Никто не умрет. Часть 1

Глава 23. СМЕЩЕНИЕ

Хан неторопливо двинулся к трапу, стараясь держаться спин, и в то же время внимательно осматривался, пытаясь определить, угрожает ли ему опасность и, если да, то откуда ее ждать. Ступив на твердую землю, он почувствовал себя немного увереннее, но не пошел вместе со всеми в толпе и не направился сразу же к выходу, а отступил в сторону, скрывшись в тени трапа. Оттуда хорошо просматривалась освещаемая территория порта и часть акватории, попадающей под лучи прожекторов. Тени ложились контрастно. От этого лица людей и мимика казались не живыми, будто с корабля сошли мертвецы. Его глаза выхватывали из толпы лица, мозг анализировал полученную информацию, а тело было наэлектризованным — он был готов в любой момент отразить нападение. Но ничто не вызвало его подозрение. Порт работал, как ни в чем не бывало. Гремели лебедки, скрипели цепи, проржавевшие от соленой влаги, изредка по причалу с одного конца в другой прокатывались крики портовых рабочих: «майна», «вира». На мгновение в круге света от фонаря, прикрепленного на столбе возле ворот, появился хрупкий силуэт. Невысокая женщина тащила девушку за руку, будто спасалась от погони. Он узнал её и старался больше не терять её в неверном свете ночного города.

Перескакивая через капоты припаркованных у тротуара машин, которые в ответ взвывали охранными сиренами, он шел за ними, расталкивая прохожих, которые случайно оказались на его пути. Никто не посмел догнать юношу, чтобы наказать его за невежливое поведение. Бормоча под нос ругательства, люди шли дальше своей дорогой. Лишь один парень попытался добиться от него извинений перед упавшей от его толчка девушкой, но тут же свалился рядом, даже не заметив движения, которое стало причиной этого падения.

Хан видел, как Ивана вошла в двери, над которой голубыми неоновыми огнями играла вывеска с надписью «Мотель». Он зашел следом. Девушка уже сидела, уютно устроившись в кресле, обитом коричневым кожзаменитилем, и теребила журнал мод, невнимательно перелистывая страницы.

В мотеле «Светлячок» не привыкли к частым заездам гостей. Стойка с надписью «рэсэпшэн» на русском языке пустовала. Соня постучала по стойке, крикнула пару раз в неопределенном направлении, поскольку не знала, где мог скрываться администратор, раздающий жильцам ключи:

— Здесь есть кто-нибудь? Хозяева!

Через перила лестницы, которая вела из холла в номера, свесилась седая голова мужчины.

— Девушки! — окликнул он. — Сколько можно вас ждать? Я уже обо всем договорился. Нужно быстро собираться. Утром отъезжаем, а вас всё нет и нет. Едем на контрольно-пропускной пункт Турий рог. Слышали такой? Там нас уже ждут с распростертыми объятьями. Не знаю, как вы, а у меня уверенность, что удача будет нас преследовать до самого Китая и обратно…

Илья вернулся в мотель полчаса назад, успел поругаться с кастеляншей, которая после уборки его номера забыла его запереть, поужинать небольшим количеством коньяка и плохо прожаренной котлетой по-киевски. Походил по холлу взад-вперед, пару раз поднялся в номер и спустился, посидел в холле на дурно пахнущем дерматине кресла, перелистывая прессу и тихо ругаясь на управляющего отеля, который разложил на журнальном столе «всякую модную чушь» и не положил ничего об астрономии. Но позвонить Соне так и не решился. Он в который раз поднялся в номер и уже собирался включить телевизор, чтобы убить оставшееся до утра время, но тут из холла до него долетел знакомый голос. То Соня громко взывала к совести персонала мотеля.

— В Турий рог?! — переспросила хмуро Соня, она устала и была напугана поведением племянницы. — Зачем?

— Как же! Мы вчера с вечера договорились ехать в Китай все вместе.

— И вы туда же? Меня все сегодня хотят свести с ума. Сначала Ванечка, теперь Вы. Я ничего такого не говорила. Не придумывайте, пожалуйста. Мы уже достаточно напутешествовались. Давайте уж теперь каждый — по своим делам. А уж потом, милости просим, на обратном пути можно и к нам в гости заехать. Так что, простите нас Илья Парамонович, пожалуйста, мы-то «за» только обстоятельства «против».

