Пятнадцать минут девятого. Джеф опаздывал. Я взглянула на миссис Лофман ― она не спускала с меня своего любопытного взгляда.
— Даниэла, милая, я беспокоюсь, успеешь ли ты к открытию цветочной выставки? На часах уже пятнадцать минут девятого…
— В самом деле? ― Женщина в седеньких буклях сделала вид, что она немного этим фактом озабочена. ― Да, времени уже много, но у меня есть еще пара минут, чтобы допить свой утренний чай.
Я вдохнула поглубже и выдавила из себя улыбку. Часы едва ли показывали половину восьмого, когда я спустилась в холл пансиона, волоча за собой огромный коричневый, немного потертый чемодан. Я рассчитывала выпить чашку чая в одиночестве, но, к своему разочарованию, обнаружила в комнате для завтраков миссис Лофман со своими товарками. Даниэла, которая, по ее словам, «торопилась» на цветочную выставку с половины восьмого, продолжала сидеть и неторопливо пить чай.
— Александра, какое чудесное утро! Это что это у вас? Чемодан? Вы что, снова покидаете нас? ― сыпала вопросами миссис Лофман.
— Да, я уезжаю … в отпуск, ― помедлила я с ответом. Опять пришлось соврать, это было неприятно.
— Милая, составьте нам компанию за завтраком, ― предложила миссис Лофман, и ее соседки закивали в знак согласия.
Я тоскливо оглянулась и не нашла ни одной объективной причины для отказа, поэтому сказала «с удовольствием» и села на предложенное мне место. Ровно в восемь мы все, как по команде, замолчали, подтянулись и стали прислушиваться к звукам, доносившимся с улицы, но там ничего не происходило добрых пятнадцать минут. Я внимательно рассматривала орнамент на чашке, чтобы не видеть усмешек на губах женщин. Видимо, Джеф был слишком известной фигурой, чтобы мои соседки поверили в то, что он все же приедет за мной.
— Как вы спали сегодня, Александра? ― протянула миссис Лофман, чтобы поддержать разговор.
— Прекрасно, — сказала я.
Снова пришлось слукавить, но больше угрызений совести не было. Вчера я ложилась спать с огромным чувством усталости, думая, что усну сразу же, как только моя голова коснется подушки. Вместо этого я всю ночь смотрела в потолок, а когда ненадолго проваливалась в сон, мне виделось, что вокруг кружатся лица тех, кто мне повстречался здесь. Они насмехались надо мной, а я в отчаянии пыталась найти хоть одно дружелюбное лицо, не понимая, что могла сделать всем этим людям. Наконец на небе забрезжил рассвет, окрасив его в розовый цвет. Эта ночь закончилась. Перерыв шкаф, я отложила в поездку максимально удобную, немнущуюся одежду, взяла несколько пар туфель и несколько баночек с туалетного столика. Моя рука нерешительно замерла над флаконом с жасминовыми духами… и не взяла их.
Потребовалась сила воли, чтобы устоять перед искушением захватить с собой украшения, но, поразмыслив, я не стала этого делать, а взяла только небольшую сумму денег, которую нашла в одной из сумочек. Чемодан обнаружился под кроватью. Я довольно быстро упаковала свои вещи и теперь ждала Джефа.
Наконец с улицы донесся шорох колес, миссис Лофман, Даниела и еще одна пожилая леди подскочили со своих мест. Миссис Лофман бросилась сначала к окну и, убедившись, что она увидела того, кого ей хотелось увидеть, стремглав помчалась открывать дверь.
Джеф неторопливо вошел в комнату, мгновенно заполнив собой все пространство. Он искренне улыбался и осыпал комплиментам индюшку миссис Лофман, от чего та засветилась, как фонарь. Несколько теплых слов достались и Даниеле с подругой, они тоже засияли, как натертые самовары. Я стояла, пораженная тем, какое магическое действие оказывает Джеф Горинг на женщин всех возрастов. Он рассмеялся глубоким раскатистым смехом и наконец соизволил заметить меня. Взгляд карих глаз стал колючим, но дежурная улыбка, немного померкнувшая при виде меня, продолжала сиять на его лице.
— Александра, дорогая, я как вижу, ты готова. ― Он раскланялся и распрощался с женщинами, легко, будто перышко, подхватил мой чемодан и сдержанно сказал: ― Пойдем в машину.
Я пошла за ним, а следом за мной, как заколдованные, потянулись на улицу миссис Лофман и ее подруги. Мы сели в большую мощную машину с открытым верхом ― такой автомобиль был как раз под стать мистеру Горингу. Он махнул на прощание дамам рукой и нажал на педаль акселератора. Настроение Джефа сразу изменилось, когда мы остались одни. Улыбка исчезла, он хмуро сдвинул брови и сосредоточился на дороге.
Придерживая развивающиеся волосы, я спросила:
— Куда мы едем?
— В аэропорт.
— Мы полетим на самолете?
— На паром нет времени. Мне нужно быть на острове к вечеру.
— Полетим на самолете, ― повторила я, оглушенная этой новостью. ― Мне еще никогда не приходилось летать на самолете.
Джеф бросил на меня странный взгляд, который не сулил мне ничего хорошего. Всю дорогу до аэропорта мы хранили молчание, я исподтишка рассматривала его и заметила на правой щеке несколько родинок, они располагались на одинаковом расстоянии друг от друга и составляли ровный треугольник.
— Что ты там рассматриваешь, Александра?
— Да так, ничего, ― смутилась я, застигнутая врасплох, ― у тебя родинки образуют треугольник, если их соединить.
Джеф опять бросил на меня взгляд, который невозможно было прочитать, я съежилась и совсем перестала смотреть в его сторону.
— Тебе всегда нравилось водить пальцем по этим родинкам, ― тихо сказал Джеф. Настолько тихо, что казалось, я ослышалась.
Самолет был маленьким, издалека он и вовсе казался игрушечным. Всего несколько посадочных мест. Наконец все приготовления к полету были закончены, пассажиры рассажены, дверь закрыта. Винты стали раскручиваться ― сначала медленно, а потом быстрее и быстрее, пока шум не превратился в один монотонный гул. Самолет разбежался и взмыл ввысь. Я закрыла глаза от страха, досчитала про себя до 180 ― прошли опасные, критические три минуты после взлета. Немного расслабившись, я увидела в иллюминатор землю, становившуюся все дальше и меньше. Почти все остальные пассажиры уткнулись в утренние газеты. Джеф, сидевший радом со мной, задремал или сделал вид, что дремлет. Под нами зеленым ковром расстилались квадратные луга и вспаханные поля, узкой извилистой ниточкой тянулась дорога. Она петляла между лугов и лесов, бежала вдоль озер и гор, завлекая нас следовать по ней. Но мы вскоре поднялись еще выше и оказались над облаками, глаза слепило яркое солнце. Это было удивительно ― лететь настолько высоко над землей, что облака пушистыми краями обнимали самолет и уютно качали его.
Я взглянула на Джефа: оказалось, что он уже не спал, а сидел, развалившись на кресле, глядя на меня.
— Джеф, можно поговорить с тобой?
— О чем, Алекс? ― устало пробурчал он.
— Я ведь поехала с тобой на Барра, чтобы разобраться в ситуации, точнее, попытаться вспомнить о себе хоть что-то…
— Ах, Алекс, не начинай эту песню. ― Джеф нахмурился и демонстративно начал листать журнал.
— Джеф, пожалуйста, выслушай меня. ― Я почти отчаялась. Джеф молчал и не реагировал на мои слова. ― Джеф… ― Он неохотно оторвался от журнала и спросил:
— Где ты планируешь остановиться, Александра?
Об этом я не подумала, когда уговаривала Джефа взять меня с собой.
— Не знаю, посоветуешь мне что-нибудь?
— Уж не надеешься ли ты остановиться в замке?
— В замке?
— Да, у меня.
— Нет, нет, ― торопливо заговорила я. ― Я совершенно точно не хочу останавливаться у тебя. Это ведь просто неприлично…
Он хмыкнул и сухо сказал:
— Наконец-то после всего, что с нами было, мы заговорили о приличиях. ― Он передернул плечами, будто ему были неприятны воспоминания, связанные со мной, и уткнулся в журнал, не сказав мне больше ни слова. Джеф явно не был настроен помогать мне, он вообще не был настроен со мной общаться. Я прилипла к иллюминатору, все равно больше заняться было нечем. Примерно через тридцать минут самолет начал снижаться. Я пыталась рассмотреть взлетно-посадочную полосу, но ничего не видела, казалось, что мы садимся прямо на воду. Мне стало не по себе, я оглянулась ― никто из пассажиров не выказывал признаков беспокойства. Самолет продолжал упрямо лететь вдоль берега, рассекая винтами морской воздух. Земля становилась все ближе и ближе, и вот через несколько минут он резво побежал по песочному пляжу, разбрызгивая струи песка в стороны.
— Вот это да! ― вырвалось у меня. ― Самолет приземлился прямо на песок...
Джеф мельком глянул на меня и озабоченно посмотрел в иллюминатор.
— Надеюсь, сегодня не будет дождя, ― пробормотал он. Казалось, про меня он просто забыл. Его голову уже заполнили планы и цели, ради которых он прилетел на остров. Он механически протянул мне руку, когда я спускалась с трапа, так же механически подхватил мой чемодан и широким решительным шагом направился в сторону дороги. Я поплелась следом, мои туфли на каблуках вязли в песке.
— С приездом, мистер Горинг! ― приветствовал Джефа встречавший его водитель, а мне лишь коротко кивнул. Он быстро убрал чемоданы в багажник и вопросительно посмотрел на Джефа. Тот на секунду замешкался, а потом сказал:
— В «Золотой гусь», Робин.
По крайней мере Джеф не оставит меня на этом пустынном пляже. Я облегченно вздохнула и уставилась в окно автомобиля. Передо мной расстилался фантастический вид. Ультрамариновое море игриво накатывало на мелкий бежеватый песок белые кудрявые гребешки каждый раз все дальше, словно хотело дотянуться до лодок, что лежали на берегу, завалившись набок. Вдалеке показался маленький искусственный остров, на нем, видимо, еще пару сотен лет назад величественно возвышался замок-форт. Теперь это были лишь руины. Попасть к стенам замка можно было по насыпанной дороге, которая полностью уходила под воду во время приливов.
