Невеста для ЗОРГа

Глава 7 Ситник

Проводив Корчаева и его команду, мы с Хавьером и Гориивановым двинулись к цеху. Михей с Ерохой ушли в обход по территории склада, а «паравозники» занялись трупами «темных».

Полыхающий вокруг огонь обессилел, упустив добычу. Он таял и рассеивался. Как ни странно, но пожар зданию особо не навредил. Да, окна остались без стекол, появилась парочка дыр в крыше, и треснула кладка в торце. И все. Бочки и сбитые гвоздями ящики в огромном помещении первого этажа слегка обуглились, но не сгорели, даже лестница, ведущая на второй этаж, оказалась совершенно целой.

Поднявшись, мы пошли по длинному коридору. Пахло озоном. С прошлого года, после спешной эвакуации, в кабинетах царил канцелярский хаос: из столов торчали не задвинутые ящики, папки в шкафах стояли набекрень, а то и вовсе валялись, где попало.

Каково же было мое изумление, когда предпоследняя справа комната оказалась аккуратно убранной. Хотя после тушения пожара на полу чернели лужи воды и валялись осколки стекла, тут просто сияло. Поразили стены, оббитые листами жести, — отполированный до зеркальности металл породил не меньше десятка моих кривых отражений и сбивал с толку. Но насторожило меня до мурашек что-то большое, темнеющее за полупрозрачной занавеской, разделившей комнату пополам.

Держа ЭТР перед собой, я кивнул Руису, стоящему в дверях. Испанец бесшумно подкрался и отдернул занавеску. Огромный серый чан в углу по-прежнему держал в напряжении. Внутри этой мрачной чугунной емкости что-то шлепало, ворочаясь и булькая. И еще здесь смердело.

Я, зажав нос, оценивал обстановку. Совершенно неуместным мне показался будильник, с треснувшим стеклом и замершими стрелками на двенадцать пятнадцать. Часы стояли возле стены на медицинском столике, заставленном холодно блестящими хирургическими ящичками, в каких пропаривают инструменты для операций. От будильника тянулся тонкий проводок, теряющийся в сложной системе водопроводных труб с вентилями, маховиками, манометрами и массивными кранами. Я начал обходить чан слева.

Снова шлепнуло. Глухо так, словно в закрытой бочке.

— Не спешить, — Хавьер нервно сжимал рукоять своего «ТТ», осторожно подбираясь к чану с другой стороны.

Сунувшегося было за нами Горииванова он выпихнул из комнаты очень невежливо. Впрочем, майор и не возмущался — не его это работа.

— Командир, у тебя есть граната? — шепотом спросил Руис.

— Так не брали ж ничего. Курортники, мать его! На пожар поехали поглазеть! — И от злости на собственную тупость я шагнул вперед. Ближе, чем надо. Я это осознал, но как-то с запозданием. Меня так и влекло к чану.

Там мелькнуло нечто съеживающееся. Я не смог толком разобрать увиденное: что-то большое, но не рыбина, в мутной, цементного цвета воде и брызги. Неясную картинку рассек удар. Хлесткий удар от обдавшего жаром взгляда злобного существа. Словно струи из огнемета, подумал я, ослепнув на мгновение, и упал. Голова закружилась от десятка костров, одновременно вспыхнувших в зеркальных стенах. Меня осенило: вот, где зарождался фальшивый пожар!

— Андрэ, твоя голова больная. — Сбивший меня с ног Руис покрутил пальцем у виска. — Сначала стреляй, потом смотри.

Он подполз к чугунной емкости и, согнув руку с «ТТ» над головой, стал палить внутрь. Я последовал его примеру. Сквозь хлопки выстрелов доносились странные звуки — как если бы лупили палкой жирную свиную тушу.

Вдохновленный стрельбой, я попытался снова заглянуть в чан, однако Хавьер одернул:

— Нельзя! Ждем!

Я инстинктивно подчинился команде, попутно разглядывая непонятный механизм, выступающий из стены на сваренных металлических уголках. Необычная конструкция с компактным, словно игрушечным, электромоторчиком на круглом шарнире, нависала над чаном. На краю консоли была установлена воронка, куда был опущен резиновый шланг, подсоединенный к разветвлению труб.

