Еще один из моих рассказов, названия для которых я позаимствовал у поп-песен. В данном конкретном случае налицо, однако, полное несоответствие настроения грустной, напоминающей госпел песни Элтона Джона и моей попытки вторжения в комическую онтологию. Мне хотелось достигнуть ощущения, какое возникает при просмотре культового фильма «Бакару банзай»: идиотские приключения эксцентричного всезнайки, но имеющие грандиозную предысторию. А рассказать все это с точки зрения «обыкновенного парня» — самое безопасное решение, если предполагается, что протагонист — невероятного масштаба гений.
Неделька выдалась ничего себе.
Собственно, не столько для меня, сколько для всего мира.
В понедельник гора Фудзи, дремлющая с 1707 года, вдруг со страшным грохотом пробудилась, обрушив на Токио тучу пепла и углей — будто закашлялся курильщик размером с Годзиллу. Когда красный ковер лавы подступил к городу, миллионы человек пришлось спешно эвакуировать.
Во вторник в тектонически стабильном районе Монголии образовался разлом в милю шириной и такой же в длину, поглотив сотни яков и дюжину пастухов вместе с их лошадками. Русские так и не выяснили глубины трещины, так как посланную с этой целью экспедицию смел с лица земли неизвестно откуда взявшийся смерч.
Со среды по пятницу случилась глобальная эпидемия раковых ремиссий; доктора, грызя стетоскопы, выписывали пациентов тысячами. Впрочем, освободившиеся койки тут же заняли сотни женщин со спонтанными пятимесячными беременностями, причем некоторые из бедняжек оказались сертифицированными девственницами.
Поздно вечером в пятницу что-то невидимое аккуратно, точно садовник розу, срезало шпиль с небоскреба Крайслера. Отрезанный шпиль неторопливо проплыл над Манхэттеном, а затем обрушился в водохранилище Центрального парка острием вниз, причем образовавшейся волной затопило подвалы Музея искусств Метрополитен.
В субботу взошла полная луна, зеленая, как лайм.
В воскресенье луна вообще не взошла.
Само собой, человечество пребывало в панике. Религиозные лидеры всевозможных конфессий пророчили конец света. Политики, спеша в бомбоубежища, призывали к спокойствию. Ученые выдвигали взаимоисключающие теории и требовали миллиарды на дальнейшие исследования. Отчаявшиеся люди на улицах бросались к гадалкам, барменам, психоаналитикам и экстрасенсам за ответами и утешением.
Что до меня, я отправился навестить своего приятеля Дарвина Врума.
Что-то подсказывало мне: он в курсе происходящего.
А может, и приложил к этому руку.
Видите ли, когда Дарвин вернулся после открытия Атлантиды — это было сразу после путешествия к центру Солнца, но еще до инцидента с разумными муравьями, — он был какой-то сам не свой. Я чувствовал, что его гнетет некая важная проблема, загадка, с которой ему никак не управиться.
А когда Дарвин не в состоянии найти решение, может произойти что угодно.
Дарвин жил в доме, переделанном из авианосца, в Элмхерсте. Очень милый райончик. Помню, когда он только переехал, соседи подняли страшный шум. Да оно и неудивительно: сорокафутовый робот, ночные визитеры, изъясняющиеся на внеземных языках, агрегаты для рытья туннелей, воздушные бои безынерционных летательных аппаратов — вполне достаточно, чтобы любой, кто не знаком с Дарвином, слегка занервничал.
Мой приятель справился с проблемой, скупив все соседские земли по двойной цене. Шестьдесят акров. Заплатил городу налог за двадцать лет вперед, чтобы подмазать власти. Теперь вся собственность была огорожена разумным забором, и Дарвин жил там в гордом одиночестве.
Я остановил машину у передних ворот. Собственно, на самом деле это были не ворота, а своего рода блестящая синтетическая паутина, в центре которой сидел кибернетический паук.
Паук выставил вперед свои жуткие щупальца.
— Назовите ваше имя и цель визита.
— Бернетт Томпсон, я…
— Берн! — воскликнул паук голосом Дарвина. — Ты как раз вовремя! Входи!
Паук принялся пожирать паутину, и вскоре я смог попасть внутрь.
