– Мысли вас гложут, Софья Алексеевна, – первым заговорил Ермаков, стоило пролетке тронуться с места. – Поделились бы, чай две головы всяко лучше.
И как догадался? Темнота кругом, сидит он рядом, смотрит строго вперед.
– Гложут, Гордей Назарович, – согласилась я. – Слова Натальи Васильевны из головы не идут. Совпадение странное… Мало у кого в Китеже камины в домах имеются, так-то печи по зиме топят. И хлопок этот, и сажа на полу. Вспомнилось вдруг, что на одежде первой жертвы, Михаила Осипова, тоже следы сажи имелись. Вы его еще «голубятником» назвали. Может такое быть, что это он к господам Задушевским в дом вломился и унес с собой картину?
Оторвавшись от дороги, Гордей вцепился в меня хищным прищуром, изучая, будто невиданного зверя.
– Не устаю дивиться вашей прозорливости, госпожа Леденцова. Эдакий недюжинный ум – чудо из чудес. Еще и у столь хрупкой барышни. Где же прятали вы его до нашей встречи? – произнес он на одном дыхании, да так серьезно, что у меня лицо от жара запылало, пришлось отвести взгляд. – А что до сажи, правда ваша. Больно подозрительное совпадение.
– Вот и я думаю, – закивала усиленно, радуясь тонкой ниточке, из которой плелся большой клубок. – Деньги, найденные при покойном, сорок пять рублей. Эту же сумму господин Хвалёнов одолжил у коллеги. Что если это плата за кражу? Вот вам и вещица, из-за которой происходит череда смертей…
– Редкое полотно, цены немалой, – пожал плечами пристав. – За такое могут и убить.
За разговором, да раздумьями мы не заметили, как двойка белоснежных лошадей остановилась неподалеку от нашего с тетушкой дома, в окнах которого горел мерцающий свет. Ближе не подъехать. Снега за день навалило, хоть лопатой разгребай. Опомнились быстро. Спрыгнув первым, Гордей подал руку и помог мне сойти. Бросил извозчику десярик – половину платы – пообещав отдать вторую, как только тот домчит его до Мещанского участка. И все то время пока договаривался, ладонь мою не отпускал.
Будь кто другой на его месте, я бы церемониться не стала, не из пугливых. А тут застыла, как сосулька, ожидающая, когда ее отогреют. Несвойственная мне стеснительность и волнительное томление в груди вызывали сильное желание рвануть домой, стащить с себя верхнюю одежду и закрыться в спальне, спрятавшись под одеялом.
Искры в глазах стоявшего рядом пристава нервировали, как никогда.
– Извольте проводить вас до дверей?
– Не стоит, Гордей Назарович. Тут сугробы по пояс, а вы только после болезни. Вам еще в участок надо, с отчетом по вскрытию знакомиться. Мне тут два шага. Поезжайте скорее. А я завтра к вам наведаюсь за новостями.
Кажется, он что-то хотел сказать, вполне возможно – возразить, но передумал, наткнувшись на мой твердый взгляд. Выпустил руку, кивнул и лихо запрыгнул обратно в пролетку.
Дождавшись, когда она свернет за угол, я подняла глаза на круживших над головой призраков – их количество до сих пор ввергало в шок – и тяжело вздохнула.
А что, если эти неупокоенные духи, что-то наподобие мотивации от небесной канцелярии? Вроде как, найди убийцу, Сонечка, и они, наконец, исчезнут. И не сказать, что плохая идея. Глядя на это призрачное столпотворение, посторонних мыслей, кроме как усердно работать, не возникало.
Подхватив юбки, я направилась к входным дверям. Ноги утопали в рыхлом снегу, что забивал ботинки. От влаги и холода не спасали даже шерстяные чулки. Надо будет выпить горячего чаю. Не хватало еще простудиться.
Вытащив ключи, я схватилась за ручку и резко одернула пальцы. Быстро на них подула и спрятала в карман полушубка. Не ожидала, что металл будет таким обжигающе ледяным.
Может постучать? А вдруг Глаша с Тишкой уже задремали? Не стоит их будить.
Внезапно за спиной раздался скрип. Я даже обернуться не успела, как все вокруг застило чернотой. Лица коснулся мокрый, холщевый мешок. Его скрутили веревками вокруг шеи. Подхватили меня за бедра и закинули на острое плечо. Больно сдавило живот. Страх накрыл такой, что я не могла произнести ни слова. Думала кричу во всю мощь легких, оказалось, что кричу только у себя в голове. Похитители – судя по шагам рядом, их было минимум двое – попались молчаливые.
