Нить Ариадны

Глава 10

Не говоря ни слова и не обращая на меня никакого внимания, Джеф прямиком направился к коню, погладил его умную морду и стал что-то шептать ему на ухо. Он говорил с жеребцом долго, ласково похлопывая его по шее. А тот одобрительно фыркал, переступал ногами и всем своим видом демонстрировал полное доверие к Джефу.

Не поворачивая головы, Джеф сказал:

— Ты знаешь, Алекс, что это одна из лучших лошадей на Гебридских островах?

Я отрицательно мотнула головой, но Джеф стоял спиной и не видел. Впрочем, он, не дожидаясь ответа, продолжал: ― Пытался выкупить ее, но упрямый Фицпатрик ее не продает. Хорошая лошадь, а я люблю, чтобы у меня было все самое лучшее.

Он повернулся, неторопливо подошел и по-хозяйски уселся рядом со мной. В Джефе органично сочетались абсолютная уверенность в себе и медлительная раскованность. Эти два качества заставляли усомниться любого собственника в своем праве на жилье, жену и на все имущество. Джеф везде чувствовал себя по-хозяйски, как дома.

— Как ты узнал, где я?

— Я наблюдал за тобой.

— Однако виду ты не показывал.

Джеф не ответил, он отломил соломинку и стал поигрывать ей. Мы вдвоем наблюдали за его движениями. Я видела его почти незаметное напряжение, ― чуть нахмуренные брови, сжатые губы, резкие движения руки.

— Алекс, я весь вечер думал над тем, что ты сказала, ― медленно, словно нехотя, произнес Джеф.

— И? ― выдохнула я.

Он чуть помолчал, затем повернулся ко мне и просто сказал:

— Я скучал по тебе, Алекс.

Трудно сказать, что произошло со мной после этих слов, словно внутри все перевернулось и сжалось в маленький комочек. Я ощутила себя маленькой девочкой, неожиданно для меня слезы хлынули из глаз. Джеф был поражен.

— Ну, что ты, Алекс, не плачь. Все будет хорошо! ― уговаривал меня Джеф.

Его руки нежно гладили меня по голове, а губы шептали обещания о прекрасном будущем, в которое мне так хотелось поверить.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я успокоилась. Постепенно мои плечи перестали вздрагивать, слезы высохли, и вместо них пришло ощущение полного счастья. Было хорошо и уютно сидеть вот так, на копне сена в конюшне, освещенной лишь тусклым светом нескольких лампочек, прижиматься к Джефу и вдыхать запах одеколона, смешанный с запахом его кожи.

Наконец Джеф сказал:

— Ладно, пойдем, детка. Мы не можем просидеть здесь всю ночь.

— Разве не можем? ― тоскливо спросила я.

— Точно не можем, ― насмешливо сказал он, встал, отряхнул соломинки с одежды. ― Поехали, яхта уже заждалась нас.

— Яхта? Мы уезжаем с острова? ― я непонимающе смотрела на него.

— Уезжаем, ― подтвердил он.

— Но куда мы едем?

— Домой, детка, домой.

Он взял меня за руку, и мы вышли на ледяной воздух. Возле замка мы нашли машину с сонным водителем. Растолкав его, Джеф таким тоном приказал везти нас к пристани, что с водителя сон сдуло как рукой.

Ночь была темной, холодной и звездной. Было слышно, как плещется вода возле пирса. В тусклом береговом освещении «Нить Ариадны» лениво покачивалась на волнах, величественная и надежная, как и сам Джеф.

— Моя красавица, ― нежно сказал Джеф, обращаясь к яхте, затем быстро поднялся на палубу и теперь нетерпеливо звал меня. Трап устрашающе качался над темным неспокойным морем. Я не могла заставить себя ступить на него, а Джеф ворчал на меня и уговаривал подняться. В конце концов он не выдержал, спустился обратно на пирс, и, взяв меня за руку, потащил по неустойчивому хлипкому трапу.

— Не очень-то любезно с твоей стороны тащить меня, как мешок с картошкой, ― возмутилась я.

Но Джеф только отмахнулся.

— Когда я рядом, тебе нечего бояться, детка. Не ругайся, лучше налей нам выпить и наслаждайся плаванием. ― Он встал у штурвала и, крикнув громко что-то на гэльском, крутанул руль, направив яхту в открытое море.

Я подумала: как это странно, что Джеф опять меня везет на Барра в тот самый момент, когда это нужно мне больше всего на свете.

Дом, где жил Джеф Горинг, и домом назвать было нельзя. Это был огромный особняк, почти замок, который стоял на вершине холма, окруженный живописными садами. Особняк окружали мощные толстые стены, отчего дом выглядел абсолютно неприступно.

— Когда-то вокруг замка был ров, а теперь здесь все усеяно цветами, ― сказал Джеф. ― Но ночью этой красоты, конечно, не увидишь.

— Тебе не страшно жить одному в таком огромном доме? ― спросила я, когда машина остановилась перед парадной дверью.

