Огненная принцесса

^{The Legion of Lazarus,}

^{журнал «Imagination», 1956, № 4}

Это ещё не смерть. Это преддверие. Ожидание, одиночество в комнате без окон, попытки думать. Звук открывшейся двери, голоса людей, которые пойдут с тобой, но не до конца, спуск по коридору в комнату шлюза, лица людей, замкнутые и безразличные. Они не наслаждаются этим. Но и не уклоняются. Они на работе.

Комната. Она маленькая, и в ней есть окно. За ним ни неба, ни облаков. Там космос, и огромный красный круг Марса заполняет небо, глядит, как колоссальный глаз, на крошечную луну. Но ты не смотришь вверх. Ты выглядываешь в окно.

С той стороны — люди. Абсолютно нагие люди. Они спят на бесплодной равнине, утопая в океане безвременья. Их тела белые, как слоновая кость, и их волосы разметались по лицам. Кажется, кто-то из них улыбается. Они лежат и спят, и гигантский красный глаз неотрывно смотрит на них, пока они вращаются вокруг него.

— Всё не так плохо, — говорит один из мужчин, которые сопровождают тебя в этой последней комнате. — Пятьдесят лет спустя все мы состаримся или умрём. Это чуть-чуть утешает.

У тебя отбирают последний предмет одежды, открывается замок на двери, и страх, которому некуда было расти, всё таки возрастает, а потом пик ужаса остаётся позади. Надежды больше нет, и ты постигаешь, что без надежды мало чего можно бояться. Теперь ты хочешь только покончить с этим. Ты делаешь шаг в шлюз.

Дверь за тобой закрывается. Ты чувствуешь, как открывается дверь впереди, но очень недолго. Тебя выносит вместе с вырывающимся воздухом. Возможно, ты кричишь, но теперь ты вне звука, вне зрения, вне всего. Ты даже не чувствуешь, как замерзаешь.

Глава 1

Есть время для сна и время для пробуждения. Но Хирст засыпал тяжело, и просыпаться было тяжело. Он проспал долго, и пробуждение было медленным. «Пятьдесят лет, — говорил тусклый голос памяти. Но другая часть его разума возражала: — Нет, это лишь следующее утро».

Ещё одна часть его разума. Это было странным. Казалось, в его сознании стало больше частей, чем он помнил прежде, но все они были спутаны и скрыты за завесой тумана. Возможно, их там вообще не было. Возможно…

«Пятьдесят лет. Я умирал, — думал он, — а теперь я снова живу. Половина века. Странно».

Хирст лежал на узком ложе в каком-то месте, где был приглушённый свет и пахнущий антисептиком воздух. Он был один в комнате. Не слышалось никаких звуков.

«Пятьдесят лет, — думал он. — На что похоже сейчас всё: дом, где я жил, страна, планета? Где мои дети, где мои друзья, враги, люди, которых я любил, люди, которых я ненавидел? Где Елена? Где моя жена?»

Послышался шёпот из ниоткуда, печальный, далёкий.

— Твоя жена мертва, а твои дети стары. Забудь их Забудь о друзьях и врагах.

«Но я не могу забыть! — безмолвно кричал Хирст в пространстве своего разума. — Это было только вчера…»

— Пятьдесят лет, — повторили шёпотом. — И ты должен забыть.

— Макдональд, — сказал вдруг Хирст. — Я не убивал его. Я невиновен. Я не могу это забыть.

— Осторожно, — предупредил шепчущий голос. — Остерегись.

— Я не убивал Макдональда. Это сделал кто-то другой. Кто-то заплатит мне за это. Кто? Лендерс? Саул? Мы вчетвером были на Титане, когда он умер.

— Осторожно, Хирст. Они приближаются. Послушай меня. Ты полагаешь, что твой разум устроил игру в вопрос-ответ. Но это не так.

Хирст с бьющимся сердцем и в холодном поту подскочил на узкой кровати.

— Кто ты такой? Где ты? Как…

— Они здесь, — хладнокровно проговорили шёпотом. — Веди себя тихо.

В палату вошли двое мужчин.

— Я доктор Мерридью, — говоривший носил белый комбинезон и улыбался Хирсту бодрой профессиональной улыбкой. — Это инспектор Мейстер. Мы не хотели вас напугать. Несколько вопросов — и мы вас отпустим…

— Мерридью, — произнёс шёпот в голове Хирста, — это психиатр. Позволь мне взять его на себя.

Хирст не шевелился, расслабленно опустив руки между коленями. Его глаза распахнулись и застыли от изумления. Он слышал вопросы психиатра и слышал свои ответы на них, но сам был не более чем инструментом, не имеющим собственной воли, отвечал этот шёпот в его голове. Затем инспектор пошуршал бумагами, которые сжимал в руке, и начал задавать свои вопросы.

— Вы подверглись гуманному наказанию, не признав своей вины. Для протокола, теперь, когда штраф уплачен, вы не хотите изменить своё последнее слово?

— Не спорь с ними, — быстро произнес странный голос в голове Хирста. — Не возражай, иначе они будут держать тебя бесконечно.

«Но…» — подумал Херст.

— Я знаю, что ты невиновен, но они никогда не поверят. Они задержат тебя для дальнейших психиатрических тестов. Они могут приблизиться к истине, Хирст, — истине о нас.

Внезапно Хирст начал понимать, не всё и не ясно, но кое-что из того, что с ним случилось. Туманы памяти начали подниматься над границами его разума.

«Что за истина, — спросил он в этой внутренней тишине, — о нас?»

— Ты провёл пятьдесят лет в Долине Тени. Ты изменился, Хирст. Ты теперь не вполне человек. Никто не остаётся человеком, пережив заморозку. Но они этого не знают.

«Тогда ты тоже…»

— Да. И я тоже изменился. И поэтому наш разум может беседовать, даже если я на Марсе, а ты на его луне. Но они не должны этого знать. Так что не спорь, не проявляй эмоций!

Инспектор ждал. Хирст медленно проговорил вслух:

— У меня нет никаких заявлений.

Мейстер не удивился. Он продолжал:

— Согласно нашим документам, вы также отрицали, что знаете местонахождение титанита, из-за которого предположительно был убит Макдональд. Вы по-прежнему отрицаете это?

Хирст откровенно удивился.

— Но ведь сейчас…

Инспектор пожал плечами.

— Согласно этим данным, оно так и не прояснилось.

— Я никогда не знал, где он, — заверил полицейского Хирст.

— Хорошо, — вздохнул Мейстер, — я задавал вопросы всего лишь по долгу службы. Но здесь посетитель, у которого есть разрешение вас увидеть.

Они с доктором вышли. Хирст наблюдал, как они уходили. Он думал: «Итак, я не совсем человек. Уже не совсем человек. Делает ли это меня больше или меньше, чем человек?»

— И так и так, — сказал тайный голос. — Их разум пока ещё закрыт для тебя. Только наши разумы — тех, которые тоже изменены, — открыты.

«Кто ты такой?» — спросил Хирст.

— Меня зовут Шеринг. Теперь послушай. Когда тебя выпустят, они привезут тебя сюда, на Марс. Я буду ждать тебя. Я тебе помогу.

«Почему? Что тебя заботит — я или убийство пятидесятилетней давности?»

— Почему, я расскажу тебе позже, — прошептал Шеринг. — Но ты должен следовать моим указаниям. Здесь тебе грозит опасность, Хирст, едва только ты выйдешь! Здесь те, кто уже давно тебя ждёт.

— Опасность? Но…

Дверь открылась, и вошёл гость Хирста. Ему едва перевалило за шестьдесят, но глубокие морщины на лице делали его старше. Лицо было серым, напряжённым и подёргивалось, но застыло и побелело, когда он приблизился к ножке кровати и взглянул на Хирста. Ярость была в его взгляде, столь старая и привычная ярость, что от неё набегали слезы.

— Ты должен был оставаться мёртвым, — сказал он Хирсту. — Почему они не оставили тебя мёртвым?

Хирст был шокирован и поражён.

— Кто вы такой? И почему…

Гость даже не слушал. Он опустил веки, а когда снова их открыл, во взгляде читалось страдание.

— Это неправильно, — сказал он. — Убийце следует умирать и оставаться мёртвым. Не возвращаться.

— Я не убивал Макдональда, — с зарождающимся гневом заговорил Хирст. — И я не знаю, почему вы…

Он запнулся. Белое старческое лицо, слёзы, яростный взгляд… Он не совсем понимал, что было в этом взгляде, но где-то там на мгновение сквозь мутную воду проступило, а потом опять кануло в небытие лицо, похожее на старое воспоминание.

— Как тебя зовут? — быстро спросил Хирст охрипшим голосом.

— Ты этого не узнаешь, — сказал гость. — Я давным-давно изменил имя.

Хирст ощутил холод. Казалось, у него перехватило дыхание.

— Но тебе было всего одиннадцать…

Он не мог продолжать. Между ними повисла пугающая тишина. Он должен был сломать её, он не мог позволить ей продолжаться. Он должен был говорить. Но сумел только прошептать:

— Я не убийца. Ты должен в это поверить. Я докажу…

— Ты убил Макдональда. И ты убил мою мать. Я наблюдал, как она старела и умирала, тратя каждый пенни, каждую каплю крови, чтобы вернуть тебя. Я пятьдесят лет притворялся, что тоже верю в твою невиновность, тогда как всё это время знал…

— Я невиновен, — сказал Хирст.

Он попытался добавить имя, но не смог выговорить это слово.

— Нет. Ты лжёшь, как лгал тогда. Мы расследовали. Мать нанимала детективов, экспертов. Снова и снова, на протяжении десятилетий… И они всегда находили одно и то же. Лендерс и Саул не могли убить Макдональда. Ты — единственный, кто там был. Доказательства? Я могу показать тебе горы доказательств. И все они доказывают то, что мой отец — убийца.

Он слегка наклонился к Хирсту, и слёзы текли по его морщинистому измождённому лицу.

— Пускай ты вернулся, — сказал он. — Живой, по-прежнему молодой. Но я предупреждаю тебя. Если ты попытаешься снова заполучить этот титанит, если после стольких лет снова опозоришь нас всех, если ты хотя бы приблизишься к нам, я тебя убью.

Он вышел. Хирст сидел, глядя ему вслед, и думал, что до него ни один человек никогда не чувствовал того, что его сейчас разрывало.

В его сознании появился шёпот Шеринга с совершенно неожиданной ноткой сострадания.

— Многие из нас пережили нечто подобное, Хирст. Добро пожаловать в братство. Добро пожаловать в легион лазарей.

Глава 2

Марс гремел и блестел всю ночь. И каково было человеку столкнуться со светом и звуками после возвращения из тишины вечности?

Медленно волоча ноги, Хирст шёл по сверкающим улицам города Сиртис. Как будто он снова вернулся на Землю. Потому что город не был полноправной частью старой мёртвой планеты, тёмных степей, расстилавшихся под покрывалом ночи. Здесь было место звездолётчиков, шахтеров, авантюристов, рабочих, явившихся из другого, более молодого мира. Блестели, как солнце, бары и развлекательные заведения. Величественно поднимались ввысь с удалённого космодрома корабли, рисуя в небе свои пылающие знаки. Лишь иногда то тут, то там, кутаясь в хламиду с капюшоном, крался один из гуманоидов, некогда владевших этим миром.

— Следующий поворот, — сказал шёпот в голове Хирста. — Сверни туда. Нет, не в сторону космодрома. В обратном направлении.

«Шеринг», — внезапно подумал Хирст.

— Да?

«За мной следят».

Он не слышал ничего, кроме голосов и музыки. Глаза видели только уличную толпу. Но он знал. Он знал это по картинке, которая то и дело приходила ему в голову, нечёткому силуэту, неуклонно движущемуся позади него.

— Конечно, за тобой следят, — пришла мысль Шеринга. — Я тебе говорил, что тебя ждали. Вот этот угол. Сворачивай.

Хирст свернул. Тёмная улица убегала от огней между чёрными складами и похожими на огромные муравейники монолитными домами марсиан.

— Теперь оглянись, — скомандовал Шеринг. — Нет, не глазами! Оглянись мысленно. Учись использовать свои таланты.

Хирст попробовал. Нечёткое изображение в голове стало яснее, ещё яснее и оказалось молодым человеком с порочным ртом и плоскими равнодушными глазами. Хирст поёжился.

«Кто он такой?»

— Он работает на людей, которые поджидают тебя, Хирст. Утащи его на эту дорогу.

«Это дорога?»

— Смотри вперёд. Своим сознанием. Ты не можешь научиться?

Ужаленный внезапным гневом, Хирст метнул мысленный зонд с силой, которую он в себе не подозревал. Впереди в абсолютно тёмном месте между двумя складами он увидел высокого мужчину, непринуждённо слонявшегося без дела. Шеринг засмеялся.

— Да, это я. Просто пройди мимо. Не торопись.

Хирст мысленно взглянул назад, на человека, следующего за ним в тени. Тот теперь находился ближе и бесшумно двигался. Его лицо было непроницаемым и замкнутым.

«Откуда мне знать, — подумал Хирст, — что этот Шеринг не заодно с ним, заводя меня в место, где они оба могут до меня добраться».

Он прошёл мимо двух складов и не поворачивал головы, но его разум видел Шеринга, поджидающего в темноте. Затем раздался невнятный тупой звук, он обернулся и увидел, как Шеринг склонился над сложившимся телом.

— Нехорошо, однако, с твоей стороны, — он заговорил вслух, но негромко.

— Но не сказать, чтоб странно, — всё ещё содрогаясь, оправдался Хирст. — Я никогда тебя раньше не видел. И я до сих пор не понимаю, что всё это значит.

Шеринг опустился на колени рядом с лежащим неподвижным телом и улыбнулся. Даже здесь, в тени, Хирст мог видеть его своим новым ментальным взглядом. Шеринг был крупным мужчиной. Его волосы поседели на висках, а глаза были тёмными и очень внимательными. Он протянул руку и повернул голову лежащего ничком молодого человека. Они оба взглянули на вялое обвисшее лицо.

— Он не умер? — спросил Хирст.

— Конечно нет. Но пройдёт какое-то время, прежде чем он проснётся.

— Кто он такой?

Шеринг поднялся.

— Никогда его раньше не видел. Но я знаю, на кого он работает.

Хирст швырнул Шерингу внезапно возникший вопрос и, почти не задумываясь, пошёл следом, удивляясь ответу компаньона. Вопрос звучал: «На кого ты работаешь?» А ответом был образ женщины, высокой и красивой женщины со злыми глазами, стоящей под плывущими звёздами. На тёмной равнине застыл одинокий корабль, и она указывала на него, и каким-то образом Хирст знал, что этот звездолёт жизненно важен для неё и для Шеринга, и, возможно, даже для него самого. Но прежде, чем он успел сделать что-нибудь, кроме как отметить в сознании мимолётное видение, разум Шеринга схлопнулся с точно таким же жёстким эффектом, как если бы дверь захлопнулась перед его лицом. Он отшатнулся, выбросив руки в бесполезном, но инстинктивном жесте, а Шеринг сердито сказал:

— Ты становишься слишком хорош. Я дам тебе дружеский совет: принято стучать, прежде чем войти.

— Ты прав, извини, — согласился Хирст, по-прежнему удерживая тишину в голове. — Так кто она такая?

— Она одна из нас. Она хочет того же, что и мы.

— Я хочу только узнать, кто убил Макдональда!

— Ты хочешь намного большего, Хирст, хотя ты этого ещё не знаешь. Но убийца Макдональда — часть того, за чем мы охотимся.

Он взял Хирста за руку.

— У нас не так много времени. Благодаря моему руководству, ты ускользнул от всех, кроме этого типа. Но они очень быстро пойдут по нашим следам.

Они шагали по неосвещённой улице. Отблеск огней пропал позади, и они двигались в темноте, где за ними следили только холодные звёзды, холодный, несущий песок ветер, дующий из степей, и тёмные дверные проёмы похожих на египетские гробницы монолитных домов марсиан, уставившиеся на них, как слепые глаза. Хирст бросил взгляд на ползущую среди звезд яркую маленькую луну, и его передёрнуло от внутренней дрожи, когда он подумал о людях, лежащих там в мёртвом сне, и о себе, лежавшем там год за годом.

