Окаянь

Глава 12

12.

Малый десантный корабль «Сергей Осипов» уже больше трёх часов шёл полным ходом, держа курс на Уральский хребет. В иллюминатор смотреть было бесполезно. Кроме облака водяной пыли с мимолётным разноцветьем сверкающих в нём радуг, всё равно там ничего не видно. Лишь иногда завеса брызг на мгновение спадала, открывая яркую синеву неба и слепящую солнечными бликами водную гладь. Жагрин в рубке, куда по распоряжению капитана, он отправился сразу после попытки захвата корабля лесовиками, наверняка видел много больше, может уже и горы на горизонте, но Зотагину сейчас было не до этого. Больше заботил Тихон. Он лежал на лавке с наспех наложенной на рану повязкой. Пуля попала ему в живот. Иногда Тихон ненадолго приходил в сознание, просил пить, порывался что-то сказать. Дзьонь сидел возле него, придерживая на коленях голову друга. Время от времени он криво усмехался, недобро щуря и без того узкие глаза. Понимал, что Тихон без помощи умрёт. А помощи им сейчас ждать неоткуда. Зотагин тоже понимал это. И от безысходности на него вдруг нахлынуло какое-то унылое безразличие. Ничего не смог с собой поделать. Устал он от этих передряг. Сильно устал. Настолько сильно, что уже ничего не трогало. Даже то, что жив остался, хотя по всему выходило и ему разделить участь Голубчика с Осокиным. Спасся, напросившись в спутники к бригадиру. Повезло. Судьба так распорядилась. Вот только ещё неизвестно, что им дальше от неё ждать. Там, куда они сейчас направляются. Может, мёртвым позавидовать придётся.

К баржам они подошли до восхода солнца. Их уже ждали. Мощный гул от лопастей пятиметровых маршевых винтов корабля и рёв его газотурбинных двигателей перебудили всю округу, подняв над островом стаи орущих птиц. «Сергей Осипов» почти полностью скрытый облаком водяной пыли, эффектно вышел из-за мыса и направился в сторону кочевников где, переведя двигатели на холостой ход, опустился с воздушной подушки на воду и лёг в дрейф в полукабельтове от барж.

— Оглохнуть у вас можно, ёжики колючие! — заметил Тихон, едва звук двигателей приутих. — Если тут так шумно, представляю, что снаружи делается! Уши поотлетают!

— Снаружи при полном ходе вас вообще сдует. Вместе с ушами в винты затянет, —пообещал белобрысый старшина первой статьи. Он утром сменил матроса, приставленного к ним с ночи. Тощую с острым кадыком шею старшины обнимал ларингофон, от затылка к уху тонкой пружинкой тянулся провод наушника.

Зотагин выглянул в иллюминатор, надеясь увидеть там баржу. Но увидел лишь чернеющее поблизости нечто туманно-ломаное с дрожащими пятнами света. Рассмотреть подробнее мешала стекающая по стеклу иллюминатора вода. Корабль чуть покачивало на поднятой им же волне, отражённой корпусом баржи. Старшина тем временем вполголоса общался с кем-то по связи. До Зотагина долетали обрывки фраз об усилении бдительности, действия по обстановке и ещё чего-то, причём усиливать бдительность и действовать по обстановке должен был он, старшина первой статьи. Завершив разговор очередным “есть!” тот, подошёл к двери на палубу и, повернув рычаг замка, распахнул её наружу. Отсек сразу наполнился свежим воздухом. Воздух пах водой, близким лесом и чем-то чего не определить сразу, но при этом знакомым ещё с детства, когда бегали с друзьями на речку и озеро. Утренняя сырость холодными щупальцами забралась под одежду, заставила зябко поёжиться.

— Выходим, товарищи, — пригласил от двери старшина. — Я первый, остальные за мной по одному. В проходе не толпиться. По моей команде так же по одному уходим назад. Без спешки, но быстро. Всем понятно? — закончил он короткий инструктаж.

— Не суетись, сержант, — по-армейски назвал старшину Жагрин. — Делай, что приказано, а об остальном мы сами как-нибудь позаботимся. Не маленькие. Ты шагай давай, не создавай толпу в проходе, — он слегка подтолкнул пытавшегося что-то возразить матроса и следом за ним вышел на палубу.

