Октябрь, который ноябрь

Глава одиннадцатая Переговоры, чайники и иная офисная рутина

Шамонит снял трубку нервно трезвонящего телефона.

— О, весьма признателен, Петр Петрович, — в голосе Иванова-с-акцентом сегодня было на столько больше акцента, что смысл улавливался с трудом. — Такой славный денек, а у вас никаких признаков жизни. Неужели все спят?

— Увы, — инженер прищурился на пустынную гостиную, на серый сумрак, угадывающийся за портьерами. — Хороший денек, изволите сказать? Будить Алексея Ивановича?

— Не стоит. Я, собственно, с вами словцом хотел перемолвиться…

«Слоуффцом» — Петр Петрович усмехнулся — интересно, понимает ли Иванов насколько забавен со своим русским? Наверняка понимает, весьма неглуп. Полагает, что вызывает симпатию сими милыми неправильностями?

Сам Шамонит не верил равно как людям с акцентами, так и господам с самым чудным литературным русским языком. Химия и физика приучает к языку формул и только формул.

…- через часок к вам прибудет наш общий знакомый и передаст нашу просьбу, — продолжал Иванов. — Полагаю, ваши сотоварищи будут слегка удивлены и слегка недовольны. Вам придется повторить прогулку к институту…

«Фроугулку к интститутфу».

— Если нужно, прогуляемся. Но в чем смысл? — Петр Петрович, вытянув ноги в мягких домашних туфлях, вольно откинулся в кресле и потянулся к ящичку с сигарами.

— Если вы меня не будете перебивать, я все объясню, — кротко напомнил Иванов.

Шамонит вздрогнул — акцент собеседника поменялся. Неужели курс взят к настоящему дельцу?

— У нас абсолютно достоверные сведения — партия товара уже на месте, — сказал Иванов-с-акцентом. — Да-да, именно там, где вы и искали. Посыльный сообщит детали. Теперь о том, чего он вам не сообщит. Вы выйдете с вашими друзьями, но к месту действия не пойдете. Вам будет поручено проверить иной склад, расположенный на совершенно иной улице. Вот это делать не обязательно. День выдастся беспокойным и лично вам разумнее посидеть до вечера дома. Это я вам настоятельно рекомендую. У нас с вами большие планы и мы заинтересованы в вашей безопасности.

— Благодарю. Вернуться и ждать указаний?

— Именно! Вы как всегда чрезвычайно догадливы, дорогой Петр Петрович. Кстати, вам на глаза в последнее время не попадалась некая молодая дама: рост выше среднего, колоритные зеленые глаза, манеры вольные, на грани распущенности, весьма красива, этакая яркая блондинка?

— Увы, ничего яркого, кроме бурления революционных масс, в последние дни наблюдать не довелось.

— Что ж, будьте внимательны. Если вдруг повезет, без раздумий уберите эту фройляйн со своего жизненного пути. Лушче всего известив нас. Если мы ее обезвредим, мир будет вам благодарен. И мы тоже. Особенно если удастся пригласить ее в гости. Пусть и в слегка поврежденном виде. Скажем так: плюс десять процентов к финансированию вашего проекта.

— Ого, даже так? Я внимательно присмотрюсь ко всем блондинкам.

— Учитывая всякие дамские фокусы-хитрости, она может быть и не блондинкой. Но глаза и манеры, надо думать, останутся те же. Действуйте без раздумий, Петр Петрович. Вполне понимаю, и отчасти разделяю, ваш интерес к красивым женщинам, но, поверьте, здесь не тот случай.

Шамонит повесил трубку, размышляя, раскурил сигару. Значит, сегодня надоевшая беготня с револьверами закончится, коллеги исчезнут. Замечательно! Наблюдать глупейшее действо с бесталантными, пусть и искренними актерами надоело. Петр Петрович никогда не интересовался литературой, и уж тем более, премированными, словно племенные скакуны, литераторами. Фантазеры-с. Отхлестали прилюдно по щекам тонкокожего Алексея Ивановича — вот уж трагедия, конец жизни и полная потеря аппетита. Хорошо, пускай гордыня болезненно задета, сочинители — люди особого сорта, не от мира сего. Но Грант?! Талантливейший инженер, надежда российского воздухоплаванья и так легко купился? Естественно, жена молодая, хамски обесчещена, неприятные слухи по Киеву поползли. Так незачем было в этот пошлый, мещанский город бежать из столицы. А теперь мститель он, понимаете ли! Проанализировал бы обстоятельства, очевидно же, что никоей случайности в прискорбном происшествии нет. Наплевать, забыть испачканную жену, уехать за границу, найти приличную службу. Логично же? Мало ли хороших мест и хорошеньких женщин на земном шаре?