Со времени последнего моего визита все здесь изменилось. Милые домики Элмхерста оказались разобраны на части полчищами механических термитов. Те, что стояли у самого забора, превратились просто в кучи пыли. Я знал, что у Дарвина большие планы. Для начала он собирался установить секретное оружие на случай вторжения своих заклятых врагов вроде созданий с нейтронной звезды. И еще однажды он вскользь упомянул что-то насчет орбитального лифта…
Но ведь сначала следовало все тут прибрать, вот Дарвин и выпустил трудяг-насекомых.
Я подъехал к дому-авианосцу и выбрался из машины. Блеск солнца на титановых плитах крыши ослепил меня, но как только я оказался в тени парящей в воздухе, оснащенной лазерами защитной платформы, резь в глазах прошла.
Едва я нажал кнопку звонка, как, к моему удивлению, на пороге появился сам Дарвин. Я сказал «появился», а не «открыл дверь», так как Дарвин воспользовался встроенным в половик телепортационным диском.
Прошло уже десять лет с тех пор, как мы вместе учились в колледже. Я, Дарвин и Джин. Именно Джин в миг пьяного озарения изменила фамилию Дарвина с Фрума на Врум[4], навсегда переименовав его в соответствии со свойствами его гиперактивного ума.
Я часто думаю, как там сейчас Джин, замужем за Властелином Галактики. Скользкий тип, доложу я вам. А эта эспаньолка… впрочем, никогда не скажешь, на кого западет девушка. Я стараюсь поменьше думать о ее выборе (признаюсь, весьма для меня болезненном), с тех пор как Джин оставила Землю, чтобы начать новую жизнь в качестве королевы Великого Космоса.
За напряженное десятилетие, прошедшее с того времени, как Дарвин получил свои три с половиной ученых степени (половина была по провансальской поэзии), мой приятель не изменился ни на йоту. Всклокоченная шевелюра, физиономия, при взгляде на которую я всегда вспоминаю Гарольда Ллойда, костлявые запястья, вывернутые наизнанку футболки, детская страсть к мороженому со вкусом ламинарии (его специально для Дарвина готовили у «Бена и Джерри») — в общем, все тот же блестящий, хотя и слегка сумасшедший гений, какие рождаются один раз в геологическую эру.
Ничто не откладывало на нем отпечатка. Ни первый заработанный миллиард (тут я ему немного помог: мы вместе провернули дельце с дешевыми биомиметиками, и одни только «Штаны любви» принесли нам по миллиону). Ни битва с разумными лобстерами. Ни блуждания в подземных марсианских развалинах. Ни рассинхронизация той сверхновой.
Только в последнее время Дарвин был какой-то сам не свой — его беспокоила загадка, которой он пока со мной не поделился.
Когда Дарвин сошел с половика и мы пожали друг другу руки, я немедленно перешел к цели своего визита:
— Дарвин, ты следил за новостями этой недели?..
Он тут же прервал меня:
— Излечение рака и беременности… да, тут я переборщил, но все остальное — не моих рук дело.
— Я так и знал! Я знал, что ты в курсе. Слушай, это напоминает мне тот случай с Землей из антиматерии…
— Все гораздо серьезнее. И будет еще хуже, если мы не поторопимся. За мной!
Дарвин встал на телепортационный половик и исчез. Я последовал его примеру.
В то же мгновение мы очутились в длинной, без окон комнате, битком набитой всякими странными приспособлениями. Я узнал кальвонический превращатель и стойку с глюонными торпедами — все остальное было мне совершенно незнакомо.
— Ты перестроил мансарду?
— Какая мансарда, мы в полукилометре под землей! Я построил убежище от тех, кто надеется прищучить меня. Впрочем, сейчас оно совершенно бесполезно. Это укрытие со всеми его защитными средствами все равно что щенячья корзинка против того парня, с которым мы имеем дело, — вздумай он обратить на нас внимание. С другой стороны, оно в равной степени безопасно — или небезопасно, — как и любое другое место. К тому же тут есть все необходимое оборудование.
— Дарвин, я никак не пойму. Что случилось-то?
Дарвин вздохнул. Он терпеть не может растолковывать что-то тугодумам вроде меня — мой коэффициент интеллекта едва переваливает за пятьсот, — но дружба есть дружба. В конце концов я спасал ему жизнь не меньше дюжины раз — не считая прошлого года, когда на Юпитере у Дарвина отказал скафандр. Так что он вздохнул и постарался изъясняться понятным мне языком:
— Берн, у тебя никогда не было чувства, что наш мир ненастоящий? Что где-то еще существует уровень реальности высшего порядка?
