Нити судьбы (ЛП)

Глава 15

Рианна

— Всё было нормально.

Я чуть отстраняюсь и смотрю на него. Его глаза стали ярче, но… что-то в нём всё равно другое. Он улыбается, он рад… но в глубине всё ещё прячется усталость.

— Кажется, ты чувствуешь себя лучше.

— Намного лучше, — отвечает он, крепче сжимая мои бёдра и целуя меня вновь. — Я скучал по тебе, Амата.

— Ты скучал? Я тоже… Боже, даже не поняла, насколько, пока не вошла в дом и не увидела тебя.

Мы улыбаемся друг другу — по-настоящему. Он тянется за очередным поцелуем, прижимает меня ближе, и я чувствую его силу, жар, громкое биение сердца под одеждой.

— Ну? Как прошёл твой день? — спрашиваю я.

— Обычно. — Он кивает в сторону дивана. — Смотри, Маффинс и я теперь лучшие друзья.

Он улыбается криво, игриво — и эта лёгкость… я давно её не видела.

Моё сердце теплеет.

Я прикусываю губу, и он мягко массирует мои плечи.

— Со мной всё хорошо. Честно. Я знаю, ты переживала… Но правда — всё нормально. Просто переход оказался тяжелее, чем я думал.

Он усмехается.

— Может, всё, что мне было нужно — свежий воздух.

— Правда? — спрашиваю я, пока он снимает с меня пальто и аккуратно вешает.

— Правда. И… угадай что? Я кое-что для тебя приготовил. — Он исчезает на кухне.

Я снимаю обувь и иду за ним.

— Ты что-то ещё приготовил? — слышу звон тарелок.

— Ну… я кое-что сжёг, но чеснок вроде спас положение. — Он берёт меня за руку и ведёт к столу. — Садись.

Я опускаюсь на стул — и замечаю на нём фартук “Kiss The Chef”. У меня вырывается смешок.

— Кто-то ходил по магазинам?

— Ну, я, конечно, благодарен твоему брату за одежду, но, думаю, пора обзавестись своей, — подмигивает он.

Блюдо оказывается простой, но прекрасной пастой: спагетти с пармезаном, чесночно-томатным соусом и базиликом.

Мой желудок довольно урчит.

— Даже в магазин сходил?

— И полностью вегетарианское, — добавляет он. — Давай, пробуй.

Я пробую — и закрываю глаза: вкусно, тепло, уютно.

— Я впечатлена. Это правда очень хорошо.

Он пожимает плечами:

— Мне немного помогли.

— Кто? — смеюсь я.

Он наклоняется и мягко целует меня.

— Маффинс помог.

Я смеюсь громче и целую его в ответ. Губы теплые и мягкие и пахнут просто фантастически. Он всегда пахнет словно само совершенство. И я вдыхаю этот запах как можно глубже.

— Серьёзно?

— Он… поддерживал мне компанию. — Он поправляет прядь за ухо, наливает вина в мой бокал и садится рядом.

— Это очень мило, — улыбаюсь я.

Я давно не видела его таким расслабленным. Я и не подозревала как скучала за этой его, заботливой стороной.

— Ах… то есть я снова милый? — поднимает он бровь.

— Ты всегда милый… — делаю глоток. — Ну… пока не становишься сексуальным.

— Амата… — он тянется и целует меня снова.

Еда, вино, его запах — всё вместе растекается по телу теплом.

— У меня есть кое-что, что тебе понравится. Сейчас вернусь.

Он исчезает в коридоре. Я слышу какие-то шорохи — и моё любопытство растёт. Когда он появляется вновь… я перестаю дышать.

Он облокачивается о дверной косяк — в тёмно-синем костюме, белой рубашке с расстёгнутыми пуговицами, волосы убраны в свободный хвост, татуировки выглядывают из-под ткани…

Он выглядит так, что любой бы застыл на месте.

— Продавщица сказала, что из меня вышла бы хорошая модель, — усмехается он. — Но мне важна только оценка одной женщины. Одобряет ли жена?

У меня отвисает челюсть.

— Она была права… Ты невероятно красивый.

Белоснежная рубашка на нём расстёгнута на две верхние пуговицы, открывая соблазнительные проблески чёрных татуировок, оплетающих его кожу, будто тайные руны. Тёмно-синий пиджак из ёлочной ткани, в паре с идеально сидящими брюками, подчёркивает каждую линию его тела так, словно был сшит специально под него — точнее, под то, какой греховно привлекательной формой он обладает.