О, женщины! Петр Петрович усмехнулся и похлопал себя по карману халата. «Браунинг» ждет. Вдруг повезет? Попутная охота на зеленоглазых таинственных особ — чем не развлечение? Сто тысяч английских фунтов за меткий выстрел — недурной приз. Всадить пулю дамочке в ногу, сдать очаровательного подранка милейшему Иванову… Нет, лучше в руку — так будет куртуазнее. Впрочем, едва ли получится. Сегодня день отдыха, завтра-послезавтра участие в завершающей части операции и отбытие. Не обманут. Не боевик им нужен, не наемный убийца, и даже не чертежи гениального изобретения.

Шамонит пыхнул сигарой, постучал себя пальцем по лбу:

— Мозг! Именно мозг! И именно вот этот!

Проект действительно хорош. И помогут, и денег дадут. Миллион — лишь начальная сумма. Втянутся. То, что ни «Иванов», ни те, кто стоит за ним, не знают истинного размаха проекта, едва ли станет для них разочарованием. Возможно, огорчит и обидит, но не разочарует. Отличный проект, черт возьми! Когда-нибудь, Иванов-с-акцентом будет стоять за креслом хозяина в белых перчатках и подавать яйца всмятку на завтрак. «Изфольте откушать, ффаше Мирофое Диктаторское Ффиличество!»

Петр Петрович тихо рассмеялся. Черт возьми, жизнь прекрасна своей непредсказуемостью!

Кругом гомонило, топотало, пыхтело и кряхтело. Слева несло чесноком, справа керосином, но все заглушал удушающий аромат алых гвоздик, которые, как выяснилось, в таком количестве хуже любого керосина.

Шпионки забуксовали. Центральному входу в Смольный явно не хватало организованности. Широкие ступени вели к узости дверей, куда нескончаемо перли не только функционеры штаба революции, но и просто за справками, текущими указаниями да и просто поглазеть из любопытства. В принципе, в стороне от входа тянулся длинный «хвост» за пропусками и внутрь пускали с выписанными пропусками и партиями строго по четверо, но время было не обюрокраченное, можно было войти и альтернативно.

— Товарищи, пропустите цветочки! Помнете всю красоту! — призывала, напирая Лоуд.

— Ох, я б тя помял! — немедленно отзывались революционные массы.

Катрин, обнимая охапку гвоздик, обогнула напарницу и двинулась плечом вперед, без церемоний раздвигая-пробивая спины. Народ заохал.

— Да чо ж ты така тверда?!

— Это не я, это вот он винтарем пихается, — объясняла Катрин. — Пропусти, товарищ, видишь — с нежным грузом.

— Груз-то может и нежный, да ты сама чугунная, — обижался пострадавший.

Ступени преодолели, Лоуд вновь юркнула вперед, вздымая цветы и ведерного размера медный чайник, призвала:

— Пусти, народ! Цветы по всему Питеру искали!

— А на кой та ботаника, красавица? Ты и так сладка-ягодка, без цветочков.

— Иностранную делегацию встречать будем, дурила. Не жмись, говорю! — смеялась задорная цветоноша.

Шпионки втиснулись к дверям.

— Эй, а вы куда, цветочные? Пропуск! — сунулся рябой матросик-часовой.

— Щас я тебе зубами тот пропуск вытащу да предъявлю, — возмутилась Лоуд.

— Да хоть бы и так, белозубая, — обрадовался часовой.

— На обратном пути, — пообещала цветочница. — Жди, никуда не сбегай.

Морячок явно был не прочь поболтать за пропуск и вообще, с интересом глянул в лицо Катрин, но тут его прижали к створке двери какие-то чернявые граждане с кавказским акцентом, пылко требующие «кого-то из Исполнительного комитета», и часовому стало не до любезностей.

— Тьфу, чертт, думала, чайник и тот помнут, — отдуваясь, призналась Лоуд. — Дальше я все знаю и помню, давай сюда товар. Я скоро…

Оборотень клялась, что в Смольный можно пройти без толкотни, в любое время и с любой стороны. Некоторый порядок с пропусками, толковым комендантом и упорядоченной системой охраны здесь наведут разве что через неделю, уже после победы революции. Но сейчас шпионкам нужно было легализоваться, что, как известно, лучше делать с центрального входа и прилюдно.

Освобожденная от цветов, но взамен отягощенная чайником, Катрин осталась ждать. Вокруг витал плотный запах мокрых шинелей, подгоревшей каши и махорки. Народа в длиннющем коридоре толклось пожиже, чем перед входом, но тоже плотно. Непрерывный грохот сапог по чутким деревянным полам сливался в однообразный рокот. Спешили местные-смольнинские с бумагами, пачками листовок, стульями, котелками и иными штабными грузами, этих местных пытались остановить и выспросить нужный кабинет ходоки с периферии. На бумажки, пришпиленные к дверям кабинетов посетители не очень смотрели, да и нацарапано на клочках бумаги было наспех и невнятно.