Илья хотел, было, возразить, что дела никуда не денутся, но тут вдруг осознал сказанное в той части, в которой его пригласили в гости, а это круто меняло его отношение к отказу. Крылья вдохновенной надежды подняли Илью, как ему показалось, выше незримых в это позднее время небес. Даже если мечта его молодости окажется не выполненной, если, например, не впустят в Китай или гарнизон отца давно растащили по щепочкам китайцы, поездка в Приморье удалась.

«Духи предков привели меня не к девушке, — подумал Хан, наблюдая от дверей всю эту сцену, — они привели меня к этому мешковато одетому мужчине, который едет в Китай. Они говорят мне его словами, что я должен сделать. Я должен поехать в Китай к месту гибели отца. А как же она?»

Хан посмотрел на взъерошенный затылок Иваны. Он подумал, что не может ее потерять, что он смог ее найти там, где должен был, но встретил там, где не ожидал. Ему пришла в голову неожиданная мысль о том, что духи предков отняли у Акено жизнь для того, чтобы он смог соединился с ней и отправиться туда, где закончил свой путь отец.

— Я поеду в Китай, мы можем отправиться туда вместе, — произнес он громко.

Ивана обернулась. Мысли понеслись вскачь, предлагая ей одну картину за другой: полная луна, наглый взгляд с крыльца колледжа, змей-дракон, прижимающий когтистой лапой распростертого на земле человека, отраженный в зеркале…

Хан заметил в лице Иваны смятение, она смотрела на него широко распахнутыми глазами, будто бы знала о нем что-то тайное, что никому больше не известно. Он быстрым шагом приблизился к ней, наклонился, сжал пальцами ее правое предплечье и зашептал, пытаясь поймать ее ускользающий под ресницы взгляд. Он говорил на японском языке, потому что ему казалось, что на русском нет слов, которыми он мог рассказать то, что он чувствует и знает. И почему-то он был уверен, что она должна его понимать.

Ивана инстинктивно отстранялась. Он касался губами ее волос. Щеки ее вспыхнули, будто их опалило пламя дракона. От этой тесной близости ей стало труднее дышать. Звенящая пустота наполняла грудь и катилась к центру земли, повинуясь силе гравитации.

Соня, стоя у стойки выдачи ключей вполоборота, увидела, как незнакомый парень подошел к ее племяннице, по ее мнению, слишком близко.

— Молодой человек! — окликнула она его. — Молодой человек, кто вы и что вам надо? Вы меня слышите, мужчина в голубой рубашке? Я вам говорю.

Видя, что наглец не обращает на ее окрики внимания, она подошла к нему и стала оттеснять его от Иваны.

Хан, не отрывая глаз от пылающего лица Иваны, сказал отрывисто:

— Хан.

— Это ваше имя? — удивилась Соня, продолжая втираться между ним и креслом.

Хан вынужден был отступить.

— Монголо-татарское иго, знаете ли… — почему-то сказал он.

— Так Вы потомок того самого?! — воскликнул Илья. — Похож, похож, я картину видел. Вот олух, не помню где и не помню, как называется. А художника даже не спрашивайте. Но лицо очень похоже. Вот что значит гены. А, Сонечка? Правда, вылитый Чингизхан? А что это прямо имя такое или есть какое-то полное имя, а Хан — это сокращенно?

Хан не успел удовлетворить любопытство Ильи, потому что в разговор вступила Соня. Она продолжила допрос:

— А что Вам нужно от Ванечки?

— Мы вместе учимся. — коротко ответил он, словно отрезал.

— Значит, вы тоже приехали из Владивостока? Странно, что раньше не слышала о Вас от Ванечки. Обычно она мне все рассказывает.

— Мы в этой жизни пока еще плохо знаем друг друга, — ответил Хан.

— Да, действительно, бывает такое. — Поддержал его Илья. — В одном городе люди почти не знают друг друга, а встретятся на чужбине — и, будто родные. И какими судьбами тебя занесло в этот забытый научно-техническим прогрессом город? — спросил Илья, но тут же, не дожидаясь ответа, звонко хлопнул себя по колену, — А-а-а, понял! Ты в свободное от занятий время занимаешься перегоном японок и твой рейс отложили. Я слышал об этом в новостях. Вот ведь какое совпадение, что мы живем в одном отеле. Слушай, ты не знаешь, что там произошло? Всякую всячину болтают, а ничего конкретного не говорят. Кто-то говорит, что бомбу нашли, кто-то — наркотики.