Волосы собраны в свободный хвост, а пряди, выбившиеся по бокам, мягко обрамляют его лицо — так, что у меня возникает почти мучительное желание запустить пальцы в эту тёмную, шелковистую массу.

Даже тени под глазами не портят его — наоборот, придают ему тёмный, готический оттенок, ту притягательную мрачность, которая цепляет взгляд и держит, не отпуская.

Это тот образ, от которого любая женщина непременно остановилась бы, потеряв дар речи.

И я — с радостью одна из таких женщин.

— Ты смотришь, Амата.

Я отвожу взгляд, краснея.

— Прости… просто не привыкла видеть тебя… таким.

— Мне приятно это слышать. И я рад, что ты одобрила. — Он подмигивает. — Рядом с королевой я не должен выглядеть как оборванец.

Я смеюсь. Но внутри — плавлюсь. Он скользит взглядом по моему телу — медленно, мысленно раздевая.

У меня перехватывает дыхание.

— И ещё кое-что… — он поднимает пакет. — Хочу увидеть тебя в этом. Чтобы потом… снять.

Он передает мне подарок в руки. Я достаю платье — глубокий синий шёлк, одно плечо, идеально гладкая ткань.

На несколько секунд я перестаю дышать от восхищения.

— Хочешь примерить? — спрашивает он, голос чуть хриплый.

Я киваю и ухожу в ванную.

Платье сидит идеально.

Как будто шили под меня.

— Септис? — зову я как только делаю шаг в коридор. Пока не обнаруживаю, что легкая и медленная музыка звучит со стороны гостиной.

— Иди на мой голос, Амата.

Я иду на звук его голоса, на нежную, тихую музыку, будто тянущую меня за собой. И когда я вхожу в комнату, меня встречает он — склонившийся над свечой, только что зажигая её.

Увидев меня, он медленно выпрямляется. В его взгляде вспыхивает голод — яркий, плотоядный, делая его глаза насыщенно-красными, словно жар раскалённого металла.

— Повернись.

Команда, произнесённая почти рыком, низким вибрирующим тоном, от которого по моей коже тут же бегут дрожащие волны.

И я поворачиваюсь, послушная этому голосу, которому невозможно — да и не хочется — сопротивляться.

Я медленно кружусь.

Колени дрожат.

— Ну? — шепчу. — Как я выгляжу?

Из его груди вырывается низкий, звериный звук.

— Как ангел.

Он медленно, жадно проводит взглядом по мне — от макушки до кончиков пальцев, словно изучает каждую линию моего тела, впитывает меня целиком.

Затем он протягивает мне руку. Я делаю шаг навстречу, вкладываю свою ладонь в его — и он подносит мои пальцы к губам, легко, почти благоговейно целуя их.

— Ты прекрасна. — его голос низкий, горячий, искренний до боли. — Прекрасна до невозможности. И внешне… и внутри.

— Спасибо тебе, Септис… за всё.

— Я говорю это серьёзно, Рианна. Ты была со мной… добра. По-настоящему. Прошло всего несколько дней, а я уже чувствую, что между нами что-то есть. Что-то… настоящее. И то, как ты на меня смотришь… — он делает короткий, глубокий вдох. — …это стало одной из моих любимых вещей в мире.

Он поднимает взгляд, и в нём — тревога, нежность и что-то более тёмное.

— Потанцуешь со мной?

Меня застает врасплох сама просьба — она слишком интимная, слишком теплая, слишком… его.

Но я киваю.

Он притягивает меня ближе, обнимает, держит так, будто боится отпустить даже на секунду. Я опускаю голову ему на плечо, вдыхаю запах его кожи, а он начинает мягко покачивать нас в такт музыке, тихо напевая себе под нос.

— Септис?..

— Да, Амата? — его голос низкий, обволакивающий, разлетающийся вибрацией по моей коже.

Я поднимаю глаза.

Мне нужно спросить.

Новая одежда. Гарри. Его отвращение к человеческой еде. Яма, выстланная коконом. Внезапные перепады настроения. Всё это вспыхивает в голове, ломая то, что должно было быть красивым моментом.

Мои руки дрожат.

Он ощущает.

— Амата? Что случилось?

Он отстраняется, глядя прямо в глаза.

— Ты дрожишь… Ты замёрзла? Это… я сделал что-то не так?