Джеф засмеялся.

— Кого бояться? Парочки привидений? К ним я привык за все то время, что живу здесь.

— Парочка привидений ― это прекрасно, ― пошутила я и боязливо посмотрела на темные серые стены замка.

— Если серьезно, ты не помнишь разве, что я тут не один живу? Летом здесь живут мои родители, зимой они обычно путешествуют. А сейчас со мной живет моя сестра.

— Нет, не помню, ― сказала я.

Сестра Джефа Клэр Горинг, ну конечно. Я успела позабыть о ней. Мне было необходимо обдумать линию поведения с этой воинственной девицей, но пока ни сил, ни желания делать это не было. Буду импровизировать, когда она появится, решила я и вошла в распахнутую Джефом дверь.

Огромных размеров зала была залита светом электрических огней, на потолке висела пятиярусная хрустальная люстра, от ее блеска я на мгновение ослепла. И тут мне вспомнилась большая вечеринка, где разодетые гости прохаживались, ведя светские беседы. Я практически ощутила жар камина, который сейчас не был зажжен, знала, что если пройти налево, будет библиотека, а прямо ― выход в чудесную оранжерею.

— Джеф, я была здесь раньше. Я отчетливо помню расположение комнат, даже помню запах цветов из оранжереи, и воздух там такой теплый и влажный.

Джеф остановился, внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Ну конечно, была. Ты была здесь счастлива… ― помолчал он, а потом добавил: ― Со мной. И я обещаю, что теперь будешь счастлива всегда! ― Он крепко обнял меня, и я растаяла от силы и уверенности, которая от него исходила.

Всю ночь, а точнее остаток ночи, мне снились кошмары, обрывки воспоминаний переплетались с реальностью, если можно вообще говорить о реальности.

Я видела непроницаемые глаза Гектора и веселые ― Джефа. «Я предупреждаю тебя», ― проносились в голове слова Клэр, и застенчивым румянцем вспыхивали щеки Джейка. Над этими образами бесконечно кружились картины. Их было много, очень много, и на всех была нарисована я.

Я проснулась в холодном поту. От ветра и хлеставшего за окном ливня черная корявая ветка стучала и скреблась в оконное стекло. Небо было затянуто тяжелыми серыми, как крысиная шерсть, тучами. В комнате было прохладно, камин давно погас. Я натянула одеяло до самого подбородка, устроилась удобней и только тут почувствовала глубокое ровное дыхание рядом. На секунду мне показалось, что это Гектор, но я ошиблась. В тусклом предрассветном свете рыжела борода Джефа. Меня захлестнули странные чувства. Удовлетворение? Счастье? Не знаю, скорее чувство неизбежности. Я вздохнула и закрыла глаза.

В следующий раз я проснулась, когда бледно-желтое осеннее солнце высоко поднялось и стало совсем светло. Сразу пришло осознание, где я нахожусь, хотя воспоминания о вчерашнем вечере были рваными, как лохмотья бездомного. Камин в комнате был заново растоплен, пламя неровно плясало на сложенных аккуратным домиком дровах. В комнате становилось душно. На подушке лежала записка: «Спускайся к завтраку, милая».

Я улыбнулась ― Джеф всегда знал, что нужно девушке. Затем оделась и пошла по направлению к широкой винтовой лестнице. Несмотря на огромные пространства, которые занимала каждая комната, дом выглядел уютным и очень ухоженным. Повсюду стояли вазы со свежими цветами, полы устилали ковры, а огромные окна нежно окутывали облака белоснежного тюля, даже воздух казался прозрачным и от этого немного дрожащим.

Столовая была пропитана светом, который проникал сквозь стеклянную стену. Отсюда же открывался фантастический вид на деревню, что приютилась у подножия холма, и небесно-голубое море, которое упиралось синей блестящей полоской в горизонт. Море здесь было удивительное, зимой ― темное, холодное и неприветливое, а летом лазорево-голубое, прозрачное и манящее.

Я оторвалась от прекрасного вида за окном и осмотрелась ― в столовой никого не было, большой стол был накрыт белой накрахмаленной скатертью и уставлен таким количеством еды, словно завтракать собралась дюжина человек. «Это тебе не завтрак у Гектора, где с трудом можно найти кофе», ― подумала я. В комнате, помимо той двери, куда я вошла, было еще несколько, все они были плотно закрыты, и из-за центральной двери доносились приглушенные голоса. Люди спорили, но о чем был спор и кто это был, разобрать не представлялось возможным. Я прильнула к небольшой щелочке.

— Ты не понимаешь, во что ты опять ввязываешься. ― Голос принадлежал женщине и уже переходил на крик.

— Тебя это не касается, Клэр, ― грубо ответил мужской, в котором я узнала голос Джефа.

— Еще как касается. Ты притащил эту девку и в мой дом. Наверное, ты забыл, что я здесь тоже живу.

— Я ничего не забыл, ― прошипел Джеф. ― Можешь говорить тише, она вот-вот спустится.

