Невольница: его проклятие

Глава 31

Я вся внутренне сжалась, вслушиваясь в тяжелые размеренные шаги. Воспаленный мозг не выдавал даже предположений. Наемники отошли к стене и почтительно замерли. Слишком почтительно.

Прямо передо мной встал седой, как мука, старик. Высокородный. С белым, все еще красивым лицом, изрытым мелкими сухими морщинами. Тонкая кожа обтягивала правильный, почти идеальный череп. Из левого уха спускалась на плечо длинная серьга с бесцветными искристыми камнями — наверняка, чистейшие бриллианты, которые стоят, сколько я не могу вообразить. Безупречный серый галстук в тон такой же безупречной серой мантии. Старик был настолько безупречен, что это отталкивало. И даже приводило в какой-то затаенный, почти суеверный ужас. Если бы я не знала, что старый Император умер — подумала бы, что это он. Что от меня нужно высокородному педанту? Я умирала от неизвестности.

Он кивнул Бальтазару:

— Развяжите же ее. И оба вон. Ждите за дверью.

Тот подчинился беспрекословно, и я до жжения потирала затекшие запястья.

Имперец долго смотрел на меня, сощурив почти бесцветные, когда-то, вероятно, серо-стальные глаза. Удивительно, но длинные ресницы старика оставались темными и загнутыми, почти женскими.

— Ты красива.

Я ненавидела эту фразу. Именно с нее начинались все мои беды.

Старик схватил за руку, повернул меня, разглядывая:

— Все падки на красивые вещи. Не осуждаю. Но всему есть предел.

Я не понимала, куда он клонит. Внезапно меня посетила догадка: наверняка, это кто-то из сенаторов, недовольный воцарением в Сенате де Во. Но почему я? Что я могу?

Старик приподнял пальцем мой подбородок:

— Как тебя зовут?

— Эмма.

— Ну да, конечно… — он будто что-то вспоминал. — Эмма. Эмма Оллердаллен. Я был на церемонии твоего представления двору. Такая же рыжая, как Тит… И не менее красивая, чем мать. О… Я в свое время был просто очарован ею. Дивная женщина.

Я сглотнула. Старик ударился в воспоминания, думая, что мне это интересно. Не интересно. Будь это сказано в иной момент — я бы умоляла продолжать, но теперь меня интересовала только моя участь.

— Он был хорошим человеком, твой отец. Только невезучим и чересчур порывистым. За что и поплатился. — Старик кивнул: — Да, я слышал о тебе. Твое дело поднимали в Совете Высоких домов. Но видеть — несколько иное. Мне жаль, что все так. Искренне жаль.

Я не понимала, что чувствую. Странные слова дарили едва уловимую надежду. На мгновение показалось, что старик решил спасти меня в память о родителях, которых я никогда не знала. Странное слово «отец». В отличие от матери, оно всегда было абстрактным. Теперь же им назывался конкретный человек, пусть я его и не знала.

— Знаешь, кто я?

Я покачала головой.

— Меня зовут Максим Тенал.

Я зажмурилась, опустила голову с тяжелым вздохом. Надежда исчезла так же быстро и неуловимо, как появилась — отец Виреи.

— Я смотрю, ты поняла.

Я кивнула.

— Не пойми меня неправильно: я меньше всего хочу причинить тебе неприятности, но обстоятельства вынуждают. Ты любимая игрушка моего зятя. Слишком любимая. Любимая настолько, что он презрел все мыслимое и немыслимое.

Каждое слово ложилось на сердце ножевым ударом. Старик лишь использует меня, и плевать на все то, что он здесь нес. Меня все используют.

Я подняла голову, заглянула в идеальное лицо, покрытое сетью мелких морщин:

— Чего вы хотите от меня?

— Ровным счетом ничего. Все будет зависеть лишь от де Во. Если он выполнит мои условия — ты вернешься к нему. А если нет…

— Это правда, что Совет Высоких домов требует казнить меня?

Он кивнул, прикрыв глаза:

— Чистая правда. Но поверь, милая, все лишь из-за его горячности. Совету нет никакого дела до тебя. Это лишь способ воздействия на его буйную голову. Закон законом, но даже идиоту понятно, что ты не можешь расплачиваться за ошибки отца. Сумела выжить — и хвала. Никто бы не сказал ни слова против, если бы Император вдруг помиловал тебя. Но, если не останется иного выхода… то в том будет лишь его вина. Не вина Совета.

Из этих слов я услышала только одно. То, о чем не могла даже помыслить. Глупо, отчаянно, несбыточно. Но мне уже нечего терять.