— Ты же не имеешь в виду гиперпространство или Заковыристую Зону?
— Нет-нет. Это всего лишь топологические выверты нашей вселенной, составные части нашего пространственно-временного континуума. Я же имею в виду другой порядок бытия. Эта трансцендентная проекция по отношению к нашей вселенной все равно что наша вселенная по отношению к киберпространству. Наше пространство может оказаться всего лишь, так сказать, информационной тенью, содержащейся в чем-то значительно большем. И так же, как мы с тобой, подобно богам с легкостью манипулируем содержанием виртуальной реальности, так же и обитатели этой трансцендентной проекции способны манипулировать реальностью нашей. Что бы мы ни делали здесь, не оказывает на них ни малейшего влияния, зато им достаточно лишь пальцем шевельнуть…
Даже моему примитивному мозгу не понадобилось много времени, чтобы сложить два и два.
— Это не просто домыслы, да, Дарвин? Ты ведь уже побывал в этом волшебном королевстве?
— Ты прав, Берн. Прошло немало времени, пока я сориентировался, что к чему. И я еще до сих пор многого не знаю. Отсюда, кстати, и неразбериха с беременностями на нашей Земле. Теперь, к сожалению, время экспериментов прошло. Видишь ли, я встревожил кого-то — или что-то, — кто обитает там. И он — или она, или оно… он-то и устроил весь этот цирк вроде исчезновения Луны. Я должен остановить его, пока не произошло чего похуже. Надеюсь, вдвоем у нас есть шанс обезвредить противника. Ты в игре?
— В игре ли я? Да это же величайшее приключение в нашей жизни! Дарвин, ты, должно быть, шутишь. Да я бы не упустил такой шанс за все живые бриллианты, добываемые на рабских рудниках Галактического Оверлорда!
Дарвин хлопнул меня по плечу.
— Я знал, что могу на тебя положиться, Берн! Вперед!
— А как мы туда попадем? Используем Фотонный Клипер? Фантосферу? Х-вездеход? Нейтринную Трубу?
— Ах, Берн, ты по-прежнему привязан к нашей вселенной. Никак не преодолеешь умственный барьер. Это место — назовем его «сверхленная» — одновременно и ближе, чем наша собственная кожа, и дальше, чем Безмолвный Квазар. Нет, сверх-ленной можно достичь только лишь с помощью комбинации психического и сенсорного воздействия.
При этих словах в комнату бесшумно вкатился механический слуга. В двух руках он держал что-то вроде костюмов для виртуальной реальности, в третьей — поднос с двумя бокалами.
— Одевайся, — приказал Дарвин.
Я повиновался без дальнейших расспросов. (В последний раз, когда я усомнился в Дарвине, дело кончилось тем, что мы заблудились в венерианских джунглях за миллион лет до Рождества Христова.)
Мы полностью облачились в костюмы, оставив открытыми лишь забрала шлемов, и взяли с подноса бокалы.
— Рецептуру я разработал совместно с Теренсом Маккенной и «Сандос лабз». Псилоцибин, лизергиновая кислота и закись азота вместе с другими компонентами упакованы в микрокапсулы. Вкупе с биомиметическими цепями, встроенными в костюмы, это доставит нас прямиком в сверхленную.
— Возьмем с собой какое-нибудь оборудование?
— Ответ отрицательный, напарник. К слову сказать, приготовься к небольшому сюрпризу.
С этими словами Дарвин осушил бокал. Я последовал его примеру.
— Лучше приляг, — посоветовал Дарвин.
Опустив забрала шлемов, мы улеглись на роскошные кушетки, в которых я узнал трофеи из королевства Опар.
Неторопливо, подобно тому, как снежная шапка тает в радужном тумане, знакомая вселенная, в которой мы с Дарвином пережили столько приключений, начала исчезать. В желудке возникло точь-в-точь такое же чувство, как когда Космические Пираты из Магелланова Облака принялись палить в нас из своих Коликовых Пистолетов. К счастью, мой завтрак состоял всего лишь из одной Чудесной Пилюли.
Все вокруг потемнело. К своему удивлению, я почувствовал, как костюм виртуальной реальности исчезает, а с ним и моя обычная одежда. Перед глазами плавали колышущиеся амебообразные пузыри света, но потом мало-помалу зрение начало проясняться. Я дважды моргнул, и окружающий мир понемногу сфокусировался.
