Нужна ли пенсия коту?

Береги шкуру в прямом смысле слова…

Сначала я прыжками преодолевал заросли крапивы во дворе Огнессы, мысленно костеря ленивую девку за то, что не окосила лужайку вокруг окон. Хотя, возможно, тут всё и продумано: если уж мне, коту, трудно пробраться сквозь природный забор, то человеку и вовсе в лом будет ломиться без спецзащиты.

Выбравшись же на тропинку, я услыхал слабое царапанье невдалеке от большого камня. Такое обычно издают мышиное потомство, оставленное без присмотра родителей. Мммм… Мягонькие и нежные мышки-малышки! Пасть сразу же наполнилась слюной. Я прижался к земле и, стараясь ступать как можно бесшу́мнее, двинулся к камню.

Поскольку весь я в это мгновение трансформировался во внимание, то и прошляпил момент. Опомнился лишь, когда почувствовала руку, сомкнувшуюся на моей шкирке. Рванулся, было, вперёд — а вот ни фига подобного, вцепилась мёртвой хваткой, падла! Я даже взвыл от бессилия. Но и это не помогло.

А воровка (Ну, а как иначе квалифицировать тётку, совершившую сей беззаконный поступок? Я же теперь как бы собственность, имеющая ценность) поволокла меня подальше от места моего похищения. Одно успокаивало: меня не убьют, а это уже факт положительный. И сто процентов не покалечат. Ворюга же планировала кота продать в город, на развод. Иначе говоря — сдать в секс рабство за деньги.

Пока же дрянная баба временно сбросила меня в свой погреб. Хорошо, что у меня лапки. Они и спружинили, а то бы я и брюхо, и башку себе отбил. Тут же крышка моей кутузки захлопнулась. Темень окутала зловещая… Ни зги не видать, ни самого хомута!

А кто там получасом ранее восхищался способностями котов видеть в темноте? Куда она, это способность, вдруг подевалась-то? Я потряс башкой: а что, вдруг что-то там внутри сбилось с настроек, помнится, я так часто свой старый телек ремонтировал. Стукнешь так по нему ладонью — и вуаля, всё чики-пики.

Ну, как бы стукаться башкой обо что-то мне вовсе не хотелось. И так чуть избежал самого настоящего сотрясения. Но всё-таки, интересно же, как эту опцию настроить-то? Потому что вот ни фига я ничего не видел. Странно же.

А-а-а, вспомнил! Чтобы что-то увидеть, мне сейчас нужен хотя бы малюсенький источник света, чтобы от него плясать. Вроде, кошачьи глаза так работают, на отражении. Сюда же даже тоненький лучик снаружи не попадал. Да и незачем мне теперь видеть обстановку… Выбраться всё одно не получится. Ну, заберусь я, цепляясь когтями по стене, наверх. А крышку как подниму? Тут уж лапки мои бесполезны…

Эй, Барков! Унынию предаваться будешь на лавочке, жалуясь товарищам по несчастью на скрипучие колени и несварение желудка. Можешь добавить пяточные шипы, тоннельный синдром и алопецию. Но это потом, когда удастся выбраться на волю и найти более-менее безопасную скамейку. А сейчас, Пашка, думай давай. Выход ищи.

Вдруг что-то зашуршало в углу… Стоит ли говорить, что мой инстинкт сработал раньше мозгов? На то, чтобы словить шебуршащееся существо, хватило пары секунд. Хорошо ещё, что я эту тварь сразу же не слопал. Просто дух от пойманной жертвы шёл какой-то… странный. Не мышиный.

И вот тут-то искорки и побежали… Осветился чуток погреб. Бац — и передо мной сидит мохнатенький ушастый колобок, смахивающий то ли на крысу, то ли на хомяка.

— Отпусти. Я ж не мышь тебе, — ухмыльнулось существо. — Больно скор ты на расправу, как я погляжу. А меж тем я к тебе на помощь явился.

— А ты кто? — я чуток ослабил хватку.

Ну, если это даже и мышь, я теперь её жрать всё одно не намерен. Раз говорящая, значит, разумная. Нашего поля ягода. А я каннибализмом не промышляю.