— Сюда, — позвал Шеринг, вильнув в одну из холодных затхлых гробниц, которую марсиане называли домом. Внутри не было ничего, кроме темноты. — Мы не можем рисковать, зажигая свет. В любом случае он нам не нужен.

Они уселись.

— Послушай, я хочу кое-что знать, — упрямо настаивал Хирст. — Что именно мы здесь делаем?

— Мы прячемся от тех, кто тебя ищет, — неторопливо ответил Шеринг, — и дожидаемся шанса отправиться к нашим друзьям.

— Наши друзья? Возможно, твои друзья. Эта женщина, я не знаю её, и…

— Теперь ты послушай, Хирст. Сейчас я расскажу тебе о нас больше. Мы лазариты, как и ты, с такими же силами, как и ты. Но не все лазариты заодно.

Хирст обдумал это.

— Тогда те, кто охотится на нас…

— Среди них тоже есть лазариты. Не много, несколько. Ты не знаешь нас, ты не знаешь их. Ты хочешь оставить меня, пойти назад и позволить им заполучить тебя?

Хирст вспомнил гадючье лицо парня, который шёл за ним, прячась в тенях.

— Хорошо, — сказал он после продолжительного молчания. — Но за чем охотитесь вы?

— За той штукой, из-за которой пятьдесят лет назад убили Макдональда.

— За титанитом? — удивился Хирст. — Говорят, его так и не нашли. Но как он мог оставаться скрытым так долго?

— Я хочу, чтобы ты, — продолжал Шеринг, — рассказал мне всё о том, как умер Макдональд. Всё, что ты можешь вспомнить.

— Ты думаешь, мы можем выяснить, кто его убил? — с жаром спросил Хирст. — После стольких лет? Боже, если мы сумеем, мой сын…

— Тихо, Хирст. Успокойся и расскажи мне. Не словами. Просто вспомни, что случилось, и я это увижу.

Однако по чистой воды жизненной привычке Хирст не мог вспоминать без того, чтобы не облечь воспоминания сначала в слова…

— Мы были вчетвером на Титане, ты должен об этом знать, — начал он, пока они сидели в холодной шепчущей темноте. — Всего вчетвером…

Четыре человека. И одного из них звали Макдональдом, инженера, скрытного, эгоистичного и чрезвычайно жадного человека. Макдональд был человеком, который нашёл состояние, сохранил это в секрете и погиб.

Другим был Лендерс. Худой, темнокожий, живой, великолепный физик с дружелюбными манерами и без заметных амбиций.

Третий — Саул, крупный, светловолосый и тихий, приятный собеседник, хороший геолог, любитель хорошей музыки. Если у него имелись тёмные страсти, он их скрывал.

Хирст был четвёртым человеком, и только одним из четырёх, кто оставался в живых до сих пор.

Сейчас он вспоминал…

Он видел чёрные и суровые скалы Титана, застывшие под сиянием Колец, и он видел две фигуры, бредущие по полю метанового снега, их шлемы поблескивали в свете Сатурна. За ними на равнине оставались плоские полузасыпанные бетонные корпуса маленького завода, а всё вокруг было в паутине дорог, по которой от скованных холодом гор таскал груз урановой руды громадный полутягач.

Два человека ссорились.

— Ты злишься, — говорил Макдональд, — потому что это я его нашёл.

— Послушай, — сказал Хирст. — Нам всем троим осточертело слушать, как ты этим хвастаешь.

— Готов поспорить, что так, — самодовольно заявил Макдональд. — Первая находка титанитового месторождения за долгие годы. Самый редкий, самый дорогой элемент в Солнечной системе. Знали бы вы, какой был торг, чтобы купить его у меня.

— Я знаю, — проворчал Хирст. — Ты целыми неделями бездельничал и только распускал таинственные намёки.

— И вам это не нравится, — ухмылялся Макдональд. — Конечно нет! Он не часть нашей задачи по обогащению урана, он мой, он у меня есть, и он спрятан там, где его никто не найдет, пока я сам его не продам. Естественно, тебе это не нравится.

— Замётано, — согласился Хирст. — Значит, найденный титанит — полностью твой. Но ты не забыл, ты пока ещё сотрудник обогатительного предприятия? И у тебя до сих пор есть обязательства перед остальными, так что ты можешь чертовски хорошо включиться и делать свою работу.

— Не беспокойся. Я всегда делал свою работу.

— Где-то как-то, — сказал Херст. — К твоему сведению, в начальной школе я видел инженеров получше. У нас есть третий подъёмник. Он сломан уже неделю. А теперь давай залезем туда и исправим его.

Две фигуры с трудом потащились напрямик к краю посадочного поля, куда приходили корабли, забиравшие урановую руду. Третий подъёмник окоченелой уродливой колонной вырастал из земли. Он должен был извлекать уран из подземных хранилищ и грузить на специально построенный для перевозки радиоактивных материалов танкер, пришвартованный к доку. Но номер три отказался выполнять эту задачу. На этом полностью автоматизированном заводе необходимость в людях возникала только тогда, когда что-либо шло не так. Теперь что-то сломалось, и делом Макдональда, инженера-механика, и Хирста, электронщика, было это исправить.

Хирст отворил люк, и они поднялись по металлической лестнице в верхний отсек. Здесь находился искусственный разум номера третьего, его сканеры, классифицирующая и записывающая аппаратура, система связи. На панели пульсировал единственный красный огонёк в череде белых.

— Проблема в подъёмном механизме, — сказал Хирст. — Это по твоей части. — Он улыбнулся и присел на металлическую скамейку в центре комнаты, спиной к лестнице. — Уровень дэ.

Макдональд заворчал и направился к решетчатому лифту, выстроенному над круглым полым сегментом пола. На ребрах клетки были собраны разнообразные инструменты. Макдональд натянул на вакуумный костюм дополнительную радиационную защиту и вошёл в лифт, нажимая кнопку. Клетка ухнула в круговую шахту, которая параллельно подъёмнику шла вниз к рудоподающему механизму.

Хирст ждал. В своём шлеме он мог слышать дыхание Макдональда и ворчание, пока тот трудился, восстанавливая разрыв в транспортере. Он не слышал ничего другого. Потом что-то произошло, так стремительно, что у него никогда не было никаких воспоминаний об этом, а некоторое время спустя он очнулся и начал искать Макдональда. Клетка стояла в нижней части шахты, и в ней лежал Макдональд, придавленный сверху очень тяжёлым опорным блоком. Блок оказался откручен от пола и подтянут к краю шахты, и его падение туда и то, что он попал между широко расставленными ребрами клетки не могло быть несчастным случаем…

«Вот и всё о том, как Макдональд умер, — думал Хирст, — и вот из-за чего умер я. Говорили, что я насильно заставил его выдать тайну титанита, а потом убил».

— Макдональд никогда не намекал на то, где он спрятал титанит? — быстро спросил Шеринг.

— Нет, — ответил Хирст. Он помолчал, а затем добавил: — За этим титанитом вы и гоняетесь?

— В некотором смысле да, — осторожно отвечал Шеринг. — Но мы не убивали Макдональда ради него. Те, кто его убил, теперь охотятся за тобой. Они боятся, что ты можешь привести нас к веществу.

Хирст выругался, дрожа от внезапного гнева.

— Чёрт возьми, я не позволю обращаться с собой, как с ребёнком. Ни вам, ни кому угодно. Я ищу…

— Ты ищешь людей, которые убили Макдональда, — сказал Шеринг. — Я знаю. Я помню, что было у тебя в голове, когда ты встретил сына.

Слабость охватила Хирста, и он прислонился лбом к холодной каменной стене.

— Извини, — сказал Шеринг. — Но мы ищем и то, что ищешь ты, и большее. Гораздо большее, чем ты можешь себе представить. Ты должен доверять нам.

— Вы? Та женщина?

В очередной раз в разуме Шеринга Хирст увидел женщину на фоне звёзд. Неподалеку мрачно возвышался корабль. Он видел женщину гораздо яснее, и она была, как огонь, горящий гневно. Она была прекрасна и внушала страх.

— Она и другие, — пояснил Шеринг. — Послушай, нам скоро идти. Нас подберут тайно. Доверишься ли ты нам, или предпочитаешь доверяться тем, кто за тобой охотится?

Хирст молчал.

— Так что? — повторил Шеринг.

— Я пойду с тобой, — сказал Хирст.

Они вышли в холодную тьму, и Хирст услышал, как Шеринг сказал в его сознании:

— Я бы не пытался бежать.

Нет, сейчас в его голове были не слова Шеринга, это был кто-то третий.

— Я бы не пытался бежать.

Отчаянно испуганный Хирст раздвинул своё ментальное зрение и увидел людей, которые окружили их в темноте, четырёх человек, трое из них держали в руках смертоносное маленькое оружие, называемое пчелиными пушками. Четвёртый человек подошёл ближе, темноволосый стройный мужчина с улыбающимся лисьим лицом, высокоскулым и узкоглазым. До Хирста дошло, что трое с оружием были обычными людьми, а именно четвёртый человек и обращался к нему ментально.

Теперь он заговорил вслух.

— Поверь, я хочу, чтобы ты оставался жив, но есть бесконечные градации между живым и мёртвым. Мои люди очень аккуратны.

Лицо Шеринга вдруг вытянулось и теперь выглядело изнурённым.

— Не пытайся ничего сделать, — устало предупредил он Хирста. — Он это хочет сказать.

Темноволосый покачал головой, обращаясь к Шерингу.

— Это было нехорошо с вашей стороны. Вы знали, что у нас особый интерес к господину Хирсту.

Он повернулся к Хирсту и улыбнулся, показывая мелкие, очень аккуратные и белые зубы.

— Вы понимали, что Шеринг держал щит над вашим разумом, так же как и над своим? Но это слишком сложная для него задача. Вы на миг приоткрыли его разум, и этого хватило, чтобы привести нас сюда.

Он продолжал:

— Господин Хирст, моё имя Вернон. Мы бы хотели, чтобы вы пошли с нами.

Вернон кивнул троим аккуратным людям, и вся маленькая группа двинулась в направлении космодрома. Шеринг теперь, казалось, почти спал на ходу. Казалось, что он истратил всю энергию, потерпел неудачу, и теперь дремал, как пустой колодец, ожидающий нового заполнения.

— Куда мы направляемся? — поинтересовался Хирст.

— Повидать джентльмена, о котором вы никогда не слышали, в месте, где вы никогда не были, — ответил Вернон и добавил с оттенком дружелюбия: — Не волнуйтесь, господин Хирст, мы ничего против вас не имеем. Вы новичок в этом аховом состоянии жизни. Вас не должны просить принимать решения или заключать соглашения, пока вы не узнаете обе стороны дела. Мистер Шеринг воспользовался несправедливым преимуществом.

Вспоминая таинственную суровую цель, которую Шеринг позволил увидеть в своём разуме, Хирст не мог с лёгкостью это оспорить. Но он выпустил исследующий зонд в направлении разума Вернона.

Тот был плотно закрыт.

Они шагали прямо к воротам космодрома.

Глава 3

Весь космос лежал перед ним, увешанный разноцветными лампами звёзд, чрезвычайно яркими в чёрной пустоте. Однако это сказочное великолепие слишком походило на то, что пятьдесят лет оставалось перед его холодными глазами. Хирст посмотрел вниз — вниз относительно того, где он стоял в выступающем пузыре окна, — и увидел, как под ним роились плывущие светлячки Пояса астероидов.

Он внутренне вздрогнул от леденящего головокружения и отвернулся.

Вернон говорил вслух. Он проговорил уже какое-то время. Он растянулся в мягком глубоком кресле, курил, делая вид, что пьёт из высокого стакана.

— Как вы понимаете, господин Хирст, мы во многом можем помочь вам. Не так просто для лазаря — для одного из нас — получить работу. Я знаю. У людей есть право, предубеждение. Поэтому господин Беллавер…

— Где Шеринг? — спросил Хирст.

Он прошёлся по комнате, залитой мягким светом ламп, выстеленной мягкими коврами и встал в середине. Его встревоженный и суетливый разум тянулся в разные стороны, но его, казалось, окружала зона тумана, который запутывал, сбивал с толку и возвращал обратно. Он не мог отыскать Шеринга.

— Мы здесь уже несколько часов, — настаивал он. — Где он?

— Вероятно, разговаривает о делах с мистером Беллавером. Я бы не волновался. Как я уже говорил, Беллавер Инкорпорейтед интересуется людьми вроде вас. Мы крупнейшие производители космических аппаратов в Системе, и мы можем себе это позволить…

— Я всё об этом знаю, — нетерпеливо отмахнулся Хирст. — Старый Квентин Беллавер занимался поглощением конкурентов, когда я прошёл сквозь дверь.

— Тогда, — невозмутимо сказал Вернон, — вы должны понимать, как много мы можем для вас сделать. Электроника — жизненно важная отрасль…

Хирст беспорядочно шагал по комнате, глядя на предметы и не видя их, слыша голос Вернона, но не понимая слов. Его беспокойство всё возрастало и возрастало. Как будто кто-то звал его, очень настойчиво, но за пределом слышимости. Он продолжал напрягать уши и разум, а голос Вернона был невнятным, и барьер стоял вокруг его мыслей, как стена.

Они уже давно пребывали на борту этого корабля, а он не видел Шеринга с тех пор, как они вошли в люк. Конечно, это был не настоящий корабль. Он не имел собственной силовой установки, завися от мощных буксиров. Корабль был плавучим дворцом удовольствий Уолтера Беллавера, самой дьявольской вещью, какую Хирст когда-либо видел. Вернон сказал, что в нём может и часто размещается по высшему классу роскоши триста или четыреста гостей. Сейчас на борту не было никого, кроме Беллавера, Вернона, Хирста с Шерингом, троих очень аккуратных людей и, возможно, дюжины членов экипажа, включая стюардов и механиков буксиров и яхты Беллавера. Дворец назывался «Счастливый Сон» и в настоящее время он дрейфовал на безмерно пустынной орбите высоко над эклиптикой, между ничем и нигде.

Вернон находился с ним почти постоянно. Хирст устал от Вернона. Вернон слишком много говорил.

— Послушайте, — сказал он. — Вы можете прекратить рекламировать Беллавера. Я не собираюсь искать работу. Где Шеринг?

— Забудьте о Шеринге, — ответил Вернон, в свою очередь раздражённый. — Вы же впервые услышали о нём несколько дней назад.

— Он помогал мне.

— По собственным причинам.

— Каковы ваши цели? И Беллавера?

— Господина Беллавера интересуют все социальные проблемы. А я сам лазарь, поэтому, естественно, испытываю симпатию к другим мне подобным.

Вернон сел, отставил бокал на низкий столик. Он не выпил почти ничего из содержимого.

— Шеринг, — начал он, — является членом банды, которая некоторое время назад похитила кое-какое имущество Беллавер Инкорпорейтед. Вы не вовлечены в раздор, мистер Хирст. Я бы дружески посоветовал вам не вмешиваться.

Разум Хирста и его слух были натянуты и дрожали, стараясь расслышать чересчур далёкий крик о помощи.

— Какого рода имущество? — спросил Хирст.

Вернон пожал плечами.

— Беллавер никогда не говорил, какого именно, по довольно очевидным причинам.

— Что-либо для обращения с кораблями?

— Полагаю, да. Мне это неважно. Как и вам, господин Хирст.

— Вы плеснёте мне выпить? — задал вопрос Хирст, указывая на небольшой бар рядом с Верноном. — Прекрасно. Как давно?

— Что? — спросил Вернон, отмеряя виски в стакане.

— Украдено, — сказал Хирст и внезапно ментально ринулся на барьер. На одну мимолетную секунду он продавил трещину в защите собеседника.

— Чуточку за пятьдесят, — проговорил Вернон и выронил стакан. Он отвернулся от бара и наполовину вскочил на ноги, когда Хирст его ударил. Он стукнул его три или четыре раза, прежде чем тот сполз на пол, и ещё три или четыре, пока тот не затих. Хирст выпрямился, тяжело дыша. Кровоточила прикушенная губа, и он вытер её тыльной стороной руки. — Это была слишком сложная работа для вас, господин Вернон, — зло сказал он, — в течение нескольких часов пытаться держать мой мозг запертым и под контролем.