— Кипяток-то где брала? — сунулся к Катрин бойкий низкорослый воин.

— Самой бы буфет найти, — призналась шпионка.

— Говорят, где-то там, за лестницей, — сообщил солдат, с уважением оценивая вместительный чайник. — Но, пожалуй, полный тебе не нацедят.

— У меня ордер есть, — заверила Катрин.

— Так чего стоишь, вот же чудная?!

Солдат исчез, а отставная сержант подумала, что действительно торчит дура дурой. Не в первый же раз по штабам шляться. Этак, неумеренной задумчивостью только внимание привлекаешь. Лоуд как обычно запропадет на час, а тут изображай справочное бюро.

Катрин двинулась к лестнице, но тут как раз сверху сбежала деловитая напарница.

— Так, чего топчешься?! Все на мази. Доставай бюрократию, пока время есть.

Раскрывая сумку, Катрин неуверенно уточнила:

— Что, они согласны выделить переговорщиков?

— Катя, они не согласны — они в восторге. Это ж зависит от постановки вопроса. Раз твой Полковников ищет неофициальный контакт, значит, готов сдаться. Молодец генерал, проникся ситуацией.

— Гм, сейчас мы к нему приедем с этакой смелой мыслью и будем посланы. И как подобный разворот объяснять здешним товарищам?

— Так вновь заколебался генерал. Можно понять: честь мундира, высокомерие военной аристократии, боязнь личной ответственности и все такое. Нужно будет дожимать Полковникова. И идти на символические компромиссы. По дороге обсудим. Да дай ты мне таблички, шмондец их заешь…

Очаровательная оборотень принялась перебирать прямоугольники картона с броско распечатанными названиями отделов и бормотать «где эта Секция связи? Я же сверху клала». Катрин держала пачку и пыталась осознать, что же изменилось в напарнице. «Внутренняя-Смольная» Лоуд отличалась от внешней л-цветоноши. Тот же теплый жакет слегка изменил покрой, ткань длинной юбки стала покачественее, круглолицесть явно поуменьшилась, рисунок скул резче и эффектнее. Даже прядь падающих из-под платка волос чуть изменилась. Само собою, и платок иначе повязан — узел нечастый, характерный. Видимо, из эмиграции товарищ, стильная, образованная, с партийным опытом. Но в целом все та же, узнаваемая цветочница.

— Сойдет или подправить образ? — спросила, не отрываясь от поисков таблички, напарница.

— Не знаю. Наверное, в самый раз.

— Так что за колебания? Давай сюда кнопки.

Шпионки двинулись по коридору, развешивая таблички по высоким дверям. Кнопки в плотную крашеную древесину входить не желали, Катрин отбросив сомнения, приколачивала их рукоятью маузера. На стук из кабинетов выглядывали местные обитатели, восторгались:

— Очень своевременно и распорядительно, товарищи! А то лезет кто попало, отвлекают. Вы из мандатной комиссии?

— Мы из Общего орготдела. Я товарищ Островитянская, — представлялась оборотень.

Ей энергично, но бережно жали изящную ладонь.

— Вот так неформально, но деятельно мы вливаемся в революционные ряды, — с удовольствием комментировала товарищ оборотень. — Прошу заметить — с пользой для дела и истории!

— Кто вливается, а кто вколачивается, — проворчала Катрин, готовя очередную кнопку и «молоток».

Перейти на третий этаж непосредственно к штабу ВРК Общий орготдел не успел — перехватили на лестнице. Машина и делегаты для переговоров были готовы и рвались в бой.

— Это что? — ужаснулась Катрин на выходе.

— Выделенный нам лимузин. А что такое? — озабоченная «товарищ Островитянская» на миг отвлеклась от беседы с коллегами по революции.

Видимо, у ступеней стояла какая-то разновидность «лорин-дитриха»: довольно длинный лимузин, в оригинальном камуфляже: местами авто просто блистало бронзовыми деталями и пятнами лака «слоновой кости». Но по большей части машина выглядела не ослепительной, а осенне-грязной. Похоже, шофер успел протереть автомобиль частично, по-детально и выборочно.

Делегаты, с неожиданной галантностью помогая товарищу Островитянской, заняли диван заднего сиденья, Катрин ничего не оставалось, как направиться к переднему.

— А дверь не открывается, — не замедлил сообщить водитель. — Замок заклинило.