Палуба узким балконом тянулась вдоль корпуса корабля от носа до кормы. Со стороны леерного ограждения борт полого опускался к воде. До воды было не более трёх метров. Мелкие волны под хмурым небом холодно бликовали расплавленным свинцом. Впереди открылась ещё одна дверь. Из неё вышли четверо в бронежилетах и касках. У каждого в руках по автомату. Молча распределились вдоль леера.

Корабль стоял левым бортом к баржам кочевников. Точнее к той из них, где располагался представитель Великого Турана. Отсюда, с палубы Зотагину была хорошо видна надстройка на её корме. Окна надстройки светились. Светилась часть иллюминаторов и на самой барже. Их отражение дробилось на волнах у её борта. Зотагин обратил внимание, насколько баржа запущена и неряшлива, если смотреть со стороны. Тут и там борт украшали многочисленные ржавые потёки, да и краску давно не мешало бы обновить.

С баржи тоже рассматривали корабль. С молчаливой напряжённостью, осязаемой даже здесь, на расстоянии. Прозрачные экраны от борта баржи были частью убраны. В прогалах стояли вооружённые лесовики. Зотагину даже показалось, что он заметил среди них начальника. Лака-кулокка наверняка был здесь. Ему по должности положено.

С берега налетел и тут же стих порыв ветра. Солнце обозначило своё скорое появление светлеющим горизонтом на востоке. В сером небе одиноко висела бледная луна. Со стороны острова доносилось птичье разноголосье. На барже прокричал петух. Его поддержала пара голосистых собратьев. В недрах корабля где-то рядом с палубой глухо ворчали на холостом ходу двигатели. Зотагин подошёл к леерному ограждению, пытаясь отыскать Осокина с Голубчиком среди собравшихся у борта баржи людей. Но сколь ни вглядывался, знакомых фигур не увидел.

— Не наблюдаю я там наших, — сказал Жагрин. Он, как и Зотагин внимательно рассматривал палубу баржи. — Не нравится мне это. Вот не нравится, хоть убей!

— Ирикова тоже нигде не видно, — подметил Дзьонь. — Странно. Уж кто-кто, а он в первых рядах встречать нас должен.

— Вот то-то и оно, — согласился с ним бригадир.

— Доброе утро, господа-товарищи! — неожиданно раздалось сверху. — Готовы к переговорам, Арсений Иванович?

Зотагин поднял голову и увидел командира корабля. Тот стоял на крыле мостика.

— Мы-то давно готовы, капитан. Только как бы тех, на барже, предупредить, что мы не на смотрины к ним приехали, — ответил Жагрин.

— Сейчас предупредим, — пообещал капитан. Он обернулся и что-то сказал вахтенным в рубке.

Ревун корабля дважды разорвал мглистую тишину.

— Внимание! — усиленный судовым мегафоном голос капитана далеко разнёсся над окрестностью. — Я, командир корабля Военно-Морских Сил России «Сергей Осипов» капитан первого ранга Денис Анатольевич Сыч, предлагаю добровольно передать нам на борт захваченную вами научную экспедицию Китайской Народной Республики в составе шести человек.

— Не с того начал, капитан! — поморщился Жагрин. — Уговоры здесь не помогут. Не тот контингент. Короткая очередь поверх голов, а лучше в борт, и они враз шёлковыми станут. Иначе пошлют далеко и надолго.

— Нет, Арсений Иванович. Кардинальный вариант только в крайнем случае. Да и то вряд ли. Мы же не изверги, чтобы по гражданским стрелять, — не согласился Сыч.

— Иногда гражданские опаснее военных. Как раз тот случай. Зашевелились, вроде… — присмотрелся бригадир к барже.

Зотагин тоже увидел, как из-за спин расступившихся лесовиков вышел человек в чёрном с серебряными позументами мундире и красной феске. Полное отсутствие волос на его голове компенсировала спадавшая на грудь ухоженная в мелких завитушках чёрная борода. Вслед за ним на палубу вынесли кресло, куда он уселся, с показным высокомерием закинув ногу на ногу. Рядом поставили стойку с микрофоном.

— Слушайте и внимайте, неверные! — начал бородач. — Я, биринджи синиф юзбаши Йылмаз, именем непобедимого капудан-паши Озтюрка приказываю вам сдаться на милость блистательного Эмира Тимурида Адли мудрого правителя Великого Турана, да пребудет он славен в веках всеми живущими народами. — Отвечайте быстро. У меня нет времени на ваши раздумья.