Он засунул в рот Вернона платок, связал его же собственным ремнем и укрыл от взглядов за огромной кроватью. После чего осторожно открыл дверь и вышел.

В коридоре никого не было. Это был широкий и богато украшенный коридор, с открывающимися из него дверями и без малейших подсказок, что находилось за ними или куда идти. Хирст ещё немного постоял, восстанавливая самообладание. Барьер больше не заслонял его разум. Он позволил ему блуждать бесцельно, обнаружив, что с каждым разом это получалось легче и картинки выходят яснее. Он снова услышал Шеринга, как услышал его в ту секунду, когда дрогнуло ограждение Вернона. Его лицо стало решительным и злобным. Он направился к корме «Счастливого Сна».

Этот конец коридора закрывали тяжёлые металлически-тканевые портьеры. За ними оказался зал для танцев, где сейчас горел лишь один тусклый светильник, — простор чёрного полированного пола и выходящие в космос хрустальные окна. Тихие шаги Хирста тонули в шуршащих отголосках. Он пробрался к другому комплекту занавесей, с бесконечной осторожностью проскользнул между ними и оказался в верхнем проходе амфитеатра.

Там, куда он попал, было темно, и он застыл абсолютно неподвижно, проводя ментальтную разведку. Он не видел никакой охраны. Ряды свободных мест располагались кольцами вокруг центральной арены, достаточно большой для любого развлечения, которое мог бы пожелать устроить господин Беллавер. Арена была ярко освещена, а откуда-то снизу доносился прерывистый гул голосов.

Также оттуда неслись крики Шеринга. Хирста затрясло от возмущения и гнева, и его пока ещё неуверенный ментальный контроль опасно дрогнул. Затем в его разуме заговорил голос из ниоткуда, и он увидел лицо женщины, которую видел уже дважды, женщины, которой служил Шеринг.

— Осторожно, — сказала она. — С Беллавером есть лазарь. Всё его внимание на Шеринге, но ты должен держать разум защищённым. Я тебе помогу.

— Благодарю, — прошептал Хирст.

Теперь он почувствовал себя спокойным, бдительным и способным к действию. Он крался по тёмному проходу к арене.

В театре господина Беллавера было всё. Большая круглая сценическая площадка оказалась оснащена верхними и нижними электромагнитами, чтобы их могли использовать акробаты и танцоры, специализирующиеся на номерах с невесомостью. Они могли выступать, не нарушая стабильного гравитационного поля «Счастливого Сна», сохраняя тем самым комфорт гостей, а при умелом манипулировании магнитными полями были возможны ещё более зрелищные трюки, чем при обыкновенной невесомости.

Шеринг парил над ареной между верхним и нижним магнитами. К его одежде пристегнули металлическую обвязку акробата. Когда Хирст посмотрел поверх перил, тот висел в центральной точке отсутствия веса, где все органы в человеке свободно плавают, а его чувства растворяются в сильнейшем головокружении, если он не тренировался длительное время, чтобы привыкнуть к подобному. Шеринг не тренировался.

— Осторожно, — раздался предупреждающий голос женщины в голове. — Его жизнь зависит от тебя. Нет, не пытайся с ним связаться! Лазарь учует тебя…

Шеринг начал медленно всплывать к верхним магнитам, потому что возрастал управляемый с невидимого щитка ток. Он двигался рывками, вращаясь вокруг своей оси, как игрушка, закрученная на верёвочке. Его спина была обращена вверх, и Хирст не мог видеть лица.

— Беллавер и лазарь, — тихо заговорила женщина, — пытаются выведать у Шеринга, где наш корабль. До сих пор ему удавалось держать ум защищённым. Он очень храбрый человек. Но тебе придётся поторопиться. Он на пределе.

Теперь Шеринг оказался почти на одном уровне с Хирстом — подвешенный над открытой ямой, глядя вниз.

— Тебе придётся быть быстрым, Хирст. Прошу тебя. Прошу тебя, вытащи его оттуда, пока нам не пришлось его убить.

Ток в магните отрубили, и Шеринг с долгим истошным воплем рухнул вниз.

Хирст опустил взгляд. Отталкивающая сила нижнего магнита смягчила падение, а верхний магнит держал крепко. Шеринг остановился примерно в трёх футах над полом этажа и начал медленно подниматься снова. Казалось, он плакал. Хирст развернулся и бросился назад к верхнему проходу. Обежав половину круга, он нашёл ступеньки и начал спускаться. На следующем уровне — их было три — он заметил двоих мужчин, склонившихся над широкими перилами, и наблюдающих за Шерингом.

— Да, вот они где. Ты должен найти оружие…

Хирст огляделся, моргая, как крот, в темноте. Сиденья, ничего кроме сидений. Разукрашенные, но все цельные. Маленький металлический цилиндр, установленный в нише стены. Химический огнетушитель. Пойдёт. Компактный и тяжёлый. Он подхватил его.

— Поспеши. Он почти выдохся…

Двое мужчин были возбуждёнными и целеустремлёнными, алчными, как волки. Один из них был лазарем, серый человек, старый и изборождённый глубокими отметками жизни, и ни одной из них хорошей. Вторым был Беллавер, и этот был молод. Он был высок и свеж лицом, безупречно выбрит, безупречно одет, энергичный, эффективный, патриотически настроенный менеджер.

— Я могу дать тебе больше, раз ты так хочешь, Шеринг, — заговорил Беллавер, его пальцы застыли наготове на контрольной панели, встроенной в широкие перила. — Как тебе это?

— Заткнись, Беллавер, — вслух прошептал лазарь. — У меня почти получилось. Почти… — На его лице застыло мучительное напряжение.

— Быстрей!

Глухой женский крик в сознании толкнул Хирста вперёд. Его рука, продолженная тяжёлым цилиндром, пошла вверх, а потом вниз по разрушительной дуге. Лазарь упал без звука. Он рухнул на Беллавера, отталкивая того от контрольной панели, и улёгся ему под ноги, поливая кровью толстый ворс ковра. Рот и глаза Беллавера широко распахнулись. Он перевёл взгляд с лазаря на Хирста. А потом прыгнул спиной вперёд, избавляясь от тяжести на лодыжках, предпринимая первое усилие хрипло позвать на помощь. Хирст не дал ему времени закончить. Первый ряд сидений поймал Беллавера и пружинисто отшвырнул, а Хирст качнул цилиндр снова. Беллавер рухнул.

«Я успел вовремя?» — мысленно спросил он женщину.

Он подумал, что та плачет, когда она ответила.

— Да.

Хирст улыбнулся. Он перешагнул через лазаря, подошёл к щитку и начал манипулировать с ним, пока Шеринг не оказался в безопасности на полу арены. Тогда он отключил электричество и побежал по последнему пролёту лестницы на нижний уровень. Теперь его разум мог распространяться свободно. Он не чувствовал никого под боком. Судя по всему, Беллавер отослал подчинённых в дальние помещения на «Счастливом Сне», пока занимался с Шерингом. Для подобного свидетелей не ищут. Хирст перепрыгнул через перила на сцену и поволок Шеринга подальше от магнита. Под светом прожекторов он чувствовал себя неуютно. Он тянул и ворчал, пока не перетащил Шеринга в темноту за перилами.

Там он снял с него обвязку. Шеринг невнятно всхлипывал, и его рвало.

— Ты можешь встать? — спросил Хирст. — Эй, Шеринг. — Он сильно встряхнул его. — Вставай.

Он поднял Шеринга — стодевяностокилограммовую тряпичную куклу, навалившуюся ему на плечи. И начал выводить его из театра.

«Ты всё ещё здесь?» — спросил он у женщины.

В голове возник стремительный ответ:

— Да. Я помогу тебе. Ты знаешь, где скиф?

Скифом называлась спасательная капсула. Судя по чертежам аварийной эвакуации на стенах, она располагалась под брюхом «Счастливого Сна».

— Вижу, — сказал Хирст.

— Захвати его. Яхта Беллавера быстроходнее, но ей необходим экипаж. Со скифом ты можешь справиться в одиночку.

Он провёл Шеринга по продольному коридору. Ноги Шеринга начинали переступать сами, и его перестало рвать. Но глаза по-прежнему оставались пустыми, и он бессильно шатался. Нервы Хирста пощипывало от смеси злого удовлетворения и страха. Он чувствовал, что намного выше в номере с баром шевелится и приходит в себя Вернон. Где-то близко, совсем близко находились люди. Он заставил свой разум увидеть их. Парочка подручных Вернона резалась в карты с двумя другими, которые, скорее всего, были стюардами. Пятый сидел в кресле и курил. Все пятеро расположились в гостиной прямо за углом поперечного коридора. Дверь была открыта.

Не понимая, как он это сделал, Хирст взял под контроль разум Шеринга.

— Спокойно, пошли. Мы идём мимо без звука. Ты слышишь меня, Шеринг? Ни звука.

Глаза Шеринга мутно мерцали. Он наморщил лоб, и его шаг стал твёрже. Пол коридора покрывал жёсткий эластичный пластик, который гасил звук шагов. Они миновали угол. Мужчины продолжали играть в карты. Хирст послал насмешливое оскорбление Вернону и сказал Шерингу поторопиться. Лестница, ведущая вниз к шлюпке, виднелась прямо перед ними, в десяти ярдах, в пяти…

Впереди в коридоре возник человек, идущий из кладовой с упаковкой пластиковых бутылок в руке.

— Сейчас вам придётся бежать, — хладнокровно подумала женщина. — Без паники. Ты спокойно можешь это сделать.

Человек с бутылками завопил. Он кинулся к Хирсту и Шерингу, роняя упаковку, чтобы освободить руки. Карточная партия в комнате отдыха позади рассыпалась. Хирст схватил Шеринга за руку и ещё сильнее сжал его разум, отдавая тому единственную команду. Они бросились бежать дружно и быстро.

Люди из комнаты отдыха выбрались в главный коридор. Их голоса звучали обескураженно и очень громко. Человек впереди, который нёс бутылки, теперь оказался между Хирстом и лестницей. Темнокожий жилистый человек, похожий на пилота.

— Вам лучше остановиться, — выкрикнул он на бегу.

И тут же бросился в драку с Хирстом и Шерингом. Они втроём закружились в неуклюжем танце. Шеринг двигался как автомат. Хирст и пилот молотили друг друга кулаками, но вот уже пилот с хлещущей из носа кровью тяжело опустился на седалище своих штанов, и его глаза остекленели. Хирст рванул к лестнице, толкая перед собой Шеринга. Они рухнули вниз одновременно с выстрелом из пчелиной пушки, прогудевшим над головами. Лестница была короткой, с двойной дверью внизу. Они провалились сквозь дверь, и Хирст захлопнул её, едва не прижав пальцы ног человеку, спускавшемуся по лестнице за ними. Щёлкнул автоматический замок.

— Теперь можешь передохнуть, — сказал Хирст Шерингу.

Несколькими минутами позже из большого грузового трюма «Счастливого Сна» катапультировался маленький космический скиф, который быстро затерялся в необъятности звёздной россыпи над Поясом.

Глава 4

Потерялся он ненадолго. Корабликом управлял Шеринг. Хронометр показывал четырнадцать часов и двадцать семь минут с тех пор, как они покинули «Счастливый Сон». Восемь из этих часов Шеринг провел в чём-то вроде коматозного сна, из которого вышел практически нормальным. Теперь рядом с ним в пневмокресле крепко спал Хирст.

Шеринг пихнул его.

— Просыпайся.

Потребовалось несколько толчков, чтобы Хирст застонал и открыл глаза. Он пробормотал что-то вопросительное, и Шеринг указал на широкий изогнутый экран, на котором отображалась полная панорама впереди и с обеих сторон.

— Хорошая была попытка, — пробормотал он, — но не думаю, что у нас получится. Взгляни вон туда. Нет, ещё дальше сзади. Видишь? Теперь с другой стороны. И один в кильватере.

Всё ещё сонный, но встревоженный, Хирст обводил вокруг своим ментальным зрением. Так оказалось проще, чем смотреть глазами. Два быстрых мощных буксира со «Счастливого Сна» и яхта Беллавера. Он хмурился от усиленного сосредоточения.

— Беллавер на борту. Со здоровенным гусиным яйцом на башке. Вернон там же, под крепкими щитами. Три аккуратных человека и пилот с наиживописнейшим носом. Плюс экипаж. Всего девять. По два человека в буксирах. Другой лазарь, которого я уложил, — он не с ними.

Шеринг одобрительно кивнул.

— Делаешь успехи. Теперь взгляни на наши топливные баки и скажи, что ты видишь.

Хирст выпрямился, полностью проснувшись.

— Практически, — сказал он, — ничего.

— Этот скиф предназначался лишь для коротких прыжков. Нам хватит, возможно, ещё на сорок пять минут, меньше, если начнём рулить. Они быстрее нас, поэтому они нас догонят, скажем, примерно через полчаса. Но наши друзья в пути…

— Друзья?

— Конечно. Не думаешь же ты, что мы бросаем друг друга? Не в братстве. Но им приходится добираться издалека. Мы можем встретиться не раньше чем через полтора часа, может, позже, если…

— Я понимаю, — сказал Херст. — Если мы все станем рулить.

Он уставился на экран. Вначале, следуя указаниям молодой женщины — её имя он так и не догадался спросить, — он установил курс, который завёл его глубоко в один из самых неосвоенных секторов Пояса. Он не был пилотом. Он мог, как и большинство людей своего времени, управлять простым кораблём в простых условиях, но их условия простыми не были. На скифе стоял радар ближнего действия без программ автоматического уклонения. Хирсту пришлось лететь на экстрасенсорном восприятии, высматривая метеоритные рои, астероиды, разнообразные обломки в этой адской дыре с поэтическим названием Пути Малых миров, а затем выясняя, между или над ними нужно пройти, чтобы обойтись без аварии. Шеринг сменил его как раз вовремя.

Он хмуро смотрел на кружащий сверкающий беспорядок за бортом: пыль, осколки и куски разрушенного мира. Всё поглотил туман, и его разум вновь рассеялся. Шеринг воевал с управлением. Он тоже летел на эспере. Буксиры и быстрая яхта Беллавера сокращали разрыв. Уровень в баках понижался, расходуемый не в свободном падении, а в постоянном маневрировании.

Хирст прошёлся ментальным взором внутри скифа, проверяя вакуумные костюмы и снаряжение в рундуке, а затем опять снаружи. Видение было чётким и свободным. Он мог смотреть на солнце и созерцать великолепное пламя короны. Он мог смотреть на Марс, старый, холодный и высохший, и на Юпитер, массивный, угрюмый и совершенно бесполезный, за исключением работы якорем для семьи сумасшедших лун. Он мог смотреть ещё дальше. Он мог смотреть на звёзды. Через некоторое время он подумал, что может посмотреть на целые галактики. Сердце заколотилось, а дыхание стало горячим и стеснило лёгкие. Ощущение было великолепным. Оно почти стоило всего, что произошло прежде. Его влекла изначальная беспредельность, чёрные бездны, освещённые золотистым, малиновым и переливчато-синим пламенем. Ему хотелось идти всё дальше и дальше, в…

— Ты слишком быстро учишься, — сухо обронил Шеринг. — Остановись на чём-нибудь маленьком, близком и грязном, а именно на астероиде, где мы можем приземлиться.

— Я нашёл его, — сказал Хирст. — Там.

Шеринг последовал его ментальным подталкиваниям.

— Чёрт, — сказал он, — ты не мог бы заметить что-нибудь получше? От этой Вальхаллы у меня мурашки по коже.

— Другие в пределах досягаемости слишком малы, или на них нет никакого укрытия. Нам придётся совсем немного времени подождать. Я так понимаю, ты хотел бы оставаться в живых, когда придут твои друзья.

Внезапно к ним ворвалась мысль Вернона.

— У вас только один шанс на это — сдаться, и немедленно.