Катрин молча ухватилась за растяжку тента и ногами вперед кинула тело внутрь. Кто-то из проходящих мимо красногвардейцев одобрительно присвистнул: полупальто и взметнувшаяся юбка сполна позволили оценить стройные шпионские ноги, обтянутые не совсем аутентичными брюками для верховой езды.

— Вот эта гимнастка — товарищ Мезина, по имени Екатерина, — с опозданием представила соратницу Лоуд. — Девушка с большим практическим опытом, в том числе нелегальной работы. Ну, вы, товарищи, и сами видите. У меня Катя за охрану отвечает.

Товарищи действительно разглядели, что здесь не только товарищ Островитянская, и пожали Катрин руку.

— Стартовать, что ли? — прервал официальную часть юный водитель.

— Давай, братишка, — разрешила Лоуд. — К Зимнему, к штабу Округа. Только не сшиби кого-нибудь.

«Лорин» действительно стартовал: воссияли огромные фары, рыкнул двигатель, гавкнул клаксон-ревун, живо очистилось пространство перед капотом, и пегий автомобиль, подобно быстроходному миноносцу рванул к воротам. Катрин закачало на упругом сидении.

— Ага, кресла тут подрессоренные, — подтвердил шофер.

— Как данный агрегат именуется? — осторожно спросила Катрин, уяснившая, что водитель явно несовершеннолетний, а ремни безопасности на здешних авто отсутствуют в принципе.

— Так это «Лоррейн Дитрих» шестой серии, неужели не видно?! — возмутился шофер.

— Извини, я в этих «лоренах-лоррейнах» не очень сведуща, — призналась шпионка. — А тебя заодно с этой «шестой серией» реквизировали?

— Не, меня владелец из гаража вызвал, я там помощником механика работал, знаю машину хорошо, — признался мальчишка. — Да вы, товарищ Мезина, не волнуйтесь, я у самого Нагеля на подхвате работал, ни вас, ни машину не разобью.

Кто такой Нагель^[21] шпионка не помнила, но рулил юный юноша уверенно, того не отнять. «Лорин» лихо огибал стоящие броневики и грузовики, по делу гавкал клаксоном на самокатчиков и зазевавшуюся пехоту. Катрин прислушалась к разговору на заднем сидении.

…- Генерала убеждать — все равно, что лбом стену прошибать, — говорил комиссар Смольного Чудновский — интересный парень с волнистыми волосами и черными живыми глазами. — Я с ним уже трижды встречался. Собственно, он всецело понимает безнадежность своего положения, но…

— Никаких «но»! — хрипловато отрезал второй делегат. — Не хочет, заставим. Дать пару пушечных залпов по Зимнему для острастки, а уж потом переговоры.

Любителя артиллерии звали товарищем Дуговым, был он из анархистов. Как поняла Катрин, буйный товарищ пару дней как удрал из госпиталя, и человек он чрезвычайно решительный. Заломленная бескозырка и рукояти гранат, нагло торчащие из карманов бушлата, не оставляли сомнений: весьма идейный анархист, такой на переговорах едва ли к месту. В кинофильму бы ему, там такие в самый раз.

— Не напирай, Федя, — неожиданно мягко предупредила Лоуд. — С залпами успеется. Наша задача: сэкономить патроны, бомбы, солдатскую кровь и стекла дворца. Зимний будет за нами в любом случае. Но беря власть, мы с тобой берем и ответственность за окна Петрограда. Нам их теперь стеклить, понимаешь?

— Ну, стекла, да… Я, Люда, понимаю, — прохрипел товарищ Дугов. — Но сколько можно их, Временных, уговаривать добром уйти? Вон, Чудновский и так, и этак, дипломатично… За нами сила народа или что?!

— Спокойно, Федор, спокойно. Задницы лизать мы никому не будем, а обойтись без большого кровопролития — то, как раз на благо народа, — весьма разумно напомнила Лоуд. — Нас вот порядком беспокоит наглость противника. И вообще что происходит и откуда взялись бешеные пулеметчики? Генерал, между прочим, задается тем же вопросом. Какого чертта наши положили столько юнкеров?

Катрин раскачивалась на аттракционном сидении, слушала, как сзади обсуждают загадочную ситуацию. Судя по всему, Смольный не на шутку встревожила ситуация с терактами. Гибель членов ВРК на совещании на квартире Калинина, конечно, обозлила сильнее, но убийство генерала Оверьянова, начальника снабжения Кавказского фронта и Главноуправляющего турецкими областями, занятыми русскими войсками, — ни к Временному, ни к контрреволюции никакого отношения не имеющего, и пользующегося определенным уважением солдатских комитетов, Смольный порядком удивила. Неудачное покушение на самого Полковникова, дальнейшие хаотичные действия террористических групп запутали ситуацию еще больше. Особых иллюзий по поводу обладания всей полнотой информации штаб ВРК не питал, но кровавый расстрел юнкеров-алексеевцев кардинально развернул ситуацию, оборвав любую надежду на добровольный уход охраны Зимнего — теперь юнкера, ударницы и казаки попросту боялись сдаваться.