— Моя… сестра умерла на корабле, — коротко ответил Хан, метнув на Илью хмурый взгляд.

Он не считал нужным скрывать правду. Акено заслужила, чтобы он ей гордился. Никто не имеет право ее судить, она выполняла свой долг…

— Какой ужас! — Соня мгновенно прониклась к незнакомцу, подвергшемуся такому страшному испытанию, сочувствием.

— Примите мои соболезнования, — Илья тоже опечалился лицом и протянул Хану руку, — Сочувствую.

Хан машинально ответил на рукопожатие. Наступила неловкая пауза. Никто не знал, что еще можно сказать. Соня и Илья, с должной грустью потупив взгляд, застыли в скорбном молчании. Хан удивленно оглядел скорбные лица, подумал, что Акено достойна почести, а не уныния, и сказал угрюмо:

— Смерть неизбежна…

Ивана посмотрела на него с пониманием.

— Никто не должен умирать по чужой воле, — сказала она негромко таким тоном, словно разговаривала со старым знакомым.

Хан вздрогнул, их глаза встретились.

— Я еду на места боевой славы своего отца. Он погиб во время второй мировой на берегах озера Ханка с той стороны, с китайской. Он защищал границу от японских интервентов. Там много русских полегло, на китайской земле. — Сказал Илья.

— У меня там тоже отец погиб, — сказал Хан.

— Дядя Илья, ты ничего не помнишь? — спросила Ивана. — Вы там уже были.

— Вот тебе и на, а о чем я всю дорогу тарахчу? Хочу поехать, хочу посмотреть… Конечно, не был. Если бы был, то я говорил так: мне так понравилось в Китае, я хочу еще раз посмотреть на место гибели своего отца. И тогда я не рыскал бы по карте в поисках предполагаемых мест сражений, а пригласил бы вас с твоей тетей Соней не в турпоход по лесам Китая, а в турпоход по китайским достопримечательностям.

«Если дядя Илья говорит, что не был в Китае, значит, ничего из того, что я знаю об этой поездке, не было. Не было Ту, не было землянки, не было погони. Но ведь всё это было, потому что я помню. Но почему не помнят остальные?»

— Я бы не потащил прекрасных дам в тьмутаракань, а пригласил на песчаные пляжи какого-нибудь заморского курорта. — Илья подмигнул Иване.

Сонная администраторша, наконец, выплыла из глубин служебных помещений. Ее появление было тот час замечено Соней.

— Девушка, сколько можно вас ждать. Не докричишься. Ну и сервис у вас! — недовольно воскликнула она.

Женщина равнодушно пожала плечами, кинула серый пластмассовый четырехугольник с прикрепленным к нему ключом на стойку и удалилась неторопливо обратно в дверь с табличкой «вход посторонним запрещен». Соня буркнула ей вслед без всякой надежды на ответную реакцию: «хоть бы извинились».

— Вот так! Ваш отец, значит, воевал с другой стороны. Разве теперь это имеет значение! Война — вот беда всего человечества. Не воины виноваты, а политики.

— Пошли, ангел мой, не будем мужчинам мешать обсуждать поездку. — Обратилась Соня к племяннице. — У нас был нелегкий день. А мне надо отдохнуть перед дорогой. Ты — то поспишь на заднем сидении, а мне рулить.

Ивана не сразу услышала приглашение, ее мысли были поглощены рассуждениями о нематериальном. О чем она думала, не смог бы догадаться ни один житель планеты, потому что ее мысли походили на бред с точки зрения здравомыслия. Однако странность для неё были вполне обычным состоянием разума. «Корабль не вышел из порта, все живы, Акено умерла, а Хан поедет с Ильей. Одно событие заменило другое. Время повторилось, но по-другому. Значит, я вернулась в прошлое в тело Хана, что-то исправила, а потом снова попала в настоящее с того момента, в котором оно изменилось» — думала она. Ей на память пришел фильм, в котором герой проживал каждый раз один и тот же день. «Наверное, я как-то своими мыслями проникаю в мозги другого человека, но очень плохо помню подробности, — продолжала размышлять она. — Если бы я записывала все, что со мной случилось, то смогла бы разобраться. Я могу записывать все на диктофон. Но вот какая чепуха получается, как мне узнать, когда его включить».