— Это навроде ванной, — шепотом сказал я Хавьеру и вспомнил «темных», раскрывших рты, как голодные птенцы, под недоделанным душем на улице. — А голова, когда в ванной лежишь, где?

— Возле крана, — тоже тихо сказал Руис, и на «раз-два» мы вскочили с наведенными в чан стволами.

Громадное, землисто-серое, с желто-синими пятнами, человеческое тело человеку как будто не принадлежало. В остатках ртутноподобной жидкости оно едва шевелилось на дне чана, как слизкий ядовитый моллюск, вырванный из раковины. Голый, верткий, но уже не опасный. Несколько наших зарядов попали в него — мощная выпуклая грудь не вздымалась, из дырок в животе выползали и тут же лопались желтоватые пузыри. Поникшая лохматая голова с простреленным черным виском и распаханной до белой кости щекой принадлежать могла только трупу.

— Это… некромос, — с запинкой сказал испанец. — Но надо посчитать, чтобы быть уверенным.

— Что посчитать?

Руис снял ремень, ловко накинул на закрытые глаза мертвого гиганта и затянул. Тело поползло вниз и словно сдулось. Хавьер хотел что-то сказать, но неожиданно зажужжал моторчик и включился незамеченный за чаном насос. Возле насоса на полу стояла прозрачная бутыль с голубоватой жидкостью. Консоль заработавшего механизма накренилась, встряхнула прикрепленную на краю воронку; внизу конуса громыхнуло, и потом через поочередно открывающиеся отверстия хлынул ртутный дождь, наполняя каплями-шариками жуткую ванну.

— Hijo de puta[8], — Руис щурился на отвратительное до блевоты существо.

Под брызгами оно заворочалось. Пузыри из раскрытых ран торопливо забегали, словно их выдувало превратившееся в пасть брюхо. Сдерживая тошноту, я смотрел на рыхлую шею, в складке которой торчала прозрачная трубка. Трубка шевельнулась от потока голубоватой жидкости, поступающей толчками из бутыли. Существо задергалось, невпопад засучило конечностями, замотало головой, как младенец. Мертвец оживал. Подняв ЭТР, я переводил взгляд с просыпающегося чудовища на насос, решая куда стрелять. Хавьер отвел разрядник:

— Не надо, командир.

— Что тут? — Не утерпевший Горииванов аж пританцовывал. Майор был похож на любопытствующего второгодника и, пряча улыбку, я отвернулся.

Руис говорил медленно, закатывая глаза и пощелкивая пальцами. Волнение и трудность перевода с испанского передались и нам.

— Этот… экземпляр не опасен сейчас. Он воскрешен очень древним методом… способом.

По словам Руиса, здесь совершался обряд чернокнижника маркиза Франсиско де Вильена. Секрет его хранится в одном из монастырей Андалузии и не передавался никому, кроме…

— …тевтонцев! — Руис, склонившийся над насосом, поманил меня. — Читай.

— Симменс-Цуккерт. Ну и что, немецких насосов у нас нет, что ли?

— Таких точно нет, — Горииванов открыл электрощиток и присвистнул. — Шесть часов автономной работы на аккумуляторе.

Шесть часов автономки?! Ни хрена себе!

Горииванов ухмыльнулся:

— Один раз такой к техникам нашим попал. Когда сняли крышку с аккумулятора, тот взорвался.

Заупрямившись, я предположил, что насосец этот трофейный и…

Горииванов от души рассмеялся, а Руис уставился на дверь за нашими спинами. Дверь распахнулась, и из коридора в комнату упал — не вошел, не вбежал, а именно упал некий гражданин. В кепке и мятом сером плаще. Следом вломился Сарафанов, за ним Ероха и нечто с грязными патлами, скрывающими лицо. Ерохин держал это нечто за тонкую, почти детскую руку. Грязную и мелко дрожащую.

— Не бойся, сестренка, — сказал Ероха, — это сюда он тебя приводил?

Девчушка отодвинула слипшуюся прядь, и показался глаз, полный безумия или неуправляемый от ужаса. Второй глаз, если и был, то не открывался — веки на нем будто срослись. Нет, были сшиты.