Мысленно посчитала до десяти, как учили на курсах самообороны. Действенный способ, чтобы сбросить оковы паники. Лягнула того, кто нес меня, ногой. Мужчина рыкнул глухо. Шершавые руки сильно сжали колени, но ответной боли не причинили.
Значит, приказа калечить или убивать не было. Можно перевести дух.
До поры, до времени.
Несли меня недолго. Чтобы не кричала, стащили с плеча и взяли на руки, обхватывая тяжелой ладонью рот через мешок. Счет перестал помогать. Паника накатывала волнами. Казалось, надави мой похититель чуть сильнее, и я тут же задохнусь.
Наконец остановились. Неподалеку заржала лошадь. Кто-то прикрикнул на нее. Раздались приглушенные мужские голоса, но из-за свиста в ушах я не смогла ничего разобрать. Меня затолкали в закрытый экипаж. Сели рядом и с головой накрыли меховым плащом. Плавно тронулись с места.
Мужчины, а их в салоне было двое, один сидел справа, второй – напротив, задевая коленями, всю дорогу хранили тишину. Когда я попыталась заговорить, не отвечали.
Если это убийцы Осипова и Хвалёнова, то зачем им куда-то меня везти? Расправившиеся с вором и репортером люди действовали нагло, не церемонясь. Свернули шею, бросили на том же месте и скрылись. А тут вдруг решили заморочиться? Нет, не сходится. Значит, это кто-то другой. Но кто? Спросить – не ответят.
Впрочем, скоро сама все узнаю.
Экипаж трясло. Несколько раз он сворачивал то вправо, то влево. Первые полчаса я считала повороты, а потом плюнула на это дело. Извозчик явно петлял.
Остановились резко. Снаружи послышалось глухое «тпру», лошадь замерла. С меня стянули плащ – но не мешок – подхватили под колени и спину и вытащили на мороз. Куда-то снова понесли.
В этот раз нас окружили крики и смех, но никто из шумевших похитителей не останавливал, ничего не спрашивал, дорогу уступали. Холодный ветер, проникающий даже под плотные, многочисленные юбки, донес сквозь мешок запах кислый щей, спирта и мочи. Знакомое место, я уже здесь была и сравнительно недавно. Точно, рынок на Балагунихе?
Вот уже и люди остались позади. Скрипнула дверь, меня поставили на ноги и толкнули в спину, да так сильно, что я, не удержавшись, полетела вперед и расстелилась на деревянном полу. Мешок сорвали с головы, больно зацепив волосы. Я застонала, открыла глаза и дернулась, пытаясь отвернуться от горящей перед лицом масляной лампы, излучающей мерцающий свет.
– Неужто Софья Алексеевна Леденцова почтила нас своим визитом? Несказанно рад…
Одетый с иголочки – в чистенькие ботинки, серые брюки, жилет и белоснежную сорочку – старшина воров восседал за деревянным столом, откинувшись на спинку стула. Спадающие на идеально гладкий лоб светлые локоны, не скрывали взгляд – в соответствии с прозвищем – острый. Ноги вытянуты. Руки скрещены на груди. Губы растянула лукавая усмешка.
Несмотря на репутацию мужчины и предостережения Гордея, я впервые с момента похищения вздохнула полной грудью. Расслабилась, почему-то уверенная, что не ради убийства меня сюда приволокли.
До того осмелела, что, прежде чем ответить на насмешливое приветствие, сделала глубокий вдох и огляделась. Комнатка небольшая, то ли сарай, то ли барак. Запах соответствующий. Даже показалось, что в углу юркнула жирная черная крыса.
Боже, надеюсь действительно показалось.
– А уж я-то как рада, Евсей Борисович, – ответила Игле не менее радушной улыбкой и поднялась, поправляя свалявшуюся прическу. – Прошу простить за внешний вид, так к вам спешила, что даже не причесалась. Вы в следующий раз заранее письмецо с нарочным шлите.
– Дырявая моя голова, – театрально стукнул он себя по лбу. – Как чуял, что-то забыл. А вы присаживайтесь, Софья Алексеевна, устали небось. Губарь, чая горячего барышне наведи.