— Играет кто-то против нас. Может, это и не «временные»? — осторожно подогнала идею Лоуд. — Может, кто-то из жандармерии гадит? Им-то, бывшим, терять нечего. Собрали пулеметную группу…

— В штабе над подобной версией уже думали, — сообщил Чудновский. — Пока ничего определенного не выяснили. Часа два назад эти пулеметчики объявились у фабрики Ерорхина. В перестрелке двоих-троих террористов убили. Красная гвардия не юнкера, так просто нас не укусишь.

— Оружие на трупах взяли? — обернулась Катрин.

— Возможно, подробностей я не знаю, — уклонился от прямого ответа комиссар. — А что это меняет?

— Система пулеметов редкая, нестандартная, — пояснила Катрин. — Надо бы ее отследить.

— Катерина у нас большая специалистка по оружию, — сообщила спутникам Лоуд. — У нее батюшка коллекционер и большой любитель был, Катюша в детсве в кабинете на коленках отца сидела, револьверами игралась. В техническом плане весьма сведущая мадмуазель.

— Здесь дело не в системе оружия, а в его наглых владельцах, товарищ Мезина, — прохрипел анархист.

Вот так «Федя, Люда», уже образовалась анархистская фракция, а вы остаетесь строго «товарищ Мезина». Придется сколачивать оппозиционное крыло с товарищем Чудновским.

— Само собой, люди, особенно непредсказуемо стреляющие, для нас прежде всего, — сказала Катрин. — Но имеет смысл обратить внимание на то, что ВРК и юнкеров расстреляли из одного оружия.

Автомобиль остановился на заставе для проверки документов, пассажиры примолкли, то ли осмысливая странную ситуацию с пулеметчиками, то ли разумно воздерживаясь от споров в присутствии красногвардейцев караула. Впрочем, машину тут же пропустили, «лорин» рванул на Французскую набережную.

— Мерзавцы эти пулеметчики, — вздохнула обаятельная товарищ Островитянская. — Необходимо этот вопрос с Полковниковым в первую очередь обсудить.

— Вот ты скажешь! — возмутился Федор. — При чем тут эти стрелки? Пусть генерал сдает Зимний безо всяких условий. О мелочах потом болтать будем.

— Зимний — это в первую очередь, — поддакнула Лоуд и коварно продолжила: — Допустим, сдаст генерал дворец и шайку министров-капиталистов, а сам исчезнет вместе с адъютантами, секретарями, прочей канцелярией и сведеньями о тех пулеметчиках. Нет Полковникова, сидит под замком Керенский, хлебают баланду бездельники-министры. А где-то по городу шныряют бесконтрольные банды пулеметчиков. Сколько они нам крови попортят, а? Или, думаешь, у них патроны кончатся?

Порой, переставая кривляться и театральничать, товарищ оборотень умела изложить свои мысли весьма доходчиво. А если при этом еще и вот так мягко улыбалась…

Катрин перевела дыхание. Иллюзия, исключительно иллюзия. К счастью, впереди казачий пост…

Через несколько минут «лорин» покатил к дверям штаба Округа. Лоуд оттянула рукав жакета, глянула на браслетку часов (золотую, чересчур вызывающую для революционной деятельницы»:

— Без трех минут шесть. Высаживаемся. Пунктуальность — есть главная целесообразность революционного момента!

Катрин, вспомнив танковые люки, выскользнула на свободу.

— Я замок починю, — заверил водитель. — Тут инструмент имеется.

— Буду весьма признательна. Слушай, а тебя как зовут, товарищ пилот?

— Коля. В смысле, Николай Владимирович.

— Дерзай, Владимирович, — Катрин, озирая штаб Округа, двинулась следом за главными делегатами.

Здание производило малоприятное впечатление. Совсем недавно здесь располагался Штаб Гвардейского корпуса, но сейчас, в темноте и зябкости раннего утра, ничего блестящего и гвардейского от четырехэтажного, похожего на саркофаг, здания не исходило, наоборот, отчетливо веяло тюремным. Во все глаза пялились часовые. Впрочем, это они не столько из подозрительности, как из-за манеры высадки гостьи.

