Нет звёзд за терниями

Глава 5. Флоренц. Третий лишний

Чужак пробыл у них только три дня, а Флоренц уже хотел, чтобы он остался насовсем. Вот уж чьи рассказы можно было слушать целыми днями, и вовек не надоест!

Поселенцы-то что? Хорошие они, конечно, да скучные. Попроси их занятную историю поведать, расскажут, как у Хильды с верёвки портки улетели в море, а Ник на лодке их догонял. Или вот старый Стефан сделал первую жабу, влез, а она возьми да и развались. Да ещё Эмма однажды рыбу поймала мало не в человеческий рост, а Мартин с причала в воду свалился, оступившись. А больше, пожалуй, и вспомнить-то нечего, день на день тут похож.

Зато Гундольф не таков. Ох, как начинал он вспоминать о своей работе в страже, так Флоренц и дыхание задерживал, чтобы ни словечка не пропустить. Даже сны теперь начали видеться новые — не про Эриха и дом с балконом, а про чужой город, где в тёмных закоулках можно и на нож нарваться. И он, Флоренц, конечно же, выслеживал злодеев и ловил. Ни один от него не ушёл.

И форму ему выдали красивую, с блестящими пуговицами. Стоило девчонкам поглядеть на эти пуговицы, как они влюблялись, а воры да убийцы от страха тряслись.

Впрочем, девчонок вообразить было сложно — в приморском поселении и самые младшие из женщин годились Флоренцу в матери. Зато бандитов он представлял с лёгкостью.

Вот только старики, если оказывались рядом, всё портили. Аж выть от досады хотелось. Всё расспрашивали про Мильвуса Пресветлого, никак не хотели соглашаться, что он не за помощью к Хранительнице ушёл, а просто сбежал туда, где легче живётся. Ладно ещё один раз про это послушать, но они прямо-таки не унимались.

А если про Лёгкие земли спрашивали, то тоже про скучное. Сколько там населения, много ли городов и деревушек. Какой работой занимаются жители, да охотно ли примут новых, выделят ли жильё. Сомневались, хватит ли еды на всех, и пытали, есть ли в Лёгких землях море, а в море рыба. А когда Гундольф в который раз им терпеливо растолковывал всё, качали головами, до конца не веря в доброту незнакомых людей. Не веря в живые города, где товаров и еды в избытке, в поля, где шепчутся высокие колосья, и в небо, не выцветшее, а голубое, откуда временами сама собой падает вода. В воду эту, правда, и Флоренц не очень-то верил.

Нет, куда лучше было, когда они с чужаком оставались вдвоём и никто не встревал с глупыми вопросами.

Гундольф похвалил мальчишку. Сказал, что следить за опреснителем — важная работа, от которой зависит жизнь всего поселения, её доверишь не всякому. Отчего Флоренцу прежде никто такого не говорил? Он теперь заглядывал в баки по двадцать раз на дню, подливал воды, ни разу о деле не забыл!

И как рыбачить, чужак ему показал. Оказалось, мальчишка слишком торопился, боясь, что рыба уйдёт, а именно потому она и срывалась. А уж когда Гундольф ему крючок наточил, дело и вовсе пошло как по маслу. Впервые за всю свою жизнь, чуть не лопаясь от гордости, Флоренц поставил на причале ведро с тёмными круглобокими рыбёшками, полнёхонькое! Греметь при этом старался погромче, чтобы все, кто рядом, заметили и оценили. Вот так-то, вот вам и нахлебничек, съели?

А главное, этому человеку можно было спокойно доверить все свои мечты. Мальчишка рассказал и про Эриха, и про город, и про прежнее желание туда уйти — и Гундольф не стал упрекать в неблагодарности. Не сказал он, мол, поселение тебя растило, пришло время отдать свой долг, помочь старикам. Всё он прекрасно понял и растолковал, что жизнь Флоренца лишь ему самому и принадлежит, ему и решать. Захочет — в город уйдёт на поиски брата, захочет — вернётся. Да к тому же есть теперь дорога в иной мир, старики могут перебраться туда, доживать беззаботно, и помощь мальчишки им не потребуется.