За моей спиной хлопнула дверь. Звук заставил вздрогнуть, обернуться, но неизвестного «Губаря», что привез меня сюда, уже и след простыл. Приставленный к столу табурет опасно скрипнул подо мной. Боясь снова расстелиться на полу, я так крепко вцепилась в столешницу, что аж пальцы побелели.
Игла продолжал хранить тишину, изучая меня из-под полуопущенных век ленивым взглядом. Видимо тактика у вора такая, извести жертву страхом неизвестности. Заставить нервничать. Много говорить. Но, в моем случае, не на ту напал. Нас в университете тоже тактике допроса учили.
Губарь – высокий и худой как щепка рябой мужик, с дырой, вместо верхних передних зубов – успел принести серебряный чайник с двумя чашками на подносе и поставить в самом центре стола, развернуться и уйти. А мы с Иглой продолжали играть в гляделки, храня гробовое молчание.
Как и ожидалось, он не выдержал первым.
– Неужели, Софья Алексеевна, вам совсем не любопытно, с какой целью я пригласил, – сделал он акцент на последнем слове, – вас к себе?
Поднеся к губам чашку, я вдохнула идущий от нее пар. Аромат клубники со сливками вызвал обильное слюноотделение. Надо же, настоящий молочный улун в логове воров и убийц. Мой дед, Прохор Васильевич, его обожал. Оставалось лишь надеяться, что ничего не подмешали.
– Да чего тут гадать, Евсей Борисович? – сделав глотов, я немного посмаковала теплую жидкость во рту. – Что еще вам может быть от меня нужно, кроме как о душегубе, что на Пряникова промышлял, разузнать? В полицию вам хода нет. Господина пристава так легко не скрутить, а даже если скрутите, без последствий это не останется. Вот и придумали помощницу его к рукам прибрать. То ли охмурить, то ли припугнуть, то ли и то, и другое. Она живенько вам все на блюдечке с голубой каемочкой преподнесет. А чего не преподнесет, вызнает и расскажет. Ну что, все ли я угадала или пропустила чего? Вы не стесняйтесь и резину не тяните, устала я, промокла вся и есть хочу. Лучше вопросы по существу задавайте.
Кажется, старшине воров не знакомо чувство замешательства. Оттого и лицо как-то странно вытянулось, глаз правый закосил. С ответом, опять же, не торопился. Сидел и смотрел на меня, будто воды в рот набравши, а сам даже к чашке с чаем не прикоснулся.
– Не помню за собой подобного постыдного просчета. Это ж как опростоволосился. А вы, Софья Алексеевна, умеете удивлять.
– Наслышана об этой своей особенности, Евсей Борисович, и вас ни в чем не виню. Дело у нас общее – поймать убийцу, только методы разные. Вы похищением людей не гнушаетесь. А мы с господином приставом закон блюдем. Но это не мешает нам с вами действовать сообща, тем более что у вас, в силу… занимаемой должности, возможностей-то поболее. Предлагаю сыграть честно, выложить карты на стол. Я расскажу, что знаю, но с двумя условиями.
Мужчина хмыкнул про себя, склонил голову к правому плечу.
– Необычно оно как-то, с барышней откровенный разговор вести. Я все больше с мужичьем привык, – сложив руки на стол, Игла подался вперед. Улыбка исчезла. Теперь меня прожигал полный подозрений взгляд. – Извольте, госпожа Леденцова, озвучить ваши условия.
– Во-первых, вы поможете нам с Гордеем Назаровичем раскрыть душегуба. А во-вторых, если вам удастся поймать его первым, откажетесь чинить самосуд и выдадите его полиции.
– И почему вы полагаете, я должен согласиться?
– Потому что без нашей помощи вам дальше не продвинуться. Поиски зашли в тупик. А человек этот – может даже не один – орудует на вашей территории. Не боится старшины воров. Нагло себя ведет. Тень на вас отбрасывает.
Он приподнял правую бровь.
– Какую это, позвольте поинтересоваться, тень?
– Евсей Борисович, мне ли вам об этом рассказывать? Надоест полицейскому начальству в столице на эдакие бесчинства любоваться. Потребуют к ногтю всю преступность в городе прижать. Верхушкам головы порубить, чтобы остальным неповадно было. Высунуться боялись. А чья голова в Китежском воровском миру выше всех на плечах сидит?
