Такова была моя спокойная жизнь вплоть до того сентябрьского дня, когда до моего 14-летия оставалось всего неделя.

Первые три недели сентября я отучился в каком-то дурманном однообразии, с трудом узнавая своих одноклассников — за время летних каникул все выросли и заматерели.

И вот, в тот злополучный день, после литературы, я к своему ужасу увидел, что Танька… та Танька, которая в мечтах была уже моей, с которой мы в моих мечтах вместе учимся в институте, вместе спим и вместе воспитываем детей! Эта самая Танька мило улыбается и разговаривает с Цацкиным. С тем самым Цацкиным, которого я в своих мечтах постоянно калечил разными методами, с каждым днём выдумывая всё более изощрённые способы.

Моя соседка, Светка, видимо по-своему поняла мой остолбенелый взгляд и прокомментировала:

— Танька вместе с Вовкой в один лагерь летом ездили отдыхать, там видать и подружились.

Слово «подружились» буквально пронзило жалом моё сердце. Всего за несколько мгновений я успел вспомнить, как мне в начале лета родители тоже предлагали поехать в лагерь — ведь мог же, дурак, выяснить куда едет Танька и поехать с ней!

Я опустил голову на парту и стал жалеть себя, придумывая всё новые и новые способы умерщвления Цацкина.

В голове нарастал шум.

Нет! На этот раз я так просто я не сдамся. Хватит подставлять то одну то другую щёку, пора и честь знать. Сейчас вот встану и вмажу ему по морде… нет, не встану… должна же быть причина чтобы вмазать, а тут вроде и нет такой причины — стоит себе Цаца, с девчонкой болтает, на которую у меня и прав-то никаких нет.

Эх, надо было сразу вмазать. Пока причины да поводы выискивал — уже и перегорел. А потом, когда повод найдётся, то нужно ещё и злости в себе найти, чтобы дать отпор…

Нет! Фигня! Злости у меня, похоже, хватит ещё надолго.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове буквально за несколько мгновений. Зазвеневший звонок на урок вернул меня в реальность.

Весь следующий урок я просидел отрешённо. Перспектива дать бой главному задире в классе пугала меня и одновременно пьянила. Никогда я ещё не чувствовал в себе такой решимости.

Отошли на задний план даже мои обычные страхи. Как правило, участвуя в потасовках, я не боялся синяков или ушибов — всё это довольно быстро проходило и заживало. Боялся я более тяжёлых ранений — того, что мне сломают челюсть, руку или ногу или выткнут глаз… о, этого я боялся больше всего.

Наверное, у меня остались какие-то детские страхи от истории, произошедшей с моим двоюродным братом, с родителями которого довольно часто общались мои родители. Брат был меня старше лет на 5 и, будучи человеком увлечённым, начал однажды учить меня биологии.

— Каждый человек, — говорил он мне, — симметричен. У нас две ноздри, две руки, две ноги, два глаза. Это сделано для того, чтобы если один из органов у тебя испортиться, то ты мог совершенно спокойно пользоваться вторым органом.

Тогда я рассмеялся в ответ и сказал, что я никак не смогу ходить на одной ноге, если вторую мне отрежут.

Брат, похоже обиделся, что его учение пытается раскритиковать какой-то сопляк и попытался доказать, что на одной ноге можно прыгать, а когда я продолжил смеяться, то он рассердился окончательно.

Таким разозлённым я его ещё никогда не видел. Я испугался и попробовал убежать от него, но он догнал, завалил меня на пол и сказал, что сейчас выдавит мне один глаз и проверит смогу ли я видеть вторым.

Нет, сейчас-то я понимаю, да и тогда, наверное понимал, что ничего такого он не сделает. Но мы с ним были в квартире одни, спасти меня было некому, и я заорал. Как я орал… наверное меня слышали все соседи…

Так или иначе, они не пришли проверять — что у нас творится, но брат отпустил меня, испугавшись моего крика, наверное, ещё больше меня самого.