— Социально ответственный мистер Беллавер до сих пор хочет дать мне эту работу? — съехидничал Хирст.

— Я вас предупреждаю, — заявил Вернон.

— Твой разум полон ненависти, — ответствовал Хирст. — Очисти его.

Он оборвал контакт с Верноном так же легко, как вешают телефонную трубку. Под воздействием стресса его новые силы стремительно развивались. Он чувствовал себя слегка пьяным от всего этого.

— Не превосходи себя, парень, — одёрнул Шеринг. — Пойми, ты всё ещё детёныш. — Затем он коротко усмехнулся и добавил: — Кстати, спасибо.

— Я в долгу перед тобой, — отговорился Хирст. — И ты также можешь поблагодарить свою подругу. Она приложила к этому руку.

— Кристина, — мягко сказал он. — Да.

Он резко бросил скиф по нисходящей кривой к астероиду.

— Как полагаешь, — спросил Хирст, — теперь ты можешь сказать мне, какого дьявола это всё означает?

— У нас есть звездолёт, — пробормотал Шеринг.

Хирст уставился на него. Довольно долгое время он не говорил ничего. Потом нарушил молчание:

— У вас есть звездолёт? Но ни у кого нет! Люди рассуждают, что однажды достигнут других звёзд, но никто ещё не пытался, никто не мог попробовать… — он запнулся, внезапно вспомнив мрачный одинокий корабль и смотрящую на него женщину с сердитыми глазами. Даже при его изумлении ситуация стала ему понятнее. — Так вот в чём вопрос — в звездолёте. И Беллавер зарится на него?

Шеринг кивнул.

— Так-так, — сказал Хирст. — Продолжай.

— Ты уже развил некоторые удивительные умственные способности, с тех пор как вернулся с той стороны. Ты увидишь, это только начало. Радиация, разнообразное облучение. Возможно, сам акт псевдосмерти. В любом случае мозг изменяется, активизируется, высвобождается большая часть его обычно неиспользуемого потенциала. Ты всегда был хорошим специалистом. Ты обнаружишь, что твой уровень возрастает, в конечном итоге — до уровня гениальности.

Скиф резко вильнул, когда Шеринг увернулся от просвистевшего куска скалы размером с небоскрёб.

— Вот одна из причин, — сказал он, — почему мы хотели заполучить тебя, прежде чем это сделает Беллавер. Количество технарей, подвергающихся гуманному наказанию, невелико. Нам — братству — нужны все, кого мы можем привлечь.

— Но это не было главной причиной, по которой я тебе нужен? — надавил Хирст.

Шеринг бросил на него взгляд.

— Нет. В основном ты нужен нам, потому что присутствовал при смерти Макдональда. Говоря напрямик…

Он не договорил. Навстречу им нёсся астероид, а на хвосте висели корабли Беллавера. Хирст уже полностью влез в вакуумный костюм, не считая шлема.

— Возьми управление, — приказал Шеринг. — Пока идём прямо. Не переживай, садиться буду я. — Он натянул костюм. — Говоря напрямик, — продолжил он, — ты можешь оказаться ключом к этому убийству и к тайне, которую необходимо разгадать братству.

Он снова взял управление на себя. Они помогли друг другу надеть шлемы. Астероид заполнил обзорный экран, дикое фантастическое нагромождение разноцветных скал.

— Я не понимаю, каким образом, — сказал Хирст в микрофон шлема.

— Скрытые впечатления, — коротко ответил Шерринг и послал скиф между двумя большими чёрными монолитами, чтобы приземлиться кормой на скальное плато, гладкое и голое, как танцпол.

— Пошевеливайся, — поторопил Шеринг. — Они прямо над нами.

Скиф, предназначенный, как сказал Шеринг, для коротких прыжков, не мог вместить лишний вес и объём воздушного шлюза. Приземляться следовало в атмосфере. В противном случае вы просто нажимали кнопку разблокировки и задыхались. Воздух улетал одним свистящим порывом, который прихватывал с собой весь объём кислорода. Влага в нём кристаллизовалась мгновенно, этот замёрзший снег ещё не начал спокойно оседать, как Хирст и Шеринг были уже в пути.

Они пересекали плато огромными залихватскими скачками. Гравитация была слабой, до горизонта всего около двадцати миль. Ментально Хирст видел три корабля, стремглав несущиеся на них. Он открыл контакт с Верноном, зная, что Шеринг сделал то же. Вернон высматривал их.

— Господин Беллавер по-прежнему предпочитает видеть вас живыми, — заговорил он. — Если вы будете спокойно ждать рядом со скифом, мы возьмём вас на борт.

Шеринг ответил жёстко.

— Ну хорошо, — вздохнул Вернон. — Мистер Беллавер хочет, чтобы я дал вам понять, что он не позволит вам уйти. Так что вы вольны интерпретировать это как угодно. Увидимся.

Он прервал контакт, понимая, что Хирст и Шеринг его закроют. С этого момента, понял Хирст, он будет следить за ними так, как они с Шерингом отслеживали препятствия на траектории полёта, — ментальным «зрением». Яхта подошла очень близко. Вдруг Хирсту явилось приводящее в замешательство мимолётное видение руки на рычаге управления — рычаге, связанном с картинкой с чёрными отверстиями труб, открывающихся в днище яхты. Он буквально нырнул в трещину между одним из монолитов и плитой, прислонённой к его основанию, волоча за собой Шеринга.

Яхта пронеслась над ними. Ничего не случилось. Она исчезла из виду, тормозя перед приземлением.

— Воображение, — сказал Шеринг. — Ты осознаешь возможность, и ты думаешь, что так и есть. Фикция. Но я не укоряю тебя. Безопасное место — лучшее место.

Хирст выглянул из щели. Один из буксиров шёл на посадку рядом со скифом, а другой кружил.

— Что теперь? — поинтересовался он. — Я полагаю, мы можем какое-то время уворачиваться от них, но мы не можем спрятаться от Вернона.

Шеринг усмехнулся. К нему вернулся вид непробиваемого всезнайки. Казалось, он почти наслаждался собой.

— Я говорил тебе, что ты всего лишь детёныш. Как ты думаешь, как все эти годы мы прятали звездолёт? Смотри.

В мгновение ока Хирст оказался слепым и глухим. Затем он понял, что заглушены были только ментальные зрение и слух, как будто на них набросили занавеску. Физические глаза по-прежнему оставались ясными и острыми, и когда из шлемофона пришёл голос Шеринга, он услышал его без проблем.

— Мы называем это плащом. Я полагаю, ты мог бы назвать его расширением щита, хотя это больше похоже на силовое поле. Он не препятствует физическому зрению, и у него есть один большой недостаток — непрозрачность для ментальной энергии. Он действует как отражатель. Если Вернон сейчас за нами следит, ему придётся для этого потрудиться. Держись ближе ко мне, чтобы мне не пришлось слишком широко растягивать защиту. И если на нас будет плащ, то вести тебе. Я не могу делать и то, и другое. Идём.

Бессознательно Хирст так привык к своим новым возможностям, что без них чувствовал себя тупым и беспомощным. Он двинулся по одному из гладких проходов меж скал, уходя от скифа и буксира, который только что приземлился.

По обе стороны от прохода высились монолиты. Несмотря на нерегулярность расположения и разницу в размерах и вы соте, они, по-видимому, следовали упорядоченному плану. На них лился жёсткий и ослепляющий свет далёкого солнца, отбрасывая такие чёрные и остроконечные тени, как будто их нарисовали на скале китайской тушью.

В монолитах можно было различить лица. В них виделись исполинские очертания богов, чудовищ и людей, поодиночке и группами, в бою, в богослужении, в смерти и погребении. Вот почему эти астероиды называли Вальхаллами. К этому времени их было найдено и изучено двадцать шесть, но до сих пор никто не мог точно сказать, создавали ли их руки каких-либо живых существ. Они могли быть настоящими памятниками, попорченными космической пылью, столкновениями с бесчисленными обломками Пояса, временем. Но могли оказаться и одной из случайных шуток природы, созданных её же силами. Не было найдено ни настоящих гробниц, ни инструментов, ни однозначно идентифицируемых артефактов. Но всё же в безвоздушной тишине проходов сохранялось ощущение, что какая-то проходившая мимо раса задержалась и создала по себе память, более прочную, чем её слава, а потом удалилась в великое галактическое море, чтобы никогда не вернуться.

Хирст никогда раньше не бывал на Вальхалле. Он понял, почему Шеринг не хотел приземляться, и теперь ему хотелось, чтобы они этого не сделали. В клонящихся и возвышающихся фигурах из камня, вечно движущихся по своей одинокой орбите, идущих в никуда, возвращающихся в никуда, было нечто подавляюще печальное и приводящее в трепет.

Затем он увидел над головой второй буксир. И забыл свои фантазии.

— Он намерен действовать как корректировщик, — сообщил он.

Шеринг буркнул что-то, но не заговорил. Весь его разум был сосредоточен на поддержании маскировки. Хирст осторожно придержал его в непроглядной тени под тем, что могло быть шестидесятифутовой коленопреклонённой женщиной. Он следил за буксиром. Тот медленно кружил, и Хирст не думал, что их увидели. Место их приземления больше не было видно, но он предположил, что к настоящему времени яхта завершила круг и села — если не там, то где-то поблизости. По их подсчётам, за ними могло охотиться от девяти до одиннадцати человек, в зависимости от того, оставались ли корабли под охраной или нет. Как ни считай, выходило слишком много.

— Послушай, — сказал он вслух Шерингу. — Послушай, я хочу спросить тебя. То, что ты говорил о скрытых впечатлениях… Вы думаете, что я мог видеть и слышать убийцу, даже если был без сознания?

— Особенно слышать. Возможно. С твоей возросшей силой и с нашей, впечатления, полученные через чувственные каналы, но в то время не распознанные или не запомненные впоследствии, можно восстановить, — он покачал головой. — Не отвлекай меня.

— Я просто хотел понять… — извинился Хирст.

Он думал о сыне и двух дочерях, которых, как надеялся, он никогда не увидит. Он думал о Елене. Для неё уже было слишком поздно что-либо делать, но остальные пока ещё жили. И он тоже, и он собирался оставаться на дороге живых, по крайней мере, до тех пор, пока не закончит то, что намеревался сделать.

— За этим убийством стоял старый Беллавер, это так? Старый Квентин, дед нынешнего.

— Да… Не мешай мне.

— Ещё кое-что. Мы, лазари, живём дольше людей? Шеринг одарил его коротким пытливым взглядом.

— Да.

Буксир был не виден из-за массивной поднимающейся фигуры, которая, казалось, стискивала между своими лапами повреждённый корабль. Возможно, космическая символика? Кто знал? Хирст дикими антилопьими прыжками провёл Шеринга через открытое пространство в узкий переулок, полный тьмы, вьющийся меж подножий группы фигур, напоминающей диковинную процессию, следующую за королём.

— Насколько дольше?

— Гуманное наказание впервые появилось сто четырнадцать лет назад, верно? После того, как усовершенствовали метод Зейца для спасения астронавтов. Я был одним из первых, на ком его использовали.

— Боже мой, — сказал Хирст. Однако почему-то он не так уж сильно был удивлён.

— Я постарел, — сказал Шеринг, словно извиняясь. — Мне тогда было всего двадцать семь.

Они присели возле горбатой фигуры, похожей на гигантскую ящерицу с длинным хвостом. Буксир проплыл над головой и медленно удалился.

— Тогда, возможно, тот, кто убил Макдональда, всё ещё жив? — сказал Хирст.

— Возможно. Возможно.

Хирст обнажил зубы, что вовсе не напоминало улыбку.

— Хорошо, — объявил он. — Это делает меня счастливым.

Они больше не разговаривали. Радиоприёмники в шлемах работали практически без питания, так что их нельзя было услышать далее чем в нескольких ярдах, но даже это могло стать слишком громким теперь, когда у людей Беллавера было время, чтобы влезть в скафандры и разойтись по округе. Беглецы полностью отключили радиопередатчики, общаясь жестами и толчками.

В течение времени, что показалось Хирсту очень долгим, а прошло, вероятно, менее получаса, если измерять по часам, они перебегали от одного пятна тени к другому, следуя хаотичному курсу, который, как думал Хирст, уведёт их от кораблей. Ещё раз медленно пролетел буксир, и больше Хирст его не видел. В голову пришла мысль, что преследователи могли сдаться, но он отклонил её как абсурдную. Когда шлемофон отключился, тишина стала действовать ему на нервы. Внезапно он поднял глаза и увидел, как в монолит врезался кусок космического мусора. Полетели пыль и осколки, большой осколок взорвался и медленно осыпался вниз, ударяясь и отскакивая, и всё происходило так же беззвучно, как во сне. Нельзя было слышать шагов, нельзя было слышать ничего, кроме рева собственного дыхания и стука собственной крови. Причудливые каменные улицы могли спрятать армию, скрытую, ползучую…

Он различил холм, или, как минимум, возвышение, увенчанное тем, что могло быть циклопическим изображением человека, вытянувшегося на величественном катафалке. Его окружали стоящие в трауре гиганты в капюшонах. Он показался лучшим из всех, что видел Хирст, местом для остановки с широким углом обзора и видом на окрестности. При везении там можно было бы прятаться долго. Хирст ткнул Шеринга локтем и указал на шедевр из камня, Шеринг кивнул. Основание холма опоясывало широкое, почти круговое открытое пространство. Хирст внимательно высматривал буксир. Не было никаких его признаков. Потом он с несущимся по пятам Шерингом рванули наперерез.

Налетел буксир, в этот раз на большой скорости. Не заметить их он не мог. Шеринг сбросил плащ со сдавленным вздохом.

— Больше в нём нет смысла.

Они запрыгнули на склон холма и оказались среди траурных фигур. Буксир вился вокруг по крутой спирали, буквально висел над холмом. Хирст стряхнул с глаз туман. Его разум снова прояснился. Шкипер буксира трещал по коммуникатору, и Хирст мог мысленно видеть тонкую линию переговоров, протянувшуюся к группе из четырёх человек. Все они вскочили и двинулись прямиком к холму.

— Наши друзья в пути, — заговорил Шеринг, кивнув в пространство космоса. — Если мы сможем продержаться…

— Почти без шансов, — уронил Хирст. — Они вооружены, а у нас нет ничего, кроме ракетниц.

Но он стал оглядываться по сторонам. Глаза не обнаружили ничего, кроме камня, жёсткого солнечного света и глубоких теней, но разум увидел, что одно из чёрных пятен в основании главного блока, катафалка, было большим, чем тень. Христ скользнул в трещину, которая напоминала проход, будучи округлой, а не рваной. Шеринг держался сразу за ним.

— Не нравится мне это, — ворчал он, — но, полагаю, тут уж ничем не помочь.

Трещина вела вниз в пещеру или камеру слишком неправильной формы, чтобы быть искусственной, но со слишком гладкой для естественной поверхностью стен и пола. Пустую, если не считать каменной глыбы длиной девять футов или около того, четырёх футов шириной и пяти футов высотой. Глыба выглядела естественной частью пола, но Хирст обогнул её. На противоположной, освещённой солнцем стороне, нашлось небольшое похожее на окно отверстие, которое впускало полоску ослепительного сияния, резко выраженную и никак не освещавшую темноту по обе стороны от себя.

К ним пришла мысль Вернона, жёсткая, триумфальная, безапелляционная.

— Господин Беллавер даёт вам десять минут на выход. После того никакой пощады.

Глава 5

Минуты скользили мимо, отрезки вечности произвольно измерялись мерками другой планеты и не имели никакого отношения к этой крошечной кружащейся скале. Луч света из маленького отверстия на глазах полз по противоположной стене. Хирст, жмурясь, следил за ним. Снаружи, у холма перед катафалком широким полумесяцем выстроились люди Беллавера. Они ждали.

— Без пощады, — тихо сказал Хирст. — Никакой пощады, да?

Он наклонился и начал ослаблять зажимы, которые крепили свинцовые гири к подошвам ботинок.

— Нам нужно не милосердие, — заметил Шеринг. — Нужно время.

— Сколько?

— Посмотри сам.

