Невольница: его проклятие

Глава 11

Я не видела палача за спиной. Лишь слышала, как он хлестал по плитке, разрезая тишину резким свистом бича. Готова поклясться, полукровка наблюдал, как от каждого звука я сотрясалась всем телом в ожидании удара. Ожидание невыносимо. Кажется, оно было страшнее самого удара, самой телесной боли. Ожидая — умираешь снова и снова. Многократно. Бесконечно. Каждое мгновение.

Я услышала шаги, шелест мантии по плитке, и дыхание замерло, оборвалось. Ткань треснула. Полукровка перекинул волосы мне на плечи и разодрал тунику до пояса, оголяя спину. Его пальцы, будто невзначай, коснулись кожи, и от этих прикосновений я вздрагивала, как от ударов бича. Повисла такая удушающая тишина, что я слышала его напряженное дыхание. Или это страх обострил все чувства. Но я предпочла бы, наоборот, задеревенеть, зачерстветь, превратиться в камень.

Если бы я верила в богов — я бы молилась, чтобы верой забить невыносимое ожидание пытки.

Первый удар застал меня врасплох, несмотря на всю иллюзорную готовность. Как вспышка, как лучевой ожог. Я охнула, выгнулась и почти задохнулась, пытаясь хватать воздух пересохшим ртом. В тот миг я еще ничего не поняла, лишь испугалась. Кандалы врезались в запястья, цепи отзывались скрежетом металла. А потом пришла боль. Разлилась волной жара. Казалось, меня раскроили пополам, прорезали насквозь, прошили навылет. Сорок пять — верная смерть, они говорили. Меня же гарантированно прикончит десяток.

— Один, — Ларисс встал передо мной и заботливо поправил волосы за ухо, внимательно заглядывая в глаза.

Он станет наблюдать за моим лицом. Это предельно подло. Невыносимо. Немыслимо. Я собралась с духом и прошептала:

— Уйдите. Будьте милосердны.

Он покачал головой:

— Я должен видеть и, если нужно, подать знак, чтобы палач остановился. Мы же не хотим тебя убить. Но… — он провел пальцем по моей щеке, и меня передернуло от отвращения, — я все еще предлагаю тебе сделку. Мне отчего-то кажется, что теперь ты можешь быть более сговорчивой.

Я все еще отказывалась понимать, чего он хочет, хоть и все осознавала. Покачала головой. Нет. Нет! Если бы он требовал упасть в ноги де Во — теперь я сделала бы это без колебаний и сожалений. Я проиграла — это тоже надо уметь признать. Но покоряться полукровке, как мужчине — лучше кнут. Меня все еще преследовали те проклятые видения, и я не знала способа от них избавиться. Они уничтожали меня. От этого я уже никогда не отмоюсь. Стократно лучше кнут.

Я снова покачала головой:

— Лучше мясник, чем ядовитая змея.

— Дура, — он снисходительно улыбнулся и провел пальцем по моим губам, с нажимом, касаясь зубов. — Это не смелость, не гордость. Это дурь.

Меня едва не вывернуло.

— Я не понимаю, зачем это вам.

Он шумно выдохнул и поджал темные губы:

— Скажем так: я тоже очень люблю красивые дорогие безделушки.

— Безделушки… — я улыбнулась, несмотря на боль, раздирающую спину. — Кажется, наконец, мне нашлось название.

Он хмыкнул, попятился на пару шагов и кивнул палачу.

Второй удар показался еще больнее. Наверное, потому, что пришелся уже по свежей ране. Я хотела сдержаться, но крик сорвался с губ, на мгновение оглушая. Полукровка был прав: я не знала этой боли. И еще не познала ее до конца. Молилась, чтобы следующий удар лишил меня сознания, но тогда, увы, они вернут меня в чувство и все начнется сначала.

Я уже не чувствовала рук. Кисти давно перестали существовать. Я сама была болью, ее пульсирующим эпицентром. Как в сердцевине пыльной бури, меня кружило в мутном шуршащем водовороте, злобно шепчущем: «Три… Четыре… Пять… Шесть…»

Полукровка досчитал до двенадцати и вскинул руку. Я различала его мутным пятном серо-коричневого и желтого. Удары прекратились. Я закрыла глаза и бессильно повисла, вслушиваясь в свое неимоверно тяжелое сиплое дыхание, вырывающееся не то свистом, не то стоном. В носу резануло знакомой аптечной вонью, и я вскинула голову, стараясь избавиться от мерзкого запаха. Проклятый демон. Он все совал и совал это под нос, пока едкие пары не проникли в горло, не заставили кашлять. Теперь вернулась боль в затекших руках. Кисти ломало. Я не могла посмотреть, но казалось, что они сине-пунцовые от пережатых оковами вен, почти отмершие. Спина горела, будто заживо содрали кожу и оголили плоть.

— Ну, — Ларисс заглянул мне в глаза, — как ты себя чувствуешь, прелесть моя?

Хотелось выплюнуть что-то едкое, злое, но из горла вырвался лишь едва различимый хрип.

Он достал платок, заботливо вытер слюну в уголке моего рта:

— Хватит с тебя на сегодня.

На сегодня? Казалось, волосы встали дыбом. Значит, будет продолжение? Я стиснула зубы, с трудом фокусируя взгляд на полукровке, тянула голову. Я понимала, какой немыслимо жалкой сейчас была. Так хотелось выкрикнуть все, что раздирало меня изнутри. Он все понял, приблизился к самому уху:

— По закону положено сорок пять, прелесть моя. И я всегда могу покрыть недостачу… если только не решишь передумать. Я не сторонник подобных методов, всегда считаю, что гораздо приятнее полюбовно договориться. Сейчас я твой бог. Стоит лишь помолиться. И многое изменится.