— Да… Но я ничего не помню!

— Встать, Ситник! — заорал Михей.

Начальник склада ползал на четвереньках, как побитая собака. Он и повизгивал, выдавливая из задыхающегося горла что-то нечленораздельное и скулил, вытирая слезы.

— Не хотел?! — ревел Сарафанов. — Заставили?!!

Михей схватил с пола кепку и с силой швырнул Ситнику в физиономию:

— Ты всё мне, сука, расскажешь.

— А что тут рассказывать?.. — как-то скучно начал Горииванов…

Ерохинская фикса блеснула в оскале:

— Он в сарае с инструментами, в замаскированном подвале, спрятался и девчонку на привязи там держал. Падла!

— … Вот и хорошо. И все понятно, — будто не слыша, флегматично продолжал Горииванов. — Все доказательства пособничества фашистам и факты издевательства над людьми имеются. Необходимо всё сфотографировать и составить акт.

Майор повернулся к Ерохину.

— Специальное оборудование, — теперь Горииванов чеканил, как немец, каждый слог, и загибал пальцы, — Сим-менс-Шук-керт-вёрк, это раз. Труп в чане — два. Во дворе еще шестеро… «Вышка», короче.

Ероха повел на выход плачущую девчонку, а бледный, воняющий потом и мочой, завскладом запричитал:

— Я не хотел, я отказывался… Они сами меня убили бы… У меня семья, у меня сын в Чернигове!

Грохнула консоль, насос остановился. Руис схватил за шкирку Ситника и поволок к чану. Тот поскользнулся, упал, вцепился в мой сапог и завыл. Рукава помятого плаща заведующего складом задрались, и я увидел на запястьях порезы. Недавние, свежие и заросшие. Хавьер наклонился и прошипел ему в ухо:

— Некромосу, чтобы ожить, нужна кровь убийцы. Да, Ситник?!

Руис тащил за собой жалкое подобие человека, хватающееся за малейший выступ в полу и на стенах, за стул-кресло с кожаными ремнями на подлокотниках и массивных ножках. Последним препятствием был чан. Ситник замотал головой:

— Нет, нет. Не-ет!

Ему удалось зацепиться за чугунный борт.

Горииванов отстранил испанца и, присев на корточки, погладил Ситника по голове. Ласково погладил.

— Говори… Говори, я пойму. — Израненное шрамами и ожогами лицо майора было спокойным, умиротворенным.

Я видел смертельно раненых с такими лицами. Лица отмучившихся людей, людей свободных от боли. И в храмах, говорят, тоже такие лица у грешников, получивших искупление грехов. И у Ситника тоже стало такое лицо. И он заговорил. Кивал и говорил. Говорил и никак не мог остановиться, в подробностях рассказывая, как стал предателем и убийцей.

Он начал работать на немцев в июле сорок первого. Заводской автомобиль-мастерская направлялся в город Остров, чтобы вывезти оборудование. Когда на перекрестке они увидели танки, то Ситник сразу не понял — пыльные приземистые машины в далеком тылу никак не могли быть ими. Даже, когда брызнули стекла лобового стекла, перемешиваясь с брызгами крови водителя, Ситник лишь прикрылся руками. А потом он их поднял вверх, сдаваясь.

Вид солдат в чужой форме, смеющихся и тыкающих в него пальцами, поразил Ситника, и пиявками впился страх, заставивший гоготать вместе с немцами, когда они вытащили из кузова Якова Наумовича. Один из немцев — краснощекий толстяк с винтовкой, — щелкнув затвором, поставил на колени этого пожилого прибориста и, недолго порывшись в ящиках, достал пучок пакли.

— Ich locken jüdische ersatzteile[9]! — заржал толстяк и, скрутив из длинных волокон подобие пейсов, нахлобучил на голову Якова Наумовича.

Еще одного инженера, ехавшего с ними и что-то гневно крикнувшего немцам, застрелили, а Ситник остался жить. Правда, немцы дали подписать бумагу о сотрудничестве.

— Машина подъехала легковая, — Ситник криво улыбнулся. — В ней был офицер, прекрасно говорящий на русском. Узнав, кем и где я работаю, обещал жизнь.