Хирст переключил внимание на космос. Там обнаружился корабль, направлявшийся к астероиду и быстро приближавшийся. Хирст свёл брови, производя в уме и не задумываясь об этом расчёт, для которого в прежней жизни потребовался бы компьютер.

— Двадцать три минуты семнадцать секунд, — заключил он, — включая оставшиеся четыре.

Он закончил снимать отягощение со своих ботинок. Одну гирю он вручил Шерингу. Затем он наполовину взобрался, наполовину всплыл по стене и устроился над входом, где в скале нашлась небольшая вогнутость, дающая ему укрытие.

— Шеринг, — позвал он.

— Что?

Шеринг пристраивался возле устья трещины, где человеку с очевидностью потребовалось бы пройти дальше внутрь, чтобы иметь возможность в него стрелять.

— Звездолёт подразумевает желание лететь к звёздам. Почему вы не ушли?

— По самой простой причине в мире, — горько проговорил Шеринг. — Эта чёртова штука не может летать меж звезд.

— Однако… — изумлённо пробормотал Хирст.

— Он ещё не закончен. Его строят уже более семидесяти лет, и это был слишком долгий и болезненный процесс, Хирст. Его строят секретно, а тут ведь нужно продумать каждую деталь во всей полноте, и нередко отбрасывать и придумывать снова, потому что принцип работоспособного звёздного двигателя ещё никогда не был сформулирован. И он до сих пор не достроен. Он не может быть достроен, разве что…

Он запнулся, и оба мужчины обратили внимание наружу.

— Беллавер смотрит на часы, — сказал Хирст. — Давай дальше, у нас есть минутка.

Шеринг продолжил:

— Разве что мы сможем достать достаточно титанита, чтобы соорудить сверхчувствительные реле. Ничто другое не обладает достаточно быстрым временем реакции и необходимой выносливостью. Мы при испытаниях сожгли, должно быть, тысячу разных панелей.

— Разве вы не можете его купить? — спросил Хирст. Вопрос звучал разумно, но он тут же понял, что сказал глупость. — Я хочу сказать, я понимаю, что материал встречается реже, чем добродетель, и стоит астрономически дорого, вот почему Макдональд был так счастлив его найти.

— Корпорация Беллавера скупала этот материал задолго до того, как был задуман наш корабль. Вот из-за чего эта чёртова суета вокруг. Некоторые из наших людей, не говоря, почему они этого хотели, конечно, пытались обычным способом купить немного у Беллавера, и один из них, должно быть, оказался неосторожен со своим щитом. Потому что лазарь, работающий на Беллавера, поймал ментальный образ звездолёта и выведал причину розысков титанита. Это был конец. За нашим звёздным двигателем гонялись три поколения Беллаверов, и это превратилось в тайную войну, столь же горькую, как и любая другая, когда-либо проводимая на поле боя. Они держат весь титанит, мы держим корабль, и, возможно, теперь ты начинаешь понимать, почему был убит Макдональд, и почему ты так важен для обеих сторон.

— Начинаю догадываться, — кивнул Хирст. — Но только начинаю.

— Макдональд нашёл титанитовый карман. И, как ты знаешь, титанитовый карман не очень большой. Один человек мог наколоть неочищенное вещество, наполнить им мешок и положить себе на спину, если у него нет саней.

— У Макдональда были сани.

— И он их использовал. Он очистил свой карман, боясь, что кто-то другой выследит его по дороге, и где-то спрятал несчастную руду. Потом он начал торговаться. Он подкатил к корпорации Беллавера, а мы услышали об этом и подкатили к нему. Он пытался играть с нами против Беллавера, чтобы набить цену, и вдруг оказывается мёртв, а тебя обвиняют в убийстве. Мы думали, что ты действительно это сделал, потому что титанит не всплыл, а мы знали, что Беллавер его не получил. Мы следили очень внимательно. Так было, пока через несколько лет один из наших людей не узнал, что Макдональд немного громче, чем нужно, грозился, что продаст металл нам, когда Беллавер практически не утроит своё предложение, и, конечно, Беллавер не желал платить такую сумму. Цена, так сильно выходящая за рамки даже для титанита, подтолкнула бы всех конкурирующих судостроителей к нежелательному любопытству. Итак, мы вычислили, что его убил Беллавер.

— Но что произошло с титанитом?

— Это, — вздохнул Шеринг, — то, чего никто не знает. Беллавер, должно быть, понял, что если его ручные лазари не могли найти, куда Макдональд его запихал, мы тоже не смогли. Он был прав. Со всеми нашими комбинированными ментальными зондами и обычными детекторами, мы не смогли его отследить. И мы также не смогли найти других карманов. Корпорация Беллавера получила эксклюзивные права на разработку полезных ископаемых на этой чёртовой луне. Теперь у них там собственный обогатительный завод.

Хирст покачал головой.

— Скрытые впечатления или нет, я не вижу, как я могу тут помочь. Если Макдональд отдал убийце какой-то ключ…

Из отверстия прохода ударил луч ярко-синего света толщиной в карандаш. Он коснулся стены большого каменного блока. Камень расплавился и потёк, после чего луч погас, оставив пятно, которое какое-то время светилось красным.

— Полагаю, наши десять минут истекли, — заключил Шеринг.

Так и было. Секунду или две больше ничего не происходило, а затем Хирст увидел выплывающий из трещины предмет. Разум подсказал ему, что самое время успеть закрыть глаза. Вспышка ослепила даже сквозь закрытые веки и оставила блик, который не уменьшался. Люди Беллавера вбросили долго горящую ракету, и почти сразу кто-то последовал за ней, в надежде поймать Хирста и Шеринга ослеплёнными и врасплох. Глаза разума Хирста, не затронутые светом, ясно показали одетую в скафандр фигуру прямо под ним, пузырь шлема гостя накрывал светоотражатель. Он с абсолютной точностью направлялся под траекторию свинцового утяжелителя, который Хирст вытащил из ботинка и до сих пор держал в руке. Шаровидный шлем пузыря был очень прочным, а гравитация очень слабой, но сотрясения мозга оказалось достаточно, чтобы человек потерял сознание. В точности, подумал Хирст, как случилось со мной там, в башне подъёмника, когда умер Макдональд. Шеринг, который как раз сию секунду отрегулировал собственную светозащиту, быстро нагнулся и поднял пистолет.

— Следующего, кто шагнёт в проём, мы застрелим, — заговорил он вслух через шлемофон. — Ты слышишь меня, Беллавер?

— Слушай, Шеринг, я был неправ, — отозвался Беллавер. — Я это признаю. Давайте успокоимся и начнём все сначала. Я…

— Десять минут назад звучало «без пощады».

— Мне трудно вести себя разумно, когда дело касается бизнеса. Ты знаешь, что он для меня значит, что он значил для моего отца и его отца. Но я готов на всё, Шеринг, если ты пойдёшь на сделку.

— Я заключу сделку. Легко. Охотно. Верни то, что у нас украл твой дед, и мы в расчёте.

— Ну, нет, мы не в расчёте, — мрачно перебил Хирст. — Нет, пока я не найду того, кто убил Макдональда.

— Раз так, — произнёс Беллавер. — Уилсон, взрывай гранаты.

Вся поверхность тела Хирста выплеснула обжигающий пот. На одну паническую секунду ему захотелось вывалиться из трещины, умоляя о пощаде. Потом он прижал ноги к стене, сильно толкнулся и нырком ушёл через пещеру в своего рода плавающее погружение. В ту же секунду его поймал Шеринг и, помогая, потянул вниз. Они вместе скорчились на полу за похожим на гроб блоком, отделяющим их от трещины. Хирст послал безумный мысленный призыв поспешить, направленный на космический корабль братства.

— Они торопятся, — отозвался Шеринг. — Сейчас Вернон обнаружил корабль. Он сообщает Беллаверу. Сюда летит граната.

Маленькая круглая блестящая игрушка смерти, легко и изящно летящая по дуге сквозь безвоздушный мрак. Она подлетает так медленно, и плоть сжимается, дрожа за себя, пока не становится лишь горстью чистого страха. Люди снаружи бросаются бежать, и тот, кто бросил гранату из тесной, удобно проложенной трещины, бежит за ними, и Шеринг кричит в своём уме:

— Она не дотягивает, она не…

Ярчайшая вспышка, подпрыгивающая скала, и ни малейшего звука.

Глава 6

Древний стишок о знаках зодиака крутился в голове Хирста, и это всё, что было у него в голове.

«Дева и Весы… Да… И к тому же, она очень красивая, — думал Хирст. — Но ей не положено держать Весы. Всё неправильно. Весы идут потом, и затем Стреломёт-Скорпион и Лучник-Стрелец… А, неважно, это не весы, там пара больших золотых звёзд, и она опускает их, и они сливаются вместе. Теперь только одна, и вообще не звезда на самом деле. Это отполированный металлический кувшин, отражающий свет, и…»

Дева улыбнулась.

— Доктор сказал, что ты приходишь в себя. Я принесла тебе что-нибудь выпить.

Реальность рывком вернулась к Хирсту.

— Ты Кристина, — сказал он и попытался сесть. У него кружилась голова, и она помогла ему, а он договорил: — Полагаю, она не долетела.

— Что?

— Граната. Последнее, что я помню, как Шеринг… Подожди. Где Шеринг?

— Сидит в гостиной, обрабатывает синяки. Да, она не долетела, но я не думаю, что телекинез значительно в том помог. У нас никогда не получалось уверенно контролировать материю. Вот так-то. Ты в порядке?

— В штатном режиме. Как вы нас вытащили?

— Конечно, граната обрушила вход — нам пришлось пробиваться сквозь внешнюю стену. Нам никто не мешал. Все люди Беллавера уже вернулись к своим кораблям. Они думали, что ты погиб, и, честно говоря, мы тоже так думали. Но ты не вполне «чувствовался» мёртвым, поэтому мы выкопали тебя.

— Спасибо, — сказал Хирст. — Полагаю, теперь они осознали различие.

Он лежал в корабельном лазарете. Под бессистемный грохот и вибрацию боковых тяг они пробивали себе путь через Пояс, причём на высокой скорости. Хирст ментально «выглянул» в космос. По следу шли буксиры и яхта Беллавера, но на этот раз только у яхты был шанс. Буксиры безнадёжно отстали.

— Да, они скоро узнали, едва мы вас вытащили, но, если повезёт, мы от них отделаемся, — сказала Кристина. Она присела у койки, откуда могла видеть его лицо. — Шеринг тебе рассказал о корабле.

— О зведолетё. Да. — Он вглядывался в неё и внезапно расхохотался. — Ты совсем не богиня!

— Кто сказал, что я богиня?

— Шеринг. Или, по крайней мере, его разум. Десяти футов высотой и увенчанная звёздами — я тебя боялся. — Он придвинулся ближе. — Хотя, твои глаза… Они злые.

— Такие будут и у тебя, — парировала она, — когда повоюешь с Беллавером с наше.

— Есть ещё кое-что, чего я не понимаю. Почему вы строите корабль, почему вы держали его в секрете от всех, а не только от Беллавера, что вы планируете с ним делать — и как ты попала в братство.

Она улыбнулась.

— Метод Зейца был создан для спасения жертв крушения, замороженных в глубоком космосе. Помнишь? Многие из нас никогда не входили в дверь ни невинными, ни виновными. Но это не играет роли, когда ты вернёшься оттуда, — она накрыла его руку своей. — Ты быстро учишься, но ты лишь на пороге. Для разговора нам не нужны слова. Открой свой разум…

Он так и сделал. Поначалу это ничем не отличалось от того контакта, который был у него с разумом Шеринга или с Кристиной до «Счастливого Сна». Мысли приходили к нему ясно сформулированными: ты хочешь знать, почему мы построили корабль, что мы планируем с ним делать, — и только через некоторое время он понял, что слова кончились, и он воспринимает эмоции Кристины, её воспоминания и соображения, её разочарования и её мечты так же просто и непосредственно, как если бы они были его собственными.

«У тебя ещё не было времени, — говорили они ему без слов, — понять, насколько ты одинок. Ты не пытался, как большинство из нас поначалу, снова стать человеком, вписаться в жизнь, как будто не было провала во времени, как будто ничего не изменилось. Ты не видел, как люди вокруг тебя стареют, в то время как у тебя едва добавляется седых волос. Тебе не приходилось переходить с одного места на другое, с одной работы, от одной группы друзей к другой, потому что рано или поздно они начинают чувствовать, что с тобой что-то не так. Тебе не нужно было скрывать свои новые силы, как ты скрывал бы болезнь, потому что люди станут бояться и ненавидеть тебя, возможно, даже убьют тебя, если узнают. Вот почему существует братство. И вот почему мы строим корабль… Символ полёта. Символ свободы. Вселенная далеко за пределами воображения, переполненная множеством цветных огней, с новыми мирами, где люди могли бы построить своё собственное общество внутри человечества. Никаких границ, за которые не осмелится выйти разум. Всё пространство, всё время, все знания — свободно!»

Он снова видел те широкие тёмные моря между звездами. Его разум мчался вместе с её сквозь пылающую холодным огнём туманность, огибал, ослеплённый и ошеломлённый, созвездие Геркулеса, в восторженном восхищении взирал на великолепную спираль Андромеды — возможно, уже не за гранью досягаемости, ибо что такое время и пространство для неосязаемых сил разума?

Затем этот безумный полет прервался, и взамен появилось меньшее видение, туманное и только наполовину осознанное: дома и улицы, место, где они могли бы жить и быть такими, какие они есть, открыто и без страха.

«Теперь ты можете понять, — спросила она его, — что они станут думать, если узнают о корабле? Можешь ли ты понять, как они будут бояться, что мы колонизируем что-нибудь вдалеке, бояться того, что мы можем сделать?»

Он понял. По меньшей мере, если правда станет известной, то лазари больше никогда не будут свободны. Их схватят и станут тестировать, изучать и читать о них лекции, их узаконят, ограничат, поставят под управление и начнут использовать. Они могли бы честно оплатить свой корабль и любые другие успехи, которых могут достичь, но им никогда не позволят их использовать.

— Но прежде всего я должен узнать, кто убил Макдональда, — с внезапным яростным воодушевлением провозгласил Хирст. — Шеринг объяснял про скрытые впечатления. Я готов.

Она поднялась, не сводя с него печальных глаз.

— Нет никакой гарантии, что метод сработает. Иногда получается. Иногда нет.

Хирст подумал об измождённом седовласом человеке, который стоял в ногах его кровати.

— Он сработает. Должен сработать.

— Если не получится, я своими руками вырву из Беллавера правду, — добавил он.

— До этого может дойти, — мрачно сказала она. — Но мы будем надеяться, что удасться этого избежать. Лежи спокойно. Я всё подготовлю.

Часом позже Хирст лежал на мягком столе посреди лазарета. Корабль вертелся, вилял и прыгал в каком-то безумном танце, и Хирста привязали к столу, чтобы он не свалился. Он знал, что корабль с четырьмя связавшими разумы пилотами и лётными эсперами лавировал в самой плотной из роевых зон Пояса, пытаясь перехитрить Беллавера. Двое других удерживали Вернона слепым, и надеялись, что либо сам Беллавер, либо его радиолокационная система не справятся. Хирст это знал, но теперь это ему уже не было интересно. Он едва сознавал броски корабля. Ему дали какой-то наркотик, и он лежал расслабленный и безвольный в приятном отсутствии всех забот, смутно различая склонявшиеся над ним лица. Наконец он закрыл глаза, и даже они пропали.

Они с Макдональдом пересекали равнину метанового снега в свете Колец. Сначала всё представлялось слегка расплывчатым, но постепенно память прояснялась, пока он не осознал каждую крошечную деталь гораздо более чётко, чем воспринимал тогда: текстуру материала, из которого был сделан костюм Макдональда, бесконечно малые тени, подчёркивающие каждую ямочку на снегу, детальные ощущения прогулки в свинцовых ботинках, шёпот и свист кислородной системы. Он опять поссорился с Макдональдом, не пропустив ни слова. Он забрался с ним в башню подъёмника номер три и изучил сигнальные лампочки, и, улыбаясь, присел на скамейку, чтобы подождать.