Я приоткрываю губы, но слова застревают внутри.

Я смотрю на него — на самого красивого мужчину, которого когда-либо видела — и вдруг понимаю сразу несколько вещей, о которых боялась даже думать.

Но произнести могу только одно.

Я дарю ему мягкую, тёплую улыбку, поднимаю руку и нежно провожу пальцами по линии его скулы, по его коже, горячей под моим прикосновением.

— Я тоже привязалась к тебе… — шепчу.

— Слишком сильно. Я… влюбляюсь.

Я сглатываю, сердце колотится в горле. — Как ты это делаешь? Как заставляешь меня чувствовать всё это?

Его глаза вспыхивают — не просто радостью, а чем-то более глубоким, потайным, голодным, тёплым одновременно.

— Амата… — выдыхает он, будто это имя — молитва.

Он накрывает мои губы своими — так жадно, так жгуче, что у меня перехватывает дыхание. Я таю в его объятиях, будто меня расплавили изнутри. Он пахнет ночной прохладой, чем-то древним, опасным и невозможным, и этот запах будто втягивает меня в его мир, глубже, чем я хочу признать.

Когда он целует меня, это как первый раз — но сильнее, медленнее, притягательнее. Именно так целует тот, кто наконец получил то, чего давно хотел.

Я вцепляюсь в его одежду, притягивая его ближе, чувствуя, как напряжено его тело. Его возбуждение — тяжёлое, требовательное — скользит вдоль моего живота, и от этого у меня ноги подкашиваются.

— Это делает меня очень счастливым, Амата… — мурлычет он, опуская губы к моей шее.

Его дыхание горячее, чем обычно. Почти обжигающее.

Он касается кожей моей кожи, и меня пронзает дрожь, такая острая, что хочется выгнуться ему навстречу. Когда его язык скользит под мочку уха — коротко, дразняще — я не сдерживаю тихий стон.

Он слышит его.

И улыбается — медленно, опасно.

Но вместо того, чтобы продолжить, он отстраняется, проводя рукой по волосам, будто пытаясь вернуть себе контроль.

— Давай… уберём всё это. Если ты не устала — можем просто провести вечер вместе. Фильм. Разговор. Что угодно.

— Я не устала, — шепчу.

— Прекрасно. Тогда мы можем посмотреть все что тебе....

Я подхожу к нему ближе, чем нужно.

Мой голос становится низким, мурлыкающим:

— Септис… это не то, что я имела в виду.

И тяну его назад за ворот рубашки.

Наши губы снова сталкиваются — на этот раз намного жёстче. Он глухо стонет мне в рот, когда я скольжу языком по его нижней губе. Его тело отвечает мгновенно — сильнее, ближе, горячее.

Я провожу ладонями вниз по его груди, чувствуя каждую линию, каждую мышцу — как будто он создан из живого гранита. Он прижимает меня к себе, и я почти слышу, как электризуется воздух вокруг нас.

Он поднимает меня так легко, будто я невесома, а моя юбка поднимается вместе с его движением.

Я обвиваю его бёдра ногами, дыхание рвётся наружу:

— Мне нужно… в кровать. С тобой. Сейчас.

***********

Дверь хлопает позади нас.

Я едва стою — он удерживает меня, направляет, ведёт. Его руки крепкие, уверенные, слишком горячие для человека. Я чувствую, как он смотрит на меня: так, будто собирается не просто коснуться… а съесть.

— Поставь меня, — шепчу ему в ухо, низко, требовательно.

Он повинуется.

Мир вокруг будто исчезает.

Есть только он — высокий, тёмный, опасный — и я, стоящая перед ним, раскрывшаяся каждой клеточкой.

Его пальцы находят мои волосы и сжимают их у основания — нежно, но с силой, от которой у меня подкашиваются колени. Его взгляд становится глубже, темнее, почти хищным.

— Ты… не представляешь, как ты сейчас выглядишь, Септис.

— Хорошо. Ты будешь хорошо выглядеть на коленях, Рианна, — выдыхает он.

И тогда всё меняется.

Я прикусываю свои губы, в ожидании того, что сейчас произойдет. Опускаюсь на колени, смотря прямо в глаза Септиса и наслаждаясь его возбужденным взглядом. Мои руки находят пояс его брюк, и я начинаю медленно расстегивать его. Горячий и толстый член падает в мою руку. Я провожу своей ладонью по его длине, ощущая шелковую и горячую плоть. Дыхание Септиса учащается в предвкушении. И я хочу попробовать его на языке. Я наблюдаю за ним, чтобы убедиться, все ли правильно делаю. Нравится ли ему это. И все что я вижу, это страсть и голод в его глазах.