— Как называется этот замок? ― спросила я.
— Это Кизимул, мисс Александра. Вы разве не помните? ― ответил мне шофер с сильным шотландским выговором.
Меня уже не удивило то, что водитель меня знает, наверное, пора привыкать к подобным встречам. Я лишь подумала о том, что нужно потом разыскать этого малого и выудить у него всю информацию, которой он располагает. Сейчас расспрашивать водителя я не решилась, перехватив недобрый взгляд Джефа.
Вскоре мы подъехали к «Золотому гусю». Джеф неторопливо вышел из машины, так же неторопливо поставил коричневый потертый чемодан к моим ногам, наклонился к моему уху и прошептал:
— Ты хотела сюда приехать ― ты приехала. Развлекайся, но на меня не рассчитывай. — Затем он быстро развернулся, сел в машину и громко произнес:
— Теперь домой, в замок, Робин.
Я стояла на дороге и смотрела вслед удалявшейся машине. Джеф ни разу не оглянулся.
— Не стойте на ветру, мисс. Сегодня особенно ветрено. Такой ветер запросто пригонит грозовые тучи с океана.
На ступенях «Золотого гуся» стоял пожилой мужчина в твидовой кепке, он курил самокрутку и с интересом разглядывал меня.
Я улыбнулась ему, подняла свой чемодан (он и не подумал мне помочь) и потащила его к ярко-красной двери. «Золотой гусь» представлял из себя паб с комнатами наверху, которые сдавались в аренду. Обстановка была теплой, классические деревянные панели закрывали половину стены, другая была покрашена в зеленый цвет. В большом зале стояло несколько массивных деревянных столов, а также тяжелая барная стойка, за которой несколько человек потягивали темное пиво из запотевших стаканов.
— Добрый день, ― обратилась я к человеку за стойкой.
— Добрый день. Чем могу помочь? ― Бармен посмотрел на меня голубыми прозрачными глазами.
— Я хотела бы снять комнату. У вас ведь есть свободные комнаты наверху? ― Мой голос немного дрожал.
Он помедлил, будто решая про себя, соглашаться ему или нет.
— Конечно, есть, ― ответил бармен и криво улыбнулся мне, продемонстрировав темные неровные зубы. ― Вам на одну ночь?
— Нет, пожалуй, нет... ― Я запаниковала под его насмешливым взглядом. ― Я точно не знаю, давайте начнем с трех ночей, а дальше решим, ― неуверенно сказала я. Мне этот тип совсем не нравился.
Он неожиданно подмигнул мне, отчего чемодан выскользнул из моих рук и с грохотом стукнулся о деревянный пол.
— Конечно. Ведь совершенно непонятно, как могут измениться обстоятельства. ― Он продолжал противно ухмыляться.
— Да, ― прошептала я, ― совершенно непонятно.
— Кори Макдауэл, к вашим услугам. ― Он выполз из-за стойки, как длинный питон. Кори был так худ и высок, что было непонятно, как ему удается ходить без дополнительного поддерживающего корсета. Мы поднялись по скрипучей узкой лестнице на верхний этаж. Кори открыл одну из дверей:
— Могу предложить эту комнату, мисс.
— Спасибо. Меня зовут Александра Суворова. Комната милая и подходит мне.
— Вот ключ. Когда спуститесь вниз, необходимо будет заполнить стандартный формуляр, ― проговорил мистер Макдауэл.
Я снова кивнула, мне хотелось быстрее избавиться от его общества.
— Спасибо за теплый прием, мистер Макдауэл. Мне бы хотелось привести себя в порядок.
Он еще потоптался около меня, но зазвонил телефон, и он вынужден был пойти вниз. Я захлопнула дверь. Комната была тесной, темной и душной. Я открыла окно, чтобы впустить немного свежего воздуха. Вид из окна был чудесен. Уходя за горизонт, блестела лазурная гладь моря, кружились и кричали белоснежные чайки. Я села на скрипучую кровать.
План «А» с треском провалился, других идей у меня не было. Джеф, вопреки моим ожиданиям, оказался невероятным упрямцем и не желал со мной разговаривать. Опять шевельнулось знакомое чувство страха, к нему прибавилось новое, но еще более ужасное ― жалость к самой себе. Одинокая предательская слеза скатилась у меня по щеке, а потом еще одна, и еще. Вскоре мои руки были мокрыми от слез, тихие всхлипы переросли в рыдания, и я не нашла ничего лучше, как уткнуться в подушку и раствориться в своем отчаянии.
К моему удивлению, это мне помогло. Через некоторое время я почувствовала себя значительно лучше и теперь, сидя на кровати, наблюдала сквозь открытое окно, как белые чайки с янтарными глазками парят над деревушкой, расположенной вдоль линии моря. Я решила наведаться туда, пока не стемнело. Все равно заняться было больше нечем.
Каслбей был небольшим и единственным населенным пунктом на острове. Маленькие домики виднелись то тут, то там и были расположены не ровной линией, а так, как придется. Будто великан в древности бросил горсть этих домишек на гористую землю, так они и остались стоять на тех же местах. Только в самом центре деревни дома стояли более плотно и упорядоченно, образуя привычные улицы.
Место было тихим — ни шума машин, ни разговоров прохожих, слышен был только шум моря и завывание ветра, который дул с Гебридского моря, готовясь к встрече на самом высоком холме с беспощадными атлантическими ветрами. Я шла по одной из центральных улиц Каслбея.
На многих вывесках значилась фамилия Джефа: парикмахерская Горинга, булочная Горинга, прачечная Горинга, туристический центр Горинга. Неужели все это действительно принадлежит семье Джефа? Или на острове Барра у всех жителей фамилия Горинг?
В конце улицы виднелось массивное серое здание, которое было слишком современным для этого тихого городка. Обманчиво тонкое и разноцветное, как костюм Арлекина, стекло, казалось, вгрызалось в бетонные плиты. Большими буквами на крыше здания было отчетливо написано: «Горинг. Галерея современного искусства». Это удивило меня. Открыть галерею в таком маленьком городке? Неужели на острове столько почитателей искусства? Я толкнула дверь и оказалась внутри большого зала, залитого ярким искусственным светом. За стойкой сидела девушка, она листала журнал, но, услышав, что появился посетитель, подняла голову. Секунду ее лицо ничего не выражало, потом засветилось любопытством.
— Добрый день, ― приветливо начала она, ― проходите полюбоваться нашими экспозициями. В этом зале выставляются художники из Эдинбурга, а вот там, ― она махнула рукой, ― работы нашего знаменитого «Братства Барра». Местные художники, которые стали столичными знаменитостями.
— С удовольствием осмотрю экспозиции, ― сказала я.
— Хотите, проведу для вас небольшую экскурсию, тем более сейчас я свободна. ― Действительно, в галерее я была единственным посетителем.
— Спасибо, вначале взгляну сама. Хочу попытаться понять. А потом, если еще будет возможно, я с удовольствием воспользуюсь вашим предложением.
— Конечно, как вам будет угодно. ― Девушка снова уткнулась в журнал, то и дело украдкой поглядывая на меня. Я быстро прошлась по первому залу. Меня как магнитом тянуло во второй, скрытый полумраком и тишиной. Я сдерживала свое страстное желание броситься туда сразу же. Не хотела демонстрировать девушке свой интерес. Наконец я посчитала, что достаточно налюбовалась на эдинбургские шедевры, и вошла в следующий зал, где меня окружили картины братства Барра. Здесь не было верхних ламп ― только тот свет, что проникал через стеклянную крышу, и точечное нижнее освещение. Полумрак комнаты окутал меня, растворив в себе, я смотрела сквозь сумеречный воздух, словно сквозь вуаль, и находилась в странном возбуждении, отчего рвалась то к одной стене, то к другой.
— Как вам нравятся картины наших гениев? ― послышалось из другой комнаты.
— Они прекрасны, ― сказала я и шагнула наугад к стене, которая была справа от меня.
«Работы Джейка Бакстера» прочитала я на табличке. Они были поразительно солнечными, залитыми ярким светом. Свет был даже на картинах, на которых было изображено мрачное бушующее море. От них веяло жизнелюбием и верой. Я протянула руку, чтобы коснуться этого света, казалось, что я смогу поймать его, и он поможет мне. Но под кончиками пальцев оказался только холст с колючей выступающей краской. Самообман. Разочарованная, я отступала к центру зала и снова позволила сумраку поглотить себя.
«Гектор Маккалистер. Солнце» — прочитала я на табличке рядом с картиной на противоположной стене. Ни намека на солнце не было в этой картине. Резкие темные мазки сменялись еще более темными мазками. Смесь серых, синих, бордовых и коричневых цветов. Я передернула плечами ― жуткая вещь. Следующая табличка гласила: «Красавица? Гектор Маккалистер. Полиптих».
Эта надпись заинтриговала меня. Вопросительный знак говорил, что автор сомневается или насмехается…
Картины висели хаотично на довольно близком расстоянии. Нужно было отойти, чтобы увидеть работу целиком. Я сделала несколько шагов назад и оказалась в луче тусклого света. Одна неяркая лампа освещала это место и обозначала точку, куда нужно встать для лучшего обзора. Мой взгляд заскользил по полотнам, их было много ― около двенадцати. Все разного размера. Каждая из них была как бы деталью конструктора, все вместе же они складывались в одно произведение. Со стены на меня смотрела женщина. Ее лицо было почти скрыто тенью. Презрение, порочность и надменность читались в каждой ее черте: в полуоткрытых губах, в чуть расширенных ноздрях, в движении руки... Несмотря на это, она была прекрасна, как греческая богиня.
Я не могла оторвать взгляд от этой работы, переводя взгляд с одного фрагмента картины на другой, где по отдельности были изображены части плавно изогнутой женской фигуры. Они складывались в единое целое, и грандиозное произведение поглощало меня целиком. Мощное, страстное, темное ― оно было написано размашисто и масштабно. Картина просто гипнотизировала. Звякнул дверной колокольчик, до меня донесся обрывок разговора, кто-то еще пришел в галерею.
— Прекрасная работа, не так ли, дорогая Алекс? ― прошелестел над ухом вкрадчивый незнакомый голос.