— Да мне плевать, я только буду рада, если она услышит. Посмотрите, какая наглость ― появляется здесь, будто ничего не произошло. ― Клэр нервно ходила по комнате, перед небольшим стеклянным столиком она остановилась, взяла сигарету и стала искать зажигалку.

— Все, что произошло, тебя не касается. Это только между мной и Алекс, ― сказал Джеф и протянул ей зажигалку.

Она схватила ее, но руки плохо слушались ― прикурить удалось только с третьего раза. Не вынимая сигареты изо рта, Клэр продолжала:

— Не касается? Хорошо, если ты считаешь, что меня не касается то, как я пыталась вытащить тебя из депрессии, когда сначала она решила поделить тебя с другим, а потом и вовсе исчезла. Я вот очень хорошо помню твое круглосуточное пребывание в библиотеке в обнимку с бутылкой виски. Как ты не мог писать, как часами смотрел на ее портреты. Если ты считаешь, что меня это не касается, тогда, может, это касается Гектора? Она порвала с ним? Или все начинается сначала? ― Клэр уже в пятый раз прошла мимо двери, за которой я пряталась, она металась, словно тигрица в клетке. Я стояла ни жива ни мертва, если она сейчас меня заметит, то мне точно несдобровать. Однако даже через небольшую щелку было видно, что Клэр, как всегда, необыкновенна. Ее рыжие волосы горели огнем, несмотря на раннее утро, сильно подведенные зеленые глаза метали молнии. Джеф пытался казаться расслабленным, сидя в кресле, но было заметно, что это напускное. Он был очень напряжен.

— Клэр, прекрати, пожалуйста, истерику.

— Да что с тобой такое? Очнись, Джеф. Разве ты не понимаешь, что она ― это испытание для тебя, наркотик. Ты же можешь иметь любую девушку, какую только захочешь. Но ты опять притащил сюда именно ее. ― Теперь Клэр уговаривала Джефа, сидя у его ног.

— Теперь все по-другому, Клэр. Не переживай за меня. Я уже не тот романтичный юноша, страстно влюбленный в незнакомку, овеянную тайнами и мистикой. Я ― взрослый мужчина и вполне способен отвечать за свои действия. ― Он нежно погладил ее по щеке. ― Для меня ценно твое беспокойство, дорогая. Все будет хорошо, обещаю. ― Он коснулся губами лба Клэр, потом потянулся и радостно сказал: ― Пошли завтракать. Джордж расстарался сегодня в честь открытия охотничьего сезона.

Клэр нехотя кивнула, и они направились к двери, я отбежала к столу и замерла, якобы раздумывая, куда мне присесть.

— Алекс, дорогая, ты проснулась. ― Джеф подошел ко мне и поцеловал в губы. Краем глаза я увидела Клэр — если бы она могла, то бросилась бы на меня с кулаками. ― Ты же помнишь мою сестру, Алекс? ― Джеф был спокоен и уверен в себе, как всегда.

— Конечно. Тем более, что иногда мы мило болтаем, ― сказала я и улыбнулась девушке.

Она не ответила, только поджала губы и села за стол. Возникла пауза, Джеф уже собирался что-то сказать, чтобы заполнить ее, но сестра опередила его:

— Александра, как Гектор отреагировал на то, что ты теперь с Джефом? ― спросила она, намазывая себе тост маслом.

— Он еще не знает, ― спокойно ответила я. ― И будет лучше, если он узнает это от меня, а не от тебя или твоих подружек.

— То есть ты спокойно изменяешь ему с моим братом? ― продолжала она.

— Клэр, ― Джеф предостерегающе поднял руку.

— Все в порядке, Джеф, ― улыбнулась я. ― Клэр хочет, чтобы между нами не было недосказанности, и мы все называли бы своими именами.

Я замолчала на несколько секунд, переводя взгляд с Клэр на Джефа, потом снова на нее, и, чеканя каждое слово, произнесла:

— Я спокойно изменяю Гектору с твоим братом. ― От этих слов даже Джефу стало не по себе. Клэр и вовсе задохнулась от возмущения. ― Но, ― продолжила я, ― это ненадолго, нужно как можно скорее все объяснить Гектору и расставить точки над и.

Джеф выдохнул и сказал предостерегающим тоном Клэр:

— Видишь, дорогая, нет повода для дальнейшей дискуссии.

— Но… ― запротестовала не желающая мириться со мной Клэр, однако, увидев свирепый взгляд Джефа, осеклась и только сказала: ― Что ж, посмотрим.

Остаток дня мы с Джефом провели, запершись в библиотеке. Мы листали большие красочные книги по искусству, и Джеф с упоением рассказывал мне об английской живописи и о братстве прерафаэлитов, которыми восхищался.

— Помнишь, когда я увидел тебя весной в галерее в Сохо, на витрине были выставлены картины Россетти. Это не было случайностью.

Я кивнула и подумала, что это было так давно, да и было ли это на самом деле? Мой задумчивый взгляд упал на Джефа.

