Меня передернуло, когда пальцы Бальтазара коснулись плеча. Раскаленные и шершавые. Он навис надо мной и шумно дышал прямо в ухо. Старый имперец запретил им трогать меня. И они не нарушат этот запрет.
Я надеялась, что они не нарушат.
Послышался шорох двери, шаги. Бальтазар отскочил и, вытянувшись, склонил голову — Тенал.
— Здравствуй, красавица.
От этого тона покоробило. Холодный старик, будто сделанный из фарфора и стали. Его блеклые глаза сверкали кусками льда.
— Надеюсь, тебя не обижали?
Я покачала головой.
— Очень хорошо. Потому что если эти два молодых человека нарушили мой приказ, они не получат своих денег.
Старик обернулся на наемников, и те вытянулись, как солдаты, стоя у стены. Надо же: они боялись его.
Мягкий тон, любезные манеры. И страх, который оглушал.
— Мой зять не желает договариваться. Видно, ты не настолько дорога. В данных обстоятельствах это, скорее, радует.
Я подняла голову и заглянула в бесцветные глаза. Впрочем, что я надеялась разглядеть в кусках льда?
— В этом случае я обещал ему вернуть тебя по частям. Нос… Ухо… Палец… В маленьких искусных коробочках.
В прошлый раз старик казался человечнее, живее. Я даже посмела на что-то надеяться. Теперь пронеслась на удивление холодная мысль, что это конец.
Он неожиданно тронул меня за плечо:
— Я, по-твоему, способен все это сделать?
Я не знала, что отвечать.
— Вирея бы не пожалела, — старик кивнул. — Всегда говорят, что женщины кровожаднее мужчин. Тем более, обиженные женщины. Но я не хочу сделок с совестью. На старости лет это слишком тяжелый груз.
Я опасалась что-либо спрашивать, ежесекундно боялась, что он посмеется в глаза.
— Я отвезу тебя в одно безопасное место, а когда все утрясется, помогу покинуть планету. Если у тебя все еще останется это желание.
Я боялась верить этим словам. Я уже слышала заманчивые обещания — они оказались ложью. Обещания из уст имперцев — всегда ложь. Я боялась хоть на мгновение допустить, что старик мне поможет… Если бы хотел помочь — отправил бы меня прямиком в порт, а не в «безопасное место».
— Куда? — внутри все сжалось. — Где это место?
— Совсем недалеко, — старик видел мое недоверие. — Ты, наверняка, знаешь, что если хочешь что-то спрятать, надо прятать на виду, под самым носом.
Да, я слышала такое. Но уже не хотела ни близко, ни далеко. Все — лишь лживые обещания. Безопаснее всего вернуться к де Во. Я больше не хотела ни надежд, ни метаний — я хотела, наконец, определенности. Он — моя определенность. Я вспомнила, как он ластился, когда мои пальцы неожиданно смело зарывались в его мягкие волосы. У меня бы получилось. Жаль, что я приняла это решение слишком поздно. Я не могу просить старика вернуть меня. И я ни на крупицу не доверяю старику.
Тенал повернулся к наемникам:
— Эти молодые люди проводят тебя и проследят за твоей безопасностью.
Он махнул рукой в приглашающем жесте, давая понять, что я должна идти за наемниками. Я запахнула тонкий плащ и вышла.
Мы прошли безликим каменным коридором с пунктиром тусклых белых лампочек на потолке — будто перевернутая взлетная полоса. Вышли в такую же неприметную безликую дверь и оказались в прохладной ночи. Совсем рядом шелестели кроны деревьев, казавшиеся теперь плоскими силуэтами. Пахло ароматной свежестью, пряными умирающими цветами. Над россыпью звезд царили четыре луны, как глаза огромного паука. Отчего-то представлялся паук. Я ненавидела эти луны — сама не знаю почему. Кругом чернота, кругом непроглядные тени. Юркнуть в черноту и затаиться. Я уже стала отчаянно приглядываться, но тут же почувствовала повыше локтя сухие, но крепкие, как тиски, пальцы старика. Он все понял. Тенал сам подвел меня к серебрившемуся в ночи закрытому корвету, помог забраться на подножку. Наемники залезли следом и расположились на сидении напротив. Закрылась дверь, зажглись маленькие лампочки по периметру. Я опустила голову, чтобы не смотреть на Бальтазара. Тот, судя по всему, тоже потерял ко мне интерес, повернулся к Окту и о чем-то тихо говорил. Они время от времени смеялись, будто в такт гудению мотора, но ни разу не посмотрели на меня. Словно меня вообще не было.
Наконец, корвет качнуло, он остановился с тихим шипением. Бальтазар открыл дверь, выпустил Окта и махнул мне:
— Выходи, давай.
Я не заставила просить дважды. Запахнула плащ, будто кусок тонкой ткани был способен меня от чего-то защитить, вышла и огляделась. Помещение походило на парковку. Огромное, заставленное корветами, катерами, прогулочными капсулами. У стены раздувал пузатые бока пассажирский аэробус.
Бальтазар молча подтолкнул меня в спину, и мы пошли по проходу. Что это: жилой дом? На мгновение скользнула непрошеная губительная мысль: вдруг, Тенал оказался лучше, чем я подумала о нем, и просто поселит меня в одной из квартир высотки? Но это было бы слишком хорошо. Слишком удачливо для меня.
Мы нырнули в одну из дверей, преодолели несколько лестничных маршей. Снова безликие коридоры, ничем не выдающие мое местонахождение. Бальтазар открыл одну из квартир, и мы вошли.
Внутри было стерильно чисто, но ощущалась и стерильная пустота — квартира была не обжитой, несмотря на милую меблировку. Мне бы хотелось жить в такой. Сидеть на мягком клетчатом диване, есть сахарное печенье из вазочки на маленьком полупрозрачном столике. Подходить к высокому окну, в которое стрелами врывались солнечные лучи, и смотреть на пролетавшие мимо корветы и катера. Заглядывать в окна домов напротив и наблюдать, как живут люди. Как обедают всей семьей, как ссорятся, мирятся, как играют с детьми. Смотреть и понимать, что жизнь есть.
Из соседней комнаты вышел мужчина — имперец. С голым торсом, бугрившимся рельефами мышц, в легких свободных красных штанах. Под лоснящейся тканью между ног бугрилось нечто невообразимое, будто он затолкал в штаны норбоннскую дыню. Лицо его было каким-то женским, капризным. Брезгливое выражение, по-детски изогнутые полные красные губы, ленивые подведенные глаза. И какой-то едва уловимый, как отголосок удушливых духов, оттенок тления, развращенной лени.
Он посмотрел на Бальтазара:
— Что так долго?
Пустая квартира, полуголый нетерпеливый мужчина. Это выглядело… Внутри меня все оборвалось: неужели, Тенал продал меня, как шлюху?