На следующей, последней перемене я всеми способами старался попасться на глаза Цацкину, ходя вокруг и представляя, что сейчас вот он обзовёт меня как-нибудь, а я кааак врежу ему с размаху.

Но тот меня вообще не замечал, будто я пустое место. В конце концов, я даже решился будто случайно зацепить его плёчом, ожидая бурю эмоций. Но, вопреки ожиданиям, Цацкин и этого не заметил и продолжал спокойно стоять и говорить о чём-то со своими друзьями-вышибалами. Пока я раздумывал не начать ли драку первым, прозвонил звонок и я поплёлся в класс.

Похоже было, что выяснить отношения с Цацкиным мне не судьба. Я неплохо знал себя и был уверен, что на следующий день я уже вряд ли сумею так завестись и разозлиться даже если он будет целоваться с Танькой… хотя… если будет целоваться, то наверное сумею…

Тьфу, о чём это я!? Этого допустить никак нельзя! Танька должна быть моей и точка.

Не знаю, может я был неправ, возможно расположение девчонки нужно завоёвывать совсем другими способами. Но тогда я понимал, что справиться с Цацкиным для меня было тем же самым, что справиться с самим собой — возможностью прекратить спуск вниз по течению и взять свою судьбу в свои руки. Наверное, у всех в жизни рано или поздно наступает такой переломный момент. Для меня он наступил в тот день.

За время урока (я так и не понял, что это был за урок и о чём на нём рассказывали), я опять подостыл и после звонка просто угрюмо смахнул в рюкзак учебники и отправился домой — страдать.

— Тряпка! — Ругал я себя, шурша ботинками осеннюю листву.

Внезапно за шелестом листвы я расслышал чьи-то негромкие подзадоривающие крики и чьё-то кряхтение.

— Так его! бей! пни! — раздавалось в тиши дальнего угла школьного двора.

Именно туда я собственно и направлялся, поскольку там была дыра в заборе, наиболее близкая к моему дому.

Я осторожно обошёл хозяйственный сарай и увидел, что Цацкин избивает новичка — пацана, который пришёл к нам в класс буквально пару недель назад, а двое его дружков стоят рядом и подзадоривают. Один из них лениво глянул на меня и тут же отвернулся, видимо решив, что большего внимания я не заслуживаю.

— Иди дальше, — шептало мне моё благоразумие. — Дома тебя ждёт компьютер, диван, телевизор, ты ведь только вчера купил диск с новой игрушкой, она ведь ждёт тебя свежезаинсталенная — только и стоит нажать «Старт гейм» и у тебя будет новый мир, в котором-то ты уж наверняка станешь самым сильным и победишь всех.

Но то видимо был плохой день для моего благоразумия.

— Отпусти его! — Сказал я дрожащим голосом Цацкину, который пытался накормить новичка травой.

— Чееегооо? — опешил тот.

Гопники стояли и с интересом ждали что же будет дальше.

— Иди куда шел, а то и тебе достанется, — добавил Цацкин и продолжил заниматься новичком.

— Вот-вот, — снова взялось за своё благоразумие. — Тут всё-таки не коридор школы, даже если тебя Цаца убьёт и оставит валяться на этом месте, то тебя найдут в лучшем случае через несколько дней.

К своей вящей радости я обнаружил, что мои мышцы не слушают голоса разума и ведут меня к Цацкину, который увидев внутреннюю борьбу на моём лице встал и с ухмылкой ждал когда я подойду.

— Нехорошо как-то — втроём на одного, — сказал я.

— Тю, а где ж ты видишь, что мы втроём на одного? — заржал Цацкин. Мы тут один на один, а для тебя от меня и половинки хватит.

Тем временем, я накрутил себя, вспомнив, как с год назад сам на этом же месте ел траву, а эти же двое подонков стояли по бокам и радостно смеялись. Вспомнил я и про многочисленные подножки и про обидные слова, сказанные Цацкиным за несколько лет учёбы с ним. Вспомнил и про то, сколько раз он забирал у меня ту мелочь, которую давали родители, пока я не перестал приносить деньги в школу. И когда я, наконец, вспомнил лицо Таньки, разговаривающей с Цацкиным и улыбающейся при этом, я отстранённо понял, что мой сжавшийся кулак уже летит в лицо Цацкину и его уже ничем не остановить.