— Рианна… — шепчет он моё имя с таким надрывным, мучительным рычанием, будто само произнесение причиняет ему боль.

В его голосе слышится желание — тяжёлое, голодное, обжигающее. Он закрывает глаза, и я понимаю: он жаждет меня так же отчаянно, как и я его. Это знание проходит током по моему телу, заставляя сердце сбиться с ритма.

— Хочешь, чтобы я облизала его?

Я поднимаю на него взгляд — дыхание сбивается, будто кто-то вытянул воздух из моей груди. Его челюсть напрягается, скулы режут свет, глаза вспыхивают алым огнём желания. Он едва заметно кивает — и в этом кивке больше власти, чем в любом приказе.

Я подаюсь к нему ближе, чувствуя его тепло, его запах, эту нечеловеческую, плотную энергию, которая будто затягивает меня внутрь себя. Едва мои губы касаются его члена, из его груди срывается низкий, прорезанный мукой стон — такой тёмный, такой глубокий, будто он удерживал его слишком долго.

Мне нравится это звучание. Не просто нравится — оно пьянит.

Я скольжу вверх, медленно, дразняще, проводя языком по его напряжённой плоти, чувствуя, как напрягается его тело. Его пальцы мгновенно находят мои волосы, сжимают их у основания — не больно, но властно, так, что у меня мурашки бегут по спине.

Он пытается держать себя в руках; я чувствую это в каждом движении, в каждом дрожащем выдохе, в том, как его бёдра едва заметно подаются вперёд, будто он борется не со мной — с самим собой.

Он втягивает воздух сквозь зубы, грудь его поднимается резко и тяжело, словно я отнимаю у него способность думать.

— Рианна… — срывается с его губ, хрипло, будто ему больно от того, как сильно он меня хочет.

Его хватка становится крепче. Его дыхание — тяжелее. Его контроль — тоньше льда.

И я понимаю: ещё немного — и он потеряет его полностью.

— Хорошо… Рианна… — вырывается из его горла, низко, хрипло, почти рычанием, которое проходит вибрацией через всё его тело и отзывается дрожью в моём.

Эта вибрация — как удар. Как зов.

Мой пульс сбивается, я чувствую его беспомощное желание, ту ярость удовольствия, что рвёт его изнутри.

Он дышит тяжело, с каждым вдохом будто сражается, его лицо запрокинуто, глаза крепко зажмурены — он отдаётся ощущению полностью, без остатка. Я вижу, как его грудь вздымается, как мышцы тянутся под кожей, как он теряет контроль, несмотря на отчаянные попытки удержаться.

— Это… слишком хорошо… — говорит сквозь зубы, почти болезненно, будто удовольствие обжигает.

Он становится неподвижным — тело натянуто, как тетива. Эта внезапная напряжённость сводит меня с ума. Я чувствую, что он на грани. Прямо здесь, в моих руках, он рушится, ломается, дрожит подо мной.

Я знаю ещё мгновение — и он не выдержит. Я хочу это. Хочу его без остатка. Я хочу, чтобы он почувствовал, как наполняет мой рот своей спермой. Хочу, чтобы он показал, на что способен. Показал, насколько сильно хочет меня

— Хватит.

Его голос — низкий, рваный, почти хищный.

Он отстраняется так резко, что меня будто выбрасывает из собственного тела. Я поднимаю на него взгляд — и застываю.

В его глазах пылает огонь. Не просто желание — голод. Опасный, неконтролируемый, обжигающий.

Я вся горю, дрожу от нетерпения, а он смотрит на меня так, словно я — единственная добыча в тёмной комнате. И в то же время — то, что он жаждет больше собственной жизни.

Он тянет меня за руки, поднимая на ноги. Его дыхание тяжёлое, обжигающее. Его грудь вздымается быстро, неровно, будто каждый вдох даётся ему через силу. Взгляд — затуманенный, тёмно-алый, почти звериный.

Он возвышается надо мной, весь собранный, напряжённый, как хищник на грани срыва.

— Амата…

Он произносит моё имя так, будто это молитва и проклятие одновременно.

— Ты нужна мне.