Во все стороны до бесконечности вокруг меня простиралась подстриженная трава, полосатая, как мятный бамбук. На бело-розовом торфе с равными промежутками торчали деревья, напоминающие конусы сахарной ваты на сужающихся книзу стволах. В траве шныряли триллионы вислоухих кроликов несметного количества цветов и оттенков — ни дать ни взять кроличий Манхэттен.
Небо… небо было похоже на яркий шотландский плед и, казалось, висело над самыми верхушками сахарных деревьев. Освещение давали красные полоски на пледе.
В подземном убежище Дарвин находился слева от меня.
Я повернулся влево.
Передо мной красовалось создание, ничем не отличающееся от Моего Маленького Пони: карликового роста пастельно-голубая лошадка с длиннющей волнистой гривой.
— Дарвин?..
Лошадка заговорила.
— Так оно и есть, напарник. А теперь — за дело! Время не ждет!
Я поднял то, что должно было бы быть моей рукой. В поле зрения оказалось раздвоенное копыто цвета ириски.
Пони, который был Дарвином, поскакал прочь. Я не сразу отправился вслед за ним.
— Дарвин, пожалуйста, подожди минутку. Я хочу кое-что у тебя спросить.
Моему Маленькому Пони трудно изобразить раздражение, но Дарвин как-то ухитрился.
— Ладно, только скорее. Пока мы тут рассусоливаем, на Земле в любую минуту может случиться что-нибудь ужасное.
Пытаясь расположить мои вопросы в порядке важности, я спросил:
— Дарвин, а ты уверен, что это и впрямь сверхленная, царство совершенства, существующее на трансцендентном уровне реальности, превосходящей все, что мы знаем?
— Абсолютно.
Какое-то время я переваривал его слова.
— И в этой сверхленной разумные обитатели выглядят именно так?
Я помахал копытом.
— Нет. Разумные обитатели — вот эти кролики. Я называю их смерпами.
Я посмотрел на стада кроликов — или смерпов.
— И каждое из этих созданий соответствует определенной личности там, на Земле? Может быть, кому-то, кого мы знаем и любим?
— Людям соответствуют только оливково-зеленые. Смерпы остальных цветов принадлежат к другим видам. Все живое гармонично сосуществует в сверхленной — жуки, кактусы, киты, ганимедские слизистые черви.
— А то, во что превратились мы?..
— Такова реакция сверхленной на наше несанкционированное вторжение. Мы уникальны. Никого подобного нам мы здесь не встретим — за исключением, возможно, злодея, на которого мы охотимся. Хотя за долгие годы он мог научиться маскировке.
— А где сейчас наши настоящие тела?
— Там же, где и были: лежат без сознания под воздействием наркотиков и биомиметических костюмов.
Я еще раз огляделся по сторонам. Сверхленная напомнила мне детские настольные игры. «Сахарная страна». «Дядюшка Уигли». «Лестницы и горки».
— Все, чем мы живем в нашей вселенной, все ужасы и радости, священные тайны и низкое святотатство… все это происходит отсюда?! Из этого рисунка мелками?
— Берн, ты снова делаешь ценные умозаключения. А собственно, почему нечто простое не может дать жизнь чему-то сложному? Так случается сплошь и рядом, даже в обычном космосе. Я имею в виду, атомы водорода ведь служат основным строительным материалом для звезд, верно? Кстати, мне сверхленная нравится. Есть в ней добродетель неиспорченной простоты.
— И полная тупость!
— Об этом не нам судить, Берн. Вперед! Нужно найти рулевого!
— Рулевого?
— Так я называю того, кто заварил всю эту кашу на Земле. Поначалу я дал ему имя «доктор Стрендж», но оно не подходит. Он вовсе не великий волшебник. Скорее напоминает парня, который посадил на мель нефтяной танкер «Экссон Вальдес». Хотя я и подозреваю, что Рулевой обитает в сверхленной невообразимо долгое время, сдается мне, он какой-то недоразвитый. Среди богов такие на десятых ролях.
Я уже начинал чувствовать себя персональным эхом Дарвина, однако не мог сдержаться:
— Бог? Да неужто он заслуживает такого названия?
Мой Маленький Пони, который был Дарвином, погрузился в раздумья.
