Нити судьбы (ЛП)

Глава 20

Рианна

Я смотрю на него — сидящего там, наполовину скрытого в тени, — и дыхание перехватывает. Я даже представить не могу, что он чувствует, снова и снова переживая в памяти такие ужасы, день за днём, ночь за ночью.

— То, что произошло между тобой и Джаарой, было ошибкой… тяжёлой, смертельной, но ошибкой. — шепчу я, дожидаясь, когда он поднимет взгляд. — Но вы любили друг друга. И то, что случилось… это не чья-то вина в одиночку. Она была жертвой, да. Но и ты тоже… Даже если она умерла, она умерла, пытаясь спасти того, кого любила больше всех — тебя.

Я тянусь к нему и беру его за руку.

Он поднимает глаза, всматривается в меня.

— Тебе нужно простить себя. Потому что ты уже не тот, кем был тогда. Тебе не нужно больше быть одному или наказывать себя за прошлое. Я знаю тебя, Септис. И знаю, что ты никогда… никогда… не причинил бы мне боль.

Я улыбаюсь, сжимаю его руку. Слёзы катятся по его лицу, и я мягко стираю их.

— Встретив тебя, я впервые за долгие годы захотел жить ради чего-то. — его взгляд встречается с моим, и в нём — надежда. Живая, трепетная.

— Я тоже рада… что ты жив, что ты здесь со мной. — сердце бешено колотится, как живой, вырывающийся зверь.

Мы тянемся друг к другу и тонем в поцелуе. Вектор притяжения между нами такой сильный, что я едва могу оторваться — но всё же заставляю себя чуть отступить.

— Я — только с тобой. И я надеюсь, что ты тоже хочешь быть со мной.

Он закрывает глаза, будто выдыхает застарелую боль.

— Ты правда это чувствуешь?

Я пожимаю плечами, ухмыляясь:

— Может, я немного сумасшедшая… но да, чувствую. А если ты не хочешь — ну, ты будешь худшим мужем на планете. Да и мистер Маффинс будет скучать.

Септис втягивает меня в объятия всеми четырьмя руками, прижимая так крепко, будто боится отпустить. Его лицо утыкается мне в шею; его тело дрожит от облегчения.

Его губы находят мои. Его руки в моих волосах. Его тело прижимается плотнее, и я хочу его — так сильно, как не хотела никого и ничего в жизни.

— Я не убегу от тебя. И я — твоя. Но только если ты будешь моим. Септис… останься со мной. В моём мире. В своём. Будь со мной.

— Я уже твой, Рианна…

Его глаза вспыхивают огнём, и дрожь пробегает по моей спине, когда его рука скользит под мою футболку, по позвоночнику, вниз — нежно, но так властно, но живот сжимается от желания.

— Я серьёзно, — шепчу. — Я тебя не отпущу. Ты уже однажды разбил мне сердце. Второго раза я не перенесу.

Я провожу ладонью по его груди, по его коже, пытаясь почувствовать и запомнить его всего.

— Прикажи мне, Амата. — его губы скользят по моим. — Я — твой. Моё сердце — твоё. На вечность.

Он снова целует меня — настойчиво, ненасытно — и я смеюсь сквозь поцелуй. Он держит меня так, будто никогда не отпустит.

— Я так рада, что ты вернулся. — выдыхаю я прямо ему в губы.

Он усаживает меня к себе на колени. И несмотря на его анатомию, я идеально подхожу под его тело, как будто создана для него.

Я устраиваюсь удобнее — тепло, уютно… и невероятно возбуждающе.

Он зарывается лицом в мои волосы и шумно втягивает воздух.

— И я рад. Я не хочу без тебя жить ни дня. Ты — мой свет в темноте, Рианна.

Его голос хриплый, обжигающий. Его губы скользят по моей шее, по ключице. Его руки поднимаются под мою одежду, медленно, чувственно.

Моё дыхание сбивается.

— Я никуда не собираюсь, — шепчет он прямо в мою кожу.

— У тебя нет выбора. — отвечаю я, и вздрагиваю, когда он слегка кусает меня.

Я теряю дыхание и стону.

Он смотрит на меня — и в его глазах сияет то, чего я никогда прежде в нём не видела. Он целует меня снова — и я чувствую его клыки на своих губах, но мне всё равно. Я хочу его. Хочу нас.

— Похоже, нам стоит подняться наверх, — произносит он, собираясь поставить меня на ноги.

— Нет. — вырывается из меня. — Я не хочу наверх. Не хочу, чтобы ты менялся. Хочу тебя таким… как сейчас.