О приезде переговорщиков охрана была предупреждена. Обыскивать делегатов не стали, только попросили товарища Дугова оставить в гардеробе гранаты. Анархист, нужно отдать ему должное, упираться не стал, выложил бомбы, вызывающе закинул на вешалку свою зверскую бескозырку. Остальные делегаты раздеваться не стали — в здании было холодновато, а у Катрин под полупальто имелось еще и два маузера.

В сопровождении штабс-капитана, видимо, порученца, поднялись к кабинету командующего. Генерал ждал. Без шинели он выглядел еще более худым и некормленым. Глянул на часы:

— Вы точны. Благодарю. Слушаю ваши предложения.

— Снимайте охрану, немедленно прикажите войскам покинуть Дворцовую, — незамедлительно высказался товарищ Дугов. — Личную безопасность гарантируем.

Полковников откровенно поморщился.

— Стоп машины, это второй вопрос повестки дня, — вмешалась Лоуд. — Первым у нас идет пулеметный беспредел. Совершено еще одно нападение, погибли мирные рабочие фабрики Ерорхина.

— Как вы догадываетесь, штаб Петроградского военного округа менее всего заинтересован в бессмысленных атаках на фабрику Ерорхина. Кстати, вообще не знаю, что это за фабрика, — сухо признался генерал. — Слушайте, барышня, а вы собственно, кто и кого представляете?

— Барышни остались в дореволюционном прошлом, — так же сухо напомнила Лоуд. — Лично я представляю женский профсоюз Красцветторга, но в данном случае уполномочена участвовать в переговорах от имени ВРК. Вот мой мандат.

Полковников довольно брезгливо глянул в помятый лист, украшенный лиловой убедительной печатью, бегло кивнул Катрин.

Иной раз, если у тебя не спрашивают документов, это хороший знак. Заинтересован генерал в переговорах.

— Итак? — Полковников указал на стулья у огромного генеральского стола. — Прошу.

Все расселись и немедленно достали папиросы. К л-профсоюзной лидерше, открывшей узкий портсигар, потянулись мужские руки с зажженными спичками. Капитан-порученец, кобель этакий, не отставал. Катрин начала нервничать: бесспорно, мило оказаться во временах с еще неизжитыми джентльменскими манерами, но курить однозначно вредно. Особенно когда каждая минута на счету и не у всех есть курево. И главное, как это многоликое Оно способно так точно копировать манеру держать сигарету?! В смысле, папиросу.

Лоуд смысл яростного взгляда несомненно поняла, мило приподняла бровь в стиле «ах, какие мелочи», по положение кисти с папиросой изменила.

— Разрешите, я начну, как младшая по званию, — злобно сказала Катрин. — Ситуация усугубляется. Как известно, ночью совершено еще одно нападение. На этот раз цель атаки не ясна, пострадали гражданские и сами нападавшие. Обстоятельства требуют уточнения, но уже понятно — использовалось все то же оружие.

— Не факт, это еще доказать нужно, — глубокомысленно отметил Дугов.

— Полагаю, при передаче обвинительного заключения в суд, исчерпывающее доказательства будут предъявлены, — процедила, все более свирепея, шпионка. — Пока так, рабочие гипотезы. На карту все уже смотрели. Места «пулеметных атак» расположены далеко от друг друга, общего территориального признака не имеют. Но цели нападения точно определены и подготовлены. Опять же, кроме последнего нападения. С этим все согласны?

— Пожалуй, — согласился Чудновский. — Но что это нам дает? Мы не можем быть уверены, что это не операция агентов Временного правительства. А гражданин генерал Полковников, как я понимаю, наоборот, — подозревает наших людей.

— Предательский расстрел алексеевцев — чудовищное преступление, — генерал стряхнул пепел в бронзовую пепельницу в виде щита поверженного троянца. Или спартанца? Катрин глянула в искаженное лицо раненого воина и вздохнула — сейчас разговор неминуемо забуксует.

— На кой черт нам класть ваших юнкеров? — возмутился Дугов. — Мы вас из Зимнего и так в два счета вышибем.

— Это мы еще посмотрим, — подал голос штабс-капитан.

— Спокойно! — неожиданно повысила голос Лоуд. — Сейчас речь не о Зимнем. И даже не о переходе власти. С властью вопрос решен. Но мы должны смотреть шире, смотреть в будущее!

Профсоюзно-цветочная шпионка поднялась, прошлась за спинами сидящих мужчин, на миг коснулась одновременно плеч анархиста и штабс-капитана.

— Спокойно, товарищи, граждане и господа. Перед нами пренеприятнейшая загадка. Город неумолимо погружается в пучину террора, а мы с вами и понятия не имеем, что происходит. Нехорошо.