—Убедился, капитан? — прокомментировал выступление турка Жагрин. — Предупреждал же, жёстче с ними надо! Они только силу понимают. Иначе на шею сядут и ножки свесят. Имел с ними дело, поэтому знаю, что говорю. И ещё. Не видели мы здесь этого бородатого, капитан. Он, похоже, уже позже тут объявился. Подозреваю, капитан, что приходили два экраноплана. Кроме американца был ещё и турецкий.

— Думаете, он сейчас где-то рядом? — спросил Сыч.

— Вряд ли, — ответил Жагрин. — Скорее всего, ушёл. Наверняка турки, и китайцев с собой прихватили. Но это ожидаемо. Раз сами напросились, пусть сами и выкручиваются. Другое дело, что там с нашими? Спроси-ка его, капитан. А чтобы с ответом поспешил, хорошо бы сбить с него спесь. Из пулемёта. Заодно ответим на нескромное предложение турок нас поиметь, — усмехнулся он.

На этот раз Сыч прислушался к совету бригадира. Зотагин увидел, как на баке корабля плавно развернулась в сторону баржи ближняя пулемётная башенка и коротко грохнула, полыхнув пламенем спаренных стволов. Случайно или нет, но очередь прошлась по крыше кормовой надстройки баржи. Крыша буквально взорвалась фонтаном щепы. После многократного эха выстрелов, со второй баржи, где были загоны донеслась чья-то громкая ругань, сопровождаемая криками перепуганных животных и птицы.

— Давно бы так! — одобрительно крякнул Жагрин.

Выступление достигло нужного эффекта. Представитель Турана, хоть и держался молодцом перед остальными, но спеси у него явно поубавилось. Он стал сговорчивее и нехотя, согласился ответить на интересующие их вопросы. Причём делал это презрительно, постоянно угрожая всяческими карами, что непременно настигнут проклятых кафиров, когда те сдадутся на милость Эмира Тимурида Адли мудрого правителя Великого Турана, да пребудет он славен в веках всеми живущими народами. Славословия в честь солнцеликого правителя они пропускали мимо ушей, а на угрозы не обращали внимания. Зато удалось узнать, что китайцев действительно забрал турецкий экраноплан. Вначале их хотели сразу передать американцам, но те на свою беду решили перед тем выяснить, откуда взялся возле острова странный корабль, о котором никто ничего не знает. Тем более, такой приказ был отдан как американским, так и турецким руководством. Американцы решили первыми ухватить своего бога за бороду, за что и поплатились. Он, биринджи синиф юзбаши Йылмаз, оказался тогда намного умнее янки, а в остальном пусть свершится воля Всевышнего. Поэтому и не страшно ему сейчас их жуткое оружие. Он воин и знает, что рано или поздно смерть его не минует. Последнее явно было сказано на публику. Юзбаши не производил впечатление глупого человека и наверняка уже догадался, что пришельцы не собираются на них нападать, а всего-навсего хотят добиться освобождения захваченных кочевниками своих товарищей. Понимание этого опять вселило в турецкого офицера уверенность, начавшую перерастать в прежнее высокомерие.

— О китайцах можно забыть, — резюмировал Жагрин. — Опоздали.

Зотагин отнёсся к этому до странности спокойно. Может потому, что практически не контактировал с этими непонятными геологами. Не считая Ленки, конечно. Ленка была своя, Ленку было жалко. Но тоже как-то не так. Не от души. Словно сухое “соболезную” на похоронах когда-то знакомого человека. Похоже, совсем окостенел он душой за последнее время.

Пока Зотагин пытался разобраться в своих чувствах, бригадиру передали сверху микрофон.

— Слушай сюда, юзбаши! — загремел мегафоном Жагрин. — С тобой говорит офицер Сил Самообороны Сибири, и церемоний я тут разводить не собираюсь! Злопамятный я, сразу предупреждаю! А здесь, вот на этом самом месте меня очень обидели! Поэтому любое шевеление пяткой с вашей стороны посчитаю за новое оскорбление и разнесу тут всё к такой-то матери! Возможности вы видели. Превращу ваше корыто в плавучий гроб, даже икнуть не успеете! Понял меня, юзбаши? Не слышу ответа!

— Что тебе надо, иноверец? — откликнулись с баржи. — И не тешь себя мыслью, будто мы испугались твоих угроз! Мы снизошли до ответа исключительно благодаря твоему офицерскому званию, хотя и о том знаем только с твоих слов!

— Вот же сволочь недоверчивая. Патент ему для убедительности подавай, — проворчал Жагрин, прикрыв микрофон ладонью. — Я хочу говорить с Ириковым! — потребовал он.