— Ивана! — окликнула её Соня и нетерпеливо взяла ее за руку, — Ивана, что с тобой? Очнись. Мы идем отдыхать к себе в номер. Сегодня был длинный день. Пойдем, родная. Ты словно прилипла к этому креслу. Попрощайся с дядей Ильей и со своим знакомым. Завтра они уедут раньше, чем мы проснемся.

Ивана посмотрела на Хана, его жгучий взгляд продолжал ее беспокоить. «От чего умерла его сестра? — подумала она, — может быть он её сам…, чтобы спасти людей?»

— До свидания, — сказала она не очень уверенно. — И пусть у вас все будет хорошо.

— Ванюша, спокойной тебе ночи, славная девушка. Встретимся, коли твоя тетя Соня не шутила, когда приглашала к себе в гости. Непременно свидимся. Жаль, конечно, что не получилось вместе попутешествовать.

В голове Хана царил хаос. Мысли одна безумнее другой путали его только что созревший план отправиться на развалины виллы Кацуро. Он то хотел остаться, то решал, как забрать девушку с собой, то терял самообладание от мысли, что она будет принадлежать другому мужчине. Но при этом он понимал, что должен сделать выбор сейчас. Его не смутили бы чужие планы, привязанности, будь они причиной, его тяготила ответственность, которую взвалил на него Якудза, и смерть Акено, которая отдала за него свою жизнь.

— Вот странный молодой человек. Почему ты мне о нем ничего не рассказывала, — осторожно поинтересовалась Соня, когда они вошли в номер.

— Я его не знала тогда, — Ивана вздохнула, — он не с нашего курса, он старше.

— А он, похоже, тебя знает хорошо. Но мне он показался очень странным. Папа у него японец, а сам он сказал, что потомок монгольского хана. Тогда мама кто? Хотя, какая разница, кто его родители. Он сам очень нахрапистый, мне такие нахалы не по нутру. Налетел, схватил. Что это такое? Жалко его родственницу, конечно. Но приличия никто не отменял. Мне бы не хотелось, чтобы ты с ним дружила.

— Я была в его голове. — Сказала Ивана, — Там много плохого. Вряд ли мы смогли бы дружить. Он не согласен со мной, а я с ним.

— Ты меня пугаешь раз от разу все больше и больше, — сказала Соня, — То ты его не знаешь, то знаешь. Пожалуйста, ангел мой, если не хочешь моей преждевременной кончины, говори со мной по-простому. Как раньше, без выкрутас по поводу настоящего, прошлого и тому подобного. Я фантастику не люблю. Ну, и что ты о нем узнала?

— Точно не могу сказать, но, кажется, он обязан совершить что-то великое для многих и многих людей, которые уже умерли.

— Ива-ана-а!!!

— Тетя мама. Если бы можно было сделать так, чтобы никто не умирал, я бы с радостью это сделала. Но я не знаю как. У меня получается все случайно. Я рассказываю тебе, а ты злишься. Да, я странная. Может быть, мои родители такие же, как я, странные, поэтому их забрали воевать, чтобы они переделывали всякие военные операции в нашу пользу. — Сказала Ивана, — Тетя-мама, ты никогда не видела человека, который приносит письма от мамы с папой? Давай его поймаем и выспросим у него всё. Только они смогут мне объяснить то, что я не понимаю.

Соня быстро повернулась так, чтобы спрятать от Иваны вспыхнувшее от стыда лицо. Она наклонилась над своей кроватью и сделала вид, что заправляет простыни. В то же время она лихорадочно перебирала в уме варианты, что ответить. Она не слышала о своей сестре с тех пор, как уехала с маленькой племянницей во Владивосток. Иногда она созванивалась с мамой, но ни ее мать, ни отец не знали о судьбе младшей дочери ничего. Они давно звали ее вернуться домой. Но Соня медлила, она ждала, когда Ивана поумнеет до взрослости, чтобы уже никто не мог воспользоваться ее наивностью.

— Все агенты должны соблюдать конспирацию. Может быть, они все время следят за мной и знают каждый мой шаг. Может быть, мы их тоже знаем, но не догадываемся, кто они. Ну, например, дядя Илья может быть агентом или Хан…

— Ой-ёй, Ванечка, милая, что-то мне плохо, голова гудит, давление, наверное. — Пропела Соня, морщась, словно от боли.