— Ты не похож на художника, Джеф.

— Почему?

Мое замечание удивило его.

— Ты кажешься таким… ― Я пыталась подобрать точное слово. ― Неглубоким.

Джеф засмеялся.

— Я и есть неглубокий. Для меня все просто и понятно. Я не хочу взращивать внутри себя сомнения, не хочу заниматься самокопанием, чтобы показать свою глубину. Мои картины и без этого хороши ― они передают реальность, а не уродливый внутренний мир художника.

— Разве люди хотят видеть реальность на полотнах художников? ― задумчиво спросила я.

— Людям нужна удивительная непознанная реальность, а не странные фантазии, ― отрезал Джеф и добавил: ― Алекс, я хочу нарисовать тебя.

— Давай. Живя с Гектором, я уже привыкла, что он все время меня рисует, ― сказала я и помрачнела, взглянув на часы. ― Мне надо идти, Джеф, буду позировать тебе в другой раз.

— Куда ты идешь? ― В голосе Джефа зазвучали стальные нотки.

— Пора возвращаться. Думаю, Гектор ищет меня.

— Ты идешь, чтобы поговорить с ним и забрать свои вещи? ― Джеф говорил ледяным, не терпящим возражений тоном.

— Я иду, потому что я все еще его девушка. Поговорю, как только представится возможность, но точно не буду делать это до выставки. А ты знаешь, что она откроется где-то через месяц.

Эти слова Джефу не понравились, он недовольно поджал губы, глаза сузились.

— Что ж, месяц так месяц. Когда я снова увижу тебя?

— Может, завтра, может, через неделю, а может, через два часа.

— Александра. ― От Джефа повеяло холодом и отчужденностью. ― Мы уже проходили такое однажды. Я не буду тебя ждать. Я буду жить так, как жил, пока ты не разберешься с Гектором. И я рассчитываю, что ты справишься с этим за месяц.

— Конечно, ― сказала я и, легко коснувшись его губ, ушла.

Гектор метался по дому, как разъяренный лев. Он до сих пор был одет в смокинг, как, впрочем, и я в свое красное платье. Мы молча смотрели друг на друга, потом в глаза бросились пустая бутылка и пепельница, полная окурков, затравленный взгляд Гектора и разбитое стекло у каминной полки. Мне стало тяжело от того, что я причинила ему столько боли.

— Дорогой, ― нежно сказала я, ― ты плохо выглядишь.

Затем подошла к пепельнице и выбросила содержимое в мусорный ящик.

— Где ты была? ― Гектор устало опустился на стул.

— К чему эти вопросы? Мне нужно переодеться...

— Я повторяю, где ты была? ― Он повысил голос.

— Какая разница, где я была? Я пришла к тебе. Я ― твоя, можешь этим наслаждаться.

— Наслаждаться? Ты дрянь! ― Гектор свирепел. ― Ты обещала быть только со мной. Помнишь свои речи об уюте и покое? Ты ничуть не изменилась! ― Не сдерживаясь, он уже кричал на меня.

— Гектор, мне не хочется ссориться, я устала от твоих придирок и вечного недовольства. Ты не ценишь меня, ждешь любого промаха, чтобы вылить на меня грязь, что держишь в себе. Тебе не я нужна, а случай, чтобы твоя черная правда смогла восторжествовать. ― Мой взгляд упал на него ― на мужчину, рядом с которым еще недавно была так счастлива. ― Я могу уйти сейчас же, если ты захочешь, могу остаться ― выбор за тобой.

Он затравленно смотрел на меня:

— Что значит уйти? Куда? К кому? Я не хочу отпускать тебя.

Меня ужасно раздражал этот диалог, как, впрочем, и сам Гектор, но что-то удерживало меня от того, чтобы оставить его окончательно. Я вздохнула, поднялась к себе и закрыла дверь на защелку.

Прошла еще неделя ― мы с Гектором сидели каждый на своей половине дома, он рисовал в студии, а я практически не выходила из спальни. В одно мгновение мы стали чужими людьми. Когда мы все же встречались на кухне, было видно, что он страдает. Под его глазами залегли тени, волосы были взлохмачены, одежда ― в краске, и весь его вид говорил о том, что он практически не спит. В такие моменты мне становилось жаль его.

В один из дней я не выдержала добровольного заточения, собралась и поехала к Джефу. Очевидно, что, несмотря на все его предостережения, он будет ждать меня.

Я застала его в студии за работой. Меня удивила его манера рисовать ― неторопливо, скрупулезно, он выписывал все до мельчайшей детали, это было так не похоже на Гектора с его нервными размашистыми мазками. Стоя в проеме двери, я наблюдала за ним и за тем, как на пустом холсте рождается картина. Джеф тоже писал меня, точнее, пытался ― на его картине была изображена девушка, одетая в красное платье, но без лица. Я осторожно покашляла, обозначая свое присутствие. Джеф не торопился оборачиваться, он аккуратно отложил кисти, вытер руки о белоснежный платок и буднично сказал:

— Алекс, тебя долго не было.