Оказалось, это невозможно. Здешний представитель Великого Турана арестован и отправлен в столицу. Его обвиняют в попытке мошенническим путём присвоения особо крупной суммы из казны Эмира. Вину усугубляет сговор с грабителем, уже числящемся в международном розыске за подобные преступления. Более того, этот грабитель на момент преступления был у него в помощниках. Так что судьба Ирикова не предрешена. После быстрого и справедливого суда милостивого Эмира Тимурида Адли мудрого правителя Великого Турана, да пребудет он славен в веках всеми живущими народами, бывшего чиновника казнят огненным колесованием.

— Доигрался Сергей! Ведь сколько раз предупреждали, а всё без толку! — не сдержался Дзьонь.

— Хоть бы сам жив остался, — добавил Тихон. — Хуже, если его вместе с Осокиным тоже на суд в столицу увезли.

Не увезли. Много чести возиться с рабами. Рабы просто пробежались по воде.

— Там, — брезгливо махнул рукой в сторону кормы юзбаши. — Сами можете убедиться.

Зотагин не сразу сообразил, о чём говорит турок. И только взглянув на корму баржи, увидел, что здесь означает “пробежаться по воде”. Остальные тоже увидели. Жагрин, не сдержавшись, выдал прямо в микрофон длинную тираду, густо сдобренную отборным армейским матом, где упоминание о бешеной собаке было единственным, что не оскорбило бы строгой нравственности какого-нибудь завзятого моралиста. Но почему-то именно сравнение с четвероногим другом человека вывело турка из себя. Он прямо-таки слетел с кресла и что-то проорал на своём языке, указывая на корабль. С баржи грянул нестройный ружейный залп.

— Ё-оо-жики колючие… — как-то по-детски удивлённо произнёс рядом Тихон и навалился на леер, жадно хватая ртом воздух.

С палубы в ответ короткими очередями застрочили автоматы. Режущим визгом прошлась по барже спарка шестиствольных пулемётов, оставляя за собой косую полосу рваного железа от палубы к ватерлинии. Стрельба с баржи сразу прекратилась, но из-за её длинного корпуса, громко зудя моторами, вылетела стая аэроглиссеров. В каждом было по десятку лесовиков. Видно заранее готовились. Охватывая корабль в клещи, они собирались взять его на абордаж. Зотагин от вида всего этого впал в ступор.

— Уходи, дурак! — вызверился на него Жагрин. — Не стой пнём!

Он и Павел помогали раненому Тихону. Буквально затаскивали того в отсек. Тихон висел у них на плечах и едва передвигал ноги. Матросы, прикрывая им отход, стреляли из автоматов по лодкам. В спешке, больше для устрашения. Глиссеры скакали на поднятых ими же волнах, закладывали крутые виражи, поэтому попасть в сидящих там было почти невозможно. Лесовики атаковали молча. Не хотели до поры до времени попусту жечь патроны. Корабельные пулемёты тоже почему-то молчали.

Старшина втолкнул Зотагина внутрь отсека и задраил дверь. Тихона, откинув стол, осторожно уложили на лавку.

— Медицину зови, старшина! — приказал Жагрин. — Срочно!

— Нет у нас медицины, — растерялся тот. — Они только с десантом здесь бывают.

— Твою же ж мать! — выругался бригадир. — Ну хоть пипины у вас тут есть? Пакеты перевязочные? Слышал про такие? — старшина кивнул. — Уже лучше! В общем так, сержант! — взял инициативу в свои руки Жагрин. — Срочно веди сюда кого из старших. Пакетов этих самых пусть побольше с собой прихватит. Трёхсотый, скажешь, здесь тяжёлый. Понял? Тогда мухой полетел, чего ждёшь!

Старшина нырнул за дверь ангара в гул работающих силовых установок.

Зотагин воспринимал происходящее будто со стороны. С момента, когда он увидел т-образную виселицу у борта баржи с двумя верёвками на перекладине, натянутыми под тяжестью наполовину утопленных в воде тел, им овладела холодная апатия. От осознания, что верёвок могло быть на одну больше, и это он, Зотагин, мог составить компанию вечным спорщикам Серёге и Лёне. Теперь их нет. Зотагин сжал кулаки шумно выдохнул. Апатия схлынула. Вместо неё внутри багрово нарастала злость. Захотелось самому, своими руками, разнести на баржах это кочевое кубло. Всех, в придачу с живностью! Вспомнилась Вероника-Настёна. На этот раз он её понимал и живо представил себя в кузове той «шишиги». Только почему-то здесь. Грохот выстрелов, звон гильз, заполошное кудахтанье теряющих перья кур и ор перепуганных лесовиков бегающих по барже вперемежку с турками. Получилось настолько глупо, что самому смешно стало, зато прошла выжигающая нутро злость. Вернулось ощущение реальности.