— Вы могущественный человек. Позвольте мне встретиться с Императором. Мне ничего не нужно. Ни положения, ни богатства — только возможность вернуться домой. Наверное, как высокородная, я имею право о чем-то просить.

Старик поджал губы, погладил пальцами подбородок:

— Я бы рад, но…

Если надавить на нужные рычаги, старик может стать моим единственным союзником. Но под силу ли мне найти эти пресловутые рычаги? Впрочем, казалось, он их вообще лишен — первое впечатление обычно самое верное. У Тенала нет слабостей. Я открыто посмотрела в его бесцветные глаза:

— Ведь я здесь из-за вашей дочери?

Он кивнул.

— Так отошлите меня домой или на любую свободную планету. Вы все можете. Я просто исчезну, и ваша дочь обретет покой.

Тенал молчал. Я порывисто схватила его сухую белую руку и сжала:

— Помогите мне улететь с этой планеты. Я умоляю вас. К сожалению, мне нечего вам предложить, кроме благодарности. Но она будет самой искренней. Я до конца жизни стану почитать вас за хорошего человека, каких здесь слишком мало.

Старик мягко вытянул свои пальцы, сцепил руки за спиной. Ему, должно быть, противно, что я дотрагиваюсь до него.

Он покачал головой:

— Тогда моя дочь лишится гарантий. Мы должны вернуть тебя — таковы условия. Они всегда таковы.

Я замерла, холодея:

— Но, в таком случае, это лишь временная мера. Если я вернусь, ваш поступок не будет иметь смысла, что бы вы не требовали для нее.

Тенал скорбно кивнул, уголки рта опустились, придавая ему обиженный вид:

— Ты разумная девочка. Но я не могу принять такое решение, не поговорив с дочерью.

— Умоляю, ваше сиятельство, донесите до Виреи мои слова. Или позвольте мне самой поговорить с ней.

Старик прикрыл тонкие веки:

— Вирея не хочет тебя видеть. И если бы не я, ты бы давно лежала с перерезанным горлом. К счастью, она понимает, что такой поступок положит конец всем ее надеждам. Она любит его — я не могу с этим ничего поделать. А он, кажется… любит тебя.

Я покачала головой:

— Любовь не может разрушать.

Старик усмехнулся уголком тонких губ:

— Поверь, девочка, любовь бывает разной. Даже безумной, злой, — бесцветные глаза старика внезапно потеплели, будто ожили. — Только никто из них не понимает, что любить — значит отпустить. Но это признак зрелости… которой в них еще нет. Ни в ком из них. Оба совершают одну и ту же ошибку.

Я опустила голову. Слова звучат красиво, но толку от слов.

— Вы не поможете мне, — не вопрос — утверждение.

— Я не могу. Я понимаю их обоих. Может, я не должен этого говорить, но я был на его месте.

Я порывисто взглянула в лицо старика. Он кивнул, поджимая губы.

— Адриан слишком похож на меня в молодые годы. Та же порывистость, та же спесь. То же безумие. Порой мне мучительно смотреть на него, понимая, насколько я постарел и изменился. Я вижу все его недостатки.

— Вы? На его месте?

Тенал кивнул:

— Об этом не принято говорить, но мать Виреи тоже не отличалась красотой. Но имела страстную натуру, которую унаследовала дочь. Она впитала все от матери. Увы… Жена боготворила меня, а я ее едва терпел. — Он усмехнулся: — Знакомо, да?

Я не ответила.

— Порой мозг бессилен, нами управляет нечто большее. Чувствам не прикажешь, как бы ни хотелось, и мы делаем выбор. Порой, неправильный и разрушительный. В моей жизни появилась женщина, которая лишила меня разума, — старик елозил взглядом по моему лицу. — Не менее красивая, чем ты, но безродная. Ненужная и неудобная женщина.

Он замолчал и задумчиво потирал пальцами гладкий подбородок.

Ненужная и неудобная… Как это точно.

— Что с ней стало?

— Мой отец велел убить ее. И все закончилось. Одним махом. Я горевал, но не так долго, как намеревался. Все встало на свои места.

Я похолодела: неужели это намек? Я молча смотрела на Тенала, все еще на что-то надеясь, потом опустила голову:

— Вы убьете меня?

В руке старика появился тонкий короткий нож. Я даже не увидела, откуда он его достал. Таким ножом едва ли можно убить. Что он отрежет? Нос? Ухо? Палец?

Герцог ухватил прядь волос и чиркнул с отвратительным скрежетом:

— Начнем с малого, а дальше посмотрим.

Он направился к двери и бросил наемникам:

— Девочку не трогать.