Невольница: его проклятие

Глава 24

Всю дорогу до императорского дворца я нервно курил. Одну за одной. Пока не стал надрывно кашлять, а вкус дыма не начал вызывать позывы тошноты. Идиотка!

Ненавижу баб! Твою мать, как же я ненавижу баб! Высокородная, воспитанная. И несносная. Чем она сейчас отличается от любой другой, безродной и склочной? Где ее воспитание, благоразумие? Где гордость, черт меня возьми? Какое безумие ей нашептало, что между нами любовь? Какой воспаленный кошмар позволил думать, что между нами может быть любовь? Пусть горят они в пекле со своей придуманной любовью!

Я вновь чувствовал, как вздуваются вены на висках, и шум крови заглушает рев мотора. Я все еще надеялся решить вопрос миром… да какой, к черту, мир! Сейчас придется терпеть, но сразу после вступления в должность я обращусь к Пираму с вопросом о разводе. И очень надеюсь на его поддержку.

Корвет, наконец, въехал на территорию дворца и остановился у парадной лестницы. Лишь немногим позволялось въезжать сюда — я один из них и, черт возьми, я буду это подчеркивать. Я вышел из корвета и инстинктивно заслонился рукой — полуденное солнце нещадно било в глаза, причиняя боль. Солнце отражалось от белого мрамора, лишь усиливая свечение. Я посмотрел наверх — лестница почти горела, отражая солнечный свет. Нестерпимо-белая, изляпанная черными точками траурных мантий, будто засиженная мухами. Крыло принца Пирама осталось в прошлом — отныне никаких крысиных ходов.

Кажется, сейчас был единственный раз, когда я оказался благодарен этой каторжной лестнице и понял суть ее названия. Ее называли лестницей размышлений. Когда-то давно ее задумали как переход от суетного мира к величию Императора. Поднимаясь по ней, надлежало лишний раз собраться с мыслями, остыть, отбросить горячность. Физическая нагрузка сбивает спесь. Именно то, что мне было нужно сейчас. Восемьсот ступеней делали свое дело.

Наконец, я вошел в портал, где мне отсалютовала дворцовая стража. Я еще не вступил в должность, но они уже приветствовали меня, как Великого Сенатора. Когда я появлялся в залах и галереях, придворные замолкали, особо трусливые кланялись. Ничего, через месяц склонятся все. Включая тестя.

— Теперь, наконец, поговорим, — старик Тенал будто материализовался из воздуха.

Твою мать, только его сейчас не хватало. Самый подходящий момент для непоправимых ошибок. Я повернулся и постарался выглядеть предельно невозмутимым. Мне это всегда плохо давалось, в отличие от Ларисса. Черт возьми, да мне это никогда не удавалось.

— Ваше сиятельство. Прошу прощения, но я очень спешу. Меня ожидает Император.

— Ничего… Подождет, — старик бесцеремонно уцепился за рукав. — Я не займу много времени.

Я демонстративно выдрал черную ткань из его цепких пальцев:

— Я слушаю вас, ваше сиятельство, но попрошу не забываться.

— Ты должен вернуть мою дочь в столицу до коронации.

Я стиснул зубы — конечно, они сговорились:

— Вот как?

— Именно так. И не вздумай кривиться, дорогой зять, или я собственными руками сотру эту ухмылку с твоего лица. Ты сделаешь, как положено, и мы закроем этот вопрос. В противном случае…

— Вы ставите мне условия?

— Не вынуждай меня. И недооценивать меня тоже не советую.

Я едва сдержался, чтобы не схватить Тенала за ворот мантии. Даже сцепил руки за спиной. Он видел это, и, зная мой нрав, откровенно провоцировал. Возраст был его щитом, позволяющим безнаказанно делать многие вещи.

— А теперь вы послушайте меня, дорогой тесть, — я отчаянно старался не сорваться, но в груди все кипело. — Я по горло сыт вашей дочерью. По самую глотку. Тем более теперь, когда она осмелилась прямым текстом угрожать мне! — последние слова я почти выкрикнул и сам вздрогнул от собственного голоса, понесшегося по галерее.

Увы, мы уже привлекали слишком много внимания. Едва я повернул голову, немногие свидетели тут же сделали вид, будто не замечают ничего, хоть и бессовестно тянули шеи. Чуть громче — и они бы все услышали. Все они. Двор, мать его. Я бы предпочел оказаться в казарме — там все понятнее и честнее. От этой мысли что-то неприятно шевельнулось внутри, и кокон гнева будто рассыпался. Стало лишь холодно и пусто.

Я выдохнул и посмотрел Теналу в глаза:

— Она делает глупости. Вы не можете этого не знать. Сегодня отправила мне сообщение с угрозами, которое суд примет как непреложное доказательство, стоит лишь удостоверить подлинность этой записи. Если вы знали об этом и позволили — вы потакаете ей. Если нет — вы вырастили неуправляемую дочь, которая не подчиняется ни мужу, ни отцу.

Я успел перехватить руку старика до того, как он ударил меня. Пережал запястье, чувствуя слабые попытки вырваться. Какое-то время держал, видя, как в бесцветных глазах гаснет злость. Он все понимает. Не может не понимать — он не глуп. Только дочь есть дочь.

— Это ты! Ты довел ее! — он выдернул руку из моих пальцев, но уже без прежнего рвения.

— Нет, ваше сиятельство. Просто она хочет от меня невозможного. Несмотря на всю мою честность.

Старик скривился, с сожалением покачал головой:

— Ты недостоин моей дочери. Мне никогда не искупить свою вину перед ней за то, что я устроил этот брак.

— Этот брак с самого начала был ошибкой.

Я развернулся и поспешил уйти, оставив Тенала под прицелом любопытных глаз.