— Увалень я, погребной.

— Это наподобие банника, домового?

— Ну да, так и есть. Особую я власть имею над неправедно нажитым добром. То есть ты — моя собственность, поскольку Лолла тебя силой и обманом сцапала. Она частенько таковым промышляет. У неё жа и имя говорящее, обозначенье имет «сорна трава, плевел». Погана бабёнка, одно слово… Прёт всё, что плохо ляжит, да сюды скидат.

— И что же ты теперь со своей собственностью, то есть, со мной, делать планируешь?

Мало мне забот — вот ещё одна. С увальнем сражаться… Я покрепче вцепился в сущь когтями.

— Да ты не промах, как я погляжу. Давай так: я тебе секрет один раскрою, а ты от меня за то лапы свои когтистые уберёшь. Отпустишь, короче.

— Секрет раскроешь? Это я люблю… Но! Зачем мне какие ни на то секреты, если я тут ими воспользоваться не смогу? — я подумал это. Или вслух произнёс?

— Мой секрет тебе уже здесь поможет, — увалень даже замер, боясь шевельнуться. Крепенько я его зажал, каюсь.

— Давай свой секрет, — согласился.

— Ты имеешь способность перекидываться!

— Открыл Америку. Но я ж не сам перекидываюсь, мне Баламутень нужен с его зельем, — остудил я пыл сущи.

— Нет. Ты можешь именно сам превращаться в любое другое существо, в какое только пожелаешь. И не обязательно в человека. Вот представь себе, что ты… например, волк…

— Ну уж нет! Волка бабы чокнутые коромыслами забьют на раз. Лучше уж… в синицу! Лолка крышку погреба откроет — я и выпорхну.

— Мудро. Давай в синицу. Сначала представляшь себе новый облик, потом оземь ударяшься — и всех делов-тоть, — увалень, выбравшись из моих когтей, уселся напротив, сложив лапки на груди. — Тока помни: чаще одного раза за сутки превращаться нельзя. Закон такой.

Я собрался с мыслями, вскарабкался по стене чуток выше пола, представил себе, что я — синичка, и со всей дури дерябнулся оземь, готовясь ощутить боль удара. Но нет! Тут же какая-то сила подняла меня наверх! Я ощутил себя уже в непосредственной близости от крышки погреба. Вот увалень, вот молодчага! Теперь я вспомнил, что и Малуша мне на что-то такое намекала… Про какие-то скрытые способности.

Вцепившись острыми коготками в выступ в стене, я замер. Теперь время работает на меня. Надо только переждать, когда вороватая бабёнка полезет сюда по какой-нибудь надобности.

Ждать пришлось долго. Но, ближе к утру, крышка осторожно приподнялась, образуя узенькую щель. Я мгновенно сориентировался и выпорхнул, задев лапкой с коготком аккурат по носу сунувшейся в щель бабёнки. Ну, если честно, сделал я это вовсе не нечаянно, а вполне так рассчитанно. Даже в тот самый миг пожалел, что я всего лишь синичка с коготком, а не жеребец с копытом. Вот бы тогда получила бы противная баба сполна! Хотя не представляю, как конь смог бы вылететь из погреба наружу. Так что придётся смириться с тем, что есть.

Лолка, схлопотав царапину, взвизгнула, оттолкнула крышку в сторону, а сама, не удержав равновесия, сверзилась в погреб. Пока она приходила в себя, я, снова шваркнувшись оземь, обернулся парнем (шли же уже другие сутки после моего оборотничества в синицу, поэтому у меня получилось) и захлопнул затвор. Посиди теперь сама взаперти, сволочь паршивая! Понюхай лиха. А сверху я крышку ещё и каменюкой придавил, чтобы уж наверняка.

Потёр довольно руки и собрался уж чапать к своей Настёне, но… Вовремя одумался. В образе парня, да ещё голого, в деревне мне показываться не резон… Да и лимит с превращениями я уже исчерпал. Проклятое желание отомстить! Летел бы себе подальше, так нет — зло должно быть наказано. Вот ведь дурак-то полный, хоть и прожил на этом свете… А! Где наша не пропадала.