А вот этот самый иной мир Флоренца вроде как и не радовал. Здорово, конечно, что есть такое место, где жизнь легка, где стоят большие города, окутанные сетью дорог, где ездят экипажи, а в полях колосится будущий хлеб. Да только Гундольф вернётся туда и сразу станет чужим. Даже если отправиться следом, не будет больше причин оставаться рядом с этим человеком. И вот так проводить дни за разговорами, за рыбалкой они больше никогда, никогда не смогут.

Здесь, конечно, где-то оставался Эрих, с которым не виделись восемь лет — для мальчишки это составляло больше половины жизни. Знать бы, как всё сложилось у брата, обрадуется ли встрече. А то ведь, может, давно оплакал младшего братишку да позабыл, завёл семью, и живут они теперь в доме с балконом, а для Флоренца там и места не отыщется. Но нет, нет, Эрих не такой, он не бросил бы!

— Гундольф, а у тебя есть семья? — спросил однажды мальчишка, замирая.

— Не сложилось с этим, — хмуро прозвучал ответ. — Отец да мать померли давно, я тогда чуть старше тебя был. В ту пору и девушку встретил, лучше неё для меня никого не было, да только выбрала она другого. Ну, а мне другие не надобны.

— Жалко, — сказал тогда Флоренц, а сам порадовался, что у чужака нет детей. Хотя чего радоваться, будто тот случайного знакомца в сыновья возьмёт.

Но время ещё оставалось, целый десяток дней, и можно было просто наслаждаться каждым мгновением, гоня прочь мысли о том, как оно устроится дальше.

На четвёртое утро, так рано, что солнце ещё не показалось, а у воды становилось даже зябко, мальчишка отправился с Гундольфом ловить рыбу. После они собирались поискать раковины у камней — поселенцы не обращали на них внимания, не считая за пищу, а оказалось, внутри этих чёрных наростов скрывается мягкое и нежное. И если подогреть на железном листе, раскалённом от солнца, створки раскроются. Это Гундольф показал.

В тени высоких камней, погружённых в воду, устроен был небольшой причал. Неказистый, из листов металла, несхожих по размеру, цвету и форме: вот тёмный, почти чёрный квадрат с выпуклыми полосами, вот гладкий рыжий лист, проржавевший уже, а вот криво обрезанный серый, с крыши какой-то машины, прихваченный по углам разной величины болтами. В воду уходили подпорки — какие из круглых труб, а какие из планок, согнутых уголком.

Лодку, привязанную здесь, скрывали валуны, да и рыбаков с берега никто не сумел бы увидать. Так местные сделали нарочно, на случай, если разведчики из Раздолья окажутся неподалёку.

Только раздольцев никто и никогда здесь не видал. Те к побережьям совались редко, всё больше облетали Запределье и поселения, выросшие у источников. Потому-то Флоренц и удивился, завидев лёгкую лодочку.

Её, если по правде, первым заметил чужак. Толкнул мальчишку локтем, спросил негромко, указывая рукой:

— А это что такое?

Флоренц уставился в небо. Определённо это было не облако, а летающая машина, вот что такое. Лодка, похожая на рыбацкую, только стройнее и изящнее, серебристая, блестящая, с изогнутым носом. А над ней — светлый шар из материи. Хотя нет, это спереди он казался шаром, а как лодка развернулась, стало видно, что вытянут вперёд и назад, точно рыбий пузырь.

— Небесная лодочка, — шёпотом почему-то ответил мальчишка. — Никогда прежде не видал, но точно она, я уверен. В таких, говорят, люди из Раздолья по небу плавают, разведчики.

— Что ж они здесь забыли-то? — хмыкнул Гундольф. — Пожалуй, лучше, чтобы нас не заметили.

А лодка, как назло, зависла напротив камней. Мальчишка надеялся, причал скрыли глубокие тени, но как знать, со стороны ведь не оценишь. А вдруг разведчики именно сюда сейчас и пялятся?