Он вспотел в этом скафандре. Он примет душ, когда вернётся в каюту. Ему хотелось курить. Шлем наполняло неумолчное ворчание и проклятия Макдональда. Он слушал их с наслаждением. Да чтоб ты шмякнул себя своим тупым молотком. И желаю тебе утешаться твоей удачей… Зачесалось под левой рукой. Он надавил правой рукой на скафандр и завозился. Это не принесло никакой пользы. Чёртовы скафандры. Чёртов Титан. Счастливая Елена, вернулась на Землю с детьми. Хотя зарабатываю хорошие деньги. Скоро я смогу вернуться и жить по-человечески. Теперь чесался нос, а Макдональд всё ещё ворчал. Появился слабый намёк на звук, и потом провал, потом ничего, темно, холодно, внезапная слабость, сильная слабость, провал. Ничего, ничего. Я прихожу в себя в холодной тишине и смотрю в шахту на Макдональда, а он мёртв.

Вернись немного назад. Медленно. Вот, правильно. Легонько. Назад, к Елене и детям.

Везёт Елене, на солнышке и на тёплом сладком воздухе. Везёт детям. Но мне тоже везёт. Я скоро могу к ним вернуться. Мой нос чешется. Почему нос всегда зудит, когда на тебе шлем или руки перемазаны жиром? Слушай Макдональда, проклинающего ремень, проклинающего инструменты, проклинающего всё, что видит. Шаги? Воздух разреженный и ядовитый, но он проводит звук. Кто-то входит за моей спиной? Доля секунды, нет времени посмотреть или подумать. Удар. Холод. Темнота. Ничего.

Давай вернёмся ещё раз. Не торопись. У нас есть всё время в мире. Вернись к шагам, которые ты слышал позади.

Едва расслышал. А потом мне черно и холодно. Жёстко. На полу. Лицо давит на шлем, холодно. Лежу ничком. Надо встать, надо встать, опасность. Далеко. Не могу. Крик Макдональда.

— Оставь в покое лифт, что ты делаешь, Хирст? Хирст!

— Заткнись, жадный маленький человечек, и слушай.

— Ты не Хирст… Кто ты?

— Не имеет значения.

— Я знаю, ты от Беллавера. Беллавер послал тебя украсть титанит. Ну, ты его не получишь. Он там, где его никто никогда не достанет, пока я не покажу как.

— Хорошо. Очень хорошо, Макдональд. Это-то я и хотел знать. Видишь ли, нам титанит не нужен.

Снова крик Макдональда, и с рёвом и грохотом разорванной цепи спускается лифт.

Тяжёлые шаги, вздрагивание пола под головой.

Кто-то переворачивает его, говорит с ним, нагибается ближе. Серый и холодный свет. Хирст пытается очнуться. Не может. Человек доволен. Он бросает Хирста и уходит, но Хирст увидел его лицо внутри шлема. Он слышит, как незнакомец орудует какой-то металлической штукой из инструментов и слегка посвистывает при дыхании. Макдональд больше не кричит. Время от времени он всхлипывает. Но Хирст увидел лицо убийцы.

Хирст увидел его лицо. Он видел…

— Успокойся, Хирст. Не торопись.

Елена мертва, это Кристина склоняется над ним.

Хирст видел лицо убийцы.

Это — лицо Вернона.

Глава 7

Кристина, Шеринг, и ещё двое, которых он не знал, склонились над ним. Препарат немного рассосался, и Хирст мог видеть их более чётко, заметить горькое разочарование в их глазах.

— И это всё? — спросила Кристина. — Ты в этом уверен? Вернись снова…

Его провели обратно, и вышло то же самое.

— Это всё, что сказал Макдональд? Тогда мы ни на шаг не приблизились к титаниту.

Хирста не интересовал титанит.

— Вернон, — заговорил он. В нём поднималось что-то красное и дикое, и он попытался вырваться из ремней, которые его держали. — Вернон. Я его достану.

— Не сейчас, Хирст, — сказал Шеринг и вздохнул. — Полежи ещё немного. Он на яхте Беллавера, помнишь? Полностью недосягаем. Теперь подумай. Макдональд сказал «ты не получишь его, он там, где его никто никогда не достанет…»

— Что в том пользы? — отворачиваясь, проговорила Кристина. — Так или иначе, это была слабая надежда. Умирающие не рисуют угодных тебе карт. — Она села на край койки и опустила голову на руки. — Мы с тем же успехом могли бы сдаться. Ты это знаешь.

— Возможно, если мы дадим отдохнуть некоторое время, а затем снова по нему пройдёмся… — с пустой безнадёжностью заговорил один из двух лазарей, которые проводили зондирование скрытых воспоминаний Хирста.

— Выпустите меня отсюда, — настаивал Хирст, всё ещё заторможенный от наркотиков. — Мне нужен Вернон.

— Я помогу тебе заполучить его, — сказал Шеринг, — если ты скажешь мне, что имел в виду Макдональд, говоря, что никто никогда не получит его, если он не покажет им, как.

— С какого дьявола мне это знать? — Хирст в бешенстве дёргал ремни. — Дайте мне встать.

— Но ты хорошо знал Макдональда. Ты работал с ним годами.

— Это подскажет мне, где он спрятал титанит? Не будь задницей, Шеринг. Дай мне подняться.

— Но, — ровным голосом продолжал Шеринг, — он не сказал «где». Он сказал «как».

— Это что, не одно и то же?

— Разве? Слушай. Никто никогда не достанет его, если я не покажу им, где… Никто никогда не достанет его, если я не покажу им, как…

Хирст перестал воевать с ремнями. Он наморщил лоб. Кристина вновь подняла голову. Но ничего не сказала. Два лазаря, которые проводили зондирование, замерли, затаив дыхание.

Разум Шеринга коснулся разума Хирста, словно поглаживая его успокаивающими пальцами.

— Давай подумаем об этом минутку. Позволь мыслям течь свободно. Макдональд был инженером. Инженер. Он единственный из четырёх знал каждый дюйм механики заводских систем. Так?

— Да. Это верно. Но это не говорит, где — хотя подожди минутку. Если бы он просто засунул его в трещину где-нибудь в горах, он понимал бы, что детектору гораздо легче его найти, чем когда тот был ещё не выкопан. Он положил бы его туда, где глубже, глубже, чем он сумел бы зарыть. Может, в заброшенной шахте?

— Нет мест, — сказал Шеринг, — слишком глубоких для нас, чтобы не проверить. Мы исследовали каждую заброшенную шахту на той стороне Титана. И всё равно ни одна не годится. Нет. Попытайся снова.

— Он бы не принёс его на завод. Один из нас обязательно бы обнаружил. Если, конечно…

Хирст запнулся, и напряжение в лазарете поднялось ещё на одну ступеньку. Корабль резко дёрнулся, свернул и метнулся вверх с оглушительным грохотом залпов ракетных двигателей. Хирст закрыл глаза, крепко задумавшись.

— Если только он не засунул его в такое опасное место, что туда никто не ходил. Место, куда даже он не ходил, но о котором он знал бы, будучи инженером.

— Можешь ли ты придумать какое-нибудь место, которое отвечало бы этому описанию?

— Да, — медленно заговорил Хирст. — Подземные хранилища. Они всегда горячие, даже когда пустые. Всё, что спрятано возле них, скроет радиация. Никакой детектор не увидит ничего, кроме урана. Возможно, даже ты не смог бы…

— Нет, — с удивлённым видом подтвердил Шеринг. — Наверно, мы бы не смогли. Радиоактивное возмущение оказалось бы слишком сильным, чтобы пройти, даже если бы мы искали за ним что-нибудь, но мы не искали.

Кристина вскочила.

— Но существует ли способ, как это могло быть сделано? — теперь она наклонилась над Хирстом. — Очевидно, что титанит не мог быть помещён прямо в бункер с ураном — если не сделать чего-то ещё, он отправился бы в очередном танкере.

— Да, — согласился Хирст. — Даже несколько способов. Я сам могу придумать пару, а я даже никогда не видел макета. Я знаю, что рядом с механизмом подачи идёт вниз ремонтноподъёмная шахта, и есть какая-то система разбегающихся туннелей и аварийное устройство, которое включается автоматически, чтобы выпустить в них поглотитель с жидким графитом, если уровень излучения становится слишком высоким. Я не помню, чтобы так когда-либо делалось, но это система безопасности. Там может оказаться множество мест, где можно спрятать свинцовый ящик, наполненный титанитом.

— Если я не покажу им, как, — медленно повторил Шеринг и начал расстегивать ремни, которые привязывали Хирста к столу. — Звучит зловеще. Готов поспорить, что поиск титанита будет детской игрой по сравнению с его извлечением. Ладно, мы сделаем всё, что сможем.

— Первое дело, — мрачно сказала Кристина, — это избавиться от Беллавера. Если у него будет хоть малейшее подозрение, куда мы направляемся, он сообщит по рации и предупредит весь Титан.

— Правильно — теперь он владеет обогатительным заводом, так ведь? — сказал Хирст, сидевший сейчас на краю стола, вцепляясь в него при рывках корабля. — Завод до сих пор работает?

— Нет. Шахты вокруг выработаны, э-э, десять-пятнадцать лет назад. Деятельность переместилась на север и восток на другую сторону хребта. Именно это может дать нам шанс, — Шеринг вместе с Хирстом проковылял по встающей на дыбы палубе и усадил того в специальной формы койку, его глаза отражали напряжённую работу мысли. — Хирст, я хочу, чтобы ты вспомнил о заводе всё, что можешь. План участка, где именно находятся здания, подъёмники, посадочное поле. Всё.

— Когда я получу Вернона? — оскаливаясь, напомнил Хирст.

— Ты получишь его. Я тебе обещаю.

— А как насчёт Беллавера? Он всё ещё позади.

Шеринг улыбнулся.

— Это работа Кристины! Пусть беспокоится.

Хирст кивнул. Он принялся вспоминать завод. Кристина и двое других вышли.

Спустя короткое время произошёл ряд событий, резко и одно за другим. Корабль лазарей, следуя своим безумным и стремительным курсом среди роящихся обломков Пояса, далеко опередил яхту Беллавера, но всё ещё оставался в пределах досягаемости приборов. По-видимому, от отчаяния беглецы внезапно рискнули и нырнули в скопление больших зазубренных скал, летящих кучно и с бешеной скоростью. Скопление составляло, возможно, двести миль в поперечнике. Звездолет крутился и поворачивался, потом была короткая вспышка яркого пламени, и далее ничего.

— У них взорвалась ходовая часть, — ликовал Беллавер на мостике своей яхты.

Приборы сделали ошибку, главным образом потому, что при такой плотности скопления невозможно было отделить одно тело от другого.

— Они больше не гасят мой разум, — заметил Вернон. — Всё кончилось, похоже на то.

Но он всё-таки сомневался.

— Ты можешь найти их корабль? — спросил Беллавер.

— Я стараюсь.

Беллавер схватил его за руку.

— Смотри туда!

Вдали полыхнула вторая, более крупная и яркая вспышка пламени.

— Они врезались в астероид, — сказал он. — С ними покончено.

— Я не могу их найти, — доложил Вернон. — Ни корабля, ни обломков. Это может оказаться уловкой. Они могут держать плащ.

— Трюк? — сказал Беллавер. — Сомневаюсь. Черт с ними, у нас кончается топливо, и я не собираюсь лезть в этот лабиринт и рисковать собственной шеей, чтобы разузнать, что да как. Если они проявятся позже, мы с ними разберёмся.

Но они оба продолжали следить за скоплением, пока оно не скрылось с глаз долой. И ни глаз, ни инструмент, ни зондирующий разум Вернона не могли различить никаких признаков жизни.

Глава 8

Титан раскинулся под ними в свете Сатурна под фантастическим сиянием Колец. Жестокий отталкивающий мир зубчатых вершин и мерцающих равнин с ядовитым снегом. Крошечный спасательный плот падал туда, нервно рыская, оттого что попал в разреженную атмосферу. Хирст крепко вцепился в поручни, стараясь не стошнить. Он так и не привык к космосу, и на скифе ему было довольно плохо. Теперь, без какого-либо защитного корпуса и только лишь с изогнутым щитком впереди, он чувствовал себя муравьём на летящем листе.

— Мне тоже это не нравится, — заметил Шеринг. — Но плот даёт нам какой-никакой шанс пройти незамеченными. Как правило, радар не выискивает ничего настолько маленького.

— Я всё понимаю, — нахмурился Хирст. — Это мой желудок тупит.

Он мог бы теперь разглядеть заводской комплекс в миллионе головокружительных миль под собой. Корабль лазарей оставался где-то высоко над ними, скрываясь в Кольцах. Там, в Поясе, с Беллавером трюк сработал, и они надеялись, что теперь он сработает и с наблюдателями Беллавера на Титане. В этот раз не было нужды в каких-либо фиктивных взрывах, чтобы произвести впечатление крушения. Ключевым словом была секретность, все огни и реактивные двигатели приглушили до искры. Потом, когда Хирст с Шерингом завершат свою миссию, кораблю нужно будет быстро упасть и подобрать их с титанитом, прежде чем успеет добраться какой-нибудь патрульный корабль.

Они на это надеялись.

Строения завода были тёмными и холодными, контуры уходили под сугробы мелкого снега. С равнины исчезла паутина дорог, а посадочное поле было ровным и без опознавательных знаков. По его периметру, как одинокие стражи в капюшонах и масках, стояли шесть мёртвых башен подъёмников.

Хирст почувствовал, как внезапно защипало в горле, и уж этого-то он не ожидал. Обогатительный завод на Титане вряд ли заслуживал сантиментов. Но он был так тесно связан с другими вещами, с надеждами на будущее, которое теперь осталось далеко позади, с мечтами о Елене и детях, которые стали теперь жестокой насмешкой, с дружескими воспоминаниями о Сауле и Лендерсе, ныне давно умерших… Хирст не мог смотреть на эти строения равнодушно.

— Попробуем ещё раз, — тихо сказал Шеринг. — Если бы мы смогли однозначно и точно определить, где титанит, было бы другое дело. Вряд ли у нас будет время обыскать все шесть бункеров.

Радуясь возможности отвлечься, Хирст попробовал. Он связал свой разум с Шерингом, и, пока плот со свистом падал сквозь воздух, двойным зондом они исследовали шесть подъёмников и хранилища под ними, одно за другим.

Всё осталось по-прежнему. Бункеры пустовали более десяти лет, но до сих пор остаточное излучение было достаточно горячим, чтобы предъявлять глазам разума светящуюся дымку, затуманивая всё вокруг себя.

— Минуточку, — задумался Хирст. — Давай использовать нашу смекалку. Глянь, как расположены эти подъёмники. Широкий полумесяц. Теперь, если бы я был Макдональдом, идущим с гор с грузом титанита, и я хотел бы, чтобы меня не видели, какой из них я бы выбрал?

— Или первый, или шестой, — без колебаний заявил Шеринг. — Они дальше всего от зданий.

— Но номер шесть стоит в западной части полумесяца, и чтобы добраться до него, тебе нужно будет пройти через посадочное поле, — он мысленно указал на номер один. — Я ставлю на этот. Может, попробуем снова?

Они попробовали. В этот раз на какое-то мгновение Хирсту подумалось, что у него что-то есть.

— У меня тоже, — сказал Шеринг. — Вроде как вниз и назад.

— Да, — подтвердил Хирст. — Берегись!

Непроизвольный крик вызвало внезапное столкновение спасательного плота с облаком. Пар был очень густым и после абсолютно прозрачного пространства заставил Хирста ощутить удушье. Шеринг взялся за жалкую систему управления плота, и через минуту или две они были под облаком и по спирали неслись вниз к месту посадки. Шёл снег.

— Неплохо, — сказал Шеринг. — Будем надеяться, так будет и дальше.

Они приземлились рядом с подъёмником номер один и быстро пробрались через мелкие заносы, прихватив с собой необходимое оборудование. Люк был запечатан пластиковым спреем, чтобы предотвратить коррозию, и им потребовалось несколько минут, чтобы его открыть. В башне было темно, но они не нуждались в свете. Их иные чувства довольно чётко показывали им изношенные металлические ступени. В верхнем отсеке обнаружились тёмные и мёртвые приборные панели. Хирста трясло в скафандре. Так много раз он бывал здесь, и так давно.