От неожиданности я выронила сумку. С глухим стуком она упала на пол. Рядом со мной стоял стройный темноволосый шотландец с непроницаемым, словно маска, лицом. Он с ледяным спокойствием взирал меня.
— Что, простите? ― переспросила я, когда мы снова оказались с ним лицом к лицу.
— Нравится? ― Он проигнорировал мой вопрос и кивнул на картину.
Я помедлила с ответом.
— Не знаю. Двоякое впечатление. И да, и нет... ― Я вглядывалась в его красивое смуглое лицо. Он тоже смотрел на меня, а точнее, рассматривал ― молча, в упор, пристально, высокомерно, как будто выискивая изъяны.
Я сдалась первая:
— Извините, мне показалось, что вы назвали мое имя. Мы знакомы?
Его бровь изогнулась, а в глазах вспыхнул недобрый огонек. И он сказал тем же вкрадчивым тихим голосом:
— У нас новый уровень отношений, Алекс? Теперь мы играем в незнакомцев?
Моя история про амнезию была готова сорваться с губ, но он опередил меня:
— Ты не ответила на вопрос, дорогая. Как тебе моя работа? ― Он махнул в сторону стены с полотнами. Я проследила за его рукой, как зачарованная. Она указывала на «Красавицу?».
— Так вы… Так вы Гектор Маккалистер? ― с трудом произнесла я это имя вслух.
— Алекс, что за шутки? ― В его голосе послышались усталость и раздражение, но лицо оставалось непроницаемым.
Я уцепилась за мысль: если это Гектор Маккалистер, то он должен знать мистера Горинга. Может быть, попробовать уговорить Гектора снова свести меня с Джефом… Стоп.
— Простите, вы назвали меня по имени? Мы знакомы? ― довольно уверенно начала было я, но под его непроницаемым взглядом быстро стушевалась и закончила уже медленно и тихо: ― Я имею в виду, знали ли вы меня раньше? До сегодняшнего дня?
На его лице не дрогнул ни один мускул, но в голосе появились угрожающие нотки:
— Я подыграю тебе, дорогая. Безусловно, мы были знакомы и довольно близко…
Меня охватило нехорошее предчувствие, ком подкатил к горлу.
— А кто эта женщина, изображенная на картине? ― К концу собственного вопроса я уже знала ответ.
— Ты не только меня не помнишь, но и себя не узнаешь? ― притворно ласково произнес Гектор и скрестил руки на груди.
У меня все поплыло перед глазами, нечем стало дышать, ноги подкосились, и я стала падать прямо на Гектора. Он подхватил меня.
— Принесите воды, ― услышала я и провалилась в темноту.
Я приходила в себя, лежа на неудобном диванчике. Гектор с озабоченным лицом расстегивал верхние пуговицы на блузке.
— Уже лучше? ― глухо спросил он. Я кивнула. ― Тебе нужно на воздух.
— Мне очень нужно поговорить с вами. Наедине. Я прошу вас.
Воцарившееся молчание длилось целую вечность. Наконец Гектор прервал его:
— Прийти сюда было чистым безумием. Но желание взглянуть на тебя было сильнее здравого смысла. ― Он немного отодвинулся от меня, его бледное лицо теперь было хорошо освещено. Глаза у него были не черные, как мне показалось вначале, а темно-карие с золотыми крапинками. Наконец он повернулся к девушке за стойкой, которая, отложив журнал, с интересом следила за нами.
— Энни, милая, прогуляйся минут десять. Даме нужно прийти в себя, ― сказал Гектор и кивнул в мою сторону.
Энни нехотя покинула свой пост, она догадывалась, что самое интересное еще впереди. Колокольчик брякнул, и мы с Гектором остались одни.
— Я закрою дверь, чтобы нас никто не побеспокоил, ― сказал он и повернул ключ в двери. Двигался он с кошачьей грацией, мягко и уверенно.
— Итак, о чем ты хотела поговорить?
— На картине действительно изображена я? ― Губы плохо подчинялись мне.
Гектор утвердительно кивнул. Его лицо ничего не выражало.
— Но почему она… то есть я... написана так жутко?
— А как ты хочешь, чтобы я писал тебя?.. ― Его голос был угрожающе тихим. ― Подумай о том, как я себя чувствовал, когда ты предпочла меня другому... Я страдал. Мы все страдали. А теперь ты объявляешься, строишь из себя невинную овечку. ― Его кулаки сжались, желваки заходили на лице. И он резко отвернулся от меня…
— Гектор! Прошу, дай мне сказать, объяснить... ― Было страшно от собственной лжи. Она засасывала меня, слишком часто я ее повторяла, но ничего лучше мне не приходило в голову. ― Не знаю, поверишь ли ты мне, но я ничего не помню... НИЧЕГО... Была авария... Все, как в тумане... Не имею ни малейшего представления, что плохого я тебе сделала, но мне правда жаль...
Он слушал, не прерывая. Не поворачиваясь ко мне, он тихо произнес:
— Я не верю тебе, Алекс. Не верю ни одному твоему слову.
Сказал, как ударил по лицу. Я задыхалась, чувствовала себя совершенно больной и разбитой.
― Мне все же нужно на воздух. ― Я встала и, пошатываясь, пошла в сторону выхода. Он не пытался меня удержать.
Ветер крепчал. На горизонте появились черные тучи. Как раз под мое настроение. И я, оглушенная встречей, побрела в сторону «Золотого гуся».
В комнате было темно ― тучи совсем заволокли небо. Мой чемодан лежал на кровати, где я и оставила его, но теперь на нем лежал букет цветов, перевязанный черной траурной лентой. Розы были темно-красного цвета, почти черного, а к ленте была приколота записка: «Все-таки приехала. Ты пожалеешь об этом».
Это стало последней каплей. Я медленно опустилась на край кровати и разрыдалась. Меня душили страх и отчаянье. Казалось, что я самый одинокий и беззащитный человек на земле. Как подобное могло вообще со мной случиться? Я словно бродила в темном лабиринте и чем усерднее искала выход, тем больше от него удалялась.
За окном послышалась песня о несчастной девушке. Аккомпанировали на аккордеоне. Раздался одобрительный гул голосов. А я зарыдала еще сильнее. Наконец грустную песню сменила веселая, затем еще одна, и еще... Я продолжала лить слезы и жалеть себя. Не помню, чтобы когда-нибудь приходилось столько плакать. Лицо пылало и распухло от слез, чтобы хоть немного охладить его, я прижалась лбом к прохладному оконному стеклу. На аккордеоне играл веселый парень. Рядом толпились шумные зрители, они притопывали и прихлопывали в такт музыке, умудряясь при этом не проливать пиво, которое держали в руках.
Мой взгляд тоскливо скользнул вниз:
— Невысоко... ― прошептала я. ― Шансов остаться инвалидом больше, чем покончить со всем этим...
Внезапно я услышала, а точнее почувствовала, что дверь отворилась и кто-то бесшумно вошел в комнату. Я стояла спиной к двери и не видела вошедшего, слышала только тихие приближающиеся шаги. Возможно, должен был сработать инстинкт самосохранения, неизвестно откуда взяться силы и желание убежать от опасности. Но никаких чувств не возникло. Лишь мысль о том, что пришел мой последний час, ощущая, как некто дышит мне в затылок.
Кто-то коснулся моего плеча. Сердце пропустило удар.
— Алекс... Алекс... Ты слышишь меня? ― прошелестело над ухом. Это был голос Гектора, я узнала его. ― Я пришел, потому что хочу разобраться, понять тебя или себя…
— Спасибо, ― искренне сказала я и повернулась, чтобы увидеть его.
— Ты плачешь? ― Он был удивлен.
— Можно мне пару минут? ― Я скрылась в ванной комнате, чтобы успокоиться и привести себя в порядок. Когда я вышла, Гектор задумчиво вертел букет в руках, накручивая траурную ленту на палец.
— Вот из-за чего ты расстроилась? ― просто спросил он. ― Раньше подобная выходка тебя бы просто рассмешила.
— Это было раньше, ― тихо сказала я.
— Раньше ты была отличной актрисой. ― Его лицо вновь стало непроницаемым, а глаза — колючими. ― Сомневаюсь, что этот дар быстро исчезает. ― Он бросил букет на кровать.
— Что ты имеешь в виду, Гектор? ― Я старалась говорить спокойно.
— А то, что ты всегда была способна разыгрывать великие драматические сцены и выкручиваться, как змея, из всех неприятных ситуаций, в которые попадала... Ну не мне тебе об этом рассказывать.
Я поняла, что это мой шанс узнать хоть что-то.
— Все, чем я располагаю, ― это обрывочные воспоминания. Помоги мне вспомнить все, пожалуйста, ― умоляюще произнесла я.
По лицу Гектора пробежала тень, и он сказал нарочито небрежно:
— Ладно, Алекс, давай прекратим ломать комедию. Пойдем поужинаем. Я заказал столик в Крайгарде. Ты же наверняка этого хотела, ― произнес он и распахнул дверь.
— Конечно, пойдем. Я ужасно голодна, ― согласилась я и накинула плащ.
Мы поехали по дороге вдоль моря. Оно накатывало белую пену на каменистый берег и розовело в лучах заходящего солнца.
Крайгард оказался отелем, расположенным в одном из самых роскошных зданий Каслбея, которые я здесь видела. Выкрашенные в белый цвет балки ярко выделялись на фоне темно-синего неба. На террасе, несмотря на ветреную погоду, сидели любители свежего воздуха. Мы же с Гектором вошли внутрь. Помещение было большим и светлым, убрано оно было со вкусом и даже некоторым столичным шиком. На стенах висели старинные гобелены и картины с классическими британскими сюжетами, такими как охота и лошади. Нас почтительно встретил распорядитель и проводил за столик у окна.
— Тебя, похоже, здесь все знают. ― Я попыталась быть дружелюбной.
— Здесь все всех знают, ― процедил Гектор.
Он опять пребывал в угрюмом расположении духа. Удивительно, за ту пару часов, что я знала его, у него раз пять сменилось настроение.
Вид из окна открывался чудесный: бесконечное море, длинный, потемневший от времени пирс, старая церковь. Вдалеке, словно поддерживая меня, возвышался замок Кизимул.