Он смеётся тихо — низко и опасно — и вдруг подхватывает меня руками — всеми четырьмя — как будто я перышко. Я взвизгиваю от восторга.

Его ладони скользят по моему телу.

— Даже вот таким? — с хищной ухмылкой спрашивает он.

— Ты прекрасен таким. Ты невероятный, Септис, — шепчу, проводя пальцами по его щеке.

Он моргает — и его глаза становятся ещё темнее, ещё глубже, зрачки расширяются до полного чёрного кольца.

— Ты совершенство, Рианна. Ты — восхитительна. Я хочу поклоняться тебе. Хочу покрыть языком каждый сантиметр твоего тела. Руками. Шёлком. Хочу взять тебя всеми возможными способами… и смотреть, как ты теряешься в моих руках.

— Пожалуйста… — у меня едва получается говорить; голос — слабый, почти шёпот.

Но он уже снимает с меня футболку, оставляя меня в одном лишь кружевном лифе. Он стягивает чашечки вниз, наклоняется — и берёт мой сосок в рот, сосёт жадно, слегка прикусывает.

— Септис… — голова запрокидывается; из губ вырывается стон. — Ты сводишь меня с ума…

Кровь приливает к моему клитору так резко, так сильно, что я извиваюсь в его руках, теряясь от желания.

Он сжимает мои ягодицы нижними руками, а верхними тянется к пуговице на моих брюках и легко расстёгивает её.

— Да… — выдыхаю я, когда его большой палец скользит туда, куда мне больше всего нужно, дразня и сводя с ума. Во мне всё горит, ломит от желания. — Я хочу тебя, Септис.

Брюки падают к ногам, за ними летит блузка, и я остаюсь в одном белье — в его руках, полностью открытая. Он снимает с меня остатки одежды, и его ладони уверенно ложатся на мои бёдра и ягодицы, притягивая меня ближе.

Я раскидываю ноги шире, позволив ему опуститься ниже. Его язык и губы — мучительное, блаженное искушение. Он вытягивает из меня стоны, жадно пожирая губами и языком мой клитор, и ни на миг не отводит прожигающего красного взгляда.

— Я люблю тебя, Рианна… — его слова — горячий шёпот между моих дрожащих вдохов. Его пальцы входят в меня, находят нужный ритм, нужный угол, и я хватаюсь за его плечи, как за единственную опору в этом безумии.

Я зовусь его имя высоким, срывистым стоном, когда волна оргазма накрывает меня, лишая воздуха. Он не отпускает, не даёт спрятаться — продолжает доводить меня до дрожи, пока тело не становится мягким, как воск в его руках. Его язык двигается по моей влажной щели, спускаясь ниже к попке и обратно.

Наконец он выпрямляется. Его глаза темнеют ещё сильнее, будто в них разгорается внутренний огонь. Он подносит пальцы к губам, как будто пробует меня на вкус, а потом наклоняется и целует меня — глубоко, жадно. Я чувствую себя опьяневшей от его поцелуя, от собственного вкуса, от его власти надо мной.

Не могу остановить это. Я так хочу его, что в следующую секунду из меня вырываются всхлипы и я бурно кончаю. Септис продолжает жадно работать пальцами, продлевая мой оргазм.

— Я люблю тебя, Септис… всегда буду, — шепчу я, притягивая его ещё ближе.

Его губы скользят к моей шее. Сначала — мягкие поцелуи, затем лёгкий, предупреждающий укус. И в следующую секунду я чувствую, как его клыки пронзают кожу. Острый всплеск боли мгновенно растворяется в тепле, в сладком, растекающемся по венам огне. Мир сужается до одного ощущения — он, его рот на моей шее, его руки, держащие меня, его голос, воркующий у самого уха:

— Кончи для меня, Амата…

И я кончаю почти сразу, взрываясь изнутри новой волной наслаждения. Всё тело дрожит, мышцы сжимаются в судорожном спазме, как будто пытаясь удержать его в себе, не отпустить. Я цепляюсь за него, за его плечи, за его спину, будто от этого зависит моя способность дышать.

Когда судороги постепенно отпускают, я чувствую, как он осторожно слизывает последние капли крови с моей шеи, оставляя после себя тёплый, покалывающий след.

Один из его паукообразных отростков тянется к его телу, из его паутинных желез вытягивается тонкая, почти светящаяся в полумраке нить. Шёлк мягко стелется по моей коже, обвивает запястья — сначала легко, словно ласка, потом туже.

