Город сперва показался неприглядным. Широкий, студенистый и округлый, растёкшийся по пустоши, он напомнил Флоренцу тех маленьких морских тварей, которыми кишит море в конце самого жаркого сезона.
Когда подлетели ближе, стало ясно, что Раздолье спрятано под куполом. Серебристый каркас, как огромная рыбацкая сеть, покрывал город сверху, и в его ячеи люди вставили множество стёкол разной формы и размера. Вот так труд! Должно быть, долго возились, потому что город был огромен. Больше, чем побережье, где жил Флоренц, даже если прибавить и ту часть моря, где поселенцы рыбачили и собирали морскую траву.
Небесная лодочка двигалась быстро, и вот уже стало видно, что в некоторых местах стекло пронизывают иглы труб. Часть их дымила.
— Эрих! — окликнул мальчишка. — А зачем город укрыли?
— От ветров, пылевых бурь. Гляди вниз, видишь ворота?
Флоренц пригляделся. Действительно, виднелся вход: две створки, сейчас закрытые. Снаружи топталась кучка людей.
— Вижу! — подтвердил мальчишка. — Это мы туда сейчас летим?
— Нет, для нас вход другой. А сюда приходят те, кто хочет попасть в город или выменять товары. Заранее говорят, что понадобится, потом возвращаются в указанный срок, приносят воду или хворост — это лишним не бывает даже здесь. Им выдают, что просили. Обычно бельё, одежду, обувь — всё остальное можно сделать или добыть в брошенных городах. Вот сюда однажды и я пришёл, стоял там, внизу.
— Вот это да! А сейчас мы куда? Ох, ничего себе!
Лодочка поплыла над городом, и Флоренц загляделся на проступающие сквозь стекло очертания улиц, хоть глаза слезились от бликов. Там, внизу, были настоящие дороги и дома, но не такие, как в мёртвом опустевшем городе, нет. Не растрескавшиеся и не обрушенные, и окна не разбиты. Кое-где видны люди, идущие по своим делам.
А вот ползёт машина, необычная, с открытым длинным кузовом. У бортов — ряды сидений, почти каждое занято, а посередине тюки и ящики, и их столько, что людям ноги некуда ставить. У высокого тёмно-серого дома машина остановилась, и ездоки завозились, пытаясь выбраться. Флоренц вывернул шею, чтобы подольше глядеть.
— Не выпади, — с усмешкой сказал Эрих. — Ты погоди, я обязательно покажу тебе здесь всё. Первым делом сады и теплицы, вот уж ты удивишься! И по улицам пройдёмся, и к водоёму сходим, ох, а дворец! Вот что стоит увидеть прежде всего.
— Мне уже не терпится! А в машине такой, как проезжала, можно будет покататься?
Вместо ответа брат окликнул старшего спутника:
— Это наши товары, должно быть, да, Йохан?
Тот молча кивнул, не оборачиваясь.
— Такие машины здесь нечасто встретишь, Фло, — пояснил Эрих. — Топливо берегут, ходят ногами, грузы доставляют вручную. Это только сегодня рабочим с фабрики повезло. Так вышло, что двое, которые у нас телеги таскали, выбыли из строя, заменить особо некем, а время поджимает, так что пришлось использовать машину, чтобы доставить запас со складов в общие дома. Заодно и рабочих подвозят. Может, только через месяц в другой раз поедут, и то если людей не найдём. Но если ты хочешь прокатиться, я попрошу. Думаю, не откажут.
— Вот здорово!
Человек у штурвала хмыкнул, но мальчишка решил не обращать внимания. И что этому Йохану не понравилось в словах брата? Не поверил, может, что Флоренца пустят на машину? Но Эрих не стал бы обманывать, он всегда говорил правду и от пустых обещаний воздерживался, значит, уверен точно, что сможет упросить.
— Эрих, а что такое фабрика? — спросил мальчишка.
Брат покачал головой, улыбаясь.
— Всё забываю, что ты ничего не знаешь. Фабрика — это большой дом, где много станков. Там делают, к примеру, посуду, или ткут отрезы, или кроят и шьют одежду. Кожи выделывают, мастерят обувь…
— Кожи? — с ужасом спросил Флоренц. — Человеческие?