Громкий хлопок ― это Гектор открыл шампанское. Он разлил жидкость по бокалам и произнес:
— Выпьем за встречу!
— За встречу! ― подняла и я свой бокал.
Игристое было кислым и по вкусу напоминало отраву. Но я мужественно сделала еще глоток ― немного алкоголя мне сейчас явно не повредит. Нужно воспользоваться моментом и выяснить все, что знает Гектор.
— Гектор, я понимаю, что все это очень странно. Но я хочу объяснить. Прошу, выслушай меня, не перебивай. Дело в том, что я нахожусь в весьма щекотливом положении. Я действительно многого не помню. И это ужасно. Ужасно, потому что я не знаю о себе ничего. Что я люблю на завтрак? Какого цвета перчатки я предпочитаю? Я не знаю, была ли я здесь, и таких вопросов у меня миллион. ― Гектор молчал, он сидел, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. ― Пожалуйста, ― продолжила я, ― расскажи мне все, что ты знаешь обо мне, о том, что нас связывало, о том, что я сделала тебе и почему… ты нарисовал такой жуткий портрет.
Я с волнением ждала ответа, пристально вглядываясь в его лицо, скрытое маской безразличия. Наконец он заговорил, и что-то в его голосе изменилось, он стал немного хриплым. Мистер Маккалистер нервничал, ему было нелегко говорить со мной откровенно.
— В какую игру ты играешь, Алекс? Так хочется поверить в то, что ты говоришь правду, но мне кажется, что это очередная ложь, уловка, чтобы держать нас на поводке. Я почти уверен, что как только ты увидишь, что я начинаю сомневаться, ты сразу выпустишь свои коготки. ― Гектор не торопясь опустошил свой бокал и странно посмотрел на меня. ― Хотя почему бы не поиграть немного по твоим правилам? Пожалуй, представлю, что ты говоришь правду и расскажу тебе все, что ты хочешь узнать и даже больше. ― В его глазах заплясали недобрые огоньки. ― Спрашивай.
— Мы были... близки с тобой? ― нервно спросила я.
Гектор раскатисто рассмеялся:
— Дорогая Алекс, смею тебя уверить, что на этом острове ты была близка как минимум с нами троими. А там кто тебя еще знает...
— С вами троими? ― пересохшими губами переспросила я. ― Это с кем?
Его лицо немного помрачнело:
— Со мной, Джефом и Джейком. ― И с горечью добавил: ― Ты же была нашей музой!
Я пыталась осознать услышанное.
— И... и как это было?
— Тебя какие подробности интересуют? ― Глаза Гектора сверкнули. ― Могу тебе поведать только про наши с тобой развлечения, уж извини...
Мне стало нехорошо. Нужно было срочно сменить тему, я не могла слушать подобное о себе, не могла видеть холодное насмешливое лицо Гектора.
— Расскажи мне, как я стала вашей музой? Все, что знаешь… пожалуйста.
Гектор закурил сигарету, не сводя с меня глаз. Я вообще заметила, что он любит делать большие театральные паузы.
— Мы выросли вместе. Я имею в виду Горинга и Бакстера. Еще в детстве мы поняли, что главная страсть для нас ― это рисование. Странное занятие для мальчишек на острове. Для такого маленького острова слишком много художников...
Но Джеф убедил нас, что нужно учиться, и мы отправились в Лондон, где поступили в художественное училище. Нас троих не признала и не приняла эта так называемая лондонская богема, и нам ничего не оставалось, как организовать собственное общество ― братство. Мы назвали его «братство Барра».
— Братство Барра, ― как во сне, повторила я.
— Наверное, во всем этом немаловажную роль сыграла история братства прерафаэлитов, искусством которых увлекался Джеф. ― Он снова надолго замолчал, словно вспоминая, как это было. ― Спустя некоторое время, благодаря обаянию Джейка, деньгам Джефа и моему таланту, мы стали известны. Наши работы стали выставлять, а следовательно, и покупать. Это было самое лучшее время. Мы любили саму идею любить. Пока... пока не появилась ты. ― Гектор взглянул на меня, и ничего хорошего его взгляд не сулил. Он плеснул себе вина.
— А как появилась я? ― с моих губ сорвался еле слышный шепот. Мне было страшно, что из-за неудачного вопроса Гектор разозлится и снова замкнется.
— Может, тебе об этом спросить своих родителей? ― Его настроение опять переменилось.
— Как мы познакомились? ― проигнорировала я этот выпад.
— Джейк притащил тебя. Я не знаю, на какой вечеринке вы познакомились или при каких загадочных обстоятельствах ты вообще возникла. Ясно одно: как только ты появилась, между нами словно пробежала черная кошка... Мы не могли больше ни о чем договориться...
Он задумчиво посмотрел на меня.
— Вот сейчас говорю тебе все это и сам себе не верю. Как такое могло получиться?
— Джейк и я… мы… ― Мой язык не мог этого произнести.
— Джейк и ты? Да, вы были вместе. Ты ― нежная, неземная, словно эльф из старинных преданий. Казалось, ты сразу привнесла свет в наше существование. Джейк тебя просто обожал, он ни минуты не мог находиться без тебя. Возможно, в ту пору были созданы его лучшие работы. Он писал как безумный. Картины из-под его кисти выходили с немыслимой скоростью. Он рисовал тебя, твои портреты... Не знаю, многие ли из них уцелели... ― Гектор чиркнул зажигалкой. Сквозь сигаретный дым он внимательно смотрел на меня.
Я молчала, не хотела прерывать его мысли. После очередной затяжки Гектор продолжил:
— А ты и сейчас прекрасна, Алекс. На тебе не отражается время. Я знаю твое лицо так хорошо, что могу перечислить все твои родинки и морщинки, оно совершенно не изменилось ― твое лицо. Только взгляд стал немного другой... Как тебе это удается? Видимо, совесть тебя совершенно не терзает, и ты спишь спокойно.
— Ты ошибаешься, я сейчас уже не та, что прежде... Я имею в виду ― не та, какой ты знал меня.
Наши взгляды встретились, и внезапно Гектор накрыл своей ладонью мою. Это движение было интимным и нежным, я вздрогнула — так это было неожиданно. Гектор, похоже, сам это понял и резко отдернул от меня свою руку.
— Ты как отрава, Алекс. Проникаешь и начинаешь медленно душить... Мне казалось, что я уже смог избавиться от тебя, позабыть... Излечиться... Но ты опять здесь... Джеф, ах Джеф, какую ошибку он сделал... Зачем он опять привез тебя? — Гектор много и жадно пил, его настроение стремительно менялось то в одну, то в другую сторону.
— Гектор, а дальше, что было дальше? Что с Джейком? ― спросила я, боясь, что этот откровенный рассказ может закончиться в любую секунду.
— А что было с Джейком? ― зло отозвался Гектор. Наверное, он стал утомлять тебя своим жизнелюбием и обожанием. И тебе захотелось чего-то помрачнее и посуровее. Однажды ночью ты пришла ко мне.
— Ка-а-а-к пришла? ― Я не верила своим ушам.
— Пришла ко мне домой, постучала в дверь. Я впустил тебя, недоумевая, но ты не стала ничего объяснять. Впрочем, как и всегда. Ты просто взяла то, что тебе было нужно. И все. Хотя нет, не все. Ты посеяла в моей душе такие чувства, о каких я до этого не мог и подозревать. Мне в одно мгновение стало казаться, что ты ангел, спустившийся на землю, чтобы вытащить меня из того мрака, в котором я погряз. Когда я смотрел на тебя, то видел исходивший от тебя божественный свет. После той ночи я не выходил из дома неделю, почти не спал и не ел. Я рисовал тебя, вбирал твой образ, пытался перенести его на холст и никак не мог... В ту неделю ты приходила ко мне каждую ночь и смеялась над моими безуспешными попытками нарисовать хоть что-то.
Я не могла больше это слушать, не могла выносить то, что он говорил, ― какой кошмар! Что за больные фантазии. Мне казалось, что Гектор сошел с ума, а не я. Или он рассказывал не про меня? Ну конечно, не про меня. Это не могла быть я. Он просто выдумывает, чтобы шокировать меня, позлить...
В эту минуту официант принес кеджери, я была благодарна ему за эту паузу. На мои плечи свалился груз, который я была не в состоянии выдержать. Мы молча следили за ловкими движениями официанта. Он расставил тарелки, откупорил еще бутылку вина. Как только официант удалился, Гектор продолжил бесстрастным тоном обвинителя на суде:
— Было страшно думать о Джейке, спрашивать тебя о нем. Но я был уверен, что ты порвала с ним. Когда же стало понятно, что Джейк остается в счастливом неведении, я уже слишком глубоко увяз. Настолько, что готов был пожертвовать нашей с Джейком дружбой, которую мы пронесли через всю жизнь. А ты... тебе все было нипочем, ты, как черный ангел, отравляла мне жизнь, потому что, в отличие от Джейка, который ничего не знал, я знал все и должен был нести эту ношу.
Я была потрясена, я задыхалась. Нужно было немедленно сменить тему, потому что слушать Гектора было невозможно.
— Я и не заметила, как наступила ночь.
— Да, такая же, как в твоей душе, ― прошипел Гектор.
В глазах у меня потемнело.
— Мне нужно на минутку удалиться, сейчас вернусь, ― пробормотала я и пулей вылетела из-за стола. На улице действительно стало темно. Ветер еще больше усилился.
— Будет ураган, ― донеслось до меня.
На террасе почти никого не осталось, только влюбленная пара, которой порывы ветра были нипочем. Молодые люди были слишком увлечены друг другом.
Я глубоко дышала, стараясь подавить в себе тошноту.
— Все в порядке? ― Это Гектор вышел за мной.
— Отвези меня в гостиницу, пожалуйста. Я... мне нехорошо.
Удивительно, но Гектор обошелся на сей раз без саркастических замечаний. Он быстро расплатился по счету, и в полном молчании мы сели в машину. Сил у меня почти не осталось, появилась надежда, что мой кошмар наконец-то закончится и завтра я проснусь дома в своей уютной квартире, радуясь, что это был просто сон. Жуткий, нелепый, непонятный. Мои губы раздвинулись в слабой улыбке перед тем, как я окончательно заснула.