Завскладом зажал кисти между коленями, уставившись в одну точку.

— А убил ты кого? — спросил Горииванов.

— Так… Яков… Яков Наумыча и застрелил, — всхлипнул Ситник, закрывая ладонями лицо. — Офицер пистолет дал. Я глаза закрыл и стрельнул. Открыл, а он лежит. Улыбается. Мертвый, а улыбается.

…Завербовав, немцы проинструктировали Ситника и отправили назад в Ленинград. Заданий никаких не давали, пока в июне не заявился Курт, тот самый немец, что говорил без акцента. Он, как положено, назвал пароль, передал чертежи и дал распоряжение произвести на складе, начальником которого был Ситник, кое какие изменения…

— Первого, я вдвоем с Куртом тащил сюда, в лабораторию. Потом, других уже сам… да. Мы быстро все сделали: старый колодец засыпали, ручей ушел под землю, и вырыли новый колодец. Курт место точно указал — сразу попали на черную воду. Трубы подвели к резервуару, насос, автоматический контроль температуры. Ну, вообще, много всякого. Он хороший специалист.

— А этих… монстров много сделали? — спросил Руис.

— Да вот он — последний.

Руис устало повторил:

— Сколько всего их?

— Шесть. То есть с сегодняшним — семь. Как в аптеке!

— Почему семь?

Ситник замолчал. Надолго. За него говорил Хавьер:

— У вас про этот обряд узнал Пушкин и написал про мертвую инфанту и семь рыцарей. Очень мало, кто знает технику обряда. Для него нужна вода, которая течет наоборот, кровь убийцы и семь мертвецов. Ну и живая девушка.

— А что за вода такая — наоборот? — Михей недоверчиво улыбался.

— О! Течет вверх под уклон, не мерзнет… э-ээ… не морозится в лед, убивает живого, а мертвого воскрешает. Это по легенде. А по науке, думаю, это измененная молекулярная структура…

— Каким образом?

Руис поднял с пола резиновую перчатку, одним движением вывернув ее наизнанку:

— Вот таким.

Взяв перчатку за палец, Ероха обсмотрел ее с разных сторон.

— Лихо. Вещь та же, а на руку уже не наденешь! Вода… значит, и реки такие могут быть… и леса, и города? Целый мир наоборот.

— Антигород, — внезапно сказал я, вспомнив когда-то рассказанную Астрой историю.

Быстро обернувшись, испанец сказал:

— Энтерна. Город, описанный в ханаанской библии.

Книга, которую нашел английский полковник Грейвс в Ираке, действительно описывала много мест и событий, расходящихся с ватиканской трактовкой писания. Наверное, поэтому ее так быстро «потеряли». Только большинство ханаанских стихов, по-моему, выдумка.

— Сказки ты нам рассказываешь, сеньор Мальвадо. Про живую царевну и мертвую воду, и семь богатырей! — Горииванов махнул рукой. — Передадим дело Ершакову, пусть занимается. А воду из канав и колодцев — на анализ в ГНТО. Пусть исследуют.

Оставалось теперь дождаться контрразведчиков — попав под действие мертвой воды, мы все должны были пройти проверку. Михей сторожил Ситника, Ероха дал кусок рафинада девушке, сидящей к нам прямой спиной, и травил байки, «паравозники» с Гориивановым засели в домино. Я поделился с Хавьером мыслями по возникновению призрачного пожара, и он объяснял мне, выводя палочкой на земле контуры языков огня, по каким можно отличить обычное пламя от нечистого.

— Только все это антинаучно, — рассмеялся Руис, закончив рисовать. — Легенды. Бабушкины сказки.

— Народные испанские приметы?

— Си, сеньор.

Похожий на синего крокодила автобус вполз во двор, бурча выхлопной трубой. Вышедшие первыми штрафники принялись за трупы, а хмурый их бригадир, старшина Аким, повел неторопливый разговор с Сарафановым, поглядывая на бледного Ситника. Потом взялись за нас контрразведчики, чтобы после десятка утомительных процедур дать вольную, тиснув в учетной книжке заветный штампик «проверен».