами и топорами, то сейчас, наоборот, наблюдалась полностью зеркальная, обратная картина. Оно и понятно. Все, от мала до велика, были наслышаны о Владимире Смоленском и его великих ратных деяниях, а потому мало кто верил, что этого воителя смогут остановить крутые и с виду неприступные стены Киев

А на Горе, в детинце в это время метался, как лев в клетке, Михаил Всеволодич. Воеводы с понурыми лицами сидели на скамьях, не в силах поднять взгляд на своего взбешённого князя. В голове Михаила Всеволодича царили полнейший разброд и шатание. Киевский князь просто не знал, что ему делать и на что рассчитывать. Сесть в осаду и ждать подкрепления из Чернигова и Галича? Попытаться уйти в Чернигов, или, может лучше сразу сбежать в Угорщину, к своему королевскому родичу? После случившегося сегодня разгрома Михаил Всеволодич полностью разуверился в своих силах. Ему оставалось лишь выплёскивать все скопившееся в нём недовольство на своих воевод и прочих боярских советчиков. Все они недооценили военную силу Владимира и он, старый дурак, повёлся на эти их пустопорожние разглагольствования. Дескать, смоляне сильно ослаблены и обескровлены после войны с татарами и взятия Суздальских городов. Как же! С такой несокрушимой, поистине огнедышащей силой, с какой явился под Киев Владимир, смолянам можно было, походя и втрое большее войско наголову разбить! Да ещё этот Котян — копчёный предатель! Но, это уже в прошлом, что же ему сейчас делать!? На что решиться?

— Княже! — в тронный зал ввалился запыхавшийся дружинник. — У стен появились половецкие разъезды вместе со смоленскими ратьерами! Их там многие сотни

— Не медля выехать всем оставшимся гонцам и закрыть за ними ворота! — не задумываясь ни на миг рассержено рявкнул князь

Вот и всё решилось само собой, с облегчением подумал Михаил Всеволодич. Теперь нет иного выхода, кроме как сесть в осаду. А там, проявив стойкость, кто знает, может быть удастся о чём — то договориться с Владимиром. А может, с Божьей помощью, и выручка откуда — нить подоспеет, недаром же он направил столько гонцов во все свои земли, а также в Польшу и Венгрию. Сейчас же ему только и остаётся, что помолясь, надеется на лучшее, ведь в этой жизни всё возможно.