Пятнадцать минут девятого. Джеф опаздывал. Я взглянула на миссис Лофман ― она не спускала с меня своего любопытного взгляда.
— Даниэла, милая, я беспокоюсь, успеешь ли ты к открытию цветочной выставки? На часах уже пятнадцать минут девятого…
— В самом деле? ― Женщина в седеньких буклях сделала вид, что она немного этим фактом озабочена. ― Да, времени уже много, но у меня есть еще пара минут, чтобы допить свой утренний чай.
Я вдохнула поглубже и выдавила из себя улыбку. Часы едва ли показывали половину восьмого, когда я спустилась в холл пансиона, волоча за собой огромный коричневый, немного потертый чемодан. Я рассчитывала выпить чашку чая в одиночестве, но, к своему разочарованию, обнаружила в комнате для завтраков миссис Лофман со своими товарками. Даниэла, которая, по ее словам, «торопилась» на цветочную выставку с половины восьмого, продолжала сидеть и неторопливо пить чай.
— Александра, какое чудесное утро! Это что это у вас? Чемодан? Вы что, снова покидаете нас? ― сыпала вопросами миссис Лофман.
— Да, я уезжаю … в отпуск, ― помедлила я с ответом. Опять пришлось соврать, это было неприятно.
— Милая, составьте нам компанию за завтраком, ― предложила миссис Лофман, и ее соседки закивали в знак согласия.
Я тоскливо оглянулась и не нашла ни одной объективной причины для отказа, поэтому сказала «с удовольствием» и села на предложенное мне место. Ровно в восемь мы все, как по команде, замолчали, подтянулись и стали прислушиваться к звукам, доносившимся с улицы, но там ничего не происходило добрых пятнадцать минут. Я внимательно рассматривала орнамент на чашке, чтобы не видеть усмешек на губах женщин. Видимо, Джеф был слишком известной фигурой, чтобы мои соседки поверили в то, что он все же приедет за мной.
— Как вы спали сегодня, Александра? ― протянула миссис Лофман, чтобы поддержать разговор.
— Прекрасно, — сказала я.
Снова пришлось слукавить, но больше угрызений совести не было. Вчера я ложилась спать с огромным чувством усталости, думая, что усну сразу же, как только моя голова коснется подушки. Вместо этого я всю ночь смотрела в потолок, а когда ненадолго проваливалась в сон, мне виделось, что вокруг кружатся лица тех, кто мне повстречался здесь. Они насмехались надо мной, а я в отчаянии пыталась найти хоть одно дружелюбное лицо, не понимая, что могла сделать всем этим людям. Наконец на небе забрезжил рассвет, окрасив его в розовый цвет. Эта ночь закончилась. Перерыв шкаф, я отложила в поездку максимально удобную, немнущуюся одежду, взяла несколько пар туфель и несколько баночек с туалетного столика. Моя рука нерешительно замерла над флаконом с жасминовыми духами… и не взяла их.
Потребовалась сила воли, чтобы устоять перед искушением захватить с собой украшения, но, поразмыслив, я не стала этого делать, а взяла только небольшую сумму денег, которую нашла в одной из сумочек. Чемодан обнаружился под кроватью. Я довольно быстро упаковала свои вещи и теперь ждала Джефа.
Наконец с улицы донесся шорох колес, миссис Лофман, Даниела и еще одна пожилая леди подскочили со своих мест. Миссис Лофман бросилась сначала к окну и, убедившись, что она увидела того, кого ей хотелось увидеть, стремглав помчалась открывать дверь.
Джеф неторопливо вошел в комнату, мгновенно заполнив собой все пространство. Он искренне улыбался и осыпал комплиментам индюшку миссис Лофман, от чего та засветилась, как фонарь. Несколько теплых слов достались и Даниеле с подругой, они тоже засияли, как натертые самовары. Я стояла, пораженная тем, какое магическое действие оказывает Джеф Горинг на женщин всех возрастов. Он рассмеялся глубоким раскатистым смехом и наконец соизволил заметить меня. Взгляд карих глаз стал колючим, но дежурная улыбка, немного померкнувшая при виде меня, продолжала сиять на его лице.
— Александра, дорогая, я как вижу, ты готова. ― Он раскланялся и распрощался с женщинами, легко, будто перышко, подхватил мой чемодан и сдержанно сказал: ― Пойдем в машину.
Я пошла за ним, а следом за мной, как заколдованные, потянулись на улицу миссис Лофман и ее подруги. Мы сели в большую мощную машину с открытым верхом ― такой автомобиль был как раз под стать мистеру Горингу. Он махнул на прощание дамам рукой и нажал на педаль акселератора. Настроение Джефа сразу изменилось, когда мы остались одни. Улыбка исчезла, он хмуро сдвинул брови и сосредоточился на дороге.
Придерживая развивающиеся волосы, я спросила:
— Куда мы едем?
— В аэропорт.
— Мы полетим на самолете?
— На паром нет времени. Мне нужно быть на острове к вечеру.
— Полетим на самолете, ― повторила я, оглушенная этой новостью. ― Мне еще никогда не приходилось летать на самолете.
Джеф бросил на меня странный взгляд, который не сулил мне ничего хорошего. Всю дорогу до аэропорта мы хранили молчание, я исподтишка рассматривала его и заметила на правой щеке несколько родинок, они располагались на одинаковом расстоянии друг от друга и составляли ровный треугольник.
— Что ты там рассматриваешь, Александра?
— Да так, ничего, ― смутилась я, застигнутая врасплох, ― у тебя родинки образуют треугольник, если их соединить.
Джеф опять бросил на меня взгляд, который невозможно было прочитать, я съежилась и совсем перестала смотреть в его сторону.
— Тебе всегда нравилось водить пальцем по этим родинкам, ― тихо сказал Джеф. Настолько тихо, что казалось, я ослышалась.
Самолет был маленьким, издалека он и вовсе казался игрушечным. Всего несколько посадочных мест. Наконец все приготовления к полету были закончены, пассажиры рассажены, дверь закрыта. Винты стали раскручиваться ― сначала медленно, а потом быстрее и быстрее, пока шум не превратился в один монотонный гул. Самолет разбежался и взмыл ввысь. Я закрыла глаза от страха, досчитала про себя до 180 ― прошли опасные, критические три минуты после взлета. Немного расслабившись, я увидела в иллюминатор землю, становившуюся все дальше и меньше. Почти все остальные пассажиры уткнулись в утренние газеты. Джеф, сидевший радом со мной, задремал или сделал вид, что дремлет. Под нами зеленым ковром расстилались квадратные луга и вспаханные поля, узкой извилистой ниточкой тянулась дорога. Она петляла между лугов и лесов, бежала вдоль озер и гор, завлекая нас следовать по ней. Но мы вскоре поднялись еще выше и оказались над облаками, глаза слепило яркое солнце. Это было удивительно ― лететь настолько высоко над землей, что облака пушистыми краями обнимали самолет и уютно качали его.
Я взглянула на Джефа: оказалось, что он уже не спал, а сидел, развалившись на кресле, глядя на меня.
— Джеф, можно поговорить с тобой?
— О чем, Алекс? ― устало пробурчал он.
— Я ведь поехала с тобой на Барра, чтобы разобраться в ситуации, точнее, попытаться вспомнить о себе хоть что-то…
— Ах, Алекс, не начинай эту песню. ― Джеф нахмурился и демонстративно начал листать журнал.
— Джеф, пожалуйста, выслушай меня. ― Я почти отчаялась. Джеф молчал и не реагировал на мои слова. ― Джеф… ― Он неохотно оторвался от журнала и спросил:
— Где ты планируешь остановиться, Александра?
Об этом я не подумала, когда уговаривала Джефа взять меня с собой.
— Не знаю, посоветуешь мне что-нибудь?
— Уж не надеешься ли ты остановиться в замке?
— В замке?
— Да, у меня.
— Нет, нет, ― торопливо заговорила я. ― Я совершенно точно не хочу останавливаться у тебя. Это ведь просто неприлично…
Он хмыкнул и сухо сказал:
— Наконец-то после всего, что с нами было, мы заговорили о приличиях. ― Он передернул плечами, будто ему были неприятны воспоминания, связанные со мной, и уткнулся в журнал, не сказав мне больше ни слова. Джеф явно не был настроен помогать мне, он вообще не был настроен со мной общаться. Я прилипла к иллюминатору, все равно больше заняться было нечем. Примерно через тридцать минут самолет начал снижаться. Я пыталась рассмотреть взлетно-посадочную полосу, но ничего не видела, казалось, что мы садимся прямо на воду. Мне стало не по себе, я оглянулась ― никто из пассажиров не выказывал признаков беспокойства. Самолет продолжал упрямо лететь вдоль берега, рассекая винтами морской воздух. Земля становилась все ближе и ближе, и вот через несколько минут он резво побежал по песочному пляжу, разбрызгивая струи песка в стороны.
— Вот это да! ― вырвалось у меня. ― Самолет приземлился прямо на песок...
Джеф мельком глянул на меня и озабоченно посмотрел в иллюминатор.
— Надеюсь, сегодня не будет дождя, ― пробормотал он. Казалось, про меня он просто забыл. Его голову уже заполнили планы и цели, ради которых он прилетел на остров. Он механически протянул мне руку, когда я спускалась с трапа, так же механически подхватил мой чемодан и широким решительным шагом направился в сторону дороги. Я поплелась следом, мои туфли на каблуках вязли в песке.
— С приездом, мистер Горинг! ― приветствовал Джефа встречавший его водитель, а мне лишь коротко кивнул. Он быстро убрал чемоданы в багажник и вопросительно посмотрел на Джефа. Тот на секунду замешкался, а потом сказал:
— В «Золотой гусь», Робин.
По крайней мере Джеф не оставит меня на этом пустынном пляже. Я облегченно вздохнула и уставилась в окно автомобиля. Передо мной расстилался фантастический вид. Ультрамариновое море игриво накатывало на мелкий бежеватый песок белые кудрявые гребешки каждый раз все дальше, словно хотело дотянуться до лодок, что лежали на берегу, завалившись набок. Вдалеке показался маленький искусственный остров, на нем, видимо, еще пару сотен лет назад величественно возвышался замок-форт. Теперь это были лишь руины. Попасть к стенам замка можно было по насыпанной дороге, которая полностью уходила под воду во время приливов.