— Выпей таблетку от головы. Если хочешь, я сделаю тебе массаж.

— Нет, нет, я пойду в душ, под прохладной водой постою. Ты пока укладывайся. Свет туши. Завтра поговорим на свежую голову.

Из туалета, как только дверь закрылась, сразу же послышан шум воды — струи напористо бились о пластиковые стены душевой кабины.

Ивана отдёрнула пыльную гардину. По улицам шли люди, которых она не знала и никогда не узнает. За окнами соседних домов скрывалась чужая жизнь, и она прекращалась вместе с гаснущим светом. «Время настало, и люди выключили свет, чтобы заснуть. Они будут спать, а время будет идти. Они спят, время идет. Если Хан уедет завтра, то я никогда не смогу узнать, почему Акено умерла, а корабль никуда не отплыл».

Илья не торопился подниматься в свой номер. И Хану идти было некуда. Он не собирался возвращаться в гостиницу, где Акено снимала ему номер. Там могли уже побывать оперативники.

Илья разглядывал своего будущего попутчика и думал: ответить ли ему согласием на совместную поездку с новым знакомым или отказать. Ведь незнакомец мог оказаться наркодилером или контрабандистом. Такая вероятность была. Но если теперь отказать ему, то придется придумать вежливую причину, потому что сказать о своих опасения впрямую человеку порядочному, значит сильно его оскорбить.

Илья говорил об астрономии, о квазарах и черных дырах, кротовых норах и временной аномалии, о неизученной человеком темной материи, заполняющей Вселенную, но о поездке не решался.

— Вы представляете, то, что мы не знаем, составляет более 99 % от всех тайн Вселенной. А то, что знаем, поражает воображение настолько, что человек отказывается в это верить и понимать. Завидую я верующим. Вот так жить бы себе, думая, что есть бог и ангелы, духи. А как подумаешь, что мой разум — лишь электрические импульсы между клетками мозга, и моё «я» исчезнет вместе с телом. Эх! Да ладно, хватит уже о грустном на ночь. Это издержки возраста. В твои-то годы я вел себя так, будто был бессмертен. Планы строил грандиозные. А теперь хорошо — и ладно. О чем уж мечтать, коли жизнь перевалила за полсотни. Выполнить бы все, что откладывал, да на что сил еще хватит. А там — просто жить и радоваться каждому дню.

Взгляд Хана скользил по фотографиям достопримечательностей Приморья, висящих на стене за стойкой в позолоченных рамках. Это были художественные фотографии скального комплекса — Парк Драконов, но мысли его были далеко.

— Жизнь ради радости? — Хан отвлекся от созерцания загадочных скальных силуэтов и перевел взгляд на Илью. — Это жизнь раба. Я предпочту быть хозяином.

Спокойствие и вдумчивость парня настроили Илью на положительное решение.

— Справедливое замечание, — сказал Илья одобрительно, — Ну. Что это я тебя заговорил? Надо же отдохнуть перед дорогой. Я собирался выезжать завтра в шесть утра с тутошней автостоянки.

Хан вспомнил, что на автостоянке у гостиницы, где они жили с Акено, осталась ее машина. Акено рассчитывала, что после их отъезда, ее отгонят во Владивосток к Якудза. Но все пошло не так. Если милиция начнет следствие по делу о ее смерти, и выяснится, кто она, то машину могут проверить, а в ее багажнике лежал меч! Надо было его забрать.

— Я подойду к шести, — сказал он, протянув руку для прощального рукопожатия, и в этот момент увидел ее на лестнице.

Он перескочил через стол, кресло и еще что-то, нежданно возникшее у него на пути и в несколько секунд оказался рядом с ней.

— Не бойся меня, — сказал он, — Я не причиню тебе вреда.

— Я тебя не боюсь.

— Ванечка, все хорошо? — окликнул её Илья. — Моя помощь не требуется?

— Я кое-что должна у него узнать.

Ивана посмотрела в лицо Хана. Ей нравилось ощущение невесомости в груди, которое возникало от его близости.

— Эх, где мои осьмнадцать! — с завистливым вздохом произнес Илья.

Хан, взял ее за руку.

— Пойдем, погуляем.

Они вышли из гостиницы. Прохладное дыхание ночного бриза освежил их горящие щеки, фонарики над входом освещали большой участок тротуара перед мотелем.