Он тянет меня к себе, его ладони скользят вверх по моим бокам — горячие, жёсткие, уверенные. Он обхватывает мою грудь так, словно имеет на это право по рождению. Мои губы размыкаются сами собой, дыхание рвётся, я буквально таю под его пальцами.

— Сними платье.

Он рычит это, низко и властно, так, что меня пробирает до дрожи. Его голос — не просьба. Не приглашение. Это приказ. Голодный, опасный, от которого у меня подкатывает сладкий страх и тёмное возбуждение.

В следующую же секунду я шагаю назад и сбрасываю платье на пол. Чёрное кружево на моём теле казалось почти смешным — таким хрупким по сравнению с тем, как он смотрел на меня.

Голодно.

Так, будто я — не женщина, а запретная добыча, которую он наконец-то догнал.

Едва я успела вдохнуть, как он оказался на мне — стремительный, горячий, словно единый порыв. Мягкость постели ударила в спину, и тут же его руки сорвали с меня последний слой ткани. Его рот накрыл мою грудь, жадный, горячий, не знающий нежности. Я выгнулась, не в силах сдержать стон — от голода в его движениях, от того, насколько отчаянно он меня хотел.

Это было слишком. Слишком хорошо. Слишком необъяснимо правильно.

Он скользнул ниже, по моему животу, оставляя на коже следы горячего дыхания. Я протянула к нему руку, запуская пальцы в его волосы — и замерла.

Септис схватил мои запястья одной рукой. Его хватка была железной, не поддающейся. Он вытянул мои руки над головой, прижимая к подушкам. В его глазах блестело что-то тёмное, обещающее и опасное.

— Пожалуйста… — едва слышно сорвалось с моих губ.

Он улыбнулся так, что по коже прошёл холодный ток. Тёмная, хищная улыбка. С клыками, чуть блеснувшими в свете свечи.

Затем — лёгкое движение пальцев, и серебристые нити паутины обвились вокруг моих запястий, захватывая плотно, надёжно, почти ласково. Я дёрнула — бесполезно. Они держали меня крепко… слишком крепко.

— Мне нравится, когда ты связана, Рианна.

Его голос был низким, густым, пропитанным голодом.

Я зажмурилась, тело уже не слушалось, реагируя только на его голос, его тепло, его власть.

Септис навис надо мной, его тело излучало жар, от которого у меня кружилась голова. Он скользил губами по моей коже медленно, почти пытливо, как хищник, который смакует вкус жертвы ещё до укуса.

Когда он остановился у тонкой полоски ткани на бёдрах, я снова дёрнулась в путы, отчаянно, беспомощно.

— Я хочу тебя… — выдохнула я, почти сорвавшись.

Он тихо рассмеялся — низко, опасно, будто ему нравилось слышать мою мольбу.

— Я знаю.

Его ладонь легла на мои бёдра, горячая, уверенная.

— Я чувствую каждую твою дрожь.

Он раздвинул мои ноги шире — не спрашивая, просто беря то, что считал своим по праву. Его пальцы скользнули по коже моих бёдер, медленно, томительно, заставляя каждую клетку тела дрожать.

Я была раскрыта. Уязвима.

И всё моё тело хотело только его.

Септис поднял голову, проводя взглядом по моему телу, связанному, растянутому перед ним.

— Откройся шире, Амата.

Находясь на грани, я расставляю ноги шире, как он попросил. Холодный воздух прошелся по моей разгоряченной киске. Он еще не коснулся меня, вместо этого руки Септиса скользнули под колени, открывая меня еще шире. Одна его рука скользнула вниз, еле-еле дотрагиваясь до возбужденной части меня.

— Пожалуйста…

Слова вырываются у меня на едином, разорванном вдохе — отчаянно, хрипло, будто я больше не владею собственным голосом. Мой позвоночник выгибается, запястья дёргаются в путах, но я всё равно остаюсь беспомощной — связанной, раскрытой, разорванной на желание.

Мне нужен он.

Не позже.

Не «когда-нибудь».

Сейчас.

Ощущение пустоты внутри сводит с ума — я чувствую его тело рядом, его дыхание, его жар, его тень нависает надо мной… но он всё ещё не там, где я хочу его больше всего.

Я зову его по имени — хрипло, почти всхлипывая, так, будто само имя должно заставить его сорваться.

Но из горла выходит только жалкий, дрожащий звук.