На палубе промелькнули тени. Снаружи к стеклу иллюминатора прилепилось чьё-то лицо, оглядело отсек и довольно ухмыльнулось. Но ухмылка сразу же сменилась испугом. Двигатели корабля взвыли, он качнулся, приподнялся над водой и, набирая скорость, двинулся прочь от стоянки кочевников. Лицо исчезло.

Зотагин, как и остальные в отсеке, не мог сейчас рассмотреть, что происходит снаружи. Но, будь у них такая возможность, увидели бы, что кара за гибель друзей не заставила себя долго ждать. Баржа быстро принимала воду вскрытым бортом и начала крениться. Возле неё плавал какой-то мусор вперемежку с обломками досок разбитой кормовой надстройки. За них цеплялись барахтавшиеся тут же люди. Но этим ещё повезло: остались живы. Хуже пришлось тем, кто атаковал корабль и уже был на его борту, когда заработали маршевые двигатели. Быть втянутым под их лопасти означало гарантированную гибель. Для пытавшихся преградить путь кораблю на аэролодках, это утро тоже стало последним. Корабль просто прошёл над ними, утопив всех мощными нагнетателями воздушной подушки.

Старшина вернулся в сопровождении худого глазастого лейтенанта. Тихона перевязали, вколов обезболивающее из армейской аптечки. Пока больше ничем помочь не могли. От лейтенанта узнали, что команда корабля тоже понесла потери. Были ранены двое матросов из тех, что находились в тот момент на палубе. К счастью, легко. Ещё один получил сильный ушиб от попавшей в бронежилет пули. Им уже оказана помощь. Но здесь случай серьёзный. Необходимо квалифицированное вмешательство. Причём срочно. Иначе… Лейтенант не стал продолжать. Было и так понятно. Он собрался уходить, когда старшина, показав на свой наушник, сказал, что командир требует Жагрина на мостик. Лейтенант сказал, что проводит, и они с бригадиром вышли в ангар, впустив через открытую дверь воющий рёв работающих на полную мощь двигателей.

Время медленно тянулось, как это обычно бывает при вынужденном безделье. Зотагин сначала пытался хоть что-то разглядеть в иллюминатор, но потом понял, что бесполезно, что кроме воды ничего там не увидишь, и бросил это занятие. Корабль шёл ровно, лишь иногда раскачиваясь и будто подныривая. Шум двигателей стал привычно-терпимым и уже воспринимался как нечто само собой разумеющееся. Звукоизоляция отсека хоть и помогала, но разговаривать всё равно приходилось на повышенных тонах, а в ушах словно застряли пробки. Поэтому все больше молчали. Тихон приходил иногда в сознание и просил воды. При его ранении пить было нельзя, Дзьонь смачивал ему губы влажной салфеткой. Но такое случалось всё реже. У Зотагина было нехорошее предчувствие, что Тихон скоро уйдёт. Понимали это и другие, но ничего не могли поделать и были подавлены своей беспомощностью. За исключением старшины. Тот относился к происходящему без особых эмоций, но ему простительно: он Тихона совсем не знал. Только сегодня утром впервые увидел. Самому же Зотагину хотелось, чтобы всё поскорее закончилось. Устал он. Смертельно устал.

Старшина внезапно встрепенулся, внимательно выслушал что-то, неслышно ответил, оглядел, словно пересчитав всех, кто был в отсеке, вышел и вскоре вернулся в сопровождении матроса. И тот и другой несли спасательные жилеты.

— Надеваем! — приказал старшина.

— Зачем? — не понял Зотагин.

— Положено. Самолёт наши видели. С него нас тоже заметили. Так что ждём гостей. Поэтому надеваем.

— Саня, помоги! — позвал Дзьонь, приподнимая Тихона.

Помочь Зотагин не успел. Какая-то сила оторвала его от пола и с размаху припечатала спиной к переборке. Его затылок отозвался на удар костяным стуком, а мозг, как показалось Зотагину, выплеснулся наружу через глазницы вместе с глазами. Сразу наступила тьма.