— Боюсь, это так, Берн. Нет почти никаких сомнений, что большинство из приписываемого Богу на самом деле — работа Рулевого.
Судя по всему, я умудрился изобразить на своей лошадиной морде сомнение, потому что Дарвин продолжил:
— Ты никогда не задумывался, почему — если это Бог, — почему он кажется таким капризным и жестоким, сверх-активным в одно столетие и совершенно пассивным в другое? Теперь у нас есть ответ. Бог — злостный нарушитель вроде нас. Просто он прибыл в сверхленную в незапамятные времена. Скажем, четверть миллиона лет назад. До этого в сверхленной царила тишь да гладь, как и на нашей Земле. С прибытием грубого, неумелого Рулевого все пошло по-другому. Нет, конечно, стремление к энтропии было всегда, но Рулевой поднял иррациональность на новый уровень. Ему, к примеру, ничего не стоит помогать обеим воюющим сторонам!.. Нам предстоит остановить негодяя. Вперед!
Дарвин затрусил к одному из ватно-сахарных деревьев. Пришлось догнать его, чтобы задать следующий вопрос:
— Так я был прав насчет того, что всему в сверхленной есть соответствие в нашем мире?
— Все немного сложнее, однако в целом верно.
— А что происходит на Земле от того, что мы вытаптываем здесь траву?
— К счастью, трава представляет собой космологическую константу, невидимую энергию, принадлежащую вакууму между мирами. Так что мы всего лишь слегка колеблем пространственно-временной континуум.
Повсюду, куда ни глянь, смерпы продолжали сосредоточенно жевать траву, не обращая на нас ни малейшего внимания. Я заметил среди стеблей еще какие-то растения. Например, штуковину с крошечными листьями и гроздью фиолетовых ягод и еще одну с желтым цветком, как у клевера.
— Что это?
— Те, что с ягодами, вызывают беременности. Я как-то случайно поместил среди этих растений несколько зеленых смерпов, и они начали есть их… остальное ты знаешь.
— Матерь божья!
— А клевер вызывает рак. Я отогнал от него нескольких смерпов.
— Дарвин, боже мой, это слишком большая ответственность! Понятное дело, бывали времена, когда мы с тобой держали в руках судьбы целых планет, да что там, дюжин звездных систем — помнишь, что произошло, когда на свободу выбрался Пожиратель Тьмы? Но здесь ведь совсем другое дело. Там мы знали свои возможности и возможности врага. А тут чуть ошибешься, и, глядишь, целую галактику как корова языком слизнула!
— Что верно, то верно, но мы ведь не можем позволить Рулевому околачиваться здесь, особенно теперь, когда мы столько о нем узнали, верно? Наш долг — спасти мир!
— По-моему…
Тут мы добрались до ствола ватного дерева, и Дарвин сказал:
— Каждое из деревьев представляет целый класс объектов. Это — дерево естественных спутников. Именно манипулируя этим деревом, Рулевой сначала сделал Луну зеленой, а потом заставил ее исчезнуть.
Я вздрогнул.
— Так что, мы сейчас восстановим Луну?
— Бери выше. Я уверен, что Рулевой до сих пор здесь!
Крона дерева была такая прозрачная, что я просто не понимал, как что-то может в ней спрятаться.
— На верхушке каждого дерева находится дверь в метафизический пульт управления. Наверняка там и прячется Рулевой. В одиночку я не смог туда добраться, но с твоей помощью…
Я понял, куда клонит Дарвин. Дотянуться до нижних ветвей он мог, только взобравшись мне на спину.
Итак, я встал поддеревом и позволил Дарвину на меня вскарабкаться. Четыре копыта Моего Маленького Пони уперлись мне в спину, затем я почувствовал только два задних, и наконец, вес Дарвина исчез.
Я внимательно наблюдал, как Дарвин перебирается с ветки на ветку. Когда он достиг верхушки, в небе открылась дыра, и Мой Маленький Пони нырнул в нее.
Дыра закрылась.
Я ждал.
Внезапно дыра открылась снова.
Первым из дыры вылетел Рулевой, за ним Дарвин. Оба рухнули вниз, приземлившись на космологическую константу с громким шлепком.
У меня было всего несколько секунд, чтобы рассмотреть Рулевого.