— Давай займёмся делом, — предложил Шеринг.

Они натянули защиту от излучения, что прихватили с собой с плота. Без питания подъёмник был бесполезен, но каркасная клетка, лишённая всех инструментов, была не настолько тяжёлой, чтобы два сильных мужчины не отвели её подальше от устья шахты. Они убедились, что та останется открытой, и тогда отправили вниз лёгкую складную лестницу. Хирст первым пополз вниз в ровную круглую полностью лишённую света шахту, одна секция которой открывалась к тянущемуся параллельно подъёмному механизму.

— Поосторожнее, — пробормотал Шеринг и скользнул за ним.

Неуклюжий из-за вакуумного костюма и лучевой защиты, Хирст спускался по лестнице с мучительной медлительностью. Все внутри кричало о спешке, но он знал, что если начнёт спешить, то окажется на дне шахты мёртвым, как Макдональд. Каждый стук по металлической стене отдавался в закрытом пространстве мрачными гулкими ударами, и Хирсту казалось, что неподвижные ремни и кабели подъёмника тихонько сочувственно подпевали. Наверно, это всего лишь кровь гудела у него в ушах.

— Уже видишь что-нибудь?

— Нет.

Мощное устрашающее сияние бункера становилось ярче, когда они приближались к нему. Подъёмник до сих пор был «горячим», и он тоже светился, но ему было далеко до интенсивности радиации в бункере.

— Даже с лучевой защитой нам нельзя оставаться рядом с этим слишком долго.

— Я не думаю, что придётся. Макдональд был всего лишь человеком, а хранилище тогда было полным. Он тоже не мог остаться надолго.

— Уже видишь что-нибудь?

— Ничего, только туман. Когда достигнешь дна, лучше включи фонарик.

Наконец-то Хирст почувствовал под ботинками дно шах ты. Он встал в стороне от лестницы и зажёг поясную лампу. В данном случае физические глаза были лучше ментальной) зрения, они не воспринимали радиацию. Тут же с открытой стороны шахты резко обрисовались шестерни и кулачки узлов подъёмника. Шеринг ступил с лестницы и включил собственный свет.

— Где нам подумалось, что мы что-то видим?

— Внизу и сзади.

Хирст медленно поворачивался, производя поиск. Шахта была сплошной, если не считать ремонтного прохода. Он пролез в него с некоторым трудом, потому что в него никто не должен был пролезать, а оборудование размещали так, чтобы обеспечить лёгкий доступ из лифта при помощи раздвижных инструментов. Сам бункер был теперь прямо напротив них, большая воронка, вырезанная глубоко в твёрдом утесе и обеспечивающая подачу руды просто за счёт силы тяжести. Транспортёр заполнял каменную камеру довольно плотно. Возможно, рядом с ним нашлось бы место для чего-то не слишком большого, но первый же спустившийся в лифте человек увидел бы это, искал он его или нет.

Шеринг ткнул пальцем. С одной стороны в скалу уходил тёмный проход. Хирст попытался заглянуть в него мысленным взором, но «туман» был слишком плотным и ярким.

Однако он видел его там, бесплотную призрачную тень. Квадратный ящик примерно в двадцати футах.

Шеринг быстро и резко вдохнул.

— Идём.

Они проникли в тоннель, приседая, обтирая стены.

— Берегись ловушек.

— Я пока никаких не вижу.

Ящик стоял посередине туннеля. Никакой возможности обойти, никакой возможности заглянуть за него, если не лечь на крышку и не втиснуться между ней и низким потолком. Хирст и Шеринг прикрыли глаза.

— Не уверен, но думаю, что вижу провод. Проклятый туман. Не могу сказать, куда он идёт.

Хирст снял с пояса кусачки и осторожно скользнул над ящиком. Его сердце билось очень сильно, а руки дрожали так, что было очень трудно попасть кусачками по проволоке. Провод соединялся с задней частью ящика, он был очень грубо и поспешно прикреплён каплей пластикового припоя. Только после того, как Хирст зажал проволоку острыми металлическими зубцами, до него дошло, что припой был неметаллическим, а проволока голой. И тогда, конечно, было слишком поздно.

Должно быть, где-то впереди находился простейший генератор, по-прежнему заряжающийся от роскошного источника излучения. Кусачки вылетели из руки Хирста с ливнем искр, а в темноте туннеля впереди внезапно обрисовалась яростная вспышка света и взрыв пыли. Не слишком сильная ударная волна врезалась в старенький шлем Хирста. Сразу же закричал Шеринг, но возмущение быстро оборвалось на середине крика. Они подождали.

Осела пыль. Успокоилась недолгая дрожь скалы.

В потолке тоннеля, где произошёл взрыв, зиял открытый сбросовый люк, но из него не высыпалось ничего, кроме горсти чёрной пыли.

Хирст начал смеяться. Он лежал на животе поверх ящика с титанитом и хохотал. Слёзы текли из глаз, стекали по носу и падали на внутреннюю часть шлема. Сзади его ударил Шеринг. Он бил его, пока приступ смеха не отступил, и тогда Хирст покачал головой и сказал:

— Бедный Макдональд.

— Угу. Давай действуй, теперь ты можешь отрезать про вод.

— Такая милая ловушка. Но он не рассчитывал на время. Они ушли отсюда, Шеринг, понимаешь? И когда они уходи ли, они выкачали жидкий графит и прихватили с собой. Так что не осталось ничего, чтобы затопить туннель. Патетично, правда?

Шеринг стукнул его снова.

— Режь проволоку.

Он разрезал. Они побрели назад по туннелю, волоча ящик. Вернувшись в шахту, где было достаточно места, они его открыли.

— Не кажется, что здесь не так уж много металла, для всех проблем, которые он породил?

— Нет, не кажется. Но ведь и золото не выглядит объёмным, или уран, или горсть маленьких сухих семян. — Шеринг подобрал кусок грубой сероватой руды. — Знаешь, что это такое, Хирст? Это звёзды.

Настала очередь Хирсту развернуться, чтобы успокоить Шеринга тычком. Звездолёт и сопутствующая ему мечта пока что представляли для него только интеллектуальный интерес. Они разделили титанит на два мешка. Это добавило каждому лёгкий груз, едва заметный, когда его прицепили на поясное кольцо на спине.

Внезапно Хирст сильно забеспокоился. Возможно, это было реакцией, возможно, воспоминанием о том, как он попал в ловушку в аналогичной дыре на астероиде Вальхалла. Возможно, это было ментальным предчувствием, экранированным радиоактивным «туманом». Во всяком случае, он кинулся вверх по лестнице с почти самоубийственной спешкой, призывая Шеринга за собой. Шахта казалась многомильной. Казалось, она вытягивалась перед ним, по мере того как он поднимался, так что он никогда не приблизится к устью. Он понимал, это игры воображения, потому что проходил метки уровней, но подъём больше всего напоминал кошмар, который он никогда до сих пор не испытывал, находясь в сознании. Едва они миновали отметку уровня Е, Шеринг заговорил.

— Корабль приземлился.

Хирст глянул ментально. Туманящий эффект теперь был не так велик, и он мог видеть довольно ясно. Кораблик был маленьким, из него выбирались двое мужчин. Снег перестал.

— Должно быть, радар всё-таки зацепил плот, — сказал Шеринг. — Либо кто-нибудь заметил ракетный выхлоп. — Он начал подниматься быстрее. — Нам лучше убраться отсюда, пока они не вошли.

Уровень D. Руки Хирста внутри перчаток превратились в холодные негнущиеся неуклюжие крючки для ловли хилых ступенек. Снаружи два человека стояли в снегу и оглядывались по сторонам.

Уровень С. Один из двоих заметил плот, припаркованный у башни подъёмника. Он ткнул пальцем, и они направились к нему.

Уровень В. Ботинок Хирста соскользнул и сорвался, ударив по стене.

— Ради Христа, — проворчал Шеринг. — Ты гремишь, как храмовый гонг. Что ты пытаешься сделать, переполошить всю луну?

Снаружи люди склонились над плотом. Они осматривали его. Потом они уставились на башню подъёмника. Они оставили плот и бросились бежать, выдёргивая из чехлов оружие.

Уровень А. Дыхание Хирста ревело в шлеме, как сильный ветер. Он думал о длинной тёмной дороге вниз, которая оставалась за ними, о том, как выглядел Макдональд на дне шахты, и как он, если свалится, снесёт Шеринга, и никто не доберется до звёзд, и Вернон останется на свободе. Он сжимал зубы, всхлипывал и лез. Двое мужчин снаружи осторожно сняли люк и вступили в башню.

Конец лестницы. Ровный пол, можно растянуться. Хирст, извиваясь, отполз от выхода. Он подумал, что вот-вот отключится, и нашарил кислородный клапан, обогащая смесь. В голове начало проясняться. Теперь рядом с ним был Шеринг. В этот раз у них тоже было оружие. Шеринг послал ему быстрое ментальное предостережение:

— Не стреляй без крайней нужды.

Один из двоих мужчин неуверенно поставил ногу на лестницу, которая вела наверх, туда, где они были. Второй держался сразу за ним. Шеринг тщательно прицелился и выстрелил на половинной мощности.

Жёсткий синий разряд не попал ни по одному человеку. Но оба отлетели назад в облаке горящих хлопьев, и когда Шеринг крикнул им бросать оружие и уходить, они, полубессознательные от шока, так и сделали. Хирст и Шеринг запрыгали по ступенькам, задержавшись только, чтобы подобрать оружие. Потом они выскочили наружу. Двое мужчин со всех ног бежали к своему кораблю, но они не ушли далеко, и Шеринг остановил их ещё одним выстрелом, который выбил гейзер испарившегося метана практически из-под их ног.

— Не сейчас, — сказал он. — Попозже.

Двое стояли, угрюмо послушные. Они оба были молоды и не выглядели испорченными. «Просто делают свою работу, — думал Хирст. — В них нет никакого зла, просто исполняют работу, как и множество людей, которые никогда не перестают беспокоиться о том, чтобы иметь работу». На вакуумных костюмах обоих виднелись знаки различия корпорации Беллавера.

— Вы вторгаетесь на территорию частной собственности, — заговорил один из них, словно проговаривая урок, без подлинного личного интереса. — Вы будете привлечены к ответственности по всей строгости закона.

— Конечно, — сказал Шеринг. Он жестом послал их к башне подъёмника. — Давайте внутрь.

Молодые люди растерялись.

— Что ты собираешься делать?

— Ничего фатального. Вы не потратите больше получаса, чтобы выбраться.

Он проводил их к люку и проследил, как они входят внутрь. Хирст наблюдал за небом, чёрным, расцвеченным звёздами небом с пересекающей его сияющей аркой Колец и одной великолепной молочно-белой дугой Сатурна, видимой и встающей над восточным горизонтом.

— Они идут, — мысленно сказал он Шерингу.

— Хорошо.

Тот начал закрывать люк, и один из молодых людей внезапно указал на мешок, привешенный к поясу Шеринга.

— Ты что-то украл.

— Расскажи это Беллаверу.

— Будь уверен, что расскажу. По всей строгости закона, мистер! В полнейшем объёме.

Люк закрылся. Шеринг заклинил крепёжный механизм, чтобы его нельзя было повернуть изнутри. Потом подошёл и встал рядом с Хирстом на мерцающей равнине, наблюдая, как падает из Колец корабль.

— Они расскажут Беллаверу, — заверил Хирст.

— Естественно.

— Что сделает Беллавер?

— Точно не знаю. Что-нибудь радикальное. Он так хочет наш звездолёт, что убил бы своих детей, чтобы его получить. Ты можешь понять, почему. Корабль сам по себе бесценен, на сто лет опережает время, но это ещё не все. За ним кое-что стоит. Для нас это свобода и безопасность. Для Беллавера это…

Он жестом указал на небо, и Хирст кивнул, увидев в мыслях Шеринга изображение гигантского Беллавера, в десять раз больше бога, прибравшего к своим рукам всю галактику.

— Желаю вам удачи, — произнёс Хирст. Он отцепил от пояса мешок титанита и отдал Шерингу. — Всё равно потребуется время, чтобы обработать руду и смастерить реле. А мне времени может хватить. Вернитесь за мной, если сможете.

— Вернон?

— Да.

Шеринг кивнул.

— Я сказал, что помогу тебе до него добраться. Я помогу.

— Нет. Это моё дело. Я сделаю его в одиночку. Ты должен быть там, с ними. С Кристиной.

— Хирст, послушай…

— Не рассказывай мне, где звездолёт. Я могу не продержаться так хорошо, как ты.

— Всё верно, но Хирст, в случае, если мы не сможем вернуться, ищи нас в стороне от Солнца. Не ближе к нему.

— Я запомню.

Корабль приземлился. Шеринг с титанитом вошёл в него. А Хирст зашагал к запертым и погребённым зданиям завода.

Снова пошёл снег.

Глава 9

Холод, темнота и бесконечная грусть. Хирст бродил по комнатам, чувствуя себя призраком и думая, как призрак. Из зданий вынесли всё. Жилые помещения были теперь лишь гробницами множества воспоминаний, полностью лишёнными чего-либо человеческого или привычных связей. Хирсту очень странно было это чувствовать. Он твердил себе, что прошло пятьдесят лет, но не мог поверить. Казалось, прошло всего несколько месяцев со смерти Макдональда, месяцев, занятых расследованием и судебным процессом, и безумной бесполезной тоской несправедливо обвиняемого. Длительный промежуток псевдосмерти был не более чем ночным сном для мозга, проведшего время в бессознательности. Сейчас казалось, что где-то здесь по-прежнему должны находиться Саул и Лендерс, и должны быть огни, тепло и движение.

Не было ничего. Он не мог заставить себя оставаться в жилых помещениях. Он пошёл в одну из подсобок, сел на бетонную тумбу и стал ждать. Долгое жуткое ожидание. Все эмоциональные бури, вызванные убийством и его последствиями, снова проходили через его разум. Сцены с Саулом и Лендерсом. Сцены со следователями, с семьей Макдональда, с адвокатами и репортёрами. Сцены с Еленой. Весь ужасный кошмар, неминуемо ведущий к моменту кульминации, когда открылась дверь шлюза, и он присоединился к спящим на равнине. Когда всё закончилось, Хирст почувствовал себя потрясённым и истощённым, но спокойным. Лицо Вернона ярко горело перед глазами его разума.

Не потрудившись поднять стальные жалюзи с окон, он наблюдал, как двое молодых людей выбирались из башни подъёмника. Он смотрел, как они бегут к своему кораблю и взахлёб стрекочут по радио. К тому времени, когда много позже на посадочное поле на истекающих пламенных струях с рёвом опустилась яхта Беллавера, он мог следить за ней с почти прохладной отчуждённостью зрителя. Ему хватало осторожности крепко держать щиты против Вернона, но он не думал, что другой лазарь стал бы его искать. Вернон, казалось, был полностью поглощён Беллавером.

— Что ещё им было красть, ты дурак? Тебе нужно было убить Хирста раньше, когда была возможность.

— Кто-то должен был взять на себя вину за Макдональда. К тому же, он побывал на борту «Счастливого Сна». Почему вы его не удержали?

— Не хами мне, Вернон. Я в любое время могу сдать тебя полиции за любое из сотни дел.

— Не стоит открывать карты, Беллавер.

— Оно того стоило бы, — череда непечатных именований, вырвавшихся в яростном крике. — Ты не мог найти титанита, но они нашли, едва только заполучили Хирста.

— Хорошо, господин Бог Всемогущий Беллавер, сдайте меня. Но если они утащили именно титанит, у вас нет шансов найти этот звездолёт без меня.

— До сих пор ты не слишком-то преуспел.

— На радостях они могут допустить небрежность. Но вам решать.