— Скоро, Амата…

Его шёпот проходит по моей коже, как жаркое прикосновение.

Медленное.

Насмешливо-ласковое.

И страшно уверенное.

Мои ноги начинают дрожать от желания, как и все тело. В потребности быть с ним еще ближе. Медленно и уверено он проводит пальцами по моим мокрым складкам. Я чувствую разряды возбуждения, когда он проходит по чувствительному бугорку и двигается плавно. Делает круговые движения, надавливает где нужно, заставляя меня вновь стонать под ним. Пока я не теряюсь в этих ощущениях и стону его имя.

— Пожалуйста....я не могу больше...

Резко, без остальных прелюдий, Септис полностью проникает в меня своим членом. До самого основания. От наслаждения у меня выгибается спина, а глаза Септиса закатываются от удовольствия. Я всхлипываю от его массивного и горячего члена, когда он начинает двигаться. Я не было готова к таким интенсивным эмоциям и наслаждению поэтому после нескольких толчком я кончила. Но он продолжал вбиваться и вбиваться в мою мокрую киску. Было настолько хорошо, что это ощущалось почти как боль. Мои выкрики заглушались его страстным поцелуем. Я не могла контролировать ни мое тело, ни мои стоны. Я чувствовала себя настолько наполненной. Словно в раю.

— Ммх… ты сводишь меня с ума, — вырывается у него сквозь стиснутые зубы.

В его голосе — хрип, голод, еле сдерживаемая ярость желания. Сейчас он начал двигается медленно, мучительно медленно — будто пытается растянуть этот момент настолько, насколько позволит его собственное самообладание.

Каждое движение отдаётся во мне тягучей волной тепла, заставляет тело дрожать, изгибаться, цепляться за ощущения, которые накрывают один за другим, не давая ни секунды передышки.

Он наклоняется, его губы скользят по моей шее, тёплые, требовательные. Его язык проходит по тому самому месту — по следу вчерашнего укуса — и по коже пробегает огненная дрожь. Слишком горячо. Слишком интенсивно. Слишком сладко.

Я не могу удержаться — моё тело само тянется к нему, жадно, отчаянно, будто боюсь, что он исчезнет, если отпущу хоть на мгновение.

Его дыхание касается моей кожи, горячее, глубокое, наполняющее комнату тяжёлым, необузданным голодом.

— Скажи мне… тебе приятно, Амата?»

Его голос низкий, хриплый, чуть вибрирующий.

Он задаёт вопрос, но я чувствую — он уже знает ответ.

Он слышит моё дыхание, видит дрожь, чувствует, как я буквально таю под ним.

Септис двигает нас медленно, будто направляя наши тела так, чтобы они скользили друг в друга как единое существо — две половины, которые становятся целыми только тогда, когда снова соединяются.

Почти невозможно поверить, насколько легко мы подходим друг другу, насколько естественно наши движения снова сливаются в один ритм, будто мы всегда должны были быть именно так — вместе.

— Да-а… — шепчу я, чувствуя, как глаза сами закатываются от накатывающего удовольствия.

Ещё один стон вырывается у меня, и в тот же миг он ускоряется — его движения становятся яростнее, точнее, контролируемее, и от этого наслаждение только острее.

Каждый толчок отдаётся разрядом внутри меня, горячей вспышкой, пробегающей по всему телу. Я чувствую, как меня буквально сжимает от его глубины, от его силы, от того, как интенсивно он двигается.

— Смотри на меня, Амата.

Его голос — это приказ, низкий, властный, проникающий в меня так же глубоко, как он сам.

Он сжимает меня за талию и удерживает неподвижно, заставляя принять его ритм, который он выбирает. Его движения становятся настолько страстными, что почти больно — но это та боль, от которой невозможно отказаться, сладкая, обжигающая, невыносимо желанная.

Он оставляет след из поцелуев, начиная с шеи и постепенно спускаясь внизу к груди. Теплыми губами он хватает один сосок и начинает посасывать его, в то время как пульсирующий член продолжает вдалбливаться в меня. Его горячее дыхание делает мое тело податливыми, мягким для него.

Это почти невыносимо. Но ощущается так божественно, что каждое следующее движение срывает дыхание ещё сильнее прежнего.

Слишком много, слишком ярко, слишком хорошо — лавина ощущений смывает всё, что могло бы называться мыслью, оставляя во мне лишь одно:

чистый, первобытный инстинкт хотеть его ещё,

ещё жаднее,

ещё яростнее.