— Но сейчас я здесь. Ты пишешь меня? ― Я подошла к нему.

— Когда ты рядом, сразу хочется писать твой портрет.

— Хочешь, я буду позировать тебе?

— Я никак не могу написать твое лицо, какая-то деталь все время ускользает...

— Совсем как у Гектора... ― сказала я тихо, усаживаясь на высокий стул, стоящий в самой светлой части комнаты под стеклянной крышей.

— Все повторяется, ― как-то безжизненно сказал Джеф и без энтузиазма взялся за наброски.

Через час или два в опасной близости от меня пролетел карандаш.

— Все, я сдаюсь, сдаюсь, это чертовщина какая-то. Я не могу тебя нарисовать! ― в бешенстве кричал Джеф.

— Милый, ― словно змея, я сползла со своего стула, ― у тебя все получится, нужно просто немного времени ― ты отвык от меня...

Джеф посмотрел на меня и прошептал:

— Как хорошо, что ты пришла, я уже почти перестал надеяться.

— Я же обещала тебе.

— Ты останешься сегодня?

— Я не могу. Пока у Гектора не пройдет выставка...

Повинуясь порыву, он нежно обнял меня, как великую драгоценность, и, гладя меня по волосам, зашептал:

— Я не хочу ничего знать об этом, больше не могу делить тебя ни с кем.

Мне невыносимо захотелось остаться, и я поддалась:

— Останусь, но только на одну ночь...

Едва заметная торжественная улыбка мелькнула на губах Джефа. Этот вечер мы провели в спальне, не покидая ее даже на ужин.

Я проснулась до рассвета, когда Джеф, освещенный лунным светом, еще спал. Этот свет придавал его лицу холодный синеватый оттенок, и казалось, что оно было высечено изо льда.

Джеф был красивым, как страж снежной королевы ― бесстрашный и спокойный викинг. Я поцеловала его в щеку, которая была теплой, даже горячей, и стала одеваться, чтобы снова отправиться в царство тьмы, недоверия и страха. Я задавала себе вопрос ― почему я не могу остаться с Джефом, а снова иду в дом Гектора, но ответа не было, просто ноги сами несли меня туда.

Дверь предательски хлопнула, я щелкнула выключателем и увидела, что Гектор не спит. Он сидел в кресле и смотрел на свои работы, которые были расставлены повсюду. На всех этих полотнах была изображена я ― прекрасная и светлая. Однако лица практически не было видно ни на одной, я знала, что Гектору так и не удалось передать его на холсте. Наши взгляды встретились, в его глазах была лишь пустота.

— Ты пришла, ― обреченно сказал он.

— Конечно, пришла. ― Я подошла и присела у его ног. Затем, кивая на картины, спросила: ― Ты их все возьмешь на выставку?

— Думаю, только эти. ― Он махнул рукой в сторону полотен, где изображал меня на фоне вересковых полей и лазоревого неба.

— Они и впрямь прекрасны, ― выдохнула я.

Гектор лишь устало кивнул, и измученная улыбка появилась на его губах.

Следующие несколько дней я провела с Гектором, но чем больше мы были вместе, тем мрачнее и ожесточеннее он становился. В один из вечеров его ярость стала настолько откровенной, что больше он не мог ее скрывать. Обвинения Гектора были столь же безосновательны, сколь и смешны, начиная с того, что кофе слишком горячий, и заканчивая тем, что почта ее величества задерживает доставку картин в Лондон.

Эта ситуация стала невыносимой, и в один из дней мне пришлось взять машину и снова отправиться к Джефу. Чем выше на холм я взбиралась, тем легче мне становилось. Издалека была заметна фигура Джефа, стоящего в дверях, он говорил что-то своему управляющему. Подъехав ближе, я увидела, что выглядит он неважно, серый цвет лица и темные круги под глазами делали его старше. Он коротко взглянул на меня.

— Я ухожу в море, ― бросил он мне.

С ужасом я взглянула на небо, которое пожирала черная ненасытная туча. На севере, откуда она надвигалась, не было видно ничего, кроме черноты. Казалось, солнце никогда туда не вернется.

— Я с тобой.

Он только кивнул, и мы сели в его машину.

На пристани дул холодный шквальный ветер, он начинался где-то далеко в море и, усиливаясь, обрушивался на берег. На флагштоках бились красные флаги, предупреждающие о высоком уровне опасности.

— Выходить в море сегодня сущее безумие, ― отговаривала я Джефа, когда мы мелкими шажками поднимались по неустойчивому, качающемуся над серым злым морем трапу.

Но Джеф только холодно посмотрел на меня:

— Разве мы с тобой не безумцы?

— Мы ― безумцы, но не настолько, чтобы сознательно искать смерть! ― Порывы ветра не давали говорить, приходилось кричать, но слова улетали далеко в океан.

— Ты можешь еще сойти на берег, ― отрезал Джеф. ― А я собираюсь отчалить через пять минут.