То, что я увидел, оказалось неандертальцем. Волосатый приземистый пещерный человек с нависающими надбровьями и тяжелой челюстью, типичный представитель доисторических охотников на саблезубых тигров.
Дарвин, кряхтя, поднялся на ноги.
— Быстрее! За ним!
Мы бросились в погоню за кривоногим, но удивительно шустрым Рулевым. Бесчисленные смерпы кинулись врассыпную, вызывая бог знает какой переполох в нормальной вселенной.
Я выдохнул на бегу:
— Как… как он попал в сверхленную?
Умеренный галоп не помешал Дарвину начать очередную лекцию:
— Ингредиенты нашего коктейля легко найти на Земле. И я подозреваю, что уединение в пещере среди наскальных рисунков оказало такое же действие, как наши биомиметические цепи.
— Но… как же он прожил здесь столько лет?
— Похоже, он питался смерпами. Я нашел обглоданные кости.
— О-о!..
Рулевой приближался к очередному дереву.
— Нельзя допустить, чтобы он добрался туда! — крикнул Дарвин. — Это дерево гигантских астероидов, сталкивающихся с планетами!
Дарвин пустился вскачь и отрезал Рулевого от его цели. Пещерный человек, оказавшийся единственным богом, которого когда-либо знал наш мир, издал раздосадованный вопль и бросился в другую сторону.
Я начал уставать. Нельзя же целый день участвовать в скачках! Как долго мы сумеем удерживать Рулевого на траве? Раньше или позже он перехитрит нас, и тогда на Земле воцарится настоящий хаос.
По-видимому, Дарвину пришла в голову та же мысль. Он сделал последний отчаянный рывок и бросился на Рулевого, сбив его с ног. Рулевой кубарем покатился прямо на группку оливково-зеленых смерпов.
Когда он поднялся на ноги, в каждой его ручище было по смерпу.
— Мать честная! — только и сказал Дарвин.
— Кто? Что? Кого он поймал?
— Нас! Это смерпы, из которых произошли Дарвин и Бернетт. Я идентифицировал их, когда был здесь в прошлый раз.
Прежде чем я успел хоть что-то сказать, Рулевой свернул обоим смерпам шеи и швырнул бездыханные трупики на траву.
Дарвин ударил копытом в землю.
— Ну, ты меня окончательно достал! — взревел он и бросился вперед.
Я за ним.
Если вы никогда не видели кого-то, забитого насмерть двумя Моими Любимыми Пони, вам крупно повезло. Зрелище не из приятных.
Закончив слизывать кровь Рулевого с копыт, я заметил:
— Итак, Дарвин, опять мы с тобой спасли мир. Только на сей раз умудрились при этом погибнуть.
— Боюсь, ты прав, Берн. Наши тела на Земле разделили судьбу смерпов. Но так же как Рулевой пережил смерть своего тела в пещере, так и мы живы здесь, в сверхленной.
— И нет никакого шанса вернуться? Мы навсегда застряли в этой тоске смертной?
— Ну, я бы так не сказал…
Как позже сообщила нам Джин, она была крайне удивлена, когда пояс астероидов в родной системе Оверлорда начал выстраиваться в послание от двух товарищей по колледжу. В конце концов мы не виделись больше звездного года, я уж не говорю об отсутствии гиперпространственных открыток ко дню рождения. Разморозить клонов, которых мы оставили ей на сохранение, было делом нескольких минут. (Их телам, само собой, соответствовали два здоровых смерпа в сверхленной.) Старина Козлиная Бородка настолько смягчился, что одолжил Джин свою Имперскую Субпространственную Яхту. И уже через несколько дней Джин объявилась на Земле.
Мы с Дарвином в сверхленной за это время исправили все, что напортачил Рулевой, а заодно произвели тонкую настройку кое-каких космических параметров. К примеру, очень скоро люди заметят отсутствие заболеваний, передаваемых половым путем.
Само собой, телепортационный диск в доме Дарвина был настроен и на Джин. Сняв с наших трупов виртуальные костюмы и надев их на клонов, Джин ввела каждому из них небольшую дозу транспортационного зелья — ровно столько, чтобы синхронизировать их с нашими воплощениями в сверхленной, — и вот мы уже перед ней как новенькие.
— Вы как раз вовремя, — были первые слова Джин.
Я предоставил Дарвину поинтересоваться почему.
«Такс Me to the Pilot». Перевод А. Криволапова