– Страшная вы барышня, Софья Алексеевна, – после небольшой паузы насмешливо протянул Игла. – Запугали так, что не вздохнуть. Будь по-вашему, согласен я на условия. Только и вы, уж будьте добры, ничего от меня не скрывать.
– Как я могу, Евсей Борисович? Честность – это самое важное в любой сделке. Я привыкла всегда держать слово. Будет лучше, если вы первым поведаете, что знаете. А я уже дополню.
Игла кивнул и начал свой рассказ, который, впрочем, очень быстро закончился. Накопали его подельники не так уж много. И все что накопали, полиции было уже известно.
Связь двух жертв. С Осиповым и так все ясно. А вот господин Хвалёнов, как выяснилось, был тот еще фрукт. Поддерживал связи с преступными элементами, действовал в роли наводчика, так как благодаря профессии был вхож во все богатые дома города, скупал краденное и продавал во втридорога.
Так и жил, пока его убогое существование не окончил внезапно объявившийся в Китеже душегуб. Душегуба этого никто в лицо не видывал, как выглядит – не знают. Свидетелей преступлений нет. Известно лишь, что фигура дерзкая. На поклон к старшине воров не являлся, зато лихо топчет его территорию. Чем, как я поняла из услышанного, шибко действует оному на нервы.
Если срочно не изловить, свои же уважать перестанут. Трон под некоронованным королем может пошатнуться.
– Я не последний в Китеже из людей, Софья Алексеевна, потому и интересно, кто такой смелый надумал дорогу перейти, – иронично подвел итог своей речи Игла. – Два убийства, это вам не шутки…
– Есть все основания полагать, что убийств было не два, – поделилась я своими мыслями, посчитав, что их обнародование на полицейское расследование никак не повлияет, а вот рабочий контакт со старшиной воров может помочь укрепить. – Нынче утром любовница господина Хвалёнова была найдена мертвой в своей квартире. Точно утверждать не смею, в отличие от двух других смертей, следов на ее теле нет. Но если это совпадение, то очень подозрительное. Мы с господином приставом ждем окончания медицинской экспертизы.
– Вот, значит, как, – нахмурился мужчина. – Ваша правда, Софья Алексеевна, дело вырисовывается занятное. Изволю предположить, подозреваемых у вас тоже нет?
– К сожалению, – пожала я плечами. – Однако есть словесный портрет. Мужчина крупный, не в смысле толстый, скорее – мощный, сильный. Высокого роста, выше вас на полторы – две головы. Не старый, годный к активному физическому труду. Имеется ли у вас кто на примете?
Он задумался.
– Да как будто нет. Я еще погляжу, разумеется. Однако, буду честен, госпожа Леденцова. Ремесло у нас дюже опасное. Юркие, незаметные для него нужны. А ежели выделяешься из толпы, то ходу к нам нет. Такого изловить, раз плюнуть. А нам потом голову ломай, куды его язык сыскарей приведет. Но за информацию благодарствую, применю ее к делу.
– Вот и отлично, – улыбнулась я, поднимаясь с места. – А теперь, если вы не возражаете, мне хотелось бы попасть домой.
Мужчина поднялся вслед за мной, не сводя с моего лица пристального взгляда. Вроде бы серьезного, но в то же время какого-то… подозрительного.
– У вас ко мне еще какие-то вопросы?
Видимо тон чересчур безразличный, иначе с чего обе его ровно очерченные брови утонули в волосах?
– Не имеется, – отрицательно качнул он головой. – Но может у вас?
Я задумалась…
– На самом деле да, Евсей Борисович. Пять лет назад, прямо перед масленицей, на лесной дороге из столицы в Китеж была убита семейная пара. Не могли бы вы помочь мне разузнать об этом преступлении? Обычный ли грабеж или заказное убийство?
Игла сделал несколько шагов и остановился напротив.
– С чего вас вдруг заинтересовали события столь давние?
– Дело в том, что эта семейная пара – мои родители. Душегубы мне без надобности. А вот если убийство заказали, я хочу выяснить – кто. Уверяю, все сказанное, останется между нами. Даже пристав не будет ничего знать.
– Будь по-вашему, – после небольшой паузы кивнул он. – Ежели появится что дельное, всенепременно весточку вам пришлю. А нонеча… не изволите немного задержаться? Больно по душе, Софья Алексеевна, мне ваше общество. Не встречал еще барышень с цепким умом и горячих нравом, обладающих столь несравненной красотой.