— Нет, я никуда не пойду. Я не оставлю тебя, ― говорила я, но внутри дрожала от страха и ужасного предчувствия. Джеф в таком состоянии был на все способен.

Что-то изменилось в его лице, похоже, мои слова тронули его, но, к сожалению, не изменили его намерений.

Он включил задний ход, и «Нить Ариадны» стала изящно разворачиваться на огромных волнах. Через пару минут на полных парах она неслась в открытое море, разрезая носом волны. Огромную яхту подбрасывало, как игрушку. Меня трясло и колотило от ужаса. Разверзнувшейся стихии было глубоко наплевать на нас, яхта была лишь соринкой на поверхности свирепого бесконечного океана. Пока еще на поверхности.

Серые бетонные волны обрушивались на корму нашего судна. Под их мощью яхту сначала вжимало в толщу воды настолько, что казалось, мы вот-вот пойдем ко дну, а потом она резво и неожиданно выпрыгивала из воды, как мячик. Я одновременно молилась богу и умоляла Джефа повернуть к берегу. Но Джеф с фанатичным упрямством продолжал держать курс в открытое море.

«Он хочет нас убить, хочет убить», ― без конца повторялось у меня в голове, а когда накатывала очередная волна, что с яростью накрывала яхту, я закрывала глаза, думая, что это конец. Невозможно было объяснить, почему я отправилась с Джефом в эту морскую прогулку, несмотря на сильный шторм. Вероятно, осознание того, что он пошел бы в море один, явно ища возможность погибнуть, испугало меня, нельзя было этого допустить. Я должна быть рядом с ним. И сейчас, стоя в рубке рядом с Джефом, который держал штурвал в своих крепких руках, я поняла, что люблю его. Конечно, это было так просто и очевидно, что я даже рассмеялась. Яхту тут же накренило, и я упала на колени и не успела встать на ноги, как крен пошел в другую сторону, и я снова упала. Шум от бьющихся в конвульсиях волн и разозленного ветра был невообразимым, через специальное толстое стекло рубки было видно кудрявую пену, шипящую на палубе, и бесконечные злые брызги. Они пытались сместить эту преграду между нами и огромным взбешенным океаном. Я опять стала молиться, теперь о том, чтобы Джеф образумился и прекратил эту пытку, а сам он в это время стоял, как каменное изваяние, и смотрел в непроглядную суровую даль моря.

— Джеф! ― закричала я. ― Я люблю тебя. Это будет очень глупо, если мы вот так погибнем. Мы можем быть счастливы. ― Было заметно, что он вздрогнул. Поспешив воспользоваться этим, я заговорила еще быстрее: ― Ты только представь, как нам может быть хорошо. Мы будем гулять вместе, ты будешь писать прекрасные пейзажи, а я буду любоваться тобой. Твои картины будут выставляться в лучших галереях, а я буду стоять рядом, гордиться и наслаждаться твоим триумфом. Ты слишком хорош, чтобы погибать просто так...

Наконец Джеф посмотрел в мою сторону:

— Ты сегодня же переедешь ко мне и оставишь Гектора.

— Но выставка...

Голова Джефа упрямо отвернулась, огромная волна с грохотом обрушилась на нос яхты. Судно накренилось, и меня отбросило к стене. Я пыталась встать, но яхту мотало так, что сделать это было невозможно. Меня замутило. А над головой бесчинствовала стихия, обрушивая на нас свою ярость.

― Господи, господи, ― повторяла я про себя как заведенная, ухватившись наконец за закрепленную на случай шторма ручку в стене. Джеф же стоял за штурвалом, не шелохнувшись, только для опоры шире расставил ноги.

— Хорошо! ― крикнула я.

Но в таком грохоте ничего не было слышно. Единственная возможность сказать ему что-то ― это оказаться рядом с ним. Но как это сделать, когда яхту крутило, словно волчок? Пришлось опуститься на колени и ползти. Меня постоянно отбрасывало назад, тогда я легла на живот и, цепляясь за прикрученные к полу ножки стола, смогла преодолеть то небольшое расстояние, что отделяло меня от Джефа. Тело болело от ударов, мышцы рук ныли от напряжения, ноги были в синяках и ссадинах.

— Хорошо! ― крикнула я, практически валяясь у Джефа в ногах.

— Что хорошо? ― не поворачивая головы, пробасил он.

«Хочет насладиться моим унижением», — подумала я, но вслух сказала:

— Хорошо, я останусь с тобой и порву с Гектором. Все будет так, как ты захочешь.

Он самодовольно улыбнулся:

— Ну наконец-то, дорогая, ты приняла разумное решение. ― И он протянул мне руку. Тяжело опершись на нее, я кое-как поднялась. Он рывком прижал меня к себе и прошептал:

— Больше я тебя никуда не отпущу. ― Он буквально втиснул меня в пространство между штурвалом и им самим, так, что моя спина прижималась к его каменной груди. ― Так ты не упадешь, ― сказал Джеф, и в его голосе прозвучали такие знакомые самодовольные нотки.