Я тихо стону, когда он аккуратно, но неумолимо связывает мои руки, потом грудь, талию, бёдра. Шёлк скользит по коже, рисуя узоры, обещая и плен, и защиту одновременно.

— Смотри на меня, Амата.

Я поднимаю глаза. Его голос низок и опасен, как раскат далёкого грома.

— Ты делаешь всё просто прекрасно, — произносит он, и меня захлёстывает волна покорного восторга.

Я пробую дёрнуться, проверить путы — но они держат крепко. Ровно настолько, чтобы я знала: я не вырвусь, если он не захочет. И почему-то от этого становится только спокойнее. Безопаснее. Правильнее.

Он стягивает с себя шёлковую повязку на бёдрах, и я невольно задерживаю дыхание. Его тело — чуждое, древнее, нелюдское — и одновременно самое желанное, что я когда-либо видела. Он тянет меня ближе за шёлковые нити, заставляя выгибаться, чувствуя, как твёрдый член скользит там, где я уже горю.

Я хрипло стону, беспомощно извиваясь, и он вдруг чуть отстраняет меня, заставляя повиснуть над ним, чувствуя его так близко — и всё же не там, где мне нужно.

— Проси, Амата, — требует он, голосом, от которого по коже бегут мурашки.

Я уже не способна на длинные речи. Я дёргаюсь, тянусь к нему, и шёлк впивается в запястья.

— Пожалуйста… Сеп… прошу…

И только тогда он опускает меня. Двигает, направляет, помогает мне опуститься на него, и когда он входит в меня весь, глубоко, до самого конца — я кричу от блаженства.

Шёлк держит меня распятой на нём, он поднимает меня и снова опускает, задавая ритм. Каждый толчок — как удар молнии, каждый раз, когда он вгоняет меня назад на себя — я словно рассыпаюсь на осколки, а он собирает меня заново. Удерживает. Наполняет.

И в этот момент я знаю только одно: я полностью, без остатка принадлежу ему. И он знает это… и бережёт.

Он прижимает меня к себе, и от одного его движения мир вокруг сжимается в узкий круг света, где существуем только мы. Его руки — горячие, уверенные, голодные — скользят по моему телу, будто изучают каждую линию заново. Мое дыхание сбивается, когда он ловит мои губы, и поцелуй выходит таким глубоким, что в груди ломается что-то хрупкое, давно спящее.

Септис держит меня так, будто боится потерять, но одновременно — будто именно он решает, когда мне дышать. Его голос низкий, хриплый, почти звериный:

— Рианна…

Я таю от одного звука моего имени в его исполнении.

Он будто пьёт меня — мою отдачу, моё влечение, мой голос, прерывистый и дрожащий.

Септис наклоняется к мое уху и страстно шепчет:

— Наслаждайся этим, Рианна... Твои оргазмы просто восхитительны. Ты так прекрасна, когда кончаешь.

Своим членом он проводит по пульсирующим стенкам моего влагалища, находя ту самую сладкую точку — и находит ее. Он продолжает трахать меня, касаясь чувствительного места внутри меня, чем сильнее вызывая из меня громкие и не контролирующиеся стоны.

Из-за его пошлых слов, я вновь поддаюсь сладкому оргазму, который накрывает меня волной. Я чувствую, как его член увеличивается внутри меня. Он двигается так, словно хочет быть еще глубже во мне.

— Я так сильно люблю тебя, — шепчет Септис.

Его взгляд — огонь.

Красные отблески в глазах становятся ярче, и он проводит пальцами по моей коже так, будто благословляет.

— Ты не представляешь, как я хочу тебя, — шепчет он, и от этих слов у меня по спине проходит горячая дрожь.

Он кивает — тихо, уверенно.

— Да. Я люблю тебя всей своей сущностью.

Септис усиливает действия, накрывая мои губы глубоким, жадным поцелуем. Он рычит от напряжения, и я чувствую, как каждая мышца его тела становится твёрдой, как каждое сухожилие дрожит, — он полностью теряет контроль, отдаваясь мне до последней крупицы.

Меня накрывает жар, и дрожь бежит по всему телу. Он прижимает меня к себе крепче, как будто хочет удержать в этом одном мгновении, пока волна, пробегающая через него, сметает остатки его сдержанности. Моё дыхание сбивается, мир качается — ощущение его спермы внутри меня слишком яркое, слишком мощное, почти невыносимое от сладости, и я срываюсь на стон.

Он тихо выдыхает, как будто звук рвётся из самых глубин. Меня пробивает судорога удовольствия, голова становится пустой, звуки приглушаются, и мы остаёмся зачарованно неподвижны.