Он начал наступать. Я отступала, пока не уперлась спиной в деревянную стену, источавшую холод. Или это был пробежавший по спине липкий озноб?
Я сглотнула.
– Прошу простить, но вынуждена отказать.
Его глаза странно сверкнули. Губы скривила неприятная усмешка, напоминающая о том, что передо мной совсем не благородный господин.
– Отказы принимать я не привык…
Внезапно послышался шорох и лязг. Мы даже обернуться не успели, как в горло Иглы уперлась острая сабля.
– … однако ж придется.
В зеленых глазах полыхало пламя. Зубы стиснуты до скрежета. Таким взбешенным Гордея я видела впервые.
Рука не дрожит. Голая мужская ладонь так крепко стиснула рукоять, что костяшки пальцев побелели. Малейший чих, и не сносить старшине воров головы.
Нужно срочно спасать ситуацию, иначе останутся от знаменитого Иглы одни воспоминания.
Не то, чтобы я сильно печалилась. Наверное и слова бы не сказала, не грози Гордею каторга. Стоило лишь представить подобный исход, как я живо отмерла. Проглотила застрявший в горле ком, отделилась от стены, клещами вцепилась в предплечье, напряженные мышцы которого были крепче камня, и подняла на Ермакова умоляющий взгляд.
– Гордей Назарович, это не то, о чем вы подумали. – Тьфу, что за шаблонная фраза? Словно я героиня дешевого романа. Но, к сожалению, ничего иного на ум не пришло. – Евсей Борисович всего-то предложил свою помощь в поимке душегуба. А я, от лица полиции и городских жителей, согласилась ее принять.
– Предложил помощь, говорите, – процедил пристав, не сводя с противника убийственного взгляда. – И потому выкрал вас у самого дома?
Откуда он знает? Он что, за мной следил? Не имеет значения, раз я выбрала тактику отрицания, значит буду придерживаться ее до последнего. Ведь если признаю его правоту, последствия, для нас всех, могут быть необратимы.
– Это неправда, никто меня не похищал. Я сама сюда приехала, по доброй воле, – наконец-то я привлекла его внимание. Правда, ничего хорошего прищуренный взгляд зеленых глаз не предвещал. – Нам с Евсеем Борисовичем нужно было обсудить текущее дело, обменяться информацией. Все же первая жертва имеет к нему прямое отношение.
– Это какое же?
– Они все тут члены одной большой… семьи.
Боже, что я несу? Даже Игла, позабыв про приставленное к его горлу холодное оружие, удивленно приподнял брови.
– Обменивались информацией? – зло усмехнулся Гордей. – Извольте не сомневаться в моем зрении, Софья Алексеевна, этот мерзавец пытался на вас напасть…
Непробиваемый мужчина. Сам напросился, придется применить тяжелую артиллерию.
Я положила ладони на его широкую грудь и припала к ней лицом.
– Гордей Назарович, ну выпил господин лишку, с кем не бывает? – зашептала хнычущим голосом. – Голову повело. Вы же знаете, у него недавно родился сын. Я уверена, ничего плохого Евсей Борисович не подразумевал. Ведь правда?
Обратила к старшине воров говорящий «а-ну-срочно-подыграй-мне» взгляд.
Давай, хоть кивни…
– Софья Алексеевна права, – после небольшой паузы произнес мужчина. – Бес попутал. Приношу вам, госпожа Леденцова, свои глубочайшие извинения. Сей печальный эпизод недостоин столь невероятно красивой и умной барышни, как вы. Молю, не держите зла.
– Как я могу…
Не успела договорить, как почувствовала на своей ладони железную хватку пристава. Убрав саблю от шеи Иглы и засунув ее в ножны, он потянул меня к выходу.
– Евсей Борисович, вы уж не обессудьте, – процедил Гордей сквозь зубы. – Случись что-то подобное впредь, Балагуниха ваша превратится в пустырь.
– Господин пристав, – остановил его старшина воров. – Не поведаете на прощание, как вы тут оказались?
– Не обманывайтесь моим безразличным к вашим делишкам отношением. У полиции повсюду свои уши.
На крыльце, без сознания, но с признаками жизни, лежало два тела – щуплый светловолосый парень, с подбитым глазом и в дырявом тулупе, и тот самый мужик, что нес меня до экипажа и через рынок. Как его там? Губарь!