— Как называется этот замок? ― спросила я.
— Это Кизимул, мисс Александра. Вы разве не помните? ― ответил мне шофер с сильным шотландским выговором.
Меня уже не удивило то, что водитель меня знает, наверное, пора привыкать к подобным встречам. Я лишь подумала о том, что нужно потом разыскать этого малого и выудить у него всю информацию, которой он располагает. Сейчас расспрашивать водителя я не решилась, перехватив недобрый взгляд Джефа.
Вскоре мы подъехали к «Золотому гусю». Джеф неторопливо вышел из машины, так же неторопливо поставил коричневый потертый чемодан к моим ногам, наклонился к моему уху и прошептал:
— Ты хотела сюда приехать ― ты приехала. Развлекайся, но на меня не рассчитывай. — Затем он быстро развернулся, сел в машину и громко произнес:
— Теперь домой, в замок, Робин.
Я стояла на дороге и смотрела вслед удалявшейся машине. Джеф ни разу не оглянулся.
— Не стойте на ветру, мисс. Сегодня особенно ветрено. Такой ветер запросто пригонит грозовые тучи с океана.
На ступенях «Золотого гуся» стоял пожилой мужчина в твидовой кепке, он курил самокрутку и с интересом разглядывал меня.
Я улыбнулась ему, подняла свой чемодан (он и не подумал мне помочь) и потащила его к ярко-красной двери. «Золотой гусь» представлял из себя паб с комнатами наверху, которые сдавались в аренду. Обстановка была теплой, классические деревянные панели закрывали половину стены, другая была покрашена в зеленый цвет. В большом зале стояло несколько массивных деревянных столов, а также тяжелая барная стойка, за которой несколько человек потягивали темное пиво из запотевших стаканов.
— Добрый день, ― обратилась я к человеку за стойкой.
— Добрый день. Чем могу помочь? ― Бармен посмотрел на меня голубыми прозрачными глазами.
— Я хотела бы снять комнату. У вас ведь есть свободные комнаты наверху? ― Мой голос немного дрожал.
Он помедлил, будто решая про себя, соглашаться ему или нет.
— Конечно, есть, ― ответил бармен и криво улыбнулся мне, продемонстрировав темные неровные зубы. ― Вам на одну ночь?
— Нет, пожалуй, нет... ― Я запаниковала под его насмешливым взглядом. ― Я точно не знаю, давайте начнем с трех ночей, а дальше решим, ― неуверенно сказала я. Мне этот тип совсем не нравился.
Он неожиданно подмигнул мне, отчего чемодан выскользнул из моих рук и с грохотом стукнулся о деревянный пол.
— Конечно. Ведь совершенно непонятно, как могут измениться обстоятельства. ― Он продолжал противно ухмыляться.
— Да, ― прошептала я, ― совершенно непонятно.
— Кори Макдауэл, к вашим услугам. ― Он выполз из-за стойки, как длинный питон. Кори был так худ и высок, что было непонятно, как ему удается ходить без дополнительного поддерживающего корсета. Мы поднялись по скрипучей узкой лестнице на верхний этаж. Кори открыл одну из дверей:
— Могу предложить эту комнату, мисс.
— Спасибо. Меня зовут Александра Суворова. Комната милая и подходит мне.
— Вот ключ. Когда спуститесь вниз, необходимо будет заполнить стандартный формуляр, ― проговорил мистер Макдауэл.
Я снова кивнула, мне хотелось быстрее избавиться от его общества.
— Спасибо за теплый прием, мистер Макдауэл. Мне бы хотелось привести себя в порядок.
Он еще потоптался около меня, но зазвонил телефон, и он вынужден был пойти вниз. Я захлопнула дверь. Комната была тесной, темной и душной. Я открыла окно, чтобы впустить немного свежего воздуха. Вид из окна был чудесен. Уходя за горизонт, блестела лазурная гладь моря, кружились и кричали белоснежные чайки. Я села на скрипучую кровать.
План «А» с треском провалился, других идей у меня не было. Джеф, вопреки моим ожиданиям, оказался невероятным упрямцем и не желал со мной разговаривать. Опять шевельнулось знакомое чувство страха, к нему прибавилось новое, но еще более ужасное ― жалость к самой себе. Одинокая предательская слеза скатилась у меня по щеке, а потом еще одна, и еще. Вскоре мои руки были мокрыми от слез, тихие всхлипы переросли в рыдания, и я не нашла ничего лучше, как уткнуться в подушку и раствориться в своем отчаянии.
К моему удивлению, это мне помогло. Через некоторое время я почувствовала себя значительно лучше и теперь, сидя на кровати, наблюдала сквозь открытое окно, как белые чайки с янтарными глазками парят над деревушкой, расположенной вдоль линии моря. Я решила наведаться туда, пока не стемнело. Все равно заняться было больше нечем.
Каслбей был небольшим и единственным населенным пунктом на острове. Маленькие домики виднелись то тут, то там и были расположены не ровной линией, а так, как придется. Будто великан в древности бросил горсть этих домишек на гористую землю, так они и остались стоять на тех же местах. Только в самом центре деревни дома стояли более плотно и упорядоченно, образуя привычные улицы.
Место было тихим — ни шума машин, ни разговоров прохожих, слышен был только шум моря и завывание ветра, который дул с Гебридского моря, готовясь к встрече на самом высоком холме с беспощадными атлантическими ветрами. Я шла по одной из центральных улиц Каслбея.
На многих вывесках значилась фамилия Джефа: парикмахерская Горинга, булочная Горинга, прачечная Горинга, туристический центр Горинга. Неужели все это действительно принадлежит семье Джефа? Или на острове Барра у всех жителей фамилия Горинг?
В конце улицы виднелось массивное серое здание, которое было слишком современным для этого тихого городка. Обманчиво тонкое и разноцветное, как костюм Арлекина, стекло, казалось, вгрызалось в бетонные плиты. Большими буквами на крыше здания было отчетливо написано: «Горинг. Галерея современного искусства». Это удивило меня. Открыть галерею в таком маленьком городке? Неужели на острове столько почитателей искусства? Я толкнула дверь и оказалась внутри большого зала, залитого ярким искусственным светом. За стойкой сидела девушка, она листала журнал, но, услышав, что появился посетитель, подняла голову. Секунду ее лицо ничего не выражало, потом засветилось любопытством.
— Добрый день, ― приветливо начала она, ― проходите полюбоваться нашими экспозициями. В этом зале выставляются художники из Эдинбурга, а вот там, ― она махнула рукой, ― работы нашего знаменитого «Братства Барра». Местные художники, которые стали столичными знаменитостями.
— С удовольствием осмотрю экспозиции, ― сказала я.
— Хотите, проведу для вас небольшую экскурсию, тем более сейчас я свободна. ― Действительно, в галерее я была единственным посетителем.
— Спасибо, вначале взгляну сама. Хочу попытаться понять. А потом, если еще будет возможно, я с удовольствием воспользуюсь вашим предложением.
— Конечно, как вам будет угодно. ― Девушка снова уткнулась в журнал, то и дело украдкой поглядывая на меня. Я быстро прошлась по первому залу. Меня как магнитом тянуло во второй, скрытый полумраком и тишиной. Я сдерживала свое страстное желание броситься туда сразу же. Не хотела демонстрировать девушке свой интерес. Наконец я посчитала, что достаточно налюбовалась на эдинбургские шедевры, и вошла в следующий зал, где меня окружили картины братства Барра. Здесь не было верхних ламп ― только тот свет, что проникал через стеклянную крышу, и точечное нижнее освещение. Полумрак комнаты окутал меня, растворив в себе, я смотрела сквозь сумеречный воздух, словно сквозь вуаль, и находилась в странном возбуждении, отчего рвалась то к одной стене, то к другой.
— Как вам нравятся картины наших гениев? ― послышалось из другой комнаты.
— Они прекрасны, ― сказала я и шагнула наугад к стене, которая была справа от меня.
«Работы Джейка Бакстера» прочитала я на табличке. Они были поразительно солнечными, залитыми ярким светом. Свет был даже на картинах, на которых было изображено мрачное бушующее море. От них веяло жизнелюбием и верой. Я протянула руку, чтобы коснуться этого света, казалось, что я смогу поймать его, и он поможет мне. Но под кончиками пальцев оказался только холст с колючей выступающей краской. Самообман. Разочарованная, я отступала к центру зала и снова позволила сумраку поглотить себя.
«Гектор Маккалистер. Солнце» — прочитала я на табличке рядом с картиной на противоположной стене. Ни намека на солнце не было в этой картине. Резкие темные мазки сменялись еще более темными мазками. Смесь серых, синих, бордовых и коричневых цветов. Я передернула плечами ― жуткая вещь. Следующая табличка гласила: «Красавица? Гектор Маккалистер. Полиптих».
Эта надпись заинтриговала меня. Вопросительный знак говорил, что автор сомневается или насмехается…
Картины висели хаотично на довольно близком расстоянии. Нужно было отойти, чтобы увидеть работу целиком. Я сделала несколько шагов назад и оказалась в луче тусклого света. Одна неяркая лампа освещала это место и обозначала точку, куда нужно встать для лучшего обзора. Мой взгляд заскользил по полотнам, их было много ― около двенадцати. Все разного размера. Каждая из них была как бы деталью конструктора, все вместе же они складывались в одно произведение. Со стены на меня смотрела женщина. Ее лицо было почти скрыто тенью. Презрение, порочность и надменность читались в каждой ее черте: в полуоткрытых губах, в чуть расширенных ноздрях, в движении руки... Несмотря на это, она была прекрасна, как греческая богиня.
Я не могла оторвать взгляд от этой работы, переводя взгляд с одного фрагмента картины на другой, где по отдельности были изображены части плавно изогнутой женской фигуры. Они складывались в единое целое, и грандиозное произведение поглощало меня целиком. Мощное, страстное, темное ― оно было написано размашисто и масштабно. Картина просто гипнотизировала. Звякнул дверной колокольчик, до меня донесся обрывок разговора, кто-то еще пришел в галерею.
— Прекрасная работа, не так ли, дорогая Алекс? ― прошелестел над ухом вкрадчивый незнакомый голос.