У борта показались две фигуры. Один указал рукой в море, обнимая второго за плечи. Флоренц съёжился, поджав ноги, ощущая спиной сырой каменный холод, даже дыхание задержал. Может, те и не собираются причинять вреда, да мало ли! Старики не раз вспоминали о прежнем разорённом поселении, о пропавших бесследно людях, только о том не думалось всерьёз до этой минуты. Ох, лишь бы не заметили, лишь бы на корабль внимания не обратили, лишь бы…

Как это случилось, мальчишка не понял, увидел только уже, что вниз летит фигурка и уходит в воду с плеском. Море сомкнулось над человеком, брызги улеглись, и поверхность в том месте снова стала маслянистой и ленивой.

А лодочка развернулась да и полетела прочь, будто тот, второй, и не думал спасать товарища. Впрочем, может, у него не нашлось верёвки, и он хотел посадить лодку, а затем вернуться вплавь.

— Ой! — только и успел сказать Флоренц. — Будем сидеть тихо, пусть сам выплывает?

Но на последних его словах Гундольф уже прыгнул в воду как был, прямо в рубашке и подкатанных брюках. Повезло, что рыбачить отправился без ботинок. А плавал он здорово — пожалуй, даже и быстрее мальчишки.

Флоренц, подумав недолго, принялся отвязывать лодку. Забравшись внутрь, погрёб торопливо, борясь с течением, хорошо заметным здесь, у камней. Ведро, в котором плескались уже три рыбёшки, бросил на причале.

Гундольф ушёл под воду, и мальчишка завертелся, выглядывая его. Он уже потерял место, куда упал человек, и не был уверен, доплыл ли. Со дна здесь поднимался целый лес бурых стеблей, ничего не разглядишь толком.

Мальчишка ждал, ждал, и ему стало страшно. А если они потонули, и его новый друг, и упавший разведчик? Запутались в длинных морских листьях, не сумели выплыть, и не видать Флоренцу больше хороших дней, и нового мира не видать. Нахлынула паника, туманящая голову, как тогда, в далёком детстве, у обрушенных пещер.

— Гундольф! — крикнул мальчишка, будто тот мог его расслышать сквозь толщу воды. — Где ты?

И тут он заметил в стороне, ближе к берегу, две головы — тёмную и светлую. Налегая на вёсла, заспешил туда.

Помочь, правда, никому не успел, до берега добрались одновременно. Гундольф, пошатываясь, выволок из воды незнакомого парня и бросил на песок. Тот, по счастью, оказался жив: закашлялся, а затем его вывернуло водой.

Тут только Флоренц вспомнил о небесной лодочке. Огляделся, но и след её простыл. Тот, второй, ничего не сделал для спасения товарища. Может, решил, что всё равно не успеет? Но как же это — даже тело не стал искать?

Случись такое с Эрихом, он, Флоренц, прыгнул бы следом. Да и народ в поселении, пожалуй, тоже бы вот так никого не бросил. А эти, в Раздолье, не дружные совсем. Ну да, люди рассказывали: там, в городе, каждый житель на счету. Может, второй разведчик обрадовался, что место освободилось. Может, своего кого давно хотел позвать в Раздолье.

В груди похолодело от мысли: а вдруг и с Эрихом что-то случилось? Вдруг и его вот так же бросили, оставили без помощи в трудный час, чтобы вместо него принять другого?

Мальчишка замотал головой, стараясь не думать, и поглядел на незнакомца, который всё ещё не мог откашляться, нагнувшись над песком. Тёмные волосы упали, скрывая лицо.

Странный какой — на руках перчатки! Зачем бы, если днём от жары помереть можно? Рукава у рубахи длинные, не подвёрнуты, застёгнут на все пуговицы. Хотя как знать, может, разведчикам так полагается. А может, в небе и не жарко вовсе?