Опыта в драках у меня было немного, да и боксёр из меня никудышный. Поэтому, если мой выпад и произвёл действие на Цацкина, то скорее потому, что он никак не ожидал от меня нападения. Схватившись за скулу, он дал мне возможность для второго удара, чем я и поспешил воспользоваться.

Похоже, что второй удар по лицу привёл его в чувство, и он с криком «Мочи!» уже сам принялся дубасить меня. Пока он меня бил один я ещё сопротивлялся, частично блокируя его удары, и даже пару раз дотянулся кулаком до его физиономии. Но когда сошло оцепенение с подельников Цацкина и они поспешили ему на помощь, я понял, что мне крышка, упал и свернулся кольцом, инстинктивно закрыв руками голову и поджав колени к животу, сосредоточившись на том, чтобы не пропустить удары в жизненно-важные органы.

Внезапно град ударов стих.

Я открыл один глаз и увидел, что гангстерская троица стоит в сторонке, а рядом со мной стоит новичок и размахивает в воздухе здоровенной палкой с двумя гвоздями на конце.

Я тут же представил, как один из этих ржавых гвоздей входит в мой глаз, и поспешно закрыл лицо ладонями.

Но, похоже мне повезло. Цацкин сплюнул, пригрозил: «Ладно, потом разберёмся», и троица удалилась.

Лишь после этого, я решился разогнуться и открыть глаза. Новичок сел рядом, не выпуская, впрочем, палку из рук. Вид у него оказался не такой уж и побитый. Я подозревал, что мне досталось гораздо больше — жутко саднила губа и в голове стоял какой-то гул.

Впрочем, у меня пока на месте были оба глаза и не были сломаны ни руки ни ноги, что не могло не радовать. Большие сомнения были только насчёт рёбер — когда я попытался встать, то всё тело отозвалось ноющей болью.

— Ты как, нормально? — поинтересовался новичок.

— Да вроде ничего, — ответил я, — могло быть и хуже.

— Спасибо, — сказал он.

— За что? — поначалу не понял я, потом до меня дошло. — А, за это, да не стоит благодарности, у меня тут свои счёты, не подумай, что это из-за тебя.

— Всё равно, — невесело усмехнулся парень. — Значит мне повезло, что у тебя свои счёты с этой компанией.

— Тебя как зовут? — спросил я. — Я помню, что вас представляли классу пару недель назад, но там кроме тебя ещё было двое новеньких, и я не запомнил имён.

— Георгий Цветков, — сказал он и протянул руку для пожатия, — можешь просто звать меня Жорой, а тебя я помню, ты Дмитрий Санцев.

Я усмехнулся.

— А ты на Жору не обижаешься?

— А чего тут обижаться, имя как имя, какая разница. Не имя красит человека, а человек имя.

— Да ты философ…

— Нет, это моя жизненная позиция. Философ отстранённо наблюдает за вещами и облекает процессы в слова. Мне скорее нравится облекать слова в процессы… ну да сейчас не об этом. Моих родителей нет дома, пойдём ко мне — почистишься, да умоешься, чтобы своих не пугать.

Я согласился с Жорой и уже через пять минут стоял в его ванной и скептически осматривал свои повреждения. Повреждений, на мой взгляд, было маловато.

Нет, я конечно не мазохист и шрамированием тоже не увлекаюсь, но просто сравнивая свои страхи перед выяснением отношений с Цацкиным и последствия этого самого выяснения отношений, я склонялся к тому, что прав был русский народ, придумывая пословицу «у страха глаза велики».