Над ними летало трое моих призрачных знакомых. А я-то думала, куда они запропастились? Малейший намек на опасность – их нет. Стоило ей отступить – тут как тут. В книгах и фильмах привидения часто помогают героям, спасают в час опасности. А эти – паразиты. Никакого проку. Зато присосались так, что не отогнать.
– Стрыкин, где тебя только черти носят? – пробурчал под нос Ермаков. И словно услышав его, от стены отделилось две тени.
– Гордей Назарович, – узнала я ликующий Яшкин шепот. – Неужто все так скоро разрешилось?
Ему вторил приглушенный бас Стрыкина:
– Заставили же вы нас попереживать.
Пристав, не затруднив себя ответом, потянул меня вперед.
– Софья Алексеевна! – склонилось в поклоне обе головы. – В добром ли вы здравии?
– Спасибо, – выжала я из себя бодрую улыбку. – На здоровье не жалуюсь…
Не дав нам продолжить обмен любезностями, Гордей отдал короткий приказ. Из-за сильного ветра, я пропустила его мимо ушей. Не успела и глазом моргнуть, как служивые растворились в темноте. Мы снова остались наедине. Пока я подбирала фразы, что смогли бы развеять царящую в воздухе гнетущую атмосферу, подъехал полицейский экипаж. Меня, без лишних слов, усадили первой.
Стоило лошадям тронуться с места, как расположившийся напротив Ермаков, наклонился вперед и впился в меня немигающим взглядом. Прозвучавший в тишине голос был одновременно мягок и до невозможности напряжен:
– Софья Алексеевна, извольте быть со мной честны. Вам… не причинили вреда?
Боже правый, так вот что его все это время тяготило…
– Гордей Назарович, клянусь вам, Евсей Борисович и пальцем ко мне не притронулся. Уж я бы о таком молчать не стала. Вы появились как нельзя вовремя. Помогли ему сохранить лицо…
– Лицо? – нахмурился он, озадаченный моим ответом.
– Я как раз намеревалась причинить старшине воров тяжкие повреждения, со всей силы приложившись коленом, – разъяснять куда именно, не было необходимости. Гордей, резко побледнев, закашлялся. Пришлось даже постучать ему по спине. – Уверенна, в этом разе, все наши предыдущие договоренности об обмене информацией, были бы позабыты. А так, они остались сохранены.
– Так это все, что вас волнует? – едва ли не выдыхая из ноздрей пар, рыкнул он. – Договоренности?
– Я не думаю, что Евсей Борисович намеревался причинить мне вред. Он всего лишь желал перетянуть меня на свою сторону, и не придумал иной возможности, чем обольщение. Это всецело моя вина. Не учла подобного исхода, впредь буду умнее. Единственное…
– Да?
– Меня тоже мучает вопрос… как вы узнали, где я?
Словно вспомнив что-то плохое, Ермаков тряхнул головой.
– Имеется у меня среди сподручных Иглы доверенный человек. Он планы его еще днем вызнал. До вечера вокруг участка кружил, дожидался. Едва не разминулись. Боюсь представить, что бы было…
– То есть, вы не были уверены, что меня выкрали? – догадалась я. – Действовали на авось. И как много из нашего разговора вам удалось услышать.
– Не так уж и много, – пожал он плечами. – Лишь ту часть, что касалась ваших… родителей.
Его взгляд не сильно изменился, но был уже не таким подозрительным. В глубине зеленых глаз плескалась легкая печаль. Видимо – это жалость. Он решил, что я до сих пор не отпустила старую историю, желая докопаться до правды. И ведь не разубедишь.
Как бы мне не хотелось сбросить груз с плеч, рассказав хоть одной живой душе обо всем, что со мной происходит, я не могла. Это безрассудный риск. Я сама бы подобных откровений не поняла. Решила бы, что человек тронулся умом и стала бы обходить его стороной, опасаясь внезапного обострения.
Видимо, восприняв мои метания по-своему, Гордей потянулся и легонько сжал мою ладонь. Странно, на улице холод, на нем нет перчаток, а его рука обжигающе горяча.
– Ежели для вас это действительно важно, Софья Алексеевна, я попробую поднять старое дело.
– Спасибо, Гордей Назарович, я была бы вам премного благодарна.
Оставшуюся часть пути мы провели в уютной тишине, разглядывая вид из окна. Вскоре экипаж остановился напротив моего дома, ровно на том же месте, где и несколькими часами ранее. Но на этот раз уезжать не спешил, дождался, пока я скроюсь за дверью.