От неожиданности я выронила сумку. С глухим стуком она упала на пол. Рядом со мной стоял стройный темноволосый шотландец с непроницаемым, словно маска, лицом. Он с ледяным спокойствием взирал меня.
— Что, простите? ― переспросила я, когда мы снова оказались с ним лицом к лицу.
— Нравится? ― Он проигнорировал мой вопрос и кивнул на картину.
Я помедлила с ответом.
— Не знаю. Двоякое впечатление. И да, и нет... ― Я вглядывалась в его красивое смуглое лицо. Он тоже смотрел на меня, а точнее, рассматривал ― молча, в упор, пристально, высокомерно, как будто выискивая изъяны.
Я сдалась первая:
— Извините, мне показалось, что вы назвали мое имя. Мы знакомы?
Его бровь изогнулась, а в глазах вспыхнул недобрый огонек. И он сказал тем же вкрадчивым тихим голосом:
— У нас новый уровень отношений, Алекс? Теперь мы играем в незнакомцев?
Моя история про амнезию была готова сорваться с губ, но он опередил меня:
— Ты не ответила на вопрос, дорогая. Как тебе моя работа? ― Он махнул в сторону стены с полотнами. Я проследила за его рукой, как зачарованная. Она указывала на «Красавицу?».
— Так вы… Так вы Гектор Маккалистер? ― с трудом произнесла я это имя вслух.
— Алекс, что за шутки? ― В его голосе послышались усталость и раздражение, но лицо оставалось непроницаемым.
Я уцепилась за мысль: если это Гектор Маккалистер, то он должен знать мистера Горинга. Может быть, попробовать уговорить Гектора снова свести меня с Джефом… Стоп.
— Простите, вы назвали меня по имени? Мы знакомы? ― довольно уверенно начала было я, но под его непроницаемым взглядом быстро стушевалась и закончила уже медленно и тихо: ― Я имею в виду, знали ли вы меня раньше? До сегодняшнего дня?
На его лице не дрогнул ни один мускул, но в голосе появились угрожающие нотки:
— Я подыграю тебе, дорогая. Безусловно, мы были знакомы и довольно близко…
Меня охватило нехорошее предчувствие, ком подкатил к горлу.
— А кто эта женщина, изображенная на картине? ― К концу собственного вопроса я уже знала ответ.
— Ты не только меня не помнишь, но и себя не узнаешь? ― притворно ласково произнес Гектор и скрестил руки на груди.
У меня все поплыло перед глазами, нечем стало дышать, ноги подкосились, и я стала падать прямо на Гектора. Он подхватил меня.
— Принесите воды, ― услышала я и провалилась в темноту.
Я приходила в себя, лежа на неудобном диванчике. Гектор с озабоченным лицом расстегивал верхние пуговицы на блузке.
— Уже лучше? ― глухо спросил он. Я кивнула. ― Тебе нужно на воздух.
— Мне очень нужно поговорить с вами. Наедине. Я прошу вас.
Воцарившееся молчание длилось целую вечность. Наконец Гектор прервал его:
— Прийти сюда было чистым безумием. Но желание взглянуть на тебя было сильнее здравого смысла. ― Он немного отодвинулся от меня, его бледное лицо теперь было хорошо освещено. Глаза у него были не черные, как мне показалось вначале, а темно-карие с золотыми крапинками. Наконец он повернулся к девушке за стойкой, которая, отложив журнал, с интересом следила за нами.
— Энни, милая, прогуляйся минут десять. Даме нужно прийти в себя, ― сказал Гектор и кивнул в мою сторону.
Энни нехотя покинула свой пост, она догадывалась, что самое интересное еще впереди. Колокольчик брякнул, и мы с Гектором остались одни.
— Я закрою дверь, чтобы нас никто не побеспокоил, ― сказал он и повернул ключ в двери. Двигался он с кошачьей грацией, мягко и уверенно.
— Итак, о чем ты хотела поговорить?
— На картине действительно изображена я? ― Губы плохо подчинялись мне.
Гектор утвердительно кивнул. Его лицо ничего не выражало.
— Но почему она… то есть я... написана так жутко?
— А как ты хочешь, чтобы я писал тебя?.. ― Его голос был угрожающе тихим. ― Подумай о том, как я себя чувствовал, когда ты предпочла меня другому... Я страдал. Мы все страдали. А теперь ты объявляешься, строишь из себя невинную овечку. ― Его кулаки сжались, желваки заходили на лице. И он резко отвернулся от меня…
— Гектор! Прошу, дай мне сказать, объяснить... ― Было страшно от собственной лжи. Она засасывала меня, слишком часто я ее повторяла, но ничего лучше мне не приходило в голову. ― Не знаю, поверишь ли ты мне, но я ничего не помню... НИЧЕГО... Была авария... Все, как в тумане... Не имею ни малейшего представления, что плохого я тебе сделала, но мне правда жаль...
Он слушал, не прерывая. Не поворачиваясь ко мне, он тихо произнес:
— Я не верю тебе, Алекс. Не верю ни одному твоему слову.
Сказал, как ударил по лицу. Я задыхалась, чувствовала себя совершенно больной и разбитой.
― Мне все же нужно на воздух. ― Я встала и, пошатываясь, пошла в сторону выхода. Он не пытался меня удержать.
Ветер крепчал. На горизонте появились черные тучи. Как раз под мое настроение. И я, оглушенная встречей, побрела в сторону «Золотого гуся».
В комнате было темно ― тучи совсем заволокли небо. Мой чемодан лежал на кровати, где я и оставила его, но теперь на нем лежал букет цветов, перевязанный черной траурной лентой. Розы были темно-красного цвета, почти черного, а к ленте была приколота записка: «Все-таки приехала. Ты пожалеешь об этом».
Это стало последней каплей. Я медленно опустилась на край кровати и разрыдалась. Меня душили страх и отчаянье. Казалось, что я самый одинокий и беззащитный человек на земле. Как подобное могло вообще со мной случиться? Я словно бродила в темном лабиринте и чем усерднее искала выход, тем больше от него удалялась.
За окном послышалась песня о несчастной девушке. Аккомпанировали на аккордеоне. Раздался одобрительный гул голосов. А я зарыдала еще сильнее. Наконец грустную песню сменила веселая, затем еще одна, и еще... Я продолжала лить слезы и жалеть себя. Не помню, чтобы когда-нибудь приходилось столько плакать. Лицо пылало и распухло от слез, чтобы хоть немного охладить его, я прижалась лбом к прохладному оконному стеклу. На аккордеоне играл веселый парень. Рядом толпились шумные зрители, они притопывали и прихлопывали в такт музыке, умудряясь при этом не проливать пиво, которое держали в руках.
Мой взгляд тоскливо скользнул вниз:
— Невысоко... ― прошептала я. ― Шансов остаться инвалидом больше, чем покончить со всем этим...
Внезапно я услышала, а точнее почувствовала, что дверь отворилась и кто-то бесшумно вошел в комнату. Я стояла спиной к двери и не видела вошедшего, слышала только тихие приближающиеся шаги. Возможно, должен был сработать инстинкт самосохранения, неизвестно откуда взяться силы и желание убежать от опасности. Но никаких чувств не возникло. Лишь мысль о том, что пришел мой последний час, ощущая, как некто дышит мне в затылок.
Кто-то коснулся моего плеча. Сердце пропустило удар.
— Алекс... Алекс... Ты слышишь меня? ― прошелестело над ухом. Это был голос Гектора, я узнала его. ― Я пришел, потому что хочу разобраться, понять тебя или себя…
— Спасибо, ― искренне сказала я и повернулась, чтобы увидеть его.
— Ты плачешь? ― Он был удивлен.
— Можно мне пару минут? ― Я скрылась в ванной комнате, чтобы успокоиться и привести себя в порядок. Когда я вышла, Гектор задумчиво вертел букет в руках, накручивая траурную ленту на палец.
— Вот из-за чего ты расстроилась? ― просто спросил он. ― Раньше подобная выходка тебя бы просто рассмешила.
— Это было раньше, ― тихо сказала я.
— Раньше ты была отличной актрисой. ― Его лицо вновь стало непроницаемым, а глаза — колючими. ― Сомневаюсь, что этот дар быстро исчезает. ― Он бросил букет на кровать.
— Что ты имеешь в виду, Гектор? ― Я старалась говорить спокойно.
— А то, что ты всегда была способна разыгрывать великие драматические сцены и выкручиваться, как змея, из всех неприятных ситуаций, в которые попадала... Ну не мне тебе об этом рассказывать.
Я поняла, что это мой шанс узнать хоть что-то.
— Все, чем я располагаю, ― это обрывочные воспоминания. Помоги мне вспомнить все, пожалуйста, ― умоляюще произнесла я.
По лицу Гектора пробежала тень, и он сказал нарочито небрежно:
— Ладно, Алекс, давай прекратим ломать комедию. Пойдем поужинаем. Я заказал столик в Крайгарде. Ты же наверняка этого хотела, ― произнес он и распахнул дверь.
— Конечно, пойдем. Я ужасно голодна, ― согласилась я и накинула плащ.
Мы поехали по дороге вдоль моря. Оно накатывало белую пену на каменистый берег и розовело в лучах заходящего солнца.
Крайгард оказался отелем, расположенным в одном из самых роскошных зданий Каслбея, которые я здесь видела. Выкрашенные в белый цвет балки ярко выделялись на фоне темно-синего неба. На террасе, несмотря на ветреную погоду, сидели любители свежего воздуха. Мы же с Гектором вошли внутрь. Помещение было большим и светлым, убрано оно было со вкусом и даже некоторым столичным шиком. На стенах висели старинные гобелены и картины с классическими британскими сюжетами, такими как охота и лошади. Нас почтительно встретил распорядитель и проводил за столик у окна.
— Тебя, похоже, здесь все знают. ― Я попыталась быть дружелюбной.
— Здесь все всех знают, ― процедил Гектор.
Он опять пребывал в угрюмом расположении духа. Удивительно, за ту пару часов, что я знала его, у него раз пять сменилось настроение.
Вид из окна открывался чудесный: бесконечное море, длинный, потемневший от времени пирс, старая церковь. Вдалеке, словно поддерживая меня, возвышался замок Кизимул.