В избе Лолки я обнаружил сундук с нарядами. Хотел выбрать себе кое-что посерее и поневзрачнее, но в сундуке лежали только яркие сарафаны, а всё серое валялось на лавке, грязное и вонючее. Эта чувырла не только воровка, но ещё и неряха ленивая. Вот что с бабами творит жизнь вдали от мужчин: стараться выглядеть привлекательнее не для кого, значит, можно ходить в том, что есть. Даже стирать без стимула неохота. Вот как.

Пересилить брезгливость я не смог, потому пришлось напялить красный сарафан из сундука. Нда, не красавица получилась… Это я в самоваре углядел. Волосы ещё эти… Полубокс на голове девушки — не самое привлекательное зрелище. Да ещё, помнится, в давние времена стриженных девок считали опозоренными. Надо как-то скрыть этот казус.

Намотал платок на голову, до самых бровей спрятал лоб. Красоты не добавилось, но мне ведь и не на подиум. Лишь бы незамеченным к баннику Шишку добраться. До завтра отсидеться. А там можно и снова котом становиться. А то Настя, поди, меня обыскалась.

Утро только занималось. Бабы доили коров, те отвечали хозяйкам утробными мыками. Мне снова посчастливилось: я, вроде бы, проскочил незамеченным через деревню. Хотя на сто процентов не уверен — вдруг кто-то в окна рассматривал улицу.

Шишок обрадовался моему появлению. Настя, действительно, была сильно обеспокоена моим исчезновением. Даже в баню искать забегала. Но, списав отсутствие кота на его желание пообщаться с особью своего рода, но противоположного пола, успокоилась немного. Откуда бы ей знать, что котов и кошек пока ещё на Руси можно пересчитать по пальцам? Да и не стал бы я… с кошкой безмозглой… Или стал бы? Ну, гормоны ведь никто не отменял… Да и инстинкт тоже…

На ум пришли строчки из письма Татьяны к Онегину: «Другой??? Нет, никому на свете не отдала бы сердце я! То в Вышнем суждено совете! То — воля Бога!» Ага… Но недаром же эти слова принадлежат девушке. У них вообще всё иначе устроено. Сначала голова, потом всё остальное. А у мужиков… Тем более котов… Короче, хорошо, что кошек пока в изобилии нет здесь. Очень хорошо. Мне вот совсем неохота проверять действие этих инстинктов на себе. Так-то вполне хватает того, что я бросаюсь на каждый шорох, пытаясь изловить любую тварь, которая меньше меня размерами, да начинаю вылизываться, задрав заднюю лапу, в любой непонятной или неприятной ситуации.

Пока мы с Шишком чаи распивали, он поведал мне ещё одну занятную историю. Настя успела-таки ему пожаловаться, когда забегала. Рыдала, как оглашенная. Оказывается, её Никита-лось на свидании шкуру свою потерял. Не то, чтобы он сам её потерял — кто-то намеренно её спёр и в костёр бросил. Как в сказке про царевну-лягушку. Оказывается, ему и надо было-то всего неделю после поцелуя Настиного таким вот оборотнем пережить. А раз условие не было выполнено, то и расколдоваться парню не удалось до конца. Как и в сказке, унесло его за тридевять земель.

Вот так всегда: ты тут себе стараешься, добро изо всех сил творишь, а кто-то злобный одеяло у тебя из рук прям вот вырывает и своё бесчинство устраивает! Я даже кружкой запулил в стену со зла. Понятно же, как белый день, что влюблённая Анастасия теперь всё бросит и кинется спасать своего возлюблённого. И по фиг ей на то, что у нас тут другие дела, не менее важные.

Ну, ладно, пойду я с ней — а что мне ещё остаётся делать-то? Не одну же её отпускать, в самом-то деле. Но что делать с Милицей? С собой тащить? Ребёнка? В страшную неизвестность? Оставлять тут её одну тоже не резон — девчушка без взрослых погибнет. Положиться в странном селении абсолютно не на кого. Шишок и Малуша не в счёт. Они скрытно помочь могут, но вступать в открытый бой против людей и нелюдей — это вряд ли.