После атаки очередной волны на яхту у нас было несколько секунд передышки. Пока море собиралось с силами, Джеф, не теряя времени, стал разворачивать яхту в сторону земли. Каждую секунду я думала, что море поглотит нас. Но каким-то чудом мы оставались живы, и прекрасная яхта «Нить Ариадны», управляемая твердой рукой Джефа, несла нас к земле. Подойти к берегу и пришвартоваться стоило Джефу неимоверных физических, а мне моральных усилий.

Когда я почувствовала под ногами устойчивую землю, то разразилась рыданиями. У меня был шок. Из небольшого домика, где располагался пункт береговой охраны, выбежали несколько человек.

— Вы что, с ума сошли? Как можно выходить в море в такой шторм? ― кричали они.

Но Джеф, промокший до нитки, смеялся:

— Нам стало немного скучно, мы решили развеяться. А теперь нам срочно нужно вернуться домой, чтобы обсохнуть и согреться, не хватало еще, чтобы мисс Суворова заболела.

Я не могла говорить, смотрела на свои дрожащие руки и чувствовала, как горячие соленые слезы льются из глаз.

— Джеф, я буду вынужден выписать тебе штраф за пренебрежение к предупреждающим знакам, ― сказал один из охранников и махнул рукой в сторону нервно прыгающих в шквалах ветра флагах. ― Максимальный уровень опасности.

— Валяй, Тимоти, я заплачу, ― перекрикивая ветер, ответил Джеф.

— И пожалуюсь твоим родителям, ― уже чуть добрее произнес Тимоти.

— А вот это лишнее. Ни к чему беспокоить стариков, ― с улыбкой отвечал Джеф, запихивая меня в машину. ― Не стой под дождем, Тимоти. Вряд ли сегодня еще найдется парочка безумцев, которой захочется острых ощущений.

И мы понеслись в гору к большому дому, приветливо сияющему горящими окнами.

Насквозь промокшие, оставляющие после себя лужи и следы грязи, мы ввалились в дом, хохоча, как безумные. Похоже, что шок еще давал о себе знать. Джеф тоже испытал его, хотя и не показывал виду. Из столовой, грациозно держа сигарету в длинном мундштуке, вышла Клэр.

— Джеф, дорогой, где ты был? Я беспокоилась за тебя. ― Клэр подбежала к брату, полностью игнорируя мое присутствие.

— Все в порядке, сестренка, мы просто немного поплавали на яхте...

— В такую погоду? ― Она развернулась ко мне с гримасой ненависти на лице. ― Это твоя очередная выдумка? Хочешь загнать Джефа в могилу?

— Эй, полегче, Клэр. Алекс, наоборот, пыталась отговорить меня, она пошла со мной, потому что не хотела оставлять меня одного в море.

Она смерила меня презрительным взглядом и сказала:

— Ужин подадут через тридцать минут. Ты ведь не останешься, Алекс? У нас сегодня гости.

— Напротив, она останется, а ты дай ей что-нибудь сухое, чтобы Алекс смогла переодеться.

— Поищи что-нибудь в том мешке. Я как раз приготовила одежду для благотворительности. ― Она кивнула в сторону большого черного мешка, предназначавшегося для мусора. и, развернувшись на каблуках, пошла в гостиную.

Через мгновение раздался звук звенящего хрусталя, Клэр явно наливала себе выпить.

Джеф побагровел от злости.

— Я сейчас поговорю с ней. Извини, Алекс. ― Он направился в гостиную, оставляя после себя грязные следы. Я дрожала в мокрой одежде от холода и слушала громкие крики, доносившиеся из гостиной. Через несколько минут мимо меня, словно фурия, пронеслась Клэр и, громко стуча каблуками, взбежала вверх по лестнице.

Джеф вышел из гостиной уже со стаканами, в которых был налит виски, и позвякивали кубики льда. Один он протянул мне. Я выпила залпом. Мои зубы уже начинали отстукивать дробь.

— Ты дрожишь, ― мягко сказал мне Джеф, ― пошли со мной.

Он нежно взял меня за руку и повел наверх. В его спальне было тепло, помимо включенного отопления, в камине весело плясал огонь. Джеф стал снимать с меня мокрую одежду, которая падала бесформенной кучей на светлый персидский ковер. После того как на мне совсем ничего не осталось, Джеф быстро разделся и потащил меня в душ. Горячие струи били по моему озябшему телу, отогревая не только его, но и мою душу. Она оттаивала и наполнялась еще большей любовью к этому большому и могучему мужчине.

На кровати Джефа я нашла синее платье. Оно было наглухо закрытым и сексуальным, как картофельный мешок. Я вздохнула, но деваться было некуда, внизу уже слышался гул голосов. Это подтягивались гости, которых пригласила Клэр. Я мигом надела синее платье в цветочек и стала выглядеть в нем невинной скромницей.

