Рианна
Я так безумно счастлива, что он вернулся, что сижу на диване с идиотской улыбкой, которую даже не пытаюсь скрывать. Он улыбается в ответ — мягко, тихо, так, как улыбаются только те, кто действительно рад видеть тебя рядом. Мы просто держим друг друга в объятиях, пока течёт ночь. У наших ног, уютно свернувшись клубком, сопит мистер Маффинс.
Септис снова принял человеческий облик — «для дома так правильнее», как он сказал. Но я всё чаще ловлю себя на том, что его истинный вид мне нравится не меньше… а в какие-то моменты даже больше.
Телевизор работает вполголоса, показывая поздние местные новости. Септис держит меня крепко, как будто боится отпустить, и я чувствую, что он почти… спокоен. Почти.
И в этот момент я наконец набираюсь смелости спросить то, что мучило меня с той ночи:
— Куда ты уходил? Всё это время… — шепчу я, глядя ему в профиль.
Он молчит пару секунд. Кажется, подбирает слова, которые причинят мне меньше боли.
— Я пытался охотиться… насытиться. — Его голос сухой, как потрескавшаяся земля. — Некоторое время я преследовал мужчину. Пьяного. Шатающегося.
— И что произошло? — спрашиваю я тихо, хотя ответ страшно услышать.
Он выдыхает, как человек, который несёт слишком тяжёлую правду.
— Я… не смог. В последний момент отпустил его. Позволил уйти.
Я понимаю. Он говорит не про добычу. Он говорит про жажду. Про то, как тяжело ему держать себя в руках. Как сложно не стать тем, кем он был когда-то.
— Но тебе всё равно нужно питаться… — произношу я едва слышно. — Иначе всё повторится. Как тогда. Ты начнёшь угасать.
Он накрывает мою ладонь своей — холодной, нервной, но старающейся быть тёплой ради меня.
— Я знаю, — шепчет он. — И знаю, что сделаю, если почувствую, что могу причинить тебе вред. Амата… я выбрал, что со мной будет. И это единственный путь.
Я не успеваю спросить, какой «путь», потому что его взгляд прилипает к экрану телевизора.
На новостях показывают мужчину. Его лицо — жестокое, наглое. Ведущий говорит: «разыскивается за множественные нападения, изнасилования и вероятное убийство». Он вооружён. Он опасен. Он на свободе.
Сердце у меня падает в пятки, потому что я узнаю выражение на лице Септиса. Это не ярость. Это инстинкт.
— Он… — шепчет он, и голос хрипнет. — Это тот мужчина. Которого я тогда отпустил.
И меня ударяет понимание. Сразу. Быстро. Чётко.
— Тот самый? — спрашиваю я, чувствуя, как меня накрывает чужой холод. Перед глазами вспыхивают воспоминания о Гари — о его руках, его тени, его угрозах. — Тот, что…
— Да, — рычит Септис, сжимая челюсть так сильно, что я слышу, как скрипят зубы.
Я кладу ладонь ему на грудь — туда, где у него сердце.
— Послушай… — говорю я медленно. — Может, тебе не нужно охотиться на тех, кто невиновен. Может… есть другой путь для тебя.
Он смотрит на меня. Очень внимательно.
— Продолжай, — шепчет он, и его голос становится низким, тёмным, будто вокруг нас сгустилась ночь.
— Ты можешь охотиться на тех, кто сам охотится на слабых. На тех, кто портит этот мир. На тех, кто делает его опасным. — Я киваю на экран. — Он — один из них.
Септис наклоняется ближе.
— Ты хочешь, чтобы я стал… защитником? Хищником, который охотится на хищников?
— Да, — отвечаю, не отводя взгляда. — Ты можешь спасать людей. Искупать прошлое. Становиться сильнее. И… жить.
Его глаза вспыхивают алым — не кровавой жаждой, а чем-то древним. Уверенным.
— Скажи, Рианна, — шепчет он мне в волосы, — что ты хочешь, чтобы я сделал?
Я провожу рукой по его груди вниз, к его животу — медленно, осознанно. Его мышцы напрягаются под моими пальцами, его дыхание сбивается. Я поднимаю взгляд на него из-под ресниц.
— Найди его, — произношу я тихо, но твёрдо. — Сделай мир чуть безопаснее. Для тех, кто не может себя защитить.
Его пальцы проходят по моим волосам. Его взгляд — хищный, но нежный. Его спина выпрямляется, будто он получил приказ от самой судьбы.
— Это будет легко, Амата, — его голос — гулкий, тёмный, обещающий. — Очень легко.
И тогда я прикасаюсь губами к его груди — лёгким, почти невинным укусом.
— Тогда я повелеваю тебе, — шепчу я, чувствуя, как по коже прокатывается волна жара. — Иди. Охоться, Септис. А когда закончишь… вернись ко мне. И мы отметим новые начала.
Его глаза вспыхивают алым пламенем — и в них только одно:
Страсть. Покорность. Ненасытная жажда служить мне.
И любовь.