— Эй, ты как? — спросил Гундольф. Он стянул рубаху и как раз выжимал её. — Вещи сбрасывай давай, просушим на камнях.

— Не надо, — хрипло ответил незнакомец. — Сами высохнут.

Всё ещё сидя на песке, он выпрямился, откинул волосы назад, и Флоренц увидел, что это совсем ещё молодой парень. Может, на пару лет старше его самого. И такого уже приняли в Раздолье, вот счастливчик!

Хотя ещё как поглядеть, если вспомнить последние события.

— Как тебя свалиться-то угораздило? — полюбопытствовал Флоренц.

— Самому интересно, — ответил парень, хмуря широкие брови. Затем вновь со стоном нагнулся над песком.

— Твой товарищ, похоже, не вернётся, — сказал Гундольф, озирая окрестности из-под руки. — Ну так пойдёшь пока с нами, там и решим, что делать с тобой дальше. Здесь-то вы зачем вертелись?

— Не ваше это дело, — сказал незнакомец не очень-то вежливо.

— Не наше дело и утопленников всяких из воды тащить, — возразил Гундольф, — да только мы тебя не бросили. Ну, бывай тогда. Возвращайся в свой город, или откуда ты там, и погляди ещё, будут ли тебе рады. Уж я-то могу разглядеть, когда человек сам падает, а когда его пинком под зад вышвыривают.

Разведчик тут же утратил всякую надменность.

— Я… хорошо, я бы с вами пошёл, — тихо сказал он. — Мы просто местность осматривали, а что дальше случилось, того не ждал я. Непременно мне нужно вернуться в город и разобраться, но чую, нельзя бросаться напролом. Да и не дойду, пожалуй, без помощи. Отсюда путь не близок и опасен.

— Звать-то тебя как?

— Я Кори, разведчик.

— Ну, Кори-разведчик, я Гундольф, а это вот Флоренц. Будем знакомы.

— А я вот не знаю, стоит ли тащить такого в наше поселение, — с сомнением произнёс мальчишка. — Разнюхает, как у нас что, а после своим разболтает, да и перебьют нас.

— Если вы со мной пойдёте, не перебьют, не успеют, — сказал Гундольф. — А этого при себе продержим, а как уходить сами станем, отпустим. Пусть тогда идёт своей дорогой.

Когда Флоренц подал голос, парень впервые поглядел на него, да с таким видом, будто удивился несказанно. Неужели это слова о раздольцах так изумили его?

А может, конечно, и показалось, потому что разведчик тут же отвернулся к песку, и упавшие волосы вновь скрыли его лицо. А когда выпрямился, вроде как ничего странного в его взгляде уже и не было.

— С чего это раздольцам на вас нападать? — хрипло спросил незнакомец, затем прокашлялся и продолжил:

— Плохим чем-то занимаетесь, что ли?

— Просто живём, — хмуро ответил мальчишка. — Да только ж вам не нужно, чтобы кто-то в Запределье хорошо жил, да? Нашим уже однажды переломали опреснители, а мастеров забрали и перебили, наверное.

— Это когда ж такое случилось? — с недоверием спросил разведчик. — Правители города подобным не занимаются, в этом я уверен. Может, кто другой виноват был. Честные поселения мы не трогаем никогда.

— Старому Стефану расскажи, — фыркнул мальчишка.

Гундольф почесал щёку, где пробивалась уже светлая щетина, и поглядел задумчиво вдаль.

— Ты, Флоренц, ведро там оставил? — спросил он. — Вот что, давай-ка ты вернёшься да ещё наловишь, люди ведь будут ждать. Справишься? А мы с этим по берегу пройдёмся к кораблю.

Мальчишка, вздохнув, согласился, хотя страсть как хотелось отправиться с ними. Вернулся на причал, удил рыбу, торопясь, и она вновь срывалась, как прежде. Больших трудов стоило успокоиться, унять спешку.

Ведро заполнилось едва за середину, когда Флоренц рассудил, что хватит и этого. Смотав удочку и прихватив улов, он направил лодку к поселению.