Джеф даже присвистнул:

— Не могу сказать, что мне не нравится такой образ. Безвкусно, конечно, но очень возбуждает.

Сам он был просто неотразим в темно-синем костюме. Гостиная уже была заполнена людьми к тому моменту, как мы спустились. Почти все лица были мне знакомы. Мы с Джефом на секунду замерли перед тем, как войти в комнату, но Джеф взял меня за руку и уверенно повел за собой.

Гости прохаживались, наливая себе выпить, кто-то уже двигался под музыку, в основном все разговаривали об охоте. Я тоскливо осмотрелась: сколько же можно обсуждать одно и то же? Неожиданно музыка оборвалась, Клэр неуклюже взбиралась на стол, гости недоуменно на нее посматривали и посмеивались, но негромко ― слишком неразумно и недальновидно было смеяться над Горингами. Джеф от злости стал красным как помидор. Клэр нагнулась, чтобы взять вилку, при этом опасно покачнулась, прочистила горло, постучала вилкой по бокалу, призывая всех к тишине, и сказала:

— Уважаемые дамы и господа! Все мы знаем знаменитую цитату Гераклита: «В одну реку дважды не войти», однако в нашем обществе есть упрямцы, которые считают, что они способны это сделать. Представляю вам одного из них ― моего брата Джефа, который сегодня пришел с его новой старой девушкой, являющейся одновременно с этим еще и новой старой девушкой Гектора Маккалистера.

В комнате воцарилась гробовая тишина, и все присутствующие, как по команде, повернулись туда, куда указывала Клэр, то есть в мою сторону.

Почему-то сейчас в моей памяти всплыл вечер, когда мама просила меня спеть песню для гостей, сидевших и стоявших вокруг меня. Они ждали выступления и внимательно на меня смотрели. Я не смогла выдавить из себя ни звука, это было слишком сложно для маленькой девочки. С тех пор я боялась излишнего внимания к своей персоне и тщательно избегала публичных выступлений, так было всегда, но не сегодня.

После слов Клэр на меня опустилось какое-то холодное равнодушие, ни один мускул не дрогнул на моем лице, даже когда в глазах Джефа мелькнула паника. Мнение общества было суровым и всесильным, особенно на островах, где это общество было ограничено малочисленностью и постоянством жителей.

Я ободряюще улыбнулась ему, взяла за руку и громким спокойным голосом сказала:

— Здравствуйте, будьте как дома.

Наши взгляды с Клэр пересеклись. Ее взгляд, полный ненависти, не сулил ничего хорошего. Что ж, меня это не пугало. Часть гостей находилась в замешательстве, другая радостно предвкушала предстоящий скандал. Подобные вещи на островах случались редко, и каждая из них сулила разнообразить скучную жизнь их обитателей.

Джеф, чувствуя, что сейчас вспыхнет словесная перепалка между мной и его сестрой, решил вмешаться:

— Сегодня вы попали на замечательную вечеринку, когда мы с Александрой празднуем нашу помолвку. Мы хотели сделать это наедине, но сейчас безумно счастливы, что вы оказались в нашем доме и готовы разделить этот праздник вместе с нами.

Все замерли, переваривая эту новость, в том числе и я. Потом зал взорвался аплодисментами, все стали подходить к нам и поздравлять. В этот момент меня словно вынули из тела, оставив его стоять на том же месте. Я ничего не чувствовала и не понимала. Клэр тяжело спрыгнула со стола, схватила пальто и выбежала из дома, громко хлопнув дверью. Гости были просто в восторге. К тому времени, когда подали обед, все были уже порядком навеселе. В десять часов вечера Дэймон Вайт включил приемник и настроил его на частоты радио острова Барра.

Раздался голос диктора:

«Добрый вечер, уважаемые радиослушатели. Несколько минут назад от нашего специального корреспондента Дэймона Вайта поступило сенсационное сообщение. Самый желанный холостяк и объект мечтаний многих девушек Джеф Горинг только что объявил о своей помолвке с мисс Александрой Суворовой. Наш корреспондент сейчас находится на празднике по этому случаю и отмечает скромность и красоту невесты, а также счастливый вид жениха. Что ж, принимайте и мои поздравления, Джеф и Александра! И плачьте, плачьте, девушки, все, кто грезил во сне о Джефе Горинге...»

Диктор рассмеялся и поставил песню Элвиса Пресли. Гостиная утонула в шуме одобрительного гула и поздравлений. А у меня внутри все похолодело от ужаса: я боялась, что Гектор может услышать это сообщение. Мне захотелось все бросить и поехать к нему, попытаться все объяснить, но Джеф слишком крепко держал меня за руку.

Вечеринка продолжалась до самого утра. Было около шести, когда мы отправили последнюю партию гостей, погрузив их в такси. Джеф обнимал меня за талию и мурлыкал какую-то песенку, когда мы поднимались по лестнице. В предрассветной тишине и еще полупрозрачном утреннем свете в комнате Джефа в кресле чипендейл сидел Гектор.