— Тебе снятся сны, похожие на явь? Мы с тобой — вечные странники, — сказал он, осторожно прижимая к себе ее хрупкое тело, — память приходит урывками, иногда во время сна. Если мы будем доверять своим снам, то сможем многое.

От его объятий Иване стало тесно, его сердце билось о ее грудную клетку, и от этой жаркой тесноты ей было приятно и спокойно. В красноватом искусственном свете Хан казался ей сказочным персонажем. Сильным, беспощадным и верным стражем потустороннего мира. Кто, как не он может знать ответы на ее вопросы.

— Что ты помнишь о нас с тобой?

— Ты спрашиваешь о том, что случилось в гостинице? Скажи, это Акено придумала кораблекрушение? Почему она умерла?

Он настороженно замер. Потом разомкнул объятья, схватил за плечи и тряхнул ее так, что клацнули зубы, болью отозвавшись в затылке. Железные пальцы причиняли боль, его перекошенное яростью лицо приблизилось так, что она видела каждую щетинку на его щеке. Это было страшное лицо. Потом она полетела в декоративные кусты, которые росли вдоль дороги. Ветви их были аккуратно подрезаны секатором и эти свежие срезы вонзились в ее кожу, будто шпаги. Она попыталась подняться, но он сам поставил ее на ноги.

— Говори все! Только не ври мне, — процедил он сквозь зубы.

Губы Иваны дрожали от обиды и боли. Ее никто никогда не бил. Раны, которые она сначала не почувствовала из-за болевого шока, начали саднить.

— Пограничники решили проверить корабль после того, как все уже прошли таможенный контроль. Этого не должно было быть. Ты это сделала? Как? Как ты узнала?

— Мне больно, — сказала она. — Я ничего не понимаю.

— Не понимаешь? А! Что с тобой говорить! Ты — такая же, как все женщины. Хитрая, изворотливая… — он нецензурно выразился, разжал пальцы и с отвращением отвернулся. На него навалилась дикая усталость.

«Что я должен делать? Что делать? — думал он, — Должен ли я отомстить ей или отпустить? А как же законы клана? Акено — моя сестра. Разве я имею право оставить ее смерть не отмщенной. Она убила себя, чтобы дать мне возможность уйти от преследователей. Она поступила, как герой. Я же веду себя как предатель. Я не могу убить. Не могу поднять на нее руку и не хочу, чтобы это сделал кто-то другой. Но как она узнала о нашем плане?».

Ивана ежилась, потирая ушибленные места, но не убегала. И в этом было какое-то трогательное доверие.

— Я ничего не знаю о пограничниках. Наоборот, я хотела у тебя спросить. Я подумала, что ты передумал делать так, как хотела твоя сестра.

Хан ничего не хотел слушать, он уже вынес вердикт, повернулся к ней спиной и пошел прочь, неожиданно тяжело ступая по выщербленному асфальту. В душе его бушевал ураган, и ночной бриз не мог остудить его пылающий ненавистью разум.

Ивана смотрела, как темнота шаг за шагом поглощает силуэт удаляющегося прочь мужчины. Сейчас, когда ей следовало бы бояться его, ей вдруг стало его безумно жаль. «Он страдает. Боже мой, как его жалко! Смогу ли я вернуться назад в прошлое и спасти эту женщину?»

Ивана крепко зажмурилась, сжала кулаки так, что обкусанные ногти впились в ладони, и напряглась так, будто собиралась сдвинуть товарный вагон. Напрасно. Когда она открыла глаза и с надеждой огляделась, ничего вокруг нее не изменилось. Она также как минуту назад стояла возле мотеля на освещенном китайскими фонариками пятачке. «Я не умею делать ЭТО по собственному желанию. А что если несчастье с Акено случилось, потому что иначе спасти остальных людей было невозможно, и если бы я, пожалев ее, сумела вернуться и спасти ей жизнь, теплоход затонул бы, и люди погибли бы? Хорошо бы менять все по собственному желанию и своему усмотрению, только откуда мне знать: когда, где и какие будут последствия. Если знать конец, то можно менять начало, но откуда мне знать, какое начало приведет к какому концу. Так можно всю жизнь потратить на один несчастный случай и к старости узнать, что в результате все равно случилось несчастье. Я не могу предугадать конец. И я должна пока радоваться тому, что моя способность проявляется тогда, когда я могу хоть что-то поменять к лучшему».

Она прошептала:

— И жизнь неизбежна…