Лоуд дошла до напарницы, открыла перед Катрин портсигар:

— Не нервничай, товарищ Катерина. Развей мысль, дай версию, пока мы друг другу в глотки не вцепились. Что, кстати, никогда не поздно.

Катрин кивнула, взяла папиросу. Полковников поднес спичку — глядя на его руку вблизи, шпионка поняла, насколько нервничает генерал. Да, ситуация действительно дурацкая.

— Если по сути, то мы знаем только одно: в большинстве нападений фигурирует одно и то же уникальное оружие, — Катрин коротко затянулась папироской (на редкость невкусной), положила ее на пепельницу-щит и придвинула к себе лист бумаги.

— Разрешите, ваше превосходительство?

— Нет уж «превосходительств», — не замедлил напомнить зловредный Дугов.

Катрин подняла на него взгляд:

— Я тебя, товарищ Федор, «господином» или «сударем» в жизни не обзову. Успокойся и на деле сосредоточься. Или я тебе в морду дам и нос сломаю.

Анархист изумленно сморгнул.

— Извини, нервничаю, — буркнула шпионка. — Итак, пулемет. Вернее, пистолет-пулемет, поскольку патроны пистолетные.

Генеральский карандаш, хоть и не «кохинор», был недурен. Катрин схематично изобразила МР-38/40:

— Ориентировочно вот такое устройство. Магазин на тридцать два патрона, вес около двенадцати фунтов, стрельба автоматическая, но темп невысок, можно отсекать одиночные нажатием пальца. Могут быть модификации, например, с деревянным прикладом, но маловероятно — для терактов удобнее складной-металлический.

Карандаш пририсовал разложенный приклад.

Переговорщики смотрели на изображение, Катрин следила за ними. Похоже, кое-кто в курсе. Товарищ Чудновский не столько на рисунок смотрит, как на рисовальщицу. С подозрением смотрит.

— Допустим. Напрашивается вопрос — откуда вы знаете об оружии? — без эмоций спросил Полковников.

— Я такую машинку держала в руках. Не в Петрограде. Но он мне знаком, особенно по звуку стрельбы.

— Слушайте, Екатерина, вы уж меня извините, но вы вообще кто? — задал законный вопрос Чудновский.

Теперь смотрели с подозрением все четверо, пятое — наглое земноводное Оно — ухмылялось с дружеской насмешкой — давай-давай, выпутывайся.

Катрин улыбнулась:

— Работала в частном сыскном агентстве. В основном за границей. После начала войны — отдельные задания контрразведки. Прошу не сомневаться — российской контрразведки. Понимаю, доверия ко мне вы не испытываете, но оно и не требуется. Не обо мне сейчас речь. У меня, кстати, алиби — с пулеметом явно не я бегала.

— Ну, вот в этом мы как раз уверены, — заверил Чудновский. — То есть, полагаете, это немцы работают?

— Пока мне это кажется наиболее вероятной версией, — Катрин положила карандаш. — Давайте попробуем упростить уравнение. Кому выгоден хаос в столице? Кому выгодно раздуть долгосрочное и открытое вооруженное противостояние? У ВРК на данный момент явное преимущество сил и средств — Смольный возьмет власть в любом случае. Петр Георгиевич, я не подвергаю сомнению мужество и решимости верных правительству войск Петроградского гарнизона, но соотношение сил на сегодняшний день вы знаете. Возможно, прибудут снятые с фронта лояльные части, но это будет не сегодня, и не завтра.

— Ваш Военно-Революционный комитет может временно захватить Петроград, но именно временно, — сквозь зубы процедил Полковников. — Потом мятежники будут вышиблены из столицы.

— Да неужто?! — усмехнулся Дугов.

— Стоп! Опять уходим в сторону, — пресекла ненужный поворот разговора шпионка «от профсоюза».

Сейчас Лоуд стояла, склонив голову к плечу, и смотрела на переговорщиков.

Катрин стало не по себе — дошло, откуда это «стоп!» и наклон головы. Так вот какое впечатление производит подобный тон и неоднозначные манеры поведения на других. Вон — штабс-капитан вообще замер.

— Товарищи и господа, — проникновенно продолжила оборотень. — Время поджимает. Давайте решим что делать в принципе и перейдем к техническим деталям. Кому здесь нужен хаос и пулеметная пальба в городе? Есть такие?

Переговорщики молчали. Наконец, товарищ Дугов разверз уста и объяснил:

— Как анархист, я считаю любое подавление проявлений свободы личности — недопустимым. Но в данной ситуации, когда город сжимает когтистая рука голода, власть преступно бездействует, я голосую за незамедлительное пресечение пулеметного беспорядка.