И конечно, самое главное он пропустил! Этот проклятый разведчик держался теперь за плечом Гундольфа, как приклеенный. По настороженным взглядам остальных ясно было, что встретили парня неласково. Один только чужак, видно, и вступился.

И оказалось, поселили этих двоих в одной каюте! Так-то понятно, хороших комнат на корабле больше и не осталось. Где не живут, там и порядок не наводили, проржавело всё, дыры в полу или коек нет. Только днище чистилось и латалось, чтобы корабль держался на плаву и при необходимости мог пойти вдоль берега, сменить место стоянки. А всё-таки Флоренц сам бы не отказался жить вместе с Гундольфом, чтобы и перед сном ещё истории слушать, да попросить постеснялся. А этот попросил, значит! Или ему самому предложили?

Разведчик уже переоделся, кто-то добрый одолжил сухие штаны и рубаху. Мокрые ботинки скинул, а перчаток не снял. Очень странно гляделся этот парень в широких, но коротких для него штанах, в линялой синей рубахе, рукава которой лишились пуговиц, и в тёмных перчатках до локтя, а то и выше. Дуралей какой-то, что тут ещё сказать.

Он оказался высоким, почти с Гундольфа ростом, но костлявым. Флоренц с завистью подумал, что тоже не отказался бы стать повыше. Впрочем, может, подрастёт ещё, какие его годы.

Разведчик спросил было, каким делом может тут заняться, да его быстро осадили. Сказали, такому лучше уйти в каюту и не высовываться — ишь, разнюхать пытается, как поселенцы живут! Ну, он и ушёл в конце концов.

Флоренц, обрадованный, подошёл к Гундольфу, но тому оказалось не до разговоров — искал Стефана, выпросить машинного масла. Это разведчик попросил, сказал, часы смазать после падения, чтобы не заржавели. Они отцовские, жалко потерять, а сам спросить о масле не решился, такому точно откажут. Мальчишка на месте Гундольфа тоже бы отказал, а тот пожалел человека.

С маслом этим вышла целая дурацкая история.

Старый Стефан отказался делиться, но согласился взять часы и привести в порядок самостоятельно. Против этого возразил уже разведчик — мол, вещь сроду не давал в руки чужим людям, и сейчас не желает. При этом он расселся в каюте, и на переговоры со стариком вновь отправились только мальчишка с Гундольфом.

Гундольф кое-как упросил старика, разжалобил, и тот вручил им пузырёк масла с кряхтением, не переставая ворчать, какая это ценная в их положении вещь, да чтобы остатки вернули непременно. А этот Кори, разве он поблагодарил? Он, негодный, поглядел на масло с кислым лицом и сообщил, что ожидал порции побольше. Ему бы не помешал бочонок, к примеру. Пить он его собрался, что ли?

Флоренц просто вылил бы масло на голову этому дурню, да и оставил его так. А Гундольф полюбопытствовал, что за часы — настенные, что ли? И где Кори их прячет?

Тот вспыхнул и вынул из кармана часы с крышкой, крошечные совсем. Уложи на руку, и ладонь не закроют. Потом согласился вроде, что масла должно хватить.

Мальчишка хотел поглядеть, как разведчик станет разбирать часы, а тот их погнал. Как только наглости хватило распоряжаться, будто он у себя дома! Да он, Флоренц, вырос на этом корабле, а Гундольфу выделили эту самую каюту. Никто не имел права их выпроваживать, тем более этот! Сказал, не любит, когда под руку глядят. И задвижку за ними с шумом запер, не постыдился.

А пузырёк после вернул пустой. Конечно, не ему пришлось идти к старому Стефану и выслушивать, что тот сказал. Старик до того рассердился, что сам пошёл поглядеть, что ж за часы такие здоровенные, но проходимец этот лёг рожей к стене и прикинулся спящим. Небось пролил половину и пятно прикрывал.

Нет, Флоренц был совсем не рад, что они выудили такого невежу и грубияна. Пусть бы лучше потонул.