Вот, кстати, интересно, а кто всё же придумывает народные пословицы? Ещё лет пять назад у меня было вполне отчётливое понимание этого вопроса. Я считал, что в какой-то избе (это непременный атрибут) сидят несколько старцев и постоянно думают. Как только у кого-нибудь приходит в голову умная поговорка или притча, то он её тут же озвучивает и они уже все вместе обсуждают — хороша она или нет. Если все высказываются за, то старец вписывает свою мысль в толстенный том народных мудростей.

Сейчас-то я понимаю, что это не так, но вот откуда берётся всё «народное» так и не понял до сих пор.

Отмыв лицо и руки от крови, натекшей из разбитого носа, и от грязи, я вышел из ванной и лишь тогда подробно рассмотрел обиталище семьи Цветковых.

Квартирой в нормальном понимании этого слова это было назвать нельзя, скорее это был склад. Во всех четырёх комнатах, которые были видны из коридора, были наставлены одна на другую многочисленные коробки. Некоторые были открыты, другие лежали на боку, и содержимое частично вывалилось из них.

— Мы только в августе сюда переехали, не успели всё разложить по местам, — ответил Георгий на мой немой вопрос.

Я вяло кивнул. В конце концов, какое мне дело? Пусть живут как хотят, мне бы сейчас до дома добраться, да объясниться со своими родителями… скажу — упал. Нет, не поверят. А и ладно, не поверят — их дело. Упал и всё тут.

Адреналин уходил из моей крови и ко мне постепенно начал возвращаться страх.

Цацкин ведь так дело не оставит. Сильно или нет, но я ему вмазал, и наверняка он захочет со мной поквитаться.

Словно отвечая на мои мысли, Георгий сказал:

— Нам лучше какое-то время возвращаться со школы вместе.

— Толку-то, — пожал я плечами. — Нас можно подкараулить не только возле школы. Да и вообще, мы вдвоём не сила против них. Цацкин сейчас с двумя корешами был и то мы бы их не одолели, а он может кодлу и с десяток парней набрать. Так что мы обречены.

— Не дрейфь, что-нибудь придумаем, — сказал Жора.

И тогда и впоследствии, Цветков не переставал удивлять меня своим хлещущим через край оптимизмом. Я впоследствии даже удивлялся себе — как я мог его не запомнить сразу с первого же дня, как он пришёл в школу.

Впрочем, потом я вспомнил, что именно он и был тем новичком, который сразу не стал пресмыкаться перед Цацкиным, который по своим полутюремным обычаям строил козни всем новеньким. Жора тогда особо не нарывался, но и старательно игнорировал Цацкина и его пособников. Видимо это бесило их ещё сильнее и привело к разборкам за школой, которые я, занятый собственными проблемами так неосторожно прервал.

Что ж, похоже мы с Жорой имеем все шансы, чтобы можем догнать и перегнать даже Петю-пукало по количеству издевательств над собой.

Весь вечер я провалялся дома не в силах придумать ничего стоящего, что могло бы спасти меня от гнева нашего школьного криминала.

Родители увидели разбитую губу и фингал под глазом и, как ни странно, удовлетворились тем, что я объяснил это своим падением. Возможно они предоставили мне право самому решать свои проблемы, а может просто сами не знали что можно сделать в том случае, если твоего сына побили в школе.

Мои мысли ушли в другом направлении — интересно, а обижали ли в школе моих предков? Таскали ли мамку за волосы и ставили ли фингалы отцу? Скорее да, чем нет, чем они хуже других. Но почему так неприятно даже думать об этом? Хочется пойти и отомстить всем, кто обижал моих родителей, а если не найду обидчиков, то отомстить им хотя бы на Цацкине.

Мой мозг ухватился за эту мысль как за спасительную соломинку.

Вот, хорошая идея! Яблочко от яблони недалеко падает, как гласит другая народная мудрость. Наверняка Цацкин-старший тоже унижал и донимал своих одноклассников. Отомстив его сыну, наверное можно отомстить всем поколениям Цацкиных.

Наслаждаясь безукоризненной логикой своих умозаключений, я заснул.

Загрузка...