— Значит, решили в рабочем порядке и единогласно, — резюмировала оборотень. — Задача дня: зловещую Третью сторону подсекаем и отсекаем немедля. Екатерина, ты в розыскных делах разбираешься, набросай план резолюции переговорной группы.

Катрин начала писать, а остальные немедленно принялись собачиться по поводу катастрофической ситуации с подвозом хлеба. Штабс-капитан справедливо указывал, что Округ и вообще военные власти к снабжению продовольствием отношения не имеют, у самих с этим сложно. Представители Смольного так же справедливо указывали, что раз Округ на стороне правительства, то пусть и ответственность разделяет. Полковников не вмешивался, следил за набросками шпионки.

— Стараюсь лаконично, времени в обрез, — пробормотала Катрин.

— А вы ведь действительно умеете формулировать, — отметил генерал. — Сыскное агентство, говорите? Недурные штабисты у пинкертонов.

Проект унесли на перепечатку, переговорщики обсудили план безотлагательных мероприятий. Собственно, с чего начинать было уже вполне очевидно. В следственную группу вошли: от штаба Округа штабс-капитан Лисицын, от ВРК товарищи Дугов и Островитянская, себя Катрин вписала как эксперта-секретаря. Принесли резолюцию, поставили подписи.

— Транспорт вашей группе нужен? — мрачно осведомился генерал.

— Имеем, — заверила Лоуд. — Катерина, что нам еще нужно будет?

— По десять вооруженных человек от Зимнего и Смольного. Дежурные мобильные группы, — Катрин указала куда-то в сторону окна. — Когда мы найдем пулеметчиков, а мы их найдем, брать будем совместно. Дабы не возникло недоверия и обвинений в провокациях, обмане, подлоге и всяком прочем. Товарищ Чудновский, и вы, ваше превосходительство, убедительно прошу выделить людей спокойных, опытных, чтобы друг друга раньше времени не перестреляли. Вот закончим дело, тогда пожалуйста.

— Люди будут, — заверил комиссар Чудновский, с вызовом глядя на генерала. — Нужно будет, и полсотни, и сотню выделим.

— Сотню не обещаю, но от нас будут самые опытные, — дернул углом узкого рта Полковников. — Товарищ, гм, Мезина, задержитесь на мгновение. У меня сугубо технический вопрос по пулемету.

Кабинет огромный, с видом на площадь. Жаль будет Полковникову отсюда уходить. Впрочем, он тут недавно, наверное, еще не прикипел.

— Бог с ним, с пулеметом, — прикрыв красные от бессонницы глаза, сказал молодой и некрасивый генерал. — Послушайте, Екатерина, я расспрашивать не хочу, и заставлять лгать тоже не хочу. Но вы же не «товарищ»? Вижу, что дворянка, и отнюдь не из идейных социал-демократов. Платят? Если честно?

— Не в том суть, Петр Георгиевич. Я — «товарищ Мезина». Ничего с этим не поделаешь. Привыкла к этому обращению. Я ведь из унтер-офицеров.

— Едва ли, — усмехнулся генерал. — Не очень вы похожи на ударниц.

— Специфика иная. А по сути… Тот же германский фронт. И очень мне жаль, что сейчас у мостов Невы нам бодаться приходится. Временно это дело. Как и правительство, что вы защищаете. Понять можно, но… Тупик. Скрутился узел, затянулся, лопнет, кровью умоемся. Потом опять: Днепр, Буг, Прегель, Шпрее. Отступления, наступления, окружения, сидение в окопах и обходы-прорывы на сотни верст.

— Думаете?

— Уверена. Года идут, враг все тот же. Но нынешние пулеметчики русские-русскоязычные, наши, доморощенные… Все время, мля, под ногами путаются, умы смущают.

— Не сквернословьте, вам не идет, — вздохнул генерал. — Берите пример с родственницы. Очаровательнейшая особа.

— Разве родственница?

— Я ничего не утверждаю. Но какой смысл скрывать? Похожи вы, несомненно и очевидно.

— Тогда ладно. Пойду я, ваше превосходительство?

— Желаю успеха. Папирос возьмете?

— Благодарю, обещала семье, что брошу курить.

Катрин сбежала по лестнице. «Лорин» хищно урчал, жаждая сорваться с места.

— Это что вы там за сепаратные переговоры устроили? — возмутился прямолинейный Дугов.

— О личном, Федя, сугубо о личном, — шпионка с ходу запрыгнула в перегруженную машину и лимузин рванул как бешеный.

— Между прочим, дверь я починил, — скромно заметил Колька-Николай, энергично вертя роскошную полированную «баранку».

— Молодец, всем бы так управляться, — Катрин уместила ноги, поправила полы полупальто.

Вот чего не хватало в чуде французской техники, так это печки.