Даже тот угрюмый человек у штурвала, который, казалось, всё время чем-то недоволен, сейчас расхохотался.
— Ну ты глупый, — сказал Эрих, утирая выступившие от смеха слёзы. — В городе коз держат, звери такие. Очень полезные: и мясо от них, и молоко, и кожа. Шерсть на нитки идёт, из рогов тоже всякое делают. Ручки для ложек и вилок, к примеру. Коз я тебе тоже покажу. Ты как умудрился о таком не знать? Ботинки же носишь вот, из чего они, по-твоему?
— Так это от Ника остались, а он их прежде носил, пока не вырос. Они древние, как этот мир. И у наших у всех тоже или старые башмаки, или никаких. Откуда ж мне знать, где такое сейчас берётся!
— Ну ничего, справим тебе и новые ботинки, — пообещал Эрих.
Тем временем лодочка остановилась, зависла над стеклянным куполом, а затем очень медленно начала снижаться.
— На купол садимся! — встревожился мальчишка. — Не разобьём?
— Нет, нет, сиди спокойно.
Оказалось, часть прозрачной кровли поворачивалась на оси. Она накренилась, пуская лодочку внутрь, а затем неспешно вернулась на место.
Летающее судёнышко опустилось ещё ниже и встало на небольшую площадку, откуда вела вниз узкая тёмная лестница. Вокруг вставали перила, а на них висели шланги. На площадку глядела, изгибаясь, широкая труба. Флоренц заглянул ей в пасть и увидел лопасти. Затем его внимание привлёк скрип — это молчаливый пилот подводил под купол лодочки конструкцию из тонких труб.
— А это зачем? — вполголоса спросил мальчишка у Эриха, указывая пальцем.
— Так удобнее выпускать воздух. Чтобы купол на печь не упал, дыру не прожечь. Да и просто чтобы не валялся как попало, стропы не путались. Сейчас Йохан сложит аккуратно, ремнями закрепит, и при следующем полёте не придётся долго возиться. Ну что же ты застыл? Идём!
Прогрохотав башмаками по чёрным металлическим ступеням, Флоренц завертел головой.
— А где ж другие лодки? — спросил он. — Чего здесь всего одна площадка?
Убежище для лодочки и вправду было всего одно. Места для других и не нашлось бы — слишком тесно стояли вокруг дома, обратившись к небольшой площадке спинами. Окна их на эту сторону почти не выходили.
— Другие дальше, — ответил брат. — Здесь много мест, где причаливают разведчики. Идём скорее, поглядишь на мой дом. Йохан, я отведу его и вернусь.
— Ты что, собираешься поселить мальчишку у себя? — отозвался тот из-за лодки. — Думаешь, это здравая мысль?
Эрих резко обернулся.
— Указывать мне будешь? — спросил он.
Флоренц даже и не знал, что брат умеет разговаривать вот так, холодно и властно. И это со старшим напарником!
— Делай как знаешь, — угрюмо бросил Йохан и отвернулся, взялся вновь за ремни, но всё-таки бросил ещё через плечо:
— Как бы пожалеть не пришлось.
А что не так, о чём жалеть? Но Эрих уже направился прочь, и мальчишка пустился его догонять.
Брат шагал так широко, что Флоренц, даром что почти с него ростом, время от времени едва ли не на бег переходил. Досадно: хотелось рассмотреть всё вокруг, голова сама собой вертелась по сторонам, но следовало торопиться.
От этого пути в памяти и остался только ровный и чистый серый булыжник дороги, пустоватая улица с домами, неплотно стоящими, невысокими, с завешенными тканью окнами. Да ещё странное ощущение, неприятное почти, неясно чем вызванное.
Флоренц потом уж сообразил: оттого, что город укрыт, внутри ни живого ветерка, ни пылинки, и это странно до того, что почти пугает. Особенно если вырос у моря и привык к бормотанию и плеску волн, к свисту и упругому дыханию ветра, если ловил незримые толчки то грудью, то спиной, бродя у скал.
Воздух-то порой двигался и здесь, но не ветер напоминал, а сквозняк.
Мальчишка вздохнул и с удивлением ощутил что-то похожее на тоску. Даже не думал он, что загрустит о море. Да и что — море? Наверняка ещё не раз можно будет туда отправиться, вот хоть с Эрихом.
Но тут же обо всём и забыл, потому что увидел дом, к которому свернул брат. На углу, у переулка. И какой! В три этажа — пусть не так и велик в сравнении с другими жилищами города, но для Флоренца дом казался высоким. Из светло-серого камня, с уютным крылечком, навес которого поддерживали лёгкие колонны. Ступени, раскинувшись полукругом, вели наверх. У двери висел кованый фонарь, а слева нашлось место для диванчика с мягкими голубыми подушками, тоже кованого, ажурного, будто сплетённого из тёмного металла.
У дома был дворик, совсем крошечный, в два шага, но мальчишка так и раскрыл рот. Потому что увидел не какую-нибудь голую землю, не камень, а самые настоящие зелёные ростки! Крошечные, коротенькие и тонкие, редко растущие, как волосы на голове старика, но живые! Он присел и осторожно погладил пальцем, чтобы не повредить, не сломать. Ростки оказались шелковистыми и упругими, как морская трава, только совсем не скользкими.
— Ещё наглядишься, — бросил Эрих от двери. — Вставай же, мне бежать пора. Только поясню тебе, где тут что.
— Настоящие растения! — восхищённо произнёс мальчишка, не в силах удержать широкую улыбку. — Вот это да, вот это ты живёшь! Даже не жаль, что в доме нет балкона.
— О, — улыбнулся и Эрих. — Пойдём скорее, что покажу!
Здесь всё-таки был балкон! Только выходил на другую сторону, не на скучную улицу. То есть, конечно, тоже в переулок, но зато вдали, если обернуться влево, виднелся сад! Десятки зелёных деревьев в обрамлении дороги и высоких домов, а над ними светлое небо за стеклом.
— Это твоя комната? — осторожно спросил Флоренц. Он ни на что не хотел претендовать, ему и так было хорошо, лишь бы позволялось иногда заходить сюда.
— Ничейная, — ответил брат, помрачнев. — Я когда дом выбирал, вспомнил о наших мечтах, не удержался. А заходить сюда не мог — всё думал о тебе, и так тошно на душе становилось. Ты, если хочешь, здесь и устраивайся.
Мальчишка едва не задохнулся от радости.
— Правда? Спасибо, Эрих, спасибо! Ох, как же я счастлив!
— Я тоже, — улыбнулся брат в ответ. — Жаль, нужно бежать, но вечером вернусь, и уж тогда обо всём поговорим! Ты только никуда не денься, хорошо?
— Куда ж я денусь? — засмеялся Флоренц.
— Мало ли. Я всё боюсь, что ты мне только кажешься. Ты отдыхай, Фло, можешь осмотреть дом или вздремнуть, но не уходи.
Эрих взъерошил встрёпанные кудри мальчишки, а затем вдруг обнял крепко.
— Нет, вроде настоящий, — улыбнулся он, разжимая руки. — Ну всё, я и так непростительно задержался.
Он сбежал торопливо по лестнице, затем Флоренц услышал, как хлопнула дверь. Сразу стало одиноко, и дом без брата осматривать не хотелось — радости вдвое меньше. Но чем ещё можно заняться?
Мальчишка оглядел комнату. Такая большая, куда больше его каюты на корабле! На полу доски, ровные, хорошо подобранные. Один только пол здесь стоит, верно, целое состояние. Неужто разведчики столько зарабатывают? Хотя, должно быть, дом этот — не собственность Эриха, а просто дали в пользование. Обстановка вся с прежних времён, а новому жильцу остаётся только следить, чтобы не ветшала. И всем хорошо: и человеку, и городу.
Кровать широкая, мягкая! Но подушки не мешало бы выбить и просушить, чтобы убрать запах помещения, где давно не жили. Матрас и одеяло, кажется, тоже в этом нуждались. Флоренц взял подушку и нерешительно вышел на балкон, не зная, принято ли здесь таким заниматься. Вон как всё чисто и пусто, ни одной верёвки с бельём. Светлые фасады, колонны, ничем не заставленные балконы — лишь на некоторых столики и кресла. Где же вещи сушатся? Может, в доме есть для такого отдельная комната? Или даже отдельное место в городе, куда ходят стирать?
Пожалуй, нельзя развешивать вещи на балконе. Вдруг это посчитают нарушением городского порядка, нехорошо получится.
Прижимая к груди подушку, Флоренц вышел на площадку. Справа была ещё дверь, он заглянул туда и попал, похоже, в комнату Эриха.
Ну и беспорядок же тут стоял! В распахнутом шкафу виднелись вещи, смятые, брошенные как попало. Одна рубашка болталась прямо на дверце, и на спинке наверняка уже отпечатался след от угла. Из-под кровати ползли брюки, а постель будто и не застилали годами. Фу, и бельё не менялось… Да как же это? Эрих всегда был на редкость чистоплотен и брата к тому приучал, журил за неряшливость. Утирал чумазые щёки, стряхивал пыль с одежды. Сам, бывало, штопал прорехи, не дожидаясь матери, чтоб она не узнала, не отругала. Разве могут люди так перемениться?
Вздохнув, мальчишка отложил подушку в кресло и принялся наводить порядок, как умел. Сперва хотел собрать в отдельную кучу вещи, требующие стирки, но затем понял, что вся находящаяся здесь одежда в этом нуждается, да и не только она. На зелёном покрывале виднелись пятна, нитки из узоров повылезли и болтались петлями, наволочка пожелтела. Что же Эрих так всё запустил? Ох, а может, с водой в городе совсем беда, и на стирку не хватает?
В конце концов Флоренц просто разложил всё аккуратно, развесил. Стряхнул покрывало, расправил постель. Нашёл пару небольших бутылочек, уже пустых, у подушки. Понюхал — ничем не пахло. Маловаты, пожалуй, чтобы держать в них воду, для чего же тогда они? Догадаться не вышло.
Тут напомнил о себе пустой желудок. Эрих не успел рассказать, где хранит съестное, а Флоренцу не пришло в голову о том спросить. Да и не страшно, кухня наверняка внизу.
И она вправду оказалась внизу, только было тут ещё грязнее, чем в комнате. Вся посуда перепачкана, и в ней ничего готового, что можно съесть. Мальчишка открывал дверцу за дверцей в поисках припасов, брезгливо касаясь липкого тёмного дерева, но находил лишь пустые полки. Отыскал ещё что-то сгнившее, неведомо чем бывшее прежде.
Наконец попался комок не крупнее детского кулака, белый и ноздреватый. Подсохший, но без плесени, пахнущий достаточно привлекательно для пустого желудка. Но Флоренц не знал, что это такое и можно ли есть сырым. Он отщипнул немного, покатал во рту языком. Пресновато, но вроде бы съедобно. Так, кусочек за кусочком, всё и съел.
Затем испугался: а ну как Эрих вернётся голодным? Вдруг это и все его припасы, его ужин и завтрак? Что же он, Флоренц, наделал! Ему нужно скорей найти здесь работу, а не жить нахлебником. Об этом он тоже побеседует с братом.
Где просушить постель, так и не удалось понять. Внизу располагались кухня, уборная и ещё одно помещение с тазами и кувшином — вероятно, для купания и стирки. Тут же стоял и невысокий шкафчик с разными принадлежностями, на широкой полке у зеркала лежал гребень, стояла щётка в стакане.
Может быть, верёвка есть во дворе? Флоренц ведь сперва ничего и не заметил, кроме травы. Но дверь оказалась заперта. Наверное, Эрих беспокоился, чтобы гость никуда не делся.
Впрочем, выходить и не было нужды: в окно удалось разглядеть, что никаких верёвок снаружи нет.
А ведь раньше, в прошлом, они мечтали о крыше с площадкой, чтобы лежать и глядеть в небо! Если брату удалось найти дом с балконом, может, и крыша тут точно как в их детских мечтах? Тогда Эрих мог и верёвку там протянуть.
Флоренц отправился проверить, но лестница вывела его к ещё одной запертой двери — не пройти без ключа. Значит, третий этаж недоступен, пока не вернётся Эрих. Ох, ну так и что ж, будто несвежая постель — большая беда! Главное, он теперь в городе, и всё прямо как в мечтах, а то и лучше даже. Почти и не жаль, что с другим миром не получилось.
Интересно, что же теперь станет делать Гундольф. Наверное, тоже в город придёт, не останется же киснуть на корабле со стариками. Вот здорово будет, если и он неподалёку поселится!
Флоренц ждал-ждал, да и задремал. Ведь чем ещё тут заняться? Дом, как мог, осмотрел. Постоял на балконе, разглядывая здания напротив, с изящными колоннами у первых этажей, с лепниной над арочными окнами. Полюбовался на деревья издалека — жаль, не подойти. Вот бы Эрих поскорее показал город!
Проснулся мальчишка от звука голосов. Открыл глаза и в первое мгновение испугался даже, не сообразив, где находится. Здесь всё дышало затхлостью, исчез солёный запах моря с нотками металла. Слева вместо привычного круглого окошка возникла стена, зато в ногах желтел прямоугольник света. И свет этот, разбавляя комнатные сумерки, рисовал над головой высокий потолок — не тот, привычный, о который и стукнуться макушкой можно, если поднимешься второпях. Не металлический, с пятном, напоминающим портрет Эриха, а белый… точно, Эрих!
Хотелось тут же и бежать к брату, но слышно было, он беседует с кем-то. Раз Флоренца не позвал, значит, разговор не для лишних ушей. Так что мальчишка встал у порога и, приоткрыв дверь и поглядывая в щёлку, терпеливо принялся ждать, когда брат освободится.
Разговоры долго не смолкали, даже ноги устали стоять. Но вот зазвучали шаги на лестнице — Эрих поднимался, всё ещё рассказывая о чём-то вполголоса. Видно, его собеседник шёл следом.
Флоренц подосадовал. Что ж такое — столько не виделись с братом, а кто-то, как назло, явился так некстати!
В щель было видно, как Эрих показался на площадке с переносной лампой в руке.
— Я отыщу его, — негромко сказал он. — В другой раз этот паршивец от меня не уйдёт. Нет, не уйдёт!
Эрих взмахнул рукой, сжатой в кулак, а затем исчез из виду. Скрипнула, отворяясь, дверь его комнаты. Но следом никто не шёл. С кем же тогда разговаривал всё это время брат?
— Кто это сделал? — между тем донеслось из соседней комнаты. — Кто здесь был?.. Кто здесь, отвечай! Это ты, Кори? Думаешь добраться до меня?..
Голос звучал тревожно, и мальчишке тоже стало не по себе.
Эрих, видно, от одиночества привык разговаривать сам с собой, и гостей никаких не было. Только что же случилось, что происходит сейчас в другой комнате? Сюда пробрался кто-то, замышляющий зло? Тогда нужно спешить на помощь брату!
Флоренц рванулся вперёд так, что ушибся о косяк. И когда он, схватившись за локоть, влетел в комнату Эриха, тот поглядел на него, широко распахнув глаза.
— Проваливай! — крикнул Эрих, отступая на шаг и выставляя перед собой руку. — Сгинь, развейся, исчезни! Мёртвым место в могилах!
— Ты чего? — испуганно спросил мальчишка. — Я же не мёртвый. Эрих, чего ты?
— Я не хочу тебя больше видеть! — закричал тот. — Сколько можно, хватит!
И он, схватив стул, швырнул в брата. По счастью, Флоренц сообразил отскочить в сторону.
А что делать дальше, он не знал. Не понимал, что нашло на Эриха. Прежде тот никогда не повышал на него голос, а уж чтобы руку поднять? Такое и вообразить не удавалось!
И Флоренц испугался. Струсил. Сбежал в свою комнату, запер дверь, придвинул ещё кресло для надёжности, торопясь, царапая доски, а затем уселся прямо на пол и разрыдался, как маленький.
Это уже было совсем не как в мечтах.
Эрих ещё что-то выкрикивал за дверью, ударил в неё раз или два, тяжело, зло, но затем утих. Видно, ушёл спать. А Флоренц в эту ночь спать больше не мог, прислушивался настороженно. Лишь к рассвету задремал, уронив голову на кресло.
Лёгкий стук его разбудил. Затем ручку повернули, но дверь, запертая изнутри, не открылась.
— Фло, ты спишь?
Голос Эриха звучал виновато.
— Эй, братишка, впустишь меня? Нужно поговорить!
Флоренц в нерешительности замер, но затем всё-таки взялся за кресло, чтобы сдвинуть его в сторону.