Последовала ещё более нецензурная фраза, но Беллавер не повторил угрозу. Они с Верноном и с парой других мужчин облачились в вакуумные костюмы и пробрались по снегу к башне подъёмника. Изнутри погребённого в холодной темноте здания Хирст следил за ними, сосредоточено и быстро думал и улыбался. Вскоре он покинул здание и осторожно двинулся в обход в снежном мраке, пока не попал в зону действия их нашлемных коммуникаторов. Теперь он мог слышать их ушами, но продолжал следить экстрасенсорно.

Они осмотрели пустой свинцовый ящик, молодые люди рассказали, что случилось, и Беллавер в ярости накинулся на них. Больше не оставалось никаких сомнений, что титанит найден и похищен, и Беллавер видел звёзды, миры и луны, ярко сияющую захваченную галактику, ускользающую от него. Он грозил двум молодым людям всеми карами, какие сумел придумать, за то, что не остановили воров, и один из парней побледнел и испугался, а другой покраснел, как красный кирпич, и помахал кулаком рядом с беллаверовым шлемом.

— Иди к чёрту, — сказал он. — Мне всё равно, кто ты такой. Убирайся к чёрту.

Он выбрался из башни подъёмника вместе с наступающим на пятки напарником, Беллавер что-то кричал им вслед, члены экипажа за его спиной глядели потрясённо и презрительно, а Вернон открыто рассмеялся во весь рот.

Двое молодых людей сели на свой кораблик и улетели. Беллавер развернулся и стоял, не сводя глаз с пустой коробки. Сейчас он казался измученным, утратившим надежду, как ребёнок, который вот-вот упадёт и заплачет. Вернон подошёл и пнул ящик.

— У Хирста было преимущество, — сказал он. — Он знал Макдональда, и он знал обогатительный завод. И при всём том, это должно было быть чистой догадкой. Никто не мог пробиться сквозь этот туман.

— Что мы будем делать? — спросил Беллавер. — Вернон, что мы будем делать?

Лишь теперь Хирст заговорил, его голос гулко раскатился и врезался им в уши.

— Не спрашивай Вернона, — сказал он. — Спроси меня.

Наступила минута полной тишины. Хирст почувствовал, как мозг Вернона слегка коснулся его, и позволил себе единственную жестокую вспышку триумфа. Потом все заговорили разом: Вернон, объясняющий, почему он не заметил Хирста:

— Кто мог предположить, что он останется при таком раскладе?

Члены экипажа, нервно теребящие свои пушки, и Беллавер, кричащий:

— Хирст! Это ты, Хирст? Где ты?

— Там, где я могу первым выстрелить в любого, кто высунется из башни, и где никто с яхты никогда меня не достанет. Прикажи всем оставаться на месте. Давай, Беллавер, ты ведь хочешь меня выслушать, так ведь?

— Что ты хочешь сказать?

— Я могу найти тебе звездолёт. Приказывай, Беллавер.

Он приказал. А Вернон внушал Беллаверу:

— Если он собирался предать своих друзей, зачем он отдал им титанит? — Он засмеялся. — Это не слишком хороший трюк.

— Нет, это хороший трюк, — тихо заговорил Хирст. — Это очень хороший трюк. Лучший. Видите ли, меня не волнует ни звездолёт, ни титанит. Меня волнует лишь человек, который убил Макдональда. Но всё это переплелось воедино. Слышал о подсознательных впечатлениях, Вернон? Я пребывал без сознания, но мои уши слышали, мои глаза видели, и мой мозг вспомнил, когда ему показали, как.

— Это было пятьдесят лет назад, — сказал Вернон. — Люди не имеют представления о нас. Никто тебе не поверит, если ты им расскажешь.

— Они поверят, если расскажет им Беллавер. Поверят, если Беллавер во всеуслышание разъяснит о лазарях, о том, что происходит с людьми, когда они проходят за дверь. Его станут слушать. И найдутся другие, кто знает или хотя бы подозревает, — Хирст сделал паузу, достаточно долгую, чтобы улыбнуться. — Прелесть вся в том, Беллавер, что ты чист. Ты не ответственен за убийство, которое организовал твой дед. Ты можешь поклясться, что до сих пор даже не знал об этом.

— Если ты поступишь так со мной, я выверну тебя наизнанку, — пригрозил Беллаверу Вернон.

— Беллавер, что он может сделать? — закричал Хирст. — Он может говорить, но у тебя есть деньги, должность, юридические полномочия. Ты можешь говорить громче. И когда все узнают истину, разве кто-нибудь примет слово лазаря против слова человека?

Его голос взлетал выше и громче, заглушая крик Вернона.

— Ты боишься его, Беллавер? Ты так боишься его, что отпустишь звездолёт?

— Взять его, — скомандовал Беллавер, и его люди немедленно схватили Вернона. — Минутку, Хирст, — заговорил он. — Как ты всё это видишь? Это просто месть? Ты продаёшь своих друзей ради того, что сделано полвека назад? Я не верю в это, Хирст.

— Я могу ответить так, что поймешь даже ты, — медленно заговорил Хирст. — У меня есть дети. Сейчас они старики. Они прожили всю жизнь, думая, что их отец убил человека не ради любви, справедливости или самообороны, а ради чистой хладнокровной жадности. Я хочу, чтобы они знали, что это не так.

— Держите его! — сказал Беллавер.

Его люди боролись с Верноном, а Вернон злобно говорил Беллаверу:

— Он никогда не приведёт тебя на звездолёт. Я могу читать его мысли. Когда ты сдашь меня и очернишь имя своего деда, чтобы его очистить, он рассмеется тебе в лицо. Разве ты, Беллавер, дурак?

— Я дурак, Хирст?

— Это тебе предстоит выяснить. Я предлагаю тебе звездолёт за Вернона, и это справедливо, потому что я хочу его так же сильно, как ты звездолёт. И я могу сказать тебе, Беллавер, если ты решишь сыграть хитро и прикажешь своим охранникам выследить меня, это не принесёт тебе никакой пользы. Меня не будет в живых, когда до меня доберутся.

Молчание. Мысленным взором Хирст мог видеть капли пота, стекавшие на лицо Беллавера за стеклом шлема. Он также мог видеть лицо Вернона. Это доставляло ему удовольствие.

— Это должно быть лёгким решением, Беллавер, — сказал он. — В конце концов, предположим, что я лгу. Что ты можешь потерять, кроме Вернона? А с его послужным списком, это не много.

— Держите его, — сказал Беллавер. — Ладно, Хирст. Я сделаю это. Но сейчас я скажу тебе прямо. Если ты врёшь мне, никакого пробуждения ещё через пятьдесят лет не будет. Так будет к лучшему.

— Достаточно справедливо, — сказал Хирст. — Я опускаю оружие. Я иду.

Он быстро зашагал сквозь снег к башне.

Глава 10

На мостике яхты Беллавер повернулся к Хирсту:

— Я сделал то, что ты хотел. Теперь найди мне этот корабль.

Хирст кивнул.

— Летим.

Реактивные двигатели взревели и загрохотали, и стремительная яхта, сотрясаясь, прянула в небо.

Хирст спокойно сидел в амортизирующем кресле. Он чувствовал себя другим человеком, полностью изменившимся за последние несколько дней. Многое произошло в те дни.

Беллавер выступил по радио ещё до того, как его яхта оставила Титан, и история лазарей взорвалась, как новая звезда, на всю Солнечную систему. Уже были случаи, когда соседи подозревали лазарей в нападениях, и само правительство поспешно занялось всеми новостями о далеко идущих последствиях гуманного наказания.

По пятам этой бомбы прилетели гневные обвинения Вернона против Беллавера, оглашённые, едва его передали властям на Марсе. В течение двадцати марсианских часов, необходимых для формального обвинения и снятия показаний, и пока яхта Беллавера заправлялась, история Вернона о звездолёте вышла на все межмировые линии связи. И произошло так, как говорила Кристина. Вся Солнечная система взбеленилась, требуя поймать и остановить лазаритов, и каждый человек в космосе стал самозваным искателем спрятанного звездолёта. Беллавер, позволив своим адвокатам заниматься обвинениями Вернона, уже предъявил официальную претензию к этому кораблю, основываясь на стоимости украденного титанита.

— Где? — в ярости нетерпения требовал сейчас Беллавер. — Где?

— Подожди, — сказал Хирст. — Слишком много зрителей, готовых последовать за тобой. Они знают, что тебе нужно. Подожди, пока мы не уйдём с Марса.

Он сидел в кресле, глядя в пространство. Его напористость сошла на нет вместе с гневом, который её питал. Где-то делали первые свободные вдохи его сын и две дочери, избавленные от бремени, которое они никогда не должны были нести. Теперь они знали, что он невиновен, и теперь они могли думать о нём без горечи, произносить его имя без ненависти. Он сделал, что собирался сделать, и с ним было покончено. Он знал, что его ждёт впереди, но слишком устал, чтобы о том беспокоиться.

Яхта шла быстро, прочь от старой красной усталой планеты. Хирст думал о Шеринге и Кристине, и о других, трудящихся над своим кораблём на тёмной равнине. Он чувствовал безопасность своих действий, потому что с Верноном было покончено, а серый злой человек, который помогал пытать Шеринга на борту «Счастливого Сна», до сих пор оставался в больнице Земли, оправляясь от удара, который нанёс ему Хирст. Они были недоступны, и Хирст был единственным лазарем Беллавера.

Он не пытался дотянуться до Шеринга, потому что знал, это невозможно, и для того всё равно не было причин. Он позволил своему разуму расшириться и блуждать по тёмным как ночь пространствам за орбитой Сатурна, за Ураном и Нептуном, за чёрной и холодной тушей Плутона. Он не видел корабля и не касался разума лазаря, и поэтому он знал, что они по-прежнему держат плащ, всё ещё укрываясь от возможного предательства. Он отвернул свой ум и пожелал им удачи.

— Мы ушли от Марса, — сказал Беллавер. — Куда дальше?

— Вон туда, — сказал Хирст и указал. — К Солнцу.

Яхта свернула и легла на новый курс, навстречу далёкому ослепительному свету Солнца.

— Где конкретно он находится? — спросил Беллавер.

— Можешь ли ты доверять каждому человеку в своей команде? — спросил Хирст. — Можешь ли ты быть уверен, что никто из них не сбежит, когда мы остановимся на заправку? Помни, ты не единственный, кто сейчас знает о звездолёте.

— Ты мог бы сказать мне.

— Ты слишком нетерпелив, Беллавер. Ты хотел бы отправиться прямо туда, но это будет не так просто. У них есть защита. Мы должны быть осторожны, иначе они уничтожат корабль, прежде чем мы до него доберёмся.

— Или закончат свои реле и уйдут, — Беллавер послал Хирсту долгий взгляд. — Я буду доверять тебе, потому что я должен. Но я не размениваюсь на пустые угрозы. И я всё сделаю так, чтоб не возникло никаких мыслей об убийстве. Тебе лучше найти мне этот корабль, Хирст.

С тех пор Беллавер почти не спал. Он шагал по коридорам, часто заходил на мостик и смотрел на Хирста с грызущим мучительным сомнением. Хирст начал испытывать к нему нечто отдалённо напоминавшее жалость, какую мог бы чувствовать к человеку, страдающему некой болезнью, вызванной собственной неумеренностью.

Яхта прошла орбиту Земли, заправилась на неприметной космической станции и ускорилась. Хирст продолжал отвлекать Беллавера, приказывая время от времени менять курс, чтобы тот был счастлив. Время от времени он позволял своему разуму бродить по тёмным пространствам, от которых они с каждой секундой уходили всё дальше. Каждый раз это требовало больших усилий, но до сих пор не нашлось никаких признаков звездолёта или его базы, и поэтому он знал, что работа пока ещё продолжается.

К тому времени, как яхта достигла орбиты Венеры, вокруг неё собрался похожий на веер хвост из других кораблей, приведённых известием, что Беллавер на пути к звездолёту. Постоянный контакт держали правительственные патрули.

— Они не вправе вмешиваться, — заявил Беллавер. — Я получил официально подтверждённое право на пользование этим кораблём.

— Конечно, — сказал Хирст. — Но тебе лучше быть первым, кто его найдёт. Фактическое владение, ты в курсе. Потерпи немного. Введи их в заблуждение. Теперь они уверены, что знают, куда ты идёшь.

— Разве нет? — сказал Беллавер, глядя на сверкающую искру, которой был Меркурий. — Больше идти некуда.

— Разве некуда?

Беллавер уставился на него, сузив глаза.

— Легенда о Вулкане была разоблачена первыми исследователями. Внутри орбиты Меркурия нет мира.

Хирст ментально взглянул в сторону Плутона. По-прежнему ничего. Он вздохнул и легко ответил:

— Тогда не было. Теперь есть.

Он бесстыдно смотрел в недоверчивое лицо Беллавера.

— Вспомни, это лазари, а не люди. Они построили для себя убежище, где никто и подумать не мог. Не планета, конечно, просто плавучая мастерская. Спутник. И теперь ты знаешь. Так что ты можешь позволить им обогнать тебя на пути к Меркурию.

— Хорошо, — тихо сказал Беллавер. — Хорошо.

Они прошли мимо Меркурия, затерявшегося в лучах солнца, и лишь несколько кораблей продолжали идти за ними далеко позади. Остальные задержались, обыскивая скалистые долины Сумеречного пояса и мрачные ледяные поля тёмной стороны.

И теперь Хирсту нужно было открывать карты, и он это понимал. Когда спутник внутри орбиты Меркурия не появился ни физически, ни на экранах детекторов, больше не могло быть никакой лжи. Он разгонял свой разум и уходил к холодным планетам, кружа там, куда едва доходил солнечный свет, и он страдал, молился и надеялся, его план удасться. И вдруг плащ оказался сброшен, и за Плутоном он увидел одинокий обломок скалы, весь издолбленный цехами и жилыми пещерами, и большой корабль, стоящий на равнине в милю длиной с плывущими над головой звёздами. Вот корабль поднялся с равнины, рванулся вверх, и вдруг его не стало.

Хирст горько сожалел, что его не было на борту. Но он сказал Беллаверу:

— Теперь ты можешь прекратить свои поиски. Они улетели.

Он наблюдал, как Беллавер умирал, стоя на ногах прямо, продолжая дышать, но умирал внутри с последним уходом надежды.

— Я подозревал, что ты врал, — уронил он, — но это был мой единственный шанс.

Он кивнул, глядя на зашторенный иллюминатор с невыносимым пламенем с другой стороны. И заговорил ровным мертвенным голосом:

— Что если высадить тебя здесь, связанного, в спасательной шлюпке, направленной прямо к Солнцу. Да. Я мог бы придумать подходящую историю.

Тем же безжизненным голосом он позвал своих людей. Как вдруг яхта едва не перевернулась, содрогаясь от завихрений какой-то колоссальной энергии. Хирста и остальных расшвыряло, отбросив к перегородкам, свет погас, и огоньки приборов погасли.

С той стороны иллюминатора на противоположной Солнцу стене из ничего материализовалась огромная тёмная форма и зависла рядом с яхтой.

Хирст услышал в своем разуме сильный и ясный голос Шеринга.

— Разве я не говорил тебе, что братство своих не бросает? Кроме того, не могли же мы сделать из тебя лжеца, ведь правда?

Хирст рассмеялся, немного истерично. Он заговорил с Беллавером:

— Вот твой звездолёт. И Шеринг говорит, что если я не буду жив, когда он явится за мной на борт, они не станут так же осторожничать с деформацией пространства при уходе, как при появлении.

Беллавер не сказал ничего. Он, не разговаривая, сидел на палубе, куда его отбросил удар. Он так и сидел там, когда Хирст прошёл через шлюзовую камеру в шлюпку звездолёта, и не шелохнулся даже тогда, когда громадный корабль бесшумно исчез в гиперпространстве, которое отворил разум лазарей, уходя в безграничную свободу Вселенной, где вечно мчат сквозь бесконечность вращающиеся галактики, и ярко горят звёзды, и нет ничего, что остановило бы марш Легиона Лазарей. И кто знает, кто мог бы сказать, где закончится этот поход?..

А за миллион миль оттуда на борту звездолёта Хирст сказал Кристине:

— Когда они вернули меня из-за двери, это было пробуждением. Но это… это — родиться заново.

Она не ответила. Но взяла его за руку и улыбнулась.