Но я хочу большего. Хочу почувствовать, как его клыки входят в мою кожу, как он наполняет меня своей сладкой амброзией чистого наслаждения. Хочу, чтобы он пил мою кровь в тот самый момент, когда наполняет меня собой.

— Твой яд… — выдыхаю я, открывая шею ещё сильнее, подаваясь к нему. Я жажду его укуса, жажду почувствовать, как его клыки входят в моё тело.

Сжав пальцами покрывало под нами, я вскрикиваю, когда он резко входит в меня.

— Сделай это… я хочу этого… — умоляю я. — Пей из....

Но фраза рвётся пополам. Я чувствую, как всё его тело напрягается, он притягивает меня, и я кричу от вспыхнувшего наслаждения. Он попадает в меня идеально — под правильным углом, в правильную точку — и я просто рушусь на него, когда волна за волной накрывает меня, слишком ярко, слишком сильно. Настолько, что в глазах вспыхивают звёзды. Я хочу, чтобы он укусил меня… но этого не происходит. Вместо укуса — мой оргазм разрывает меня на части. Я выгибаюсь, полностью теряя контроль над телом, сжимаясь вокруг него, пока он входит ещё жёстче, прижимая меня к себе одной рукой, второй удерживая за шею. Я чувствую жар его дыхания на своей коже, вспыхиваю под его хваткой.

Он тяжело дышит, его руки держат меня так крепко, что почти дрожат.

— Амата… не заставляй меня… — хрипит он, голос сорван от усилия сдержаться.

— Заставить… тебя… что? — выдыхаю я, едва улавливая собственный голос сквозь тяжёлое дыхание.

Но уже поздно. Он резко выскальзывает из меня — и ощущение потери пронзает мгновенно, болезненно.

Я ещё не закончила. Я хочу больше. Моё тело дергается в пустоте, и из горла вырывается жалобный стон.

Он смотрит на меня — взгляд тёмный, раскалённый, словно красные угли в глубине его глаз.

— Мне мало… — прошу я, хрипло, отчаянно, почти ломаясь под собственным желанием.

Он знает, чего я хочу. Я вижу это на его лице. Слышу это в его дыхании. Чувствую это — как будто он внутри моей головы. Но вместо продолжения — только тишина. Я остаюсь лежать на постели, растерзанная и неутолённая. Только что это было лучшим сексом в моей жизни — и он… просто останавливается. Его грудь стремительно поднимается и опускается, дыхание рваное, почти болезненное.

Послесвечение — совсем не сладкое, а колючее, беспомощное.

— Что, чёрт возьми, сейчас произошло? — спрашиваю я.

Пытаюсь сесть, но не могу — его шёлковые путы всё ещё стягивают мои запястья к изголовью.

Он смотрит на меня так, будто борется с самим собой, делает дрожащий вдох:

— Рианна… я просто не могу…

Он говорит это и поднимает взгляд к потолку, проводит ладонью по лицу — измученный, разорванный на части.

В висках у меня стучит, я дёргаю запястья, пробуя освободиться из шелковых оков.

— Прости.

Его голос — мягкий, искренний. И как бы я ни хотела разозлиться — я не могу. Не на него. Не когда он смотрит так. Он отвязывает мои ноги. Я закрываю глаза, чувствуя, как он оседлал меня, чтобы распутать руки — лёгкое движение, быстрый поцелуй в губы, затем в лоб.

Он слезает с кровати.

— Всё в порядке, — говорю я, поворачиваясь к нему. — Просто скажи, что случилось?

— Просто… думаю, я слишком увлёкся сегодня.

Он садится на край кровати, спиной ко мне, пропуская пальцы через волосы.

Его поза — жёсткая, напряжённая, в ней читается и тревога, и вина.

— Сеп… — тянусь к нему, но он уже встаёт, поднимая с пола свою рубашку.

— Я лягу пораньше. Увидимся утром, Амата. И помни… я люблю тебя. Что бы ни было.

В этих словах чувствуется сожаление. Он касается моих губ быстрым, неуверенным поцелуем и выходит из комнаты, не дав мне ничего ответить.

— Я тоже люблю тебя…

Фраза слетает шёпотом, когда я поднимаюсь на кровати — но доходит только до пустого дверного проёма.

И я остаюсь сидеть, долго, очень долго, пытаясь отдышаться и понять, что именно произошло.