Громкий хлопок ― это Гектор открыл шампанское. Он разлил жидкость по бокалам и произнес:
— Выпьем за встречу!
— За встречу! ― подняла и я свой бокал.
Игристое было кислым и по вкусу напоминало отраву. Но я мужественно сделала еще глоток ― немного алкоголя мне сейчас явно не повредит. Нужно воспользоваться моментом и выяснить все, что знает Гектор.
— Гектор, я понимаю, что все это очень странно. Но я хочу объяснить. Прошу, выслушай меня, не перебивай. Дело в том, что я нахожусь в весьма щекотливом положении. Я действительно многого не помню. И это ужасно. Ужасно, потому что я не знаю о себе ничего. Что я люблю на завтрак? Какого цвета перчатки я предпочитаю? Я не знаю, была ли я здесь, и таких вопросов у меня миллион. ― Гектор молчал, он сидел, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. ― Пожалуйста, ― продолжила я, ― расскажи мне все, что ты знаешь обо мне, о том, что нас связывало, о том, что я сделала тебе и почему… ты нарисовал такой жуткий портрет.
Я с волнением ждала ответа, пристально вглядываясь в его лицо, скрытое маской безразличия. Наконец он заговорил, и что-то в его голосе изменилось, он стал немного хриплым. Мистер Маккалистер нервничал, ему было нелегко говорить со мной откровенно.
— В какую игру ты играешь, Алекс? Так хочется поверить в то, что ты говоришь правду, но мне кажется, что это очередная ложь, уловка, чтобы держать нас на поводке. Я почти уверен, что как только ты увидишь, что я начинаю сомневаться, ты сразу выпустишь свои коготки. ― Гектор не торопясь опустошил свой бокал и странно посмотрел на меня. ― Хотя почему бы не поиграть немного по твоим правилам? Пожалуй, представлю, что ты говоришь правду и расскажу тебе все, что ты хочешь узнать и даже больше. ― В его глазах заплясали недобрые огоньки. ― Спрашивай.
— Мы были... близки с тобой? ― нервно спросила я.
Гектор раскатисто рассмеялся:
— Дорогая Алекс, смею тебя уверить, что на этом острове ты была близка как минимум с нами троими. А там кто тебя еще знает...
— С вами троими? ― пересохшими губами переспросила я. ― Это с кем?
Его лицо немного помрачнело:
— Со мной, Джефом и Джейком. ― И с горечью добавил: ― Ты же была нашей музой!
Я пыталась осознать услышанное.
— И... и как это было?
— Тебя какие подробности интересуют? ― Глаза Гектора сверкнули. ― Могу тебе поведать только про наши с тобой развлечения, уж извини...
Мне стало нехорошо. Нужно было срочно сменить тему, я не могла слушать подобное о себе, не могла видеть холодное насмешливое лицо Гектора.
— Расскажи мне, как я стала вашей музой? Все, что знаешь… пожалуйста.
Гектор закурил сигарету, не сводя с меня глаз. Я вообще заметила, что он любит делать большие театральные паузы.
— Мы выросли вместе. Я имею в виду Горинга и Бакстера. Еще в детстве мы поняли, что главная страсть для нас ― это рисование. Странное занятие для мальчишек на острове. Для такого маленького острова слишком много художников...
Но Джеф убедил нас, что нужно учиться, и мы отправились в Лондон, где поступили в художественное училище. Нас троих не признала и не приняла эта так называемая лондонская богема, и нам ничего не оставалось, как организовать собственное общество ― братство. Мы назвали его «братство Барра».
— Братство Барра, ― как во сне, повторила я.
— Наверное, во всем этом немаловажную роль сыграла история братства прерафаэлитов, искусством которых увлекался Джеф. ― Он снова надолго замолчал, словно вспоминая, как это было. ― Спустя некоторое время, благодаря обаянию Джейка, деньгам Джефа и моему таланту, мы стали известны. Наши работы стали выставлять, а следовательно, и покупать. Это было самое лучшее время. Мы любили саму идею любить. Пока... пока не появилась ты. ― Гектор взглянул на меня, и ничего хорошего его взгляд не сулил. Он плеснул себе вина.
— А как появилась я? ― с моих губ сорвался еле слышный шепот. Мне было страшно, что из-за неудачного вопроса Гектор разозлится и снова замкнется.
— Может, тебе об этом спросить своих родителей? ― Его настроение опять переменилось.
— Как мы познакомились? ― проигнорировала я этот выпад.
— Джейк притащил тебя. Я не знаю, на какой вечеринке вы познакомились или при каких загадочных обстоятельствах ты вообще возникла. Ясно одно: как только ты появилась, между нами словно пробежала черная кошка... Мы не могли больше ни о чем договориться...
Он задумчиво посмотрел на меня.
— Вот сейчас говорю тебе все это и сам себе не верю. Как такое могло получиться?
— Джейк и я… мы… ― Мой язык не мог этого произнести.
— Джейк и ты? Да, вы были вместе. Ты ― нежная, неземная, словно эльф из старинных преданий. Казалось, ты сразу привнесла свет в наше существование. Джейк тебя просто обожал, он ни минуты не мог находиться без тебя. Возможно, в ту пору были созданы его лучшие работы. Он писал как безумный. Картины из-под его кисти выходили с немыслимой скоростью. Он рисовал тебя, твои портреты... Не знаю, многие ли из них уцелели... ― Гектор чиркнул зажигалкой. Сквозь сигаретный дым он внимательно смотрел на меня.
Я молчала, не хотела прерывать его мысли. После очередной затяжки Гектор продолжил:
— А ты и сейчас прекрасна, Алекс. На тебе не отражается время. Я знаю твое лицо так хорошо, что могу перечислить все твои родинки и морщинки, оно совершенно не изменилось ― твое лицо. Только взгляд стал немного другой... Как тебе это удается? Видимо, совесть тебя совершенно не терзает, и ты спишь спокойно.
— Ты ошибаешься, я сейчас уже не та, что прежде... Я имею в виду ― не та, какой ты знал меня.
Наши взгляды встретились, и внезапно Гектор накрыл своей ладонью мою. Это движение было интимным и нежным, я вздрогнула — так это было неожиданно. Гектор, похоже, сам это понял и резко отдернул от меня свою руку.
— Ты как отрава, Алекс. Проникаешь и начинаешь медленно душить... Мне казалось, что я уже смог избавиться от тебя, позабыть... Излечиться... Но ты опять здесь... Джеф, ах Джеф, какую ошибку он сделал... Зачем он опять привез тебя? — Гектор много и жадно пил, его настроение стремительно менялось то в одну, то в другую сторону.
— Гектор, а дальше, что было дальше? Что с Джейком? ― спросила я, боясь, что этот откровенный рассказ может закончиться в любую секунду.
— А что было с Джейком? ― зло отозвался Гектор. Наверное, он стал утомлять тебя своим жизнелюбием и обожанием. И тебе захотелось чего-то помрачнее и посуровее. Однажды ночью ты пришла ко мне.
— Ка-а-а-к пришла? ― Я не верила своим ушам.
— Пришла ко мне домой, постучала в дверь. Я впустил тебя, недоумевая, но ты не стала ничего объяснять. Впрочем, как и всегда. Ты просто взяла то, что тебе было нужно. И все. Хотя нет, не все. Ты посеяла в моей душе такие чувства, о каких я до этого не мог и подозревать. Мне в одно мгновение стало казаться, что ты ангел, спустившийся на землю, чтобы вытащить меня из того мрака, в котором я погряз. Когда я смотрел на тебя, то видел исходивший от тебя божественный свет. После той ночи я не выходил из дома неделю, почти не спал и не ел. Я рисовал тебя, вбирал твой образ, пытался перенести его на холст и никак не мог... В ту неделю ты приходила ко мне каждую ночь и смеялась над моими безуспешными попытками нарисовать хоть что-то.
Я не могла больше это слушать, не могла выносить то, что он говорил, ― какой кошмар! Что за больные фантазии. Мне казалось, что Гектор сошел с ума, а не я. Или он рассказывал не про меня? Ну конечно, не про меня. Это не могла быть я. Он просто выдумывает, чтобы шокировать меня, позлить...
В эту минуту официант принес кеджери, я была благодарна ему за эту паузу. На мои плечи свалился груз, который я была не в состоянии выдержать. Мы молча следили за ловкими движениями официанта. Он расставил тарелки, откупорил еще бутылку вина. Как только официант удалился, Гектор продолжил бесстрастным тоном обвинителя на суде:
— Было страшно думать о Джейке, спрашивать тебя о нем. Но я был уверен, что ты порвала с ним. Когда же стало понятно, что Джейк остается в счастливом неведении, я уже слишком глубоко увяз. Настолько, что готов был пожертвовать нашей с Джейком дружбой, которую мы пронесли через всю жизнь. А ты... тебе все было нипочем, ты, как черный ангел, отравляла мне жизнь, потому что, в отличие от Джейка, который ничего не знал, я знал все и должен был нести эту ношу.
Я была потрясена, я задыхалась. Нужно было немедленно сменить тему, потому что слушать Гектора было невозможно.
— Я и не заметила, как наступила ночь.
— Да, такая же, как в твоей душе, ― прошипел Гектор.
В глазах у меня потемнело.
— Мне нужно на минутку удалиться, сейчас вернусь, ― пробормотала я и пулей вылетела из-за стола. На улице действительно стало темно. Ветер еще больше усилился.
— Будет ураган, ― донеслось до меня.
На террасе почти никого не осталось, только влюбленная пара, которой порывы ветра были нипочем. Молодые люди были слишком увлечены друг другом.
Я глубоко дышала, стараясь подавить в себе тошноту.
— Все в порядке? ― Это Гектор вышел за мной.
— Отвези меня в гостиницу, пожалуйста. Я... мне нехорошо.
Удивительно, но Гектор обошелся на сей раз без саркастических замечаний. Он быстро расплатился по счету, и в полном молчании мы сели в машину. Сил у меня почти не осталось, появилась надежда, что мой кошмар наконец-то закончится и завтра я проснусь дома в своей уютной квартире, радуясь, что это был просто сон. Жуткий, нелепый, непонятный. Мои губы раздвинулись в слабой улыбке перед тем, как я окончательно заснула.