Его глаза закрываются, дыхание хриплое, прерывистое. Несколько секунд он просто держится за меня, лбом опираясь в моё плечо, как будто возвращается в тело из далёкой, захватывающей бездны.

Потом он медленно, почти с благоговейной осторожностью, распускает шёлковые нити на моих руках и по моему телу. Я чувствую, как они освобождают кожу, оставляя тёплые, приятно пульсирующие следы. Я всё ещё дрожу, ноги подкашиваются, и когда я почти теряю равновесие, он ловит меня сильными руками, удерживая так легко, будто я ничего не вешу.

Он прижимает меня к себе, укрывая своим телом, словно чем-то священным. Его пальцы скользят к моей голове, пряча её у себя на плече.

— Я люблю тебя, — шепчет он, — и никогда не перестану.

Моё сердце тает, и я не могу сдержать накрывающую меня волну чувств. Слёзы катятся по щекам, я обвиваю его руками, прижимаю к себе, будто боюсь отпустить. Голос пропадает — я не могу подобрать слов, я даже не понимаю, что чувствую, но точно знаю одно: я никогда ещё не была так счастлива.

— Я тоже люблю тебя, — прошептала я, — и никогда не перестану.

Септис опускает взгляд на тонкие красные линии, оставшиеся на моей коже от шёлковых пут, — и касается их губами. Его поцелуи такие нежные, такие бережные, что у меня перехватывает дыхание. Я закрываю глаза, словно растворяюсь в ощущении быть любимой… желанной… бесконечно дорогой.

Он поднимает голову, целует меня легко, почти благоговейно.

— Мне нужно спросить тебя кое-что важное.

Я смотрю на него: лицо серьёзное, сосредоточенное. Я киваю:

— Ты можешь спросить что угодно.

— Рианна… — его голос слегка дрожит. — Я знаю, что я… чудовище…

Я накрываю его губы поцелуем, не позволяя договорить. Потом прижимаю ладонь к его щеке, заставляя посмотреть мне в глаза.

— Ты не чудовище. «Ты слышишь?» — говорю мягко, но твёрдо. — Ты — самый удивительный мужчина в моей жизни. Скажи, что хотел спросить.

Он вздыхает, и на лице появляется смущённая улыбка:

— Я посмотрел шоу… про свадебные торты. И понял, что пропустил один важный этап в вашей культуре.

Он поднимает сжатый кулак.

— Я купил это в день нашего ужина. Хотел спросить после… но… ну… у нас случилось кое-что другое.

— Купил что? — я расширяю глаза.

Септис склоняет голову набок, как делает всегда, когда удивлён моему удивлению.

— Ты правда не понимаешь?

— Это слишком… — я качаю головой. — Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Поверь, Амата, — его голос становится низким, тёплым. — Я хочу попросить тебя сделать меня самым счастливым мужчиной на свете… и выйти за меня замуж.

Он раскрывает ладонь.

На ней — маленькая бархатная коробочка. Алмаз внутри вспыхивает так ярко, что кажется, будто светится сам воздух. Слёзы снова хлынули из моих глаз, когда он берёт кольцо и касается им моего пальца.

— Ты спасла меня… во всех смыслах, — говорит он. — И я хочу провести с тобой годы, показав, насколько я благодарен. Я не знаю, что ждёт нас впереди. Не знаю, каким будет наше будущее… Но я точно знаю, что хочу прожить его рядом с тобой. Ты выйдешь за меня?

Я киваю так быстро, что даже не успеваю вдохнуть.

— Да! Да, тысячу раз да! — восклицаю я и обнимаю его, обвивая и руками, и ногами.

— Спасибо, спасибо, Амата, — шепчет он, прижимая меня к себе. — Ты даже не представляешь, как я счастлив.

А потом… он накрывает меня собой. Его руки — все четыре — блуждают по моему телу, его поцелуи становятся глубже, горячее. Он тянется губами к моей шее, к той точке, где бьётся мой пульс… я чувствую лёгкое касание клыков, и внутри всё сжимается от сладкого трепета.

И мы снова падаем друг в друга — в тёмную, всепоглощающую страсть, в шёпоты и стоны, в безумную близость, меченную его шёлком и моим дыханием. Мы теряемся во времени, растворяясь в жаре и объятиях, пока мир вокруг не исчезает полностью.

Моё сердце стучит так сильно, будто хочет вырваться наружу.

Этот невероятный, древний, опасный, прекрасный созданный-из-тьмы мужчина